Род

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Род

Германский человек верил во вневременное, божественное происхождение всех вещей и всего миропорядка. А потому для него высшая форма бытия, которую он знал — народ, также имел божественное происхождение. Согласно сведениям, изложенным в «Германии» Тацита, родоначальниками германцев являлись Туи-сто, бог, сотворивший Землю, и сын его Маннус. В другой главе, которая отличается заметной серьезностью и похвальным качеством дословно воспроизведенного текста, Тацит сообщает о высшем культовом празднестве свебов, который справлялся в священной области семнонов, самого благороднейшего из племен этого народа. Тацит объяснял смысл этого богослужения следующим образом: «Здесь будто бы возник этот народ, здесь же якобы до сих пор пребывает всевластный бог, который воздает только повинующемуся ему». В этих скупых словах весьма точно передан смысл дохристианских веры и культов древнегерманских предков. В этом отрывке показано главное религиозное переживание германского человека. Отличительной чертой повиновения была традиция, что в священное место — оберегаемую поляну в лесу — можно было прийти только в оковах. Культовое действо, связанное с происхождением народа, свершалось как некое новое обретение жизни (реинтеграция). Тот факт, что под происхождением подразумевалось не однократное событие, произошедшее во времени (это должно было бы соответствовать эволюционным догмам естественных наук), подчеркивает извечный характер истинных религиозных представлений.

Происхождение, которое подразумевалось во время культового действа, было происхождением (Urspug — Ur-Sprung — древним прыжком) народа из божественной природы. Подобное происхождение по своей сути и по продолжительности является постоянным пребыванием в этом состоянии и постоянным сдерживанием своей силы. Момент во времени имеет значение только для нового обретения жизни. Оно происходило в современности, то есть через воздействие божества, которое имело отношение к происхождению народа.

То, что было связано с происхождением, в германской вере почиталось как «священное», как задача быть святым. Согласно этим представлениям священное несло в себе закон своего происхождения как порядка собственного бытия… Германцы назвали этот имманентный порядок закона происхождения «миром». Следовательно, культовое действо в священном месте семнонов было нацелено на исполнение присущего от рождения народу жизненного порядка, на новое воплощение «народного мира».

Пожалуй, слово «мир» было самым важным и определяющим для наших дохристианских предков. Сегодня это слово является настолько затасканным, что его смысл был сведен к банальному состоянию отсутствия войны. Однако в праве всех германских племен «мир» был центральным символьным словом. Не имелось никаких жизненных отношений, определяемых правом, никаких правовых действий, в которых бы «мир» не выступал в качестве решающего и определяющего понятия. По большому счету все правовые действия германского человека были направлены либо на поддержание «мира», либо на исправление «нарушенного мира».

Поскольку все жизненные отношения являлись производной от божественного происхождения, то согласно вероисповеданию наших предков их собственный миропорядок и обозначал собственно «мир». При этом отдельные сферы «мира» достаточно четко отличались друг от друга. Мы уже назвали особой сферой мира так называемый народный мир. Другими сферами были: мир дома, мир вещей, мир пашни, мир культовых мест, мир рода, мир военизированных формирований. Каждая из областей жизни, каждое жизненное отношение имели свой собственный «мир», регулирование жизни которого было возложено на германское право. Это происходило в соответствующем символическом акте, в котором учитывались особенности конкретного «мира» и особенности заданий, связанных с ним.

«Мир» как порядок одной из сфер жизни, легитимированный актом происхождения, придавал этой сфере органическую целостность, так как в каждой из частей «мира» управлял этот порядок, являвшийся властью. Поэтому согласно представлениям древних германцев именно «народный мир» сделал народ народом. Подобную тотальность, при которой люди были составляющей частью целого, германский человек переживал как подобие человеческой жизни. Так, например, представители племени тенктеров, вознамерившиеся освободиться от римского ига, начинали свою речь со слов: «За то, что мы телом и именем являемся германцами, благодарим германских богов, превосходного Тиу».

Если мы коснемся вышеуказанного понятия «род», то можно все то, что мы говорили о народе и народном мире, перенести аналогичным способом на род и мир рода. Справедливость данного утверждения базируется на аналогичности бытия рода, которое в соответствии с религиозными представлениями германцев подчинялось упомянутым законам. Однако в роде они действовали как предание. Германцы подтверждали божественное происхождение не только в отношении народа, но также в отношении отдельных родов. Как утверждает Ганс Шройер, только благодаря этому родству людей и богов система германского мира была органически завершенной, уравновешенной и интенсивной.

Согласно хронисту Иордану (около 550 года), готы почитали бога войны (Тиу) как прародителя их племен. При этом они почитали предков, которые якобы являлись божественными и полубожественными существами. Королевский род саксов выводил свое происхождение от бога Водана. Эту веру они принесли со своей германской Родины. Подобные представления продолжали жить даже в христианское время. В 743 году церковь включила в список предосудительных языческих заблуждений веру в божественность своих предков.

Простой факт, что у германского человека род обладал своим миром, доказывает, что род также имел божественное происхождение, что его имманентный жизненный закон был законом происхождения. Мир рода был божественным, насколько это представлялось самому роду. Северные германцы называли это божественное начало также «счастьем рода» (aettargipt, hamingja).

То, что «мир» был существенной частью рода, ее настоящим, следует уже из самого слова «род» (Sippe), которое выражает не что иное, как мир, порядок, единение. Из этого можно заключить, что род для германцев являлся прообразом всего человеческого общественного порядка. Очевидно, что по образцу рода были оформлены товарищеские объединения наших предков. Это относилось даже к тем временам, когда истинное родовое уложение было уже разрушено. Последний отзвук этих родовых уложений даже сегодня можно обнаружить в артелях, чьи уставы основаны на принципе «общей руки». Конечно, идея «общей руки» более не является «миром», то есть трансцендентным бытийным порядком, но опирается скорее на соображения сугубой целесообразности.

Как народ, так и род ощущали себя органическим целым. Поэтому в своих представлениях наши предки видели себя не членами семьи, ведущими домашнее хозяйство, но как единый род. Германский человек ощущал себя не как представленная самому себе отдельная личность, не как индивидуум, а как член своего рода. Род действовал не как собрание отдельных личностей, но как сплоченная единица. Соответственно тяготы и невзгоды не являлись уделом отдельного человека, но с ними пытался справиться целый род. Из этих представлений впоследствии германцы вынесли свои уроки. На этих принципах было основано общее поручительство, ответственность за все случаи кровной мести, обоюдная судебная и присяжная помощь, призыв в народную армию. Осознание собственной ответственности за всех, а также общего долга является для нас едва ли не самой удачной идеей. Безусловная ответственность за все, что сделано членами рода, равно как и разделение их вины, предполагает наличие надличностной связи, которая может быть осознана только в контексте религиозных чувств. Целостность рода, равно как и целостность народа, является подобием человеческого организма. Отголоски этих идей мы можем найти в «Саксонском зерцале». Эти представления опирались еще не на умозрительные теоретические образы, которые должны были подменить собой недостающие правовые понятия, но исходили из постигнутой через опыт реальности. Подтверждением этого являются многочисленные свидетельства, которые мы находим в первую очередь у северных германцев. В этой связи надо указать на чудесное место из «Парцифаля» Вольфрама фон Эшенбаха. В пятнадцатом стихе изображена схватка Парцифаля с Фейрефицем. В перерыве во время боя они узнают, что являются сыновьями одного отца. Язычник Фейрефиц говорит своему внезапно обретенному брату:

Наверное, это правда:

Он — мой отец, и ты, и я,

Нас не трое, мы одни.

У троих лишь видимость силы.

С самим собой ты здесь сражался.

В борьбе с собой я прибыл верхом,

Чуть было не убив самого себя.

Однако ты без робости защитил

Меня от самого себя.

Однако суть германского рода не исчерпывалась всего лишь характером целостности. В сущности рода надо отметить один существенный момент, который был связан с представлениями наших дохристианских предков о смерти. Они не знали смерть в ее современном материалистичном виде, германцам была ведома только перемена формы. Это было очевидным следствием их веры во вневременное, божественное происхождение рода. Умершие были всего лишь преобразившимися членами рода, родственниками, которые оставались связанными со своим родом. Кризис смерти ничего не менял в их принадлежности к роду. Род не был общностью только живущих людей, но сообществом живущих и умерших. Это можно установить, если изучить многообразные обычаи и традиции, связанные с родом и с домом. Уже Ганс Шройер попытался представить род как общность живых людей и умерших. Однако его ошибочные воззрения на умерших как на «живые трупы» полностью противоречили германской форме религиозных переживаний. Эти неправильные установки помешали ему представить в верном свете проблему умерших в истории и в истории германского права. В представлениях древних германцев род состоял как из живых людей, так и из умерших. После обращения в христианство последним воспоминанием об этой угасающей идее являлся храмовый праздник, который ранее являлся праздником рода. Это был праздник нового обращения рода к жизни (реинтеграции), в котором должны были принимать участие также усопшие члены рода. Даже сегодня живущие в Алемании пытаются заботиться в этот день о могилах умерших родственников.

В германской религии предполагалось, что главой рода считался старший из общности живущих, а также умерший предок, который был первым в племени, а после смерти ставший «меченосцем» божества, от коего он происходил.

Первопредок как глава рода должен был быть первым мужчиной, создавшим племя. На его мужских потомках строился род. Первоначально род был организован совершенно агнатично. Этот принцип до глубины души был воплощен в германских религиозных чувствах. По этой причине кажется маловероятным, что германцы, как это неоднократно утверждалось ранее, могли долгое время жить при матриархате. Органичная структура давала старейшине рода, тому самому «меченосцу», который среди живущих ближе всего располагался к первопредку, особое положение и особый статус. Он являлся кем-то вроде заместителя первопредка. Через старейшину первопредок мог обращаться к роду. Старейшина должен был блюсти единство рода. Он был наследником первопредка во владении племенным двором (обычай Одал). Он управлял этим двором от имени первопредка. По этой причине племенной двор был и оставался малой родиной германского рода. Однако родина не была историческим явлением или явлением, имеющим касательство к племенному двору, но правовым отношением. То есть «мир рода» как порядок жизни сам обосновывал отношения.

На племенном дворе располагалось судное место. Судьей был старейшина рода, который одновременно выступал в роли представителя первопредка. Судебные дела должны были служить делу сохранения и повторного создания мира рода. Первоначально судейская деятельность была неотъемлемо связана со священническими функциями, а потому судья, как правило, одновременно являлся священником. Судья воздействовал на мир, то есть осуществлял свое право посредством произнесения символьных формул. Так как судейская должность старейшины рода надолго пережила строгое родовое уложение, то это является признаком того, насколько сильно укоренились в германском сознании представление о роде как целостном образовании и о первопредке как его главном судье. Еще средневековое народное право фризов запрещало, чтобы споры между родственниками рассматривались судом. Оно также запрещало поединки между родственниками, равно как приведение их к присяге. Если же примирение между сторонами не было возможно, то в качестве судьи должен был выступать один из родственников.

Род как живое поколение семей состоял не просто из суммы родственников. Дело в том, что отнюдь не каждый из них был полноправным членом родовой общности. Человек становился таковым только тогда, когда сооружал собственный очаг, а также алтарь для принесения жертв во имя предков. Только после этого он становился предводителем «дома». В данном случае «дом» являлся подразделением рода. Даже сегодня отдельные ветви благородных династий называют «домами». Род и дом являлись столпами, на которых покоилось общественное устройство германцев. Как род был прообразом товарищеского порядка, который не был никак привязан к пространственной общности, так и «дом» являлся прообразом принципа совместного сосуществования. Этот принцип первоначально являлся настолько германским, что даже средневековые новообразования, например команды замков, были организованы по образцу древнегерманских «домов». «Дом» делился на два мира, имел две сферы. Одной были члены семьи («домовое сообщество»). Второй было священное место — «домовой мир», в центре которого должен был располагаться очаг.

К домовому сообществу принадлежали муж, жена и их дети, а также взрослые люди, живущие среди родственников, мужчины и женщины, приемные дети, сопровождающие лица и, наконец, крепостная прислуга.

Предводителем «дома» был его владелец, хозяин. Он был выразителем и продолжателем домового мира, а также главой домового сообщества, который обладал правом распоряжения членами своей семьи. Он защищал их во внешних делах, но владел ими внутри, что было реализацией его права на власть (Muntgewalt). Как правитель дома он был одновременно судьей, священником и выразителем воли первопредка. В жизненной реальности первопредок, как истинный глава «дома», символически представал в виде крюка для котелка. Крюк для котелка был правовым средоточием «дома». На исландском языке он буквально обозначал слово «хозяин». То же самое можно обнаружить и во французском языке (maitre de la maison). Все важные действия, которые касались конкретного «дома», должны были производиться в виде символа, напоминающего крюк для котелка, то есть таким образом обеспечивалось участие первопредка в реальной жизни живущих людей.

Так, например, невеста, входившая в дом жениха, три раза обводилась вокруг крюка для котелка. А затем хозяин дома три раза размахивал крюком над молодоженами. Кроме этого, все новорожденные дети три раза проносились вокруг очага. Аналогичные обряды проводились перед каждой уборкой дома.

Предводитель дома представлял во всех внешних делах интересы гостей дома, домашней прислуги, взрослых сыновей, совершеннолетних братьев. Если глава дома умирал, то его взрослые сыновья вступали в наследство, обещая вести домашнее хозяйство. Тогда каждый из них имел право на представительство интересов дома, так как германскому праву был чужд принцип признания первородства. Совершеннолетние и способные носить оружие братья были равны между собой. То, что значил род для духовной и культурной истории германцев, сейчас для нас является малопонятным. Эти представления можно почерпнуть из источников, в которых было описано крушение мира рода. Мысль о том, что отдельные родственники отрывались от родового организма, обращались против своих близких, становясь врагами не на жизнь, а на смерть, была бесконечно трагичной для наших предков. В сагах имеется множество описаний гибели мира рода. Они отчасти являют собой ужасающую картину разрушения рода, возвышения индивидуалистического мировосприятия, с чем непосредственно связана преувеличенная жажда кровной мести. В героических сказаниях отчетливо прослеживается тема противостояния родственников, борьбы между отцом и сыном, между отдельными братьями. Причины и последствия заката рода древних германцев как всеобщего уклада жизни были связаны с ослаблением главных религиозных переживаний. Вера в божественное происхождение всего миропорядка и в возможность нового обращения к жизни через Культовое действо (реинтеграция) была заменена верой в демонов, которая бессмысленно натравливала брата на брата, подталкивала искать победу над родными, вызывала распри и разлады. Результаты этого рокового изменения веры были весьма характерными для того времени — они проявляются в виде веры в судьбу. Вера в судьбу является разновидностью индивидуалистической религии, которая отказалась от веры в вечный миропорядок.

Согласно Эдде, отказ от старой веры привел к обрушению родового порядка. В «Пророчестве вёльвы» эта историческая катастрофа была описана следующим образом:

Братья начнут

биться друг с другом,

родичи близкие

в распрях погибнут;

тягостно в мире,

великий блуд,

век мечей и секир,

треснут щиты,

век бурь и волков.

Состояние мира, в котором, согласно Эдде, чудовища полностью уничтожат родовой уклад, назывался Рагнарёком, «сумерками богов», то есть разрушением веры в правящих божеств. Согласно германским представлениям во время «сумерек богов» род и связанный с ним порядок будут вырваны из исторического времени и уйдут в небытие.

В историческое время мы уже не знаем рода как целостной структуры, по крайней мере как это было изображено в данной главе. Однако его некоторые элементы были легко узнаваемыми. Они оказались настолько жизнеспособными, что мы с известной долей уверенности даже сейчас можем воссоздать древнегерманский род. Конечно, во время этой реконструкции придется учитывать духовные локации религиозного переживания германского человека. Попытка же постигнуть род как превращение отдельно взятой семьи в разросшуюся семью не приведет ни к каким значимым результатам. Этот провал будет вызван тем, что под основу этой реконструкции не будут подведены религиозное посвящение, родовое переживание и родовые обычаи. Вначале имелся род, а лишь затем появилась отдельно взятая «семья».

Слово «семья» по своему объективному содержанию едва ли является связанным с родом и «домом» наших предков. Это слово появилось в немецком языке в XVIII столетии. Оно пришло из римского права. Несмотря на то, что «семья» (Familie) являлось заимствованным словом, оно очень быстро стало общераспространенным, получив неограниченное смысловое господство.