Ошибка Талдычихи Улица Верхняя Красносельская, № 17/2

Ошибка Талдычихи

Улица Верхняя Красносельская, № 17/2

Много слышал я и видел,

На родную став межу…

Да не будьте уж в обиде,

Я всего не расскажу…

Константин Бальмонт.

Капля

За века легенд и преданий о старом Алексеевском монастыре и его обитателях накопилось предостаточно. И некоторые из них впоследствии находили свое подтверждение. Даже сами жители монастырских домов отличались каким-то глубинно-мистическим познанием жизни. Впрочем, если взглянуть со стороны, все было как у всех. Но если посмотреть поглубже, становилось ясно – таинственные стены обители разрешили поселиться тут не абы кому, а избранным. Судите сами…

Двухэтажный домик, на месте которого теперь стоит огромный дом с тем же адресом (Верхняя Красносельская, № 17/2), по сути представлял большущую коммунальную квартиру. В общий коридор выходило множество комнат. Впрочем, у пары-тройки жильцов комнаты имели и смежное помещение – кто-то устраивал там кухоньку, кто-то еще одну комнатушку. Но в правом крыле дома жили привилегированные жильцы – семья из шести человек: отец, мать, бабушка и трое детей – сорванцов-мальчишек. Бабулька была уже старая, но вреднющая: обожала поучать всех домашних и соседей. Голос у нее был громкий и визгливый. Дня не проходило, чтобы она не прицепилась к кому-нибудь. Внуки во время бабушкиных воспитательных речей стайкой выпархивали из дому. Бабка кидалась их ловить, но разве ухватишь троих сразу? Невестка тоже старалась улизнуть от распеканий мамаши, особо показательно случавшихся обычно в выходные. На то находился законный повод – невестка работала рядышком и, хватая сумку, выпаливала:

– Мне надо срочно на работу!

Так что обычно по выходным старуха привязывалась к сыну. Пилила его часа два, потом уставала и отпускала восвояси. Сынок тут же выскакивал к приятелям, а те дожидались уже с приготовленной заранее водочкой. Чем еще заливать родительские нравоучения?!

Сын жаловался на всю улицу:

– Ну учит и учит! Талдычит и талдычит! А чего меня учить? Я – передовик. Мне завод три комнаты выделил. Все в коммуналках ютятся, а мы – в собственной квартире!

Действительно, соседи забили дверь, выходящую в общий коридор и пользовались дверью черного хода. Так у них и получилась отдельная квартира.

А ошалевший от наставлений мамаши сынуля долго не мог успокоиться:

– Ну что она талдычит?! Талдычит и талдычит!

Немудрено, что соседи долго считали, что именно от этих воплей сына и пошло прозвище его въедливой старухи-мамаши – Талдычиха. Так и звали все бабку. А уж она-то старалась! Подкараулит кого – и давай учить! И как надо жить, расскажет. И как вести себя со старшими и начальством. И что где стоит купить, а что где – нет. Одно слово – Талдычиха.

Каково же было мое удивление, когда однажды нам по ошибке принесли письмо, адресованное Анне Васильевне Талдыкиной. Оказалось, что прозвище-то образовано не от свойств характера (поучать, талдычить), а просто от фамилии. Это было удивительно еще и потому, что фамилия у сына, его жены и детей была наипростейшей – Ивановы. А вот бабка оказалась Талдыкиной.

Конечно, идти к ней отдавать письмо не хотелось. Ведь прицепится и опять учить станет! Но пришлось…

Бабка сидела одна. Дети были на работе, внуки в школе. А тут – я. Недаром бабулька воззрилась на меня как на избавительницу.

Несколько минут она вдохновенно талдычила мне про то, что следует делать, а что нет. А потом вдруг безо всякого перехода стала рассказывать о своей старинной родне. Родители ее были из подмосковного Богородска. А прабабка с прадедом перебрались туда вообще из глухомани – из села Зуева. С гордостью поведала мне Талдычиха, что в ее роду все женщины слыли ведуньями. В народе таких называли ведьмами-колдуньями, но это неверно. Ведьма – не та, что колдует, а та, что исконную мудрость ведает. А как сама всему научится, так должна других учить уму-разуму.

– Моя прапрабабка, а может, и еще более древняя родственница славилась по всей округе, еще когда в Зуеве жила, – похвалились Талдычиха. – Многих она наставила на путь истинный. Мужиков от пьянства отваживала, бабам всякие женские уловки показывала.

– Аборты, что ли, делала? – съязвила я.

– Что ты! Бог с тобой! – Талдычиха истово перекрестилась. – Такими делами у нас в роду никто не занимался. Бабки мои учили, как простуду снять, как младенчика лучше выхаживать. Врачей по деревням-то тогда не было. А еще одна моя бабка научила жену купца Морозова, как денег добыть да миллионером стать.

– Разве она в финансах понимала? – усмехнулась я.

– Не скалься! – перебила меня Талдычиха. – Если б не моя бабка-прародительница, не стал бы Савка Морозов миллионщиком!

«До чего старуха дошла – свою какую-то прапрабабку в наставницы миллионеров записала! – думала я, возвращаясь к себе. – Ну точно крыша поехала!»

Впрочем, мысли о Талдычихе и миллионерах тут же вылетели у меня из головы. На дворе – застой советской власти. Миллионеры наблюдались только где-то в недрах загнивающего капитализма. Ну а купцы вообще существовали только в пьесах Островского как представители «темного царства».

И только спустя десятилетия я, изучая не придуманную идеологами «темную жизнь угнетателей», а реальные судьбы промышленников и купцов, прославивших Россию и поднявших ее на первое место в мире, вспомнила о рассказе Талдычихи, упомянувшей Морозова.

И что же я обнаружила?!

Старуха не врала! Не выдумывала! Был такой абсолютно мистический случай – Морозов и деревенская ведьма. Между прочим, тоже Талдычиха. Может, потому моя соседка и не сменила свою родовую фамилию на мужнину, не стала Ивановой, что гордилась своей родословной? Ведь Ивановых – тьма, а Талдыкиных еще поискать, тем более с такими мистическими способностями.

А дело было так – расскажу по порядку. Действительно, загадочная и удивительная история. Ведь основатель морозовской купеческой династии Савва Васильевич Морозов (1770–1862) был крепостным человеком. А вот надо ж – не только сам с семьей выкупился из крепости, но и через три года (в 1823 г.) выкупил у своего же бывшего помещика некоторое количество земли и выстроил на ней Никольскую (впоследствии знаменитую Орехово-Зуевскую) ткацко-красильную фабрику, а в 1830 году открыл и легендарную Богородскую мануфактуру. К 1840-м годам были у Саввы фабрики и заводы в Москве. И все его производства считались прогрессивнейшими по технике того времени. Недаром за свои труды в 1842 году Морозов стал почетным гражданином Москвы.

Но началась история его обогащения еще с 1815 года. Савва Морозов, крепостной крестьянин подмосковного помещика Рюмина, потуже затянул котомку. Главное, приладить груз так, чтобы спину не тер. Путь далек – из села Зуева Богородского уезда Московской губернии в саму Москву. Но Савва одолевает его в одну ходку: выходит из своего крестьянского домишка на заре и к закату уже входит в Первопрестольную. Дорога знакома – каждый месяц в любую погоду приносит Савва Васильевич в столицу товар – ажурные ткани ручной выделки и окраски. Мать с тетками ткут, дети Саввины им подсобляют, а жена, Ульяна Афанасьевна, красит ткани в красивые цвета. Недаром же он женился на дочери опытного красильного мастера в 1797 году. Это ее приданое в 5 золотых рублей помогло Савве открыть хоть и крошечную, хоть и на своем дворе, но собственную шелкоткацкую мастерскую.

Вот этот шелковый ажур и пользуется большим спросом, недаром скупщики встречают Морозова еще на подступах к Москве и тут же о цене договариваются. Да вот только, вернувшись домой и заплатив откуп своему помещику Рюмину, хватается Савва за буйную голову: кажется, и работали не покладая рук, и сделали многонько, и цена была хороша, а денег как не было, так и нет! Где уж тут из крепостной неволи выкупиться…

Московский постоялый двор у Рогожской заставы гомонился всю ночь: суетились приезжие, заходили опрокинуть стопочку москвичи. Но Савва выспался всласть. Хорошего настроения прибавляли и вчерашние сделки – цену скупщики дали куда выше обычной. Видать, москвичи расщедрились на обновки: как-никак лето, всем пофорсить хочется. Савва пощупал на груди мешочек с денежками, завернутыми в чистую тряпицу, – весомый мешочек! Правда, предстояло еще потратиться на покупки: жена Ульяна два дня повторяла ему, что для дома купить следует – писать-то они не обучены. И главное не забыть – особый наказ жены выполнить.

«Пойдешь на базар и купишь самую маленькую иголку! – учила Ульяна. – Только запомни, в понедельник с утра покупать надо! Оберни бумажкой, да не потеряй! Я за этот секрет старухе Талдычихе целый гривенник отвалила!»

Что ж, гривенник для семейства Морозовых – большие деньги. Надо надеяться, что жена заплатила не зря. Талдычиха слыла в Зуеве местной ворожеей и всем талдычила, что и как в этой жизни делать следует, – за то и прозвище получила. И стоит признать, почти всегда говорила верно. Так что Савва иголку купил и домой в Зуево принес. Да вот воротился не столь быстро, как обещал. Но ведь тоже из-за дела! Праздновал со скупщиками, встречался с ткацкими мастерами. Словом, домой вернулся только под вечер в среду.

Жена уж на крылечке сидит – глаз гневный. Не мужа встречает – иголку заветную дожидается. Оказывается, в ночь на четверг надо ту иглу обязательно под подушку вколоть да и спать на ней. А утром чуть свет вдеть короткую красную нитку и вшить в отворот рубахи, в которой другой раз муж товар на продажу понесет. Вшивать следует с изнанки, чтобы другие люди не увидали. Иголку же потом в тайное место спрятать надо. А красная нитка станет заветным денежным путем, по которому и пойдут в семью от кормильца (от него, Саввы, значит) денежки. Это все Ульяне Талдычиха насоветовала. Савва, конечно, только усмехался. Но спорить с женой не стал. Через месяц пошел в Москву в рубахе, в которую жена заветную нитку вшила. И вот чудеса – денег принес куда больше обычного. Но главное – их не только на жизнь хватило, но и на то, чтобы заначку сделать.

И вот с той заначки у Морозова дела в гору пошли. Через пять лет, в 1820 году, откупился Савва Васильевич вместе с женой и сыновьями Елисеем, Захаром, Абрамом, Иваном и Тимофеем от помещика Рюмина за громадную по тем временам сумму в 17 тысяч ассигнациями. Открыл свою небольшую ткацкую фабричку в Зуеве, спустя время – побольше в Богородске, а потом и в самой Москве. А уж внук его, Савва Тимофеевич Морозов, всем известным миллионщиком стал. Жаль только, что увлекся красными революционными веяниями. Может, напутала Талдычиха и вместо красной нитки надо было Ульяне белой или зеленой ниткой шить?..

Ну а потомки той Талдычихи, видно, подрастеряли магические способности. Недаром же Анна Талдыкина в ХХ веке могла всего лишь сыпать нравоучениями. Да и то ее никто не слушал. Хотя, наверное, и она кое-чего умела. Ведь жила же ее семья в отдельной квартире, сын, несмотря на пьянство, получал хорошую зарплату. Да и сама Талдыкина ходила, между прочим, в шубе – признак благополучия в те времена. Другие-то бабки ее возраста носили уже все шитое-перешитое, а про Талдыкину возмущенно говорили: «Эвон стара фря как вырядилась!»

Нет, наверное, все же умела кое-что магическое и наша Талдычиха! Однако никому своих умений не передала – не было у нее внучек, а невестку она поедом ела. Когда же жильцам нашего дома объявили, что им скоро придется переезжать, старушке Талдыкиной неожиданно стало плохо. Словом, переезда она не дождалась. Хотя и после кончины помогала родственникам. А иначе как бы они получили на одну семью две (!) двухкомнатные квартиры. Ясно, не обошлось без магических познаний Талдычихи.