Глава третья

Глава третья

Внезапно Алджернон содрогнулся, как от удара. Страх овладел им. В какое-то мгновение ему показалось, что его мозг не выдержит и вот-вот разорвет ему череп.

Окружавшая его тьма сделалась еще мрачнее. Хотя он не мог ничего видеть в этой кромешной темноте, он необъяснимо ОЩУЩАЛ тучи, что были чернее самой черноты, которые, вздымаясь и клубясь, окутывали его.

Ему показалось, что в этом мраке он видит. Будто сквозь темноту он видит яркий луч света, толщиной с карандаш, устремленный к нему и касающийся его. И по этому тонкому лучу к нему пришло внушение:

— Спокойствие, спокойствие. Оставайся спокоен, и мы поговорим с тобой.

Нечеловеческим усилием воли Алджернон преодолел свой страх. Постепенно он успокоился и, стараясь вести себя более или менее тихо, стал ожидать дальнейших событий. Они не заставили себя ждать.

— Мы готовы помочь тебе. Мы очень хотим помочь тебе, но ты нам мешаешь.

Алджернон разбередил мысли в своем сознании:

— «Ты нам мешаешь», — думал он, — да я им и слова не сказал. Отчего же они говорят, будто я мешаю им помогать мне? Я не знаю, кто они такие. Я не знаю, что они намерены делать. Я даже не знаю, где нахожусь. Если это смерть, — рассуждал он, — то что она такое?

— Отрицание? Ничто? Неужто я обречен вечно жить в этой темноте? И опять возникает вопрос, — размышлял он. — Что значит жить? Разве я жив?

Его мысли вертелись в круговороте, а в сознании царило смятение. Ему вспомнились постулаты, усвоенные еще в юности:

— Смерти нет… Я есть возрождение… В доме Отца Моего много дворцов, Я иду готовить вам путь… Праведные вознесутся на Небеса… Неправедные попадут в Ад… Только христиане достойны Царствия Небесного…

Как много несовместимых утверждений. Как много непонятного. Как много слепых людей пытается просветить других слепых. Священники и учителя воскресных школ ослепляют себя, пытаясь учить других, которые, как они считают, еще более слепы.

Ад? — размышлял он. — Что ЕСТЬ Ад? Что ЕСТЬ Небеса? ЕСТЬ ли Небеса?

Одна очень уверенная мысль прервала его размышления:

— Мы готовы помочь тебе, если прежде ты сможешь допустить, что ты жив и что есть жизнь после смерти. Мы готовы помочь тебе, если ты согласишься искренне поверить в нас, а также в то, чему мы сможем тебя научить.

Сознание Алджернона восприняло эту мысль с возмущением. Что за ерунду они говорят о принятии помощи? Что это за глупый вздор по поводу веры? Во что он МОГ бы поверить? Сам факт, что он должен во что-то поверить, вызывал у него сомнение. Ему хотелось не веры, а фактов. Фактом было то, что он умер от собственной руки. Второй факт состоял в том, что он видел свой труп. И третий факт — это то, что сейчас он пребывает в абсолютной темноте, погруженный в какую-то липкую, разбухшую субстанцию, сильно стесняющую его движения. А эти взявшиеся неизвестно откуда чудаки говорят, что он должен им верить. Хорошо, но во ЧТО он должен поверить?

— Ты находишься в стадии, которая следует после смерти, — услышал он то ли голос, то ли мысль, то ли внушение или явно нечто подобное, и относилось это нечто явно к нему.

— На Земле тебя неверно информировали, неверно учили и вводили в заблуждение. И если ты желаешь освободиться из тюрьмы, которую ты сам же и построил, то мы тебя вызволим.

Алджернон спокойно отдыхал и размышлял над существом вопроса, а затем стал думать в ответ.

— Хорошо, — рассудил он здраво, — если вы хотите, чтобы я вам поверил, то прежде всего вы должны объяснить мне, что со мной происходит. Вы говорите, будто я нахожусь на первой стадии после смерти, но я-то думал, что смерть — это окончание всего.

— Верно! — очень решительно вмешалась мысль. А возможно, это был Голос. — Верно! Ты окружен черными тучами сомнения, черными тучами недомыслия. Ты окружен мраком невежества. И это твое окружение существует благодаря тебе. Ты сам его создал, и только ты сам можешь его уничтожить.

Алджернону это почему-то не понравилось. Получалось, что во всем виноват он один. Тогда он сказал:

— Но у меня нет оснований во что-то верить, я могу лишь следовать тому, чему меня учили. Меня учили разным вещам в церкви, а когда я был еще мальчишкой, меня учили учителя в воскресной школе и моя Гувернантка, а теперь вы считаете, что я должен выбросить все это из головы лишь потому, что какое-то неведомое, непонятное внушение поступает в мое сознание? СДЕЛАЙТЕ нечто такое, что могло бы доказать мне, что там, за этим мраком, что-то есть.

И вдруг во тьме появился просвет. Внезапно мрак рассеялся по сторонам, словно кто-то раздвинул занавес, чтобы начать актерский дебют. Алджернон едва не лишился чувств от урагана яркого света и чудесных вибраций во всем пространстве вокруг. Он чуть не закричал от восторга перед этим движением. А затем — сомнение, а вслед за сомнением вокруг вновь стала сгущаться темнота, пока он снова не оказался погруженным в клубящийся мрак. Сомнение, тревога, самоосуждение, упреки в адрес учений этого мира.

Он начал сомневаться в ясности своего рассудка. Как такое возможно? Теперь он был уверен в своем безумии. Он решил, что страдал галлюцинациями. В своих мыслях он вновь вернулся к тому бразильскому растению, плоды которого он тогда проглотил. А что, если это побочный эффект, что, если он страдает продолжительными галлюцинациями? Да, он видел свой труп на полу. Но действительно ли видел? Как бы он мог видеть себя, если был мертв? Он вспомнил, как наблюдал за всем с потолка. Он вспомнил лысину на голове дворецкого. Хорошо, но если все это так, то почему он не замечал этой лысины раньше? Если все так, то почему он не замечал, что экономка носила парик? Он задумался над этим и не знал, согласиться ли с тем, что жизнь после смерти возможна, либо с тем, что он явно не в себе.

— Мы предоставляем тебе самому принимать решение, поскольку Закон гласит, что человеку нельзя помочь, если он сам не желает принимать помощь. Когда ты будешь готов принять нашу помощь — позови, и мы придем. И помни: тебе нет нужды держать себя В тобою же созданном замкнутом пространстве. Этот мрак — плод твоего воображения.

Время не имело никакого значения. Мысли появлялись и исчезали. Но Алджернону хотелось бы знать, какая скорость у его мыслей. Сколько мыслей имелось у него? Зная это, он мог бы вычислить, как долго он находится в его нынешнем положении и состоянии. Но время теперь не имело никакого значения. Ничто не имело значения, насколько он понимал. Он ощупал руками находившееся под ним пространство, и ничего не обнаружил под собой. Медленно, с бесконечным напряжением, он простер свои руки во всю длину. Вокруг не было ничего, совсем ничего, что он мог бы осязать. Ничего, кроме странной тяжести в движениях, как будто его руки двигались в каком-то сиропе. Тогда он поднес руки к своему телу и ощупал его. Да, его голова была на месте. Его шея, его плечи и, конечно, его руки тоже были на месте. Ведь именно ими он себя и ощупывал.

Но внезапно он и впрямь подскочил на месте. Он был наг, и от этой мысли его бросило в жар. А что, если кто-нибудь появится здесь и застанет его голым? В тех слоях общества, к которым он принадлежал, никто не должен был являться обнаженным — это было «не принято». Однако по крайней мере теперь он знал, что его человеческое тело осталось при нем. Но затем, когда он продолжил обследовать себя, его пальцы неожиданно замерли. Теперь ему стало очевидно, что он и впрямь безумен. Сошел с ума! Его чуткие пальцы вдруг наткнулись на те части тела, которые отстрелил ему снайпер-бур, а также на те фрагменты, которые были отрезаны ножом хирурга. Значит, он опять невредим! Очевидно, это была игра его воображения. Очевидно, думалось ему, он все еще умирает и смотрит на свое умирающее тело. Но тут он опять вспомнил, как наблюдал за собой с высоты. Интересно, как МОГ он наблюдать за собой, если фактически был умирающим телом? А если он все же мог наблюдать за собой с высоты, то, должно быть, некая его часть — его душа, или как ее там называют, — должна была бы выйти из тела. И уже сам факт того, что он был способен взирать на себя с высоты, подтверждал, что существует «нечто» после смерти.

Он лежал и думал, думал, думал. Ему казалось, что он слышит, как скрипят шестеренки его мозга. Постепенно малые крупицы знаний, подобранные им из разных частей света, становились на место. Он вспомнил о некой религии. Как она называлась? Индуизм? Мусульманство? Он не знал ни одной из этих загадочных чужеземных религий, в которые могли быть посвящены лишь уроженцы определенных мест. Тем не менее все эти религии учили, что существует жизнь после смерти. Они учили, что добропорядочные мужчины после смерти попадут туда, где их встретит неисчислимое множество доступных женщин. И пусть пока он не встретил здесь ни одной женщины — доступной или недоступной, — у него уже сложился определенный ход мыслей. ДОЛЖНА быть жизнь после смерти. Должно быть что-нибудь, и должен быть кто-нибудь. Иначе откуда взялся этот яркий свет — та светлая мысль, что зародилась в его сознании?

И действительно: темнота стала рассеиваться. Скопление туч вокруг него тоже уменьшилось, и он почувствовал, что начинает мягко опускаться вниз. Его распростертые руки, свисавшие ниже тела, коснулись чего-то. Когда он опустился еще ниже, то его руки ощутили… Нет, это было невозможно! Однако дальнейшие исследования подтвердили, что так оно и было — его руки касались мягкой травы. И вскоре его давно не знавшее покоя тело отдыхало на коротко подстриженном ковре из дерна.

До него вдруг дошло, что он наконец-то находится в некотором материальном пространстве, поскольку здесь кроме тьмы были и другие вещи. И по мере того как он размышлял, осознавая все это, темнота вокруг него исчезала, и он очутился в окружении легкой дымки. За этой туманной дымкой он смог разглядеть неясные фигуры. Нечеткие, едва различимые, но это все-таки были «фигуры».

Подняв голову вверх, он увидел вырисовавшийся над ним неясный темный силуэт. Пока он видел лишь две руки, воздетые кверху, словно в молитве. А затем послышался голос. Но не тот, что звучал до сих пор в его голове, а самый настоящий голос, говоривший на чистом английском языке, по которому можно сразу узнать выпускника Итона или Оксфорда![6]

— Встань на ноги, сын мой, — сказал ему голос. — Встань на ноги и возьми меня за руки. Почувствуй, что мое тело такое же плотное, как и твое, и это еще одно доказательство, которое подтвердит тебе, что ты жив. Правда, в ином состоянии, но все-таки жив. И чем скорее ты поймешь, что ты жив и что есть жизнь после смерти, тем скорее ты сможешь войти в Великую Реальность.

Алджернон попытался встать на ноги, но это оказалось не так-то просто: он не мог управлять своими мышцами так, как делал это прежде. И тогда вновь зазвучал голос:

— Представь, что ты поднимаешься. Представь, что стоишь.

Алджернон сделал так и к своему удивлению обнаружил себя стоящим в объятиях того самого силуэта, который постепенно вырисовывался все ясней и ясней. И вот наконец он увидел перед собой мужчину средних лет, необыкновенно красивого, облаченного в желтые одежды. Алджернон окинул взглядом эту фигуру, а затем краем глаза увидел себя. Он увидел себя нагим. И тут же раздался его испуганный вопль:

— Ой! — воскликнул он. — Где моя одежда? Я не смогу никому показаться в таком виде!

Силуэт улыбнулся ему и мягко сказал:

— Одежда не делает человека, мой друг. Человек рождается на Земле без одежды, и так же без одежды он возрождается в этом мире. Стоит тебе подумать о том, какую одежду ты хотел бы носить, как она тут же окажется на тебе.

Алджернон представил себя лихим молодым офицером, одетым в темно-синие брюки со штрипками и в ярко-красный мундир. Вокруг талии он мысленно опоясал себя ремнем с ослепительно блестящей пряжкой и с патронными сумками. Он представил себе свои латунные пуговицы, начищенные до такого блеска, что в каждую из них можно было бы смотреться, как в зеркало. А еще он представил темную каску на своей голове — с кожаным ремешком, облегающим подбородок от щеки до щеки. Он представил саблю у себя на боку, а затем, хитро усмехнувшись, подумал:

— Пусть мне дадут ЭТО!

К своему несказанному изумлению он увидел свое тело обмундированным в военную форму, ощутив на себе тесноту армейского ремня и армейских ботинок. Он ощутил тяжесть у себя по бокам — там, где вложенная в ножны сабля и пистолетная I кобура оттягивали вниз армейский ремень. Он почувствовал, как его подбородок сдавил ремешок от каски. А когда он повернул голову, то увидел на своих плечах блестящие эполеты. Это было уж слишком — слишком много всего для только что пережившей шок самоубийства и воскрешения души. Алджернон потерял сознание и упал бы на траву, если бы не тот мужчина средних лет, который аккуратно поддержал и уложил его. Веки Алджернона дрогнули, и он тихо прошептал:

— Я верю… О Господи, я верю. Прости мне грехи мои… Прости мне все те прегрешения, что я совершил.

Тот человек улыбнулся ему мягкой улыбкой и сказал:

— Я не Господь. Я лишь тот, кому поручено помогать тем, кто прибывает из Земной жизни сюда — на промежуточную стадию. И я готов помочь тебе, если ты захочешь принять мою помощь.

Алджернон поднялся на ноги, на этот раз без труда, и сказал:

— Я готов принять ту помощь, которую ты сможешь мне предложить. Но скажи, ты учился в Итоне? Ты был в Бейллиоле?[7]

Силуэт улыбнулся и сказал:

— Просто зови меня своим другом, а к твоим вопросам мы вернемся позднее. Прежде ты должен войти в наш мир.

Он повернулся и резко взмахнул руками, словно раздвинул шторы. Во всяком случае, эффект был тот же. Темные тучи рассеялись, тени растаяли, и оказалось, что Алджернон стоит на зеленой-презеленой траве. Воздух вокруг буквально трепетал, насыщенный жизненной энергией. Неведомо откуда доносились ощущения — не звуки, но ощущения музыки. «Музыка парила в воздухе» — вот как он мог бы об этом сказать. Он нашел, что это очень его успокаивает.

Люди, что прохаживались вокруг, казалось, прогуливаются в общественном парке. В первое мгновение ему даже показалось, что он идет по Грин-Парку[8] или по Гайд-Парку.[9] Только сейчас этот Грин-Парк или Гайд-Парк был как-то по-особому украшен. На лавочках сидели пары, люди ходили вокруг. И в который раз Алджернон испытал сильный приступ страха, поскольку некоторые люди двигались, на несколько дюймов зависая над землей! Один человек буквально летел над парком примерно в десяти футах над землей. Его преследовал другой человек. И оба они издавали радостные возгласы счастья. Алджернон вдруг ощутил озноб, пробежавший по его спине, как при простуде. Он даже вздрогнул, но Друг мягко взял его под руку и сказал:

— Давай-ка пойдем и присядем где-нибудь, поскольку я хочу кое-что рассказать тебе об этом мире, прежде чем мы двинемся дальше. Поскольку те картины, которые тебе предстоит увидеть впереди, могут и впрямь повредить твоему выздоровлению.

— Выздоровлению? — удивился Алджернон. — Какому еще выздоровлению? Я не собираюсь ни от чего выздоравливать. Я совершенно здоров и совершенно нормален.

Его Друг мягко улыбнулся и сказал:

— Давай присядем вот здесь, откуда мы станем наблюдать лебедей и других птиц, что плавают по воде, чтобы ты обрел понимание новой жизни, которая тебе предстоит.

Несколько неохотно и все еще негодуя по поводу того, что его считают «больным», Алджернон позволил усадить себя на стоявшую поблизости лавку. Когда они сели, Друг сказал:

— Устраивайся поудобней. Мне придется о многом тебе рассказать, поскольку сейчас ты в другом мире. Ты находишься на другом уровне бытия. И чем внимательней ты будешь слушать меня, тем легче тебе будет развиваться в этом мире.

Алджернон был приятно удивлен тем, что лавочка в парке оказалась очень удобной. Казалось, она принимала форму тела того, кто на ней сидел, в отличие от лавок в лондонских парках, где сидящий легко мог загнать себе занозу.

Простиравшаяся перед ними водная гладь сияла голубым светом, и по ней величаво скользили ослепительно белые лебеди. Воздух был теплым и наполненным жизнью. И вдруг внезапная мысль поразила Алджернона. Она была так внезапна и так поразительна, что он чуть не подпрыгнул на месте. Здесь не было теней! Задрав голову вверх, он обнаружил, что не было также и солнца. Светилось само небо.

Друг сказал:

— Теперь давай поговорим о некоторых вещах, которым мне придется тебя обучить, прежде чем ты попадешь в Дом Покоя.

— Меня удивляет, почему ты носишь это желтое одеяние. Ты принадлежишь к какому-то культу, являешься членом религиозной общины или Ордена?

— О Господи, какой же необычный у тебя склад ума! Что означает желтый цвет моего одеяния? Что вообще означает мое одеяние? Я ношу его потому, что мне нравится его носить. Потому что считаю его удобным. Потому что это моя униформа, которая соответствует той задаче, которую я выполняю.

Он улыбнулся и указал на наряд Алджернона:

— Ты надел на себя синие брюки, ярко-красную куртку и особенной формы каску. Твою талию опоясывает белый ремень. Почему же ты одет таким удивительным образом? Ты одеваешься так потому, что тебе нравится так одеваться. Никто здесь не потребует от тебя отчета о том, почему ты так одет. Точно так же и я одеваюсь по тому фасону, который мне удобен и который к тому же является моей униформой. Но мы бесцельно теряем время.

Алджернон почувствовал себя пристыженным, и, оглядевшись вокруг, он увидел еще нескольких людей в желтых одеждах, которые стояли поодаль и разговаривали с мужчинами и женщинами, одетыми самым диковинным образом. И тут его товарищ заговорил снова:

— Должен сказать тебе, — сообщил он, — что на Земле вас неверно информируют о правде жизни, а также о правде последующей жизни. Ваши религиозные лидеры напоминают собравшуюся вместе артель или бригаду рекламных агентов, каждый из которых рекламирует свой товар, совсем позабыв о жизни и о том, что наступит после смерти.

Он помолчал, озираясь вокруг, а затем продолжил:

— Взгляни на всех этих людей. Ты можешь различить, кто из них христианин, кто иудей, а кто буддист или мусульманин? Все они выглядят одинаково, не так ли? И, фактически, всех людей, которых ты видишь в этом парке, за исключением тех, кто носит желтые одежды, объединяет одно: все они покончили с собой.

Алджернон изумленно отпрянул. Оказывается, все эти люди совершили самоубийство! Коль так, думалось ему, значит, он, вероятно, находится в сумасшедшем доме, а человек в желтом халате — это Санитар. Он вспомнил все те странные вещи, которые произошли с ним и которые сделали его столь недоверчивым.

— Ты, должно быть, знаешь, что самоубийство — это очень, очень тяжкое преступление. Никто не смеет кончать жизнь самоубийством. Тому, кто убьет себя, не может быть никаких оправданий. И, если бы люди знали, что им предстоит испытать после самоубийства, они были бы куда более разумны. Место, где мы находимся, — говорил Алджернону его спутник, — служит приемным пунктом для тех, кто совершил felo de se.[10] Здесь они проходят курс реабилитации, получают необходимые консультации и вновь возвращаются на Землю, где получают новое тело. Прежде всего, я должен рассказать тебе о жизни на Земле, а также о том, что представляет собой тот план бытия, в который ты попал.

Они устроились поудобнее, и Алджернон стал рассматривать лебедей, беспечно скользивших по водной глади пруда. Алджернон увидел на деревьях множество птиц и белок. Он также с интересом заметил, что все мужчины и женщины в желтом беседовали со своими подопечными.

— Земля — это школа знаний, где людям приходится пройти через муки, если они не желают учиться добровольно. Люди приходят на Землю за тем же, за чем их дети ходят в школу. И прежде чем отправиться на Землю, существа, которым предстоит принять земной облик, получают разъяснения о том, какое тело им следует избрать и каким способом они могут лучше всего усвоить то, ради чего они отправляются на Землю. Ведь, разумеется, перед отправкой их необходимо проинструктировать. Такой же инструктаж предстоит пройти и тебе. А пока я хотел бы рассказать тебе о том пространственном плане, в котором мы находимся. Это место известно как низший астрал. Его постоянно мигрирующее население состоит исключительно из самоубийц, поскольку, как я уже сказал, самоубийство — это преступление, а те, кто его совершают, являются существами психически неуравновешенными. В твоем случае ты покончил с собой, поскольку не мог стать отцом, так так получил увечье. Но это как раз и было тем самым условием, с которым тебя послали на Землю: ты должен был справиться с этим несчастьем и преодолеть его.

Я говорю совершенно серьезно: перед тем как отправить тебя на Землю, все заранее было спланировано с твоего согласия так, чтобы ты получил увечье. Это значит, что ты не сдал свой экзамен. Это значит, что тебе придется повторить все сначала и пройти через это испытание еще один раз, а возможно — и не один, если ты опять не справишься.

Настроение Алджернона было решительно испорчено. Ведь он думал, что совершил благородный поступок, прервав течение жизни, которую считал бесполезной. И вот теперь ему сообщили, что он совершил преступление, которое должен теперь искупить. А его спутник продолжал говорить:

— Этот нижний астрал располагается очень близко от поверхности Земли. Он находится так близко, что его может достичь любое существо, которому нет необходимости возвращаться на Землю. Здесь мы направим тебя на лечение в Дом Покоя. Мы попытаемся стабилизировать твое сознание. Мы также постараемся укрепить твои силы перед твоим неизбежным возвращением на Землю, которое состоится, как только для этого возникнут подходящие условия. Но здесь, в этом астральном плане, ты можешь прогуливаться пешком, если захочешь, либо летать — стоит тебе лишь подумать об этом. Точно так же, если ты сочтешь свой нынешний наряд нелепым, ты можешь заменить его, представив себе ту одежду, которую хотел бы носить.

Алджернон представил себе очень красивый костюм, который ему довелось видеть в одной из жарких стран. Он был сделан из не совсем белой, но очень легкой ткани. Кроме того, он был прекрасно скроен. Неожиданно послышалось какое-то шуршание, и он с ужасом увидел, как его обмундирование исчезает, оставляя его совершенно голым. С отчаянным криком он вскочил, стыдливо прикрыв руками свой «стратегически важный район». Но не успел он оказаться на ногах, как другая одежда уже украсила его тело — одежда, которую он представил себе. Сильно покраснев, он снова сел.

— Ты также увидишь, что пища здесь тебе тоже не потребуется. Испытывая чувство голода, ты получишь любую пищу, какую только пожелаешь. Стоит тебе подумать о ней, как она тут же материализуется из питательной среды нашей атмосферы. Представь себе, например, свое любимое блюдо.

Алджернон задумался на одну-две секунды, а потом стал мечтать о ростбифе, жареном картофеле, йоркширском пудинге, моркови, репе, капусте, об очень большом бокале сидра и о длинной сигаре, которой можно было бы закончить трапезу. Пока он думал обо всем этом, перед ним возникла некая бесформенная масса, которая постепенно стала обретать более ясные очертания, превращаясь в накрытый ослепительно белой скатертью стол. Затем в воздухе появились какие-то руки, которые принялись расставлять перед ним серебряные супницы и хрустальные графины, причем их крышки раскрывались одна за одной. И Алджернон смог увидеть перед собой — а также обонять — все те яства, которые он выбрал. Вдруг его спутник взмахнул руками, и все блюда исчезли вместе со столом.

— На самом деле в этом театрализованном представлении нет никакой необходимости, как нет нужды во всех этих примитивных видах продовольствия, поскольку в этом астральном плане тело получает пищу из атмосферы. Здесь на небе ты не увидишь сияющего солнца, но сияет само небо. И как раз от неба каждый из нас получает все необходимое питание. Здесь у нас нет очень худых или очень толстых людей, но каждый соответствует требованиям своего тела.

Алджернон огляделся вокруг и нашел, что все обстояло именно так. Здесь не было людей толстых или тонких, не было карликов, не было гигантов. Каждый, казалось, был прекрасно сложен. На лицах каждого из проходивших мимо людей лежала печать глубоких раздумий. Было очевидно, что этих людей волнует их будущее, беспокоит прошлое и терзает сожаление о необдуманных поступках.

Его спутник поднялся на ноги и сказал:

— Сейчас нам пора идти в Дом Покоя. По дороге мы продолжим наш разговор. Твое прибытие оказалось для нас несколько неожиданным. И хотя мы всегда бдительно следим за потенциальными самоубийцами, ты так долго колебался по поводу этого своего шага, что твой последний отчаянный взмах лезвием застал нас врасплох.

Алджернон встал и неохотно последовал за своим спутником. Вместе они побрели по тропе, огибавшей пруд. Они встречали на своем пути небольшие группы людей, занятые беседой. Они видели, как время от времени какая-либо из бывших здесь пар вставала с места и, так же как они, направлялась к выходу.

— Здесь тебе создадут комфортные условия, поскольку на этом этапе тебе потребуется восстановить свои силы, чтобы приготовить себя к трудностям и мучениям, которые ожидают тебя на Земле. Но запомни, что жизнь на Земле подобна мановению век в отношении к Реальному Времени. И, завершив свою жизнь на Земле, то есть, закончив ее с успехом, ты никогда больше не вернешься туда. Вместо этого ты направишься в иные астральные планы, в зависимости от тех успехов, которых ты достиг на Земле. Считай, что это то же самое, как ходить в школу на Земле. По результатам экзаменов тебя могут оставить в том же классе на следующий год, но если ты сдашь экзамены успешно, то тебя переведут в следующий класс. А если ты сдашь экзамены, так сказать, cum laude,[11] то тебя могут перевести даже на два класса вперед. То же самое происходит в астральных планах. В процессе так называемой «смерти» ты можешь быть удален с Земли и направлен на определенный астральный план. Либо, если тебе удалось достичь больших успехов, ты можешь оказаться на гораздо более высоком плане. И, разумеется, чем выше ты поднимешься, тем лучшими будут условия твоего обитания.

Алджернона поразило то, как резко менялся окружавший его пейзаж. Они оставили позади себя пруд и сквозь брешь в кустарнике, представлявшем собой живую изгородь, проследовали дальше. Перед ними раскинулась прекрасно ухоженная лужайка, где на стульях сидели группы людей, внимательно слушавшие человека, который стоял перед ними и, видимо, выступал с лекцией. Но спутник Алджернона не остановился здесь, а пошел дальше. И вскоре они поднялись на возвышенность, где их взорам открылось удивительно красивое здание — не белое, но окрашенное в успокаивающий нежно-зеленый цвет. Они приблизились к двери, которая автоматически раскрылась перед ними, и прошли в хорошо освещенный холл.

Алджернон с большим интересом оглядывался вокруг. Ему никогда еще не приходилось бывать в столь прекрасном месте. А ведь он — один из представителей верхушки английского общества — считал себя истинным знатоком прекрасного искусства архитектуры. Видневшиеся впереди него колонны, казалось, парили в воздухе, а многочисленные коридоры лучами расходились от главного вестибюля. В центре этого пространства виднелся круглый стол, за которым сидело несколько человек. Спутник Алджернона выступил вперед и сказал:

— Это наш друг, Алджернон Реджинальд Сент-Клэр де Бонкерс. Вы ожидали его и, надеюсь, приготовили комнату для него.

Послышался торопливый шелест бумаг, и какая-то молодая женщина сказала:

— Да, все верно, сэр. Я поручу, чтобы ему показали его комнату.

В то же мгновение один молодой мужчина встал и направился к ним.

— Я провожу вас. Прошу следовать за мной, — сказал он. Спутник Алджернона слегка кивнул ему на прощание и покинул здание. Алджернон последовал за своим новым гидом вдоль покрытого мягкими коврами коридора, а затем повернул в очень просторную комнату, в которой стояли кровать и стол. К этой комнате примыкали еще две.

— Сейчас, сэр, я попрошу вас лечь в постель, чтобы наша бригада медиков могла прийти и осмотреть вас. Вам не стоит покидать эти апартаменты, пока ваш лечащий врач не разрешит вам это.

Молодой человек улыбнулся и покинул комнату. Алджернон огляделся, а затем обошел другие две комнаты. Казалось, одна из них была гостиной с удобной кушеткой и стульями, а вот другая… Эта комната была совершенно пустой. Здесь не было ничего, кроме прочного пола, на котором стоял жесткий стул. Алджернон вдруг подумал:

— Да ведь здесь же нет никаких удобств!

А затем он подумал, что туалет здесь вряд ли нужен. Во всяком случае, он не испытывал в нем особой нужды. Должно быть, никто не испытывал подобной нужды в этих краях!

Алджернон стоял подле кровати и размышлял, что делать дальше. Может, попытаться бежать отсюда? Он подошел к французским окнам[12] и обнаружил, что они легко открываются. Но когда он попробовал выбраться наружу, то у него ничего не вышло — на его пути возникла какая-то невидимая преграда. Справившись с первым приступом страха, он вернулся к кровати и стал снимать с себя одежду. Вдруг он подумал:

— Как же я обойдусь без ночной сорочки?

Стоило ему об этом подумать, как послышалось знакомое уже шуршание, и, оглядев себя, он увидел, что одет в длинную белую ночную сорочку, какую имел обыкновение носить в период своего временного пребывания на Земле. Изрядно удивившись, он изумленно поднял вверх брови, после чего медленно и глубокомысленно улегся в постель. Несколько минут спустя раздался предупредительный стук в дверь. Алджернон воскликнул «войдите», и трое людей — двое мужчин в сопровождении одной женщины — воспользовались его приглашением. Представившись членами его реабилитационной бригады, они расположились на стульях. К удивлению Алджернона, они не использовали ни стетоскопов, ни слуховых трубок. Они даже не измерили его пульс. Вместо этого они лишь посмотрели на него, и один из них проговорил:

— Ты находишься здесь, поскольку совершил тяжкое преступление — самоубийство, в результате которого вся твоя жизнь на Земле оказалась загубленной понапрасну. Теперь тебе придется начать все сначала и подвергнуться новым испытаниям, стараясь добиться успеха и избежать суицида.

Мужчина продолжил свою речь, сообщив, что Алджернон должен будет пройти курс лечения специальными успокоительными лучами, с тем чтобы скорее восстановить здоровье. Алджернону объяснили, что ему необходимо как можно быстрее вернуться на Землю. Чем скорее он вернется, тем легче ему будет.

— Но как же я вернусь на Землю? — воскликнул Алджернон. — Ведь я же мертв или, по крайней мере, мертво мое физическое тело. Каким же образом вы сможете вернуть меня в него?

Молодая женщина ответила:

— Верно, однако ты оказался введен в сильнейшее заблуждение всей той невероятной чепухой, которую тебе внушили на Земле. Физическое тело — это всего-навсего одежда, в которую дух облачается для того, чтобы выполнять задачи низшего уровня, чтобы усвоить некоторые сложные уроки, поскольку сама по себе душа не способна ощущать столь слабых вибраций. Поэтому ей приходится облачаться в специальное одеяние, чтобы воспринимать определенные вещи. Тебе предстоит вернуться на Землю и быть рожденным от тех родителей, которых тебе назначат. Ты будешь рожден в условиях, которые позволят тебе с наибольшей выгодой использовать твой опыт прежней жизни на Земле, — сказала она. — Знай, что под «выгодой» мы подразумеваем не только и не столько деньги, ведь некоторые из наиболее праведных людей Земли бедны, тогда как многие богатые неправедны. Все зависит от того, что тебе предстоит исполнить. А поскольку ты был воспитан в богатстве и комфорте, но это не помогло тебе, то на этот раз у тебя будут условия похуже.

Они поговорили еще сколько-то времени, и Алджернон постепенно смог усвоить новые положения, сильно отличающиеся от тех, в которые его заставляли верить прежде. Вскоре он смог понять, что христианство было только названием, иудаизм был только названием, так же как названиями были буддизм, ислам и прочие верования, хотя на самом деле религия — одна. И постигнуть эту религию он пока был не в силах.

Эти трое ушли, и свет в комнате постепенно погас. Ночь словно исподтишка подкралась к Алджернону. Он лежал спокойно, утратив сознание, и спал, и спал, и спал — сам не зная сколько. Может быть — несколько минут, а может быть — часов, а может быть — дней. Но пока Алджернон спал, его дух воскресал, и в него вливалось здоровье.