[Махатма М. о Хьюме]

[Махатма М. о Хьюме]

На ваше письмо мне придется ответить довольно длинным посланием. Прежде всего, могу сказать следующее: мистер Хьюм думает и говорит обо мне в таких выражениях, которые следует замечать лишь постольку, поскольку это сказывается на его образе мыслей, с которыми он намеревается обратиться ко мне за философскими наставлениями. Его уважением я интересуюсь столь же мало, как он моим недовольством. Но, не обращая внимания на его внешнюю неприветливость, я полностью признаю доброту его побуждений, его способности, его потенциальную полезность. Нам лучше опять заняться работой без дальнейших разговоров, и, пока он будет проявлять настойчивость, он всегда найдет меня готовым ему помочь, но не льстить или спорить.

Он настолько неправильно понял дух, в котором и обращение, и постскриптум были написаны, что, если бы ранее не заставил меня преисполниться к нему чувством глубокой благодарности за то, что он делает для моего бедного старого челы[134], я бы никогда не стал беспокоиться о совершении чего-либо, что могло бы казаться извинением или объяснением или тем и другим вместе. Однако, как бы то ни было, этот долг благодарности настолько священен, что я сейчас делаю ради нее то, что отказался бы делать даже для Общества: я прошу разрешения сахибов ознакомить их с некоторыми фактами. Наиболее сообразительные английские сановники еще не знакомы с нашим индо-тибетским образом действий. Информация, которую я даю, может оказаться полезной в наших будущих делах. Я буду искренним и откровенным, и мистеру Хьюму придется извинить меня. Раз я вынужден говорить, я должен или сказать все, или не говорить ничего.

Я не такой первоклассный ученый, сахибы, как мой благословенный Брат. Но тем не менее полагаю, что знаю цену словам, и потому я в недоумении. Я не могу понять, что в моем постскриптуме могло вызвать ироническое недовольство мистера Хьюма в отношении меня.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.