ОПЫТ И ОБЪЯСНЕНИЕ

ОПЫТ И ОБЪЯСНЕНИЕ

В предыдущих главах рассказывалось в основном о людях, которые, хотя и жили в нашем столетии и, возможно, какое-то время вместе с нами, сейчас уже не являются нашими современниками в земной жизни. Так было задумано. Жизнь за смертью — это одна из двух фаз существования. Наиболее убедительно это рассказано теми, кто сам прошёл весь путь: наш физический мир, опыт перехода, который мы называем «смертью», и жизнь за ней. Читателей, которых интересуют непосредственные свидетельства современников, я отсылаю к другим своим книгам. В этой работе главное внимание уделяется не этому миру, а тому, который в нашем физическом существовании называют «будущим» миром.

И тем не менее, для того чтобы сделать наше свидетельство завершённым, нам необходимо как можно больше приблизиться к нашему времени и ко времени живых авторитетов. Некоторые довольно часто задаваемые вопросы всё ещё витают в воздухе, поэтому цель данной главы — «связать свободные концы», дать ответы на вопросы, которые задаются сейчас и задавались в предыдущих поколениях. Например, в чём разница между гипнотическим трансом и трансом, в котором находится медиум?

В своей знаменитой лекции, произнесённой в 1951 году в Сматморском колледже, профессор университета Брауна К. Дж. Дюкасс рассмотрел различные современные объяснения тому, что происходит в медиумическом трансе. Он внимательно изучил их и сделал свои выводы на основании многолетних тщательных исследований этого явления. В лекции Дюкасса, ставшей в своём роде классической, обсуждается ряд трудностей в оценке того, что происходит или что может произойти во время медиумического транса. Эти возможности включают преднамеренный обман, могут включать действительные сообщения от лиц, некогда живших на земле во плоти и крови, или допускать комбинацию этих факторов. Во время своей лекции Дюкасс рассказал, с какой тщательностью проводятся парапсихологические исследования, насколько внимательно относятся к делу исследователи.

Случай, избранный им для подробного рассмотрения, был связан с именем миссис Леонор Пайпер. Скептики иногда утверждают, что медиумы непосредственно сами или через своих сообщников заранее собирают сведения, информацию о семье и родственниках людей, которых приглашают на сеанс. За много недель до сеансов за миссис Пайпер и её мужем детективы специально устанавливали слежку, чтобы выяснить, не ходят ли они по людям и не собирают ли сведения о семьях и родственниках тех, кого ожидают на сеанс. «Ничего подобного или хотя бы малейшего намёка на что-то подозрительное не было обнаружено». Более того, медиуму участников сеансов представляли под вымышленными именами. В некоторых случаях, когда медиум впадал в транс, они даже не находились с ним в одной комнате, а когда входили туда, то рассаживались так, чтобы медиум не смог их увидеть, даже если бы глаза его были открыты. Во время своей поездки по Англии миссис Пайпер жила в помещениях, которые ей были подобраны самими исследователями, и они всё время держали её под наблюдением. Вся её почта ими вскрывалась и прочитывалась.

И всё-таки миссис Пайпер продолжала представлять явные доказательства продолжения жизни человека за смертью. Её сообщения содержали массу такой информации, какой не могли бы собрать и самые способные детективы за неограниченное время. После многолетних наблюдений за медиумом, её образом жизни и её окружением исследователи пришли к выводу, что не существует таких известных и естественных средств, с помощью которых можно было бы собирать подобную информацию о стольких участниках сеансов. «В данном случае нам никак не удаётся уйти от того факта, — сделал заключение Дюкасс, — что эта информация имеет некий “сверхнормальный” источник».

Далее он рассмотрел другой часто предлагаемый вариант объяснения: медиум обладает необычайно мощными способностями «телепатического извлечения» информации, чувств, намерений, планов и самого разнообразного опыта, хранящихся в памяти или подсознании ныне живущих в любом уголке земли людей. Но если объяснять таким образом то, что в действительности происходило на сеансах, то придётся сделать ещё большие допущения. Помимо получения медиумом содержательной информации следует принять, что физически разобщённые с медиумом помощники способны живо изображать из себя «автоматически либо преднамеренно, но зачастую с замечательным правдоподобием» третье лицо — покойного друга участника сеанса.

Здесь возникает необходимость рассмотреть некоторые вещи, происходящие при обычном гипнотическом трансе (Дюкасс особо подчёркивал, что гипнотический транс и медиумистический транс не одно и то же, хотя их легко можно спутать). «Человек, находящийся под гипнозом, играет с удивительной убедительностью любую роль любого персонажа, которая ему внушена; и сам он воображает, что он действительно тот, чью роль играет». Во многих случаях человеку в гипнотическом трансе предлагались вымышленные имена или образы литературных героев, и он давал их живую интерпретацию. Поскольку у людей, находящихся в состоянии транса, обнаруживаются «необычайные способности к ясновидению и телепатические силы», подлинно научный анализ результатов, полученных во время сеанса медиума, требует учесть все возможности и вероятность смешанного эффекта их всех в каждом отдельном сеансе; распутывать же такой клубок должен натренированный аналитический ум.

Всё это в конце концов приводит нас к понятию степени «чистоты» или «качества» работы того или иного медиума; высокий процент признанных безусловно подтверждёнными сообщений от ушедших из земной жизни людей и принимается как свидетельство «чистоты», или «высокого качества». В случае же с миссис Пайпер такой опытный исследователь, как профессор Хайслоп, после длительной работы пришёл к выводу, что любое иное допущение, кроме признания того, что он действительно разговаривал через неё со своими умершими родственниками, «повлекло бы за собой слишком длинную цепь невероятностей».

Дюкасс говорит также, что тщательное изучение записей в некоторых случаях позволяет считать гипотезу о персонификации, то есть искусном разыгрывании во время сеанса ушедшего из земной жизни человека в его характерных проявлениях, неправдоподобной и невероятной. «Некоторые из самых способных и хорошо подготовленных исследователей, — сказал Дюкасс, — подходили к этим явлениям с полнейшим изначальным скептицизмом и изучали их многие годы в острейшем критическом духе, но в конечном счёте приходили к заключению, что по крайней мере в ряде случаев лишь гипотеза продолжения жизни после смерти остаётся приемлемой».

Профессор Хайслоп считал, что основным мотивом, заставляющим учёных колебаться и воздерживаться от принятия гипотезы продолжения жизни за смертью, является боязнь этого признания. На деле не существует никаких трудностей теоретического порядка, для того чтобы можно было принять и признать жизнь после смерти. Однако это потребовало бы от науки всё начать сызнова. «Величайшие последствия философского, морального, религиозного и политического плана, с которыми столкнётся человеческое общество при условии признания научными доказательств, свидетельствующих о будущей жизни в потустороннем мире, требуют, чтобы мы не обманулись в столь важном вопросе, как этот».

Распространённое мнение о том, что жизнь после смерти невозможна, поддерживается только упрямой приверженностью к «определённой метафизической предпосылке, весьма спорной, в силу которой эта проблема считается автоматически решённой».

Дюкасс подводит итог: «Можно утверждать, что сознательная жизнь личности продолжается в некоей форме и после смерти. Это предположение можно считать действительно установленным как с естественнонаучной, так и с философской точки зрения. Существуют полученные опытным путём свидетельства о том, что индивидуальный разум переживает смерть и в некоторых случаях способен общаться с живущими на земле».

Ещё один вопрос, который часто задаётся: «Значит ли что-нибудь молитва здесь и в жизни после смерти?»

Одним из наиболее одарённых медиумов в конце XIX столетия был английский священник У. Стейнтон Моузес, у которого был приход на острове Мэн. Моузес стал медиумом с того дня, когда его друг, врач, попросил его «заглянуть в спиритизм». Моузес начал посещать сеансы, будучи тогда убеждён, что всё это не что иное, как трюкачество и шарлатанство, а кончил тем, что развил в себе способности одного из самых могущественных медиумов своего времени. Голоса его бесплотных собеседников из мира иного были слышны сами по себе. Моузес был способен произвести эффект левитации: он мог свободно парить в воздухе и делать это с предметами. Предметы с помощью телекинеза переносились им через закрытые двери из помещения в помещение, и демонстрировалось «непосредственное» автоматическое письмо, без участия кого-либо из живущих людей.

Моузес более всего известен как автор религиозных и наставительных книг, написанных им «автоматически». Его «корреспондентами» была группа, состоящая из двадцати двух ушедших из телесного мира индивидов, которую направлял некто, подписывавшийся «Повелитель». Благодаря полученным от них советам и наставлениям Моузес отошёл от ортодоксальных религиозных взглядов, усвоенных им, когда он готовился стать священником, и принял «потусторонние» концепции, пришедшие к нему через автоматическое письмо. Приводимое ниже рассуждение касается эффективности молитвы. Соглашаясь с тем, что молитва необходима для сбережения души и духовного роста, его «корреспонденты» толковали действие молитвы не так, как мы обычно себе представляем.

«Вы молились бы больше, если бы знали, какое огромное духовное благословение приносит молитва. Ваши учёные мудрецы много рассуждали о ценности молитвы, а сами блуждали в лабиринте мнений, словно в тумане, не зная ничего о сути того, о чём говорят. Они не знают — да и откуда им знать? — об ангелах-вестниках, витающих рядом и готовых прийти на помощь гласу души, взывающей к своему Богу… Часто именно невысказанная просьба, не получившая своего удовлетворения, и становится высшим благословением молящейся душе. Сам крик томящейся под бременем души, брошенный в пустоту, крик горькой печали — это непознанное облегчение… Если будет много раз дароваться исполнение мольбы, это может причинить тяжкий вред. Человек может просить о чём-то разумно, вздорно, глупо, и его мольба остаётся неисполненной, но он смог приблизиться душой к общению с высшим разумом, который ждёт возможности сближения и может придать человеку силы и утешение в его нужде. Было бы хорошо, если бы человек боролся за то, чтобы жить этой жизнью молитвы — не нездоровой жизнью благочестия, которой ложно присвоили это название и которая заключается в пренебрежении человеческим долгом и в растрате драгоценных часов жизни-испытания на зловредное самокопание, на культивирование нездорового самоанализа, на вымученную и неистинную молитву. Молитва, чтобы быть настоящей, истинной, должна быть криком сердца — быть непроизвольной и импульсивной, обращённой к дружественной силе, витающей возле тебя. Представление о молитве как о просьбе, доходящей до слуха Господа, который склонен изменять неизменяемые законы в ответ на капризные пожелания человека, во многом дискредитировало само понятие молитвы. Молитва — непроизвольный крик души к своему Богу, — направленная через друзей, которые, она это знает, рядом и готовы подхватить невысказанную мольбу, чтобы донести её до той силы, которая откликается, — это всё не предмет какого-то формального приготовления. Молитва не состоит ни в чём внешне показном. Это не обязательно что-то произнесённое и высказанное ещё меньше в какой-то условной форме, связанное стереотипными словами и выражениями. Настоящая молитва — это голос души, готовой к общению с духом».

Всегда ли переход через внезапную и насильственную смерть более труден, чем после мирной кончины?

Необычно яркое описание перехода через насильственную смерть было получено в 1917 году медиумом, владевшим способностью автоматического письма и подписывавшимся буквами ВТП; корреспондент из потустороннего мира называл себя Томасом Даудингом. Вот оно: «Физическая смерть ничто. Её действительно не надо бояться. Некоторые из моих друзей горевали обо мне, когда я ушёл «на тот свет». Они считали, что я умер на самом деле. А вот что на самом деле случилось. Я прекрасно помню, как всё произошло. Я ждал в изгибе окопа, когда придёт моё время заступать на пост. Был прекрасный вечер, у меня не было никакого предчувствия опасности, но вдруг я услышал вой снаряда. Где-то позади раздался взрыв. Я невольно присел на корточки, но было поздно. Что-то меня ударило так тяжело, тяжело и сильно — в затылок. Я упал и, пока падал, не заметив даже на время никакой потери сознания, очутился снаружи самого себя! Вы видите, как просто я это рассказываю, чтобы вы лучше всё поняли. Вы сами узнаете, как мало значит эта смерть… Через пять секунд я стоял рядом со своим телом и помогал двум моим товарищам нести его по траншее в перевязочную. Они думали, что я просто без сознания, но жив. Я не знал, навсегда или на какое-то время я выскочил из своего тела из-за контузии от взрыва снаряда. Вы видите, как мало значит смерть, даже насильственная смерть на войне!.. Моим товарищам не нужно бояться смерти. Некоторые её боятся — конечно, за этим стоит страх перед тем, что ты можешь быть уничтожен, что ты исчезнешь. Я тоже боялся этого, многие солдаты боятся смерти, но у них редко бывает время об этом раздумывать… Моё тело положили на носилки. Мне всё хотелось узнать, когда же я снова окажусь внутри него. Вы видите, я был так мало «мёртв», что воображал, будто я всё ещё живой… Я начал новую главу в своей жизни. Я расскажу, что я чувствовал. Это было похоже на то, как будто я долго и тяжело бежал, пока не взмок, не потерял дыхания и не сбросил с себя одежду. Этой одеждой было моё тело; казалось, если бы я его не сбросил, я бы задохнулся… Моё тело доставили сначала в перевязочную, а оттуда — в морг. Я простоял возле него целую ночь, но ни о чём не думал, просто смотрел… Мне всё ещё казалось, что я пробужусь в своём собственном теле. Потом я потерял сознание и крепко уснул. Когда я проснулся, то увидел, что тело моё исчезло. Как я его искал!.. Но вскоре я перестал искать. Тогда пришло потрясение! Оно навалилось на меня внезапно, без предупреждения: я был убит немецким снарядом, я мёртв!.. Что это такое — быть мёртвым? Я просто чувствовал себя свободно и легко. Моё существо, казалось, расширилось… Я, наверное, и сейчас нахожусь в каком-то теле, но я мало что могу рассказать вам о нём. Оно меня не интересует. Оно удобно, не болит, не устаёт. Кажется, что по форме оно напоминает моё прежнее тело. Есть здесь какая-то тонкая разница, но я не смогу это проанализировать… Я почувствовал себя очень одиноким. Я сознавал, что рядом со мной никого нет. Я не был в материальном мире, но я и не мог быть уверенным, что вообще нахожусь где-нибудь, в каком-нибудь месте! Кажется, я уснул во второй раз… и, наконец, проснулся. Груз упал с меня. Мне кажется, что сейчас я в полном порядке и уже могу владеть моими новыми способностями. Я могу думать, двигаться, я чувствую… Теперь я уже не один. Я уже встретился со своим родным братом, который здесь уже три года и теперь пришёл встречать меня. Уильям сказал, что долго не мог до меня добраться. Он хотел быть со мной в нужное время, чтобы уберечь меня от первого потрясения, но ему это не удалось. Он работает с теми, кто только что сюда прибывает, и у него большой опыт».

Всегда ли мир за чертой земной жизни выглядит для вновь прибывших странным и неестественным?

Американский парапсихолог Эдвард К. Рэндэл передаёт живое описание жизни за смертью, полученное через посредство медиума миссис Эмили С. Френч. Он пишет это сообщение в 1917 году.

«Самый знающий учёный из живущих на земле не имеет практически никакого понятия о свойствах материи, о субстанции, из которой создана Вселенная — видимая и невидимая. Я тоже ничего не знал, когда жил среди вас, хотя и изучал всё это специально. То, что вы видите и можете потрогать, то, из чего состоит всё физическое и осязаемое, есть только низшее выражение жизненной силы… Когда я прибыл сюда, меня встречали и приветствовали мои родные и близкие — всё было так, как бывает в земной жизни, когда человек возвращается назад после долгого путешествия; и все так же естественно выглядели. Их тела казались не столь плотными, какими были в земной жизни, но были такими же, как и моё собственное. Потом мне рассказали, что нынешнее моё состояние необходимо для перехода в жизнь более высокого порядка, и что такие тела, каким было моё в период жизни на земле, имеют своё продолжение, и что я перешёл из земной жизни в ту плоскость, где всё состоит из эфира, то есть здесь субстанция вибрирует в совершенной согласованности с духом. Всё здесь выглядит абсолютно естественно для разума, зрения и осязания. Лишь эфирное тело одно обладает способностью восприятия. Мой внешний вид ничуть не изменился, но тело стало менее плотным. Ум мой ясен, исчезли признаки пожилого возраста, я стал человеком в расцвете духовных и умственных сил. Что поразило меня больше всего после встречи с близкими, так это реальность и осязаемость всех и вся… Нашей целью было дать объяснение закону, по которому жизнь имеет своё продолжение за порогом смерти, просто изложить факты и объяснить условия, чтобы всем это было понятно. Всё, что вы видите и осязаете на земле, — это только субстанция, временно используемая жизнью в своём развитии… Говорят, что, освобождаясь от физической оболочки, человек обретает бессмертие, но на самом деле он всегда и был бессмертен… Мы общаемся друг с другом, просто проецируя свои мысли».

Мне можно задать вопрос: «Вы говорили главным образом о заранее подготовленных для сеанса ситуациях. А что можно сказать про сообщения о случаях спонтанного видения потустороннего мира?»

Доктор Ральф Харлоу, профессор колледжа Смита, писал в 1960 году: он убеждён в том, что благодаря даже небольшому расширению наших способностей воспринимать вибрации мы могли бы осознать присутствие людей за чертой земной жизни. Наше восприятие настроено на частоты, близкие к волнам потустороннего мира, и в редких случаях отдельным немногим людям выпадает счастливый случай практически подстроиться к ним. Он рассказывает о некоем событии, происшедшем с ним и его женой, когда они однажды весенним утром гуляли в лесу под Баллардвилем, штат Массачусетс.

«Позади на значительном расстоянии мы услышали приглушённые голоса. Я сказал Марион, что мы не одни. Марион кивнула и огляделась. Мы ничего не увидели, но голоса как будто приближались гораздо быстрее, чем шли мы сами, и мы поняли, что незнакомцы скоро нас нагонят. Затем нам стало ясно, что звуки шли сзади и сверху, тогда мы посмотрели вверх. Метрах в трёх над нами и чуть-чуть слева по воздуху плыла группа поразительных, прекрасных существ, светящихся духовной красотой. Мы остановились и пристально глядели, как они проплывают мимо нас. Это были шесть молодых красивых женщин в развевающихся белых одеждах, поглощённые серьёзной беседой. Если они и знали о нашем присутствии, то вида никакого не подавали. Мы совершенно ясно видели их лица; одна из женщин, чуть постарше остальных, была особенно прекрасна. Её чёрные волосы были откинуты назад и, казалось, были перевязаны лентой, хотя точно я этого не могу утверждать. Она что-то сосредоточенно говорила женщине-духу помоложе её, обращённой к нам спиной и глядевшей ей в лицо. Ни Марион, ни я не могли понять слов, которые они произносили, хотя мы и ясно слышали их голоса. Они, казалось, проплывали мимо нас, и их грациозные движения выглядели естественно-мягкими и умиротворёнными, как само утро. По мере того как они удалялись, их разговор слышался всё слабее и слабее и, наконец, стал совершенно неслышным. Мы всё стояли как остолбенелые. Наконец посмотрели друг на друга, как бы задавая друг другу один и тот же вопрос. «Идём», — сказал я жене и повёл её к поваленной берёзе. Мы присели, и я сказал: «Ну, Марион, что ты видела? Расскажи мне всё точно, со всеми подробностями. И скажи мне, что ты слышала». Она поняла, что я хотел проверить свои собственные глаза и уши, понять, не стал ли я жертвой собственных галлюцинаций. Её рассказ во всех отношениях совпадал с тем, что сообщили мне чуть раньше мои собственные органы чувств. “На эти считанные секунды, — заключила она спокойно, — завеса между нашим миром и миром духовным приподнялась”».

Профессор психологии Элмер Т. Гейтс писал в 1920 году, что он убеждён (равно как и доктор Ричард Морис Бакк), что космического сознания, или бессмертия, можно достигнуть, пребывая ещё в земной жизни и обладая физическим телом.

«Во Вселенной есть то, что добилось преобладания, то, что создало миры и населило их развивающейся жизнью; сам факт совершающейся эволюции указывает на торжество добра над злом, победу знания над невежеством. То, что добилось преобладания, есть Разум, или сознание;…вы и я унаследовали эту природу, нами владеет дух, смысл и обещание будущего, данное этой величайшей из тайн бытия — сознанием. Через Разум для нас открыты все возможности, и когда мы изучаем его природу, мы изучаем природу высшего разума и осознаём непосредственно существование того, что вечно правит космосом. Какие бы проблемы ни решались в будущем, они будут решаться сознанием, независимо от того, относятся ли эти проблемы к объективному или субъективному миру».

На уровне земной жизни, говорит Гейтс, человек ближе всего приближается к космическому сознанию через свою интуицию. Он цитирует Анри Бергсона: «Через интуицию можно открыть смысл жизни, саму природу бытия». Космическое сознание должно по своей природе быть более фундаментально, чем наше, ограниченное личным опытом, рассуждает Гейтс. Именно благодаря этому космическому сознанию для нашего индивидуального сознания открываются источники откровения и интуиции, освещающие нам путь к пониманию. «Бесценным приобретением», лежащим в пределах досягаемости для всех людей, является возможность осознания бессмертия с помощью своего собственного внутреннего сознания.

На спиритических сеансах живущие в земной жизни часто задают «той стороне» вопросы о том, какое место там занимает «секс». Ответы формулировались по-разному, но все они отличались определённым постоянством. Ещё Иисус Христос сказал, что людей не берут и не отдают в брак, они — «как ангелы». Бетти утверждала, что земной, а не потусторонний мир является «местом рождения». Раймонд Лодж сказал, что «дети здесь не рождаются». Но сущность сексуальности, видимо, каким-то образом сохраняется. Очень интересный комментарий на эту тему был получен через женщину-медиума, известную под именем Дженнифер, — он был записан автоматическим письмом для писателя Бейзла Кинга, который изложил его так:

«Разделение полов продолжается и здесь, поскольку пол является неотъемлемой характеристикой личности. Их здесь больше сближает симпатия, но одарены они разными способностями, и эта разница здесь больше, чем в земной жизни. Мужское и женское начало — это две отдельные Божьи силы. Они сталкиваются в лучистом сиянии и порождают энергию и любовь. Эти контрастирующие и гармонизирующие элементы как кремень и кресало, а пламень от их духовного соприкосновения есть божественная страсть — созидательная сила, из которой рождаются не дети, а мощь».

Можно спросить: «Если исследователи настолько придирчивы и скурпулёзны, то какой же тогда материал они считают доказательным свидетельством — то есть когда они считают очевидно доказанным, что сообщение пришло от человека, жившего прежде на земле и уже умершего, а не от кого-либо другого?»

В двух других своих книгах — «Ничего особенно странного» и «Неизвестное, но известное» — я привёл несколько случаев из своей собственной практики медиума, которые выдержали самую строгую проверку. Сейчас, поскольку эта книга посвящена несколько другой теме, я ограничусь одним отступлением и назову один случай, который все исследователи-парапсихологи отнесли к разряду самых надёжных — без сучка без задоринки.

19 марта 1917 года миссис Хью Талбот, вдова, присутствовала на сеансе у медиума миссис Глэдис Леонард, у которой контролёром была Феда. Вот что рассказывает миссис Талбот:

«Феда дала очень точное описание внешности моего мужа, а потом через неё заговорил он сам, и беседа с ним была в высшей степени необычайной. То и дело он явно старался убедить меня снова и снова, что это действительно он. По мере того как наш разговор продолжался, я была вынуждена признать, что это, конечно, он и был. Всё, что он говорил, или, точнее, что за него говорила Феда, было ясным и понятным. Случаи из прошлого, известные только нам двоим, личные принадлежности, тривиальные сами по себе, но представлявшие именно для него особый интерес, о котором я знала, — всё это было описано с самыми мелкими подробностями: о некоторых вещах он спрашивал, у меня ли они всё ещё. Он снова и снова переспрашивал меня, верю ли я, что разговариваю с ним. Мне было сказано, что смерть — это вовсе не смерть, что жизнь продолжается, хотя она несколько и не похожа на нашу, и что, как кажется моему мужу, он совсем не изменился…

Вдруг Феда стала старательно описывать некую книгу. Она говорила, что книга переплетена в тёмную кожу, старалась даже указать её размер. «Это не совсем книга, в ней нет печатного текста, а делались записи от руки».

Понадобилось немало времени, прежде чем я наконец припомнила одну книгу для записей моего мужа, которую он называл «судовой журнал». Я спросила: «Эта книга в красном кожаном переплёте?» Последовала пауза. Возможно, ответил он, но ему кажется, что книга темнее. Затем заговорила Феда: «Он не уверен, двенадцатая ли это страница или тринадцатая, прошло так много времени, но он хочет, чтобы вы поискали в этой книге одну запись. Ему хочется узнать, есть ли в ней ещё тот отрывок, который его интересует».

У меня не было особого желания заниматься этим, мне это казалось бесцельным. Я хорошо помнила эту книгу, не один раз просматривала её, чтобы решить, стоит ли её сохранять. Помимо того, что относилось к кораблям и деловым занятиям мужа, насколько я помнила, было ещё несколько записей и какие-то стихи. Но главной причиной, почему мне не хотелось говорить об этой книге, была уверенность, что я её уже не смогу отыскать: я либо выбросила её, либо убрала её вместе со многими другими ненужными вещами в дальнюю кладовую, где её вряд ли удастся найти… Феда, однако, становилась всё более настойчивой: «Он не ручается за цвет переплёта, он не помнит… Есть две похожие книги, но вы узнаете ту, которую он имеет в виду, по лингвистической таблице, помещённой в её начале… Посмотрите страницу, двенадцатую или тринадцатую. Если этот переписанный отрывок там, ему он будет очень интересен после этой беседы. Он хочет, чтобы вы это сделали, он хочет, чтобы вы ему пообещали».

В тот же день вечером, после ужина, моя племянница, обратившая на эту просьбу больше внимания, чем моя сестра или я сама, уговорила меня тотчас же заняться поисками этой книги. Я пошла к книжному стеллажу и через какое-то время нашла на верхней полке две старые книги для записей, принадлежавшие моему мужу, в которые я ни разу не заглядывала. Одна из них, в потрёпанном чёрном кожаном переплёте, походила по размеру на ту, о которой мне было сказано, и я рассеянно открыла её, всё ещё пытаясь вспомнить, выбросила я или нет ту, нужную, книгу. И вдруг, к моему удивлению, мой взгляд упал на заголовок: «Таблица семитских и сирийско-арабских языков». Так вот она, лингвистическая таблица!»

Миссис Талбот нашла тринадцатую страницу и там увидела записанный рукой мужа отрывок из книги «Пост Мортем, написанной анонимным автором и изданной Блэквудом:

«По шёпоту, по любопытным и сочувственным взглядам, которых, как предполагалось, я не могу услышать и увидеть, я понял, что нахожусь при смерти… Скоро мой ум стал жить уже не только ожиданием счастья, которое должно было ко мне прийти, но счастьем, которое я стал действительно ощущать. Я видел давно забытые образы своих сверстников по играм, школьных товарищей, друзей моей юности и преклонных лет, которые все, как один, улыбались мне. Они улыбались не с сочувствием, в котором, я чувствовал, я больше не нуждаюсь, а с той добротой, с какой улыбаются друг другу люди, когда взаимно счастливы. Я увидел свою мать, отца, сестёр — всех, кого я пережил. Они не говорили со мной, но каким-то образом передавали мне свою неизменную и неизменившуюся привязанность ко мне. Когда они появились, я сделал попытку понять, в каком состоянии моё тело… то есть я напрягся, пытаясь соединить свою душу с телом, лежавшим на постели в моём доме… попытка не удалась. Я умер».