Глава пятнадцатая АНОМАЛИЯ. ГИЕНА В ОБРАЗЕ ЧЕЛОВЕКА
Глава пятнадцатая
АНОМАЛИЯ. ГИЕНА В ОБРАЗЕ ЧЕЛОВЕКА
Вурдалаки. — Рассказ из Форнари. — Цитаты из Апулея. — Случай, упомянутый Маркассю. — Осквернение могил в Париже. — Осквернитель обнаружен. — Показания Бертрана
На Востоке широко распространены истории об осквернителях могил. Суеверия приписывают отдельным людям страсть к выкапыванию и уродованию трупов. Лунной ночью к могилам крадутся странные фигуры, роются в них длинными острыми ногтями в надежде докопаться до трупа, прежде чем первый луч зари заставит их убраться прочь. Эти вурдалаки, как их называют, по поверьям, добывают мертвую плоть для колдовских и чародейских надобностей, но иногда занимаются этим исключительно ради того, чтобы нарушить сон мертвых, потревожить их вечный покой. По всей вероятности, вурдалаки — это не только плод воображения, но и вполне реальные похитители трупов. Человеческий жир и волосы трупа, которые продолжают расти в могиле, входят в состав многих снадобий некромантов, и ведьмы, готовящие такие бесовские смеси, выкапывают трупы, чтобы добыть необходимые составные части. То же самое творилось и во времена Средневековья. Страх перед вурдалаками достигал таких пределов, что в Бретани полагалось освещать кладбища фонарями все ночи напролет, чтобы отпугнуть ведьм, которые под покровом тьмы оскверняют могилы.
Форнари в своей «Занимательной и познавательной истории колдовства»{124} приводит такой рассказ о вурдалаке.
В начале XV века в Багдаде у богатого пожилого купца был единственный сын, которого он очень любил. Купец решил женить сына на дочери другого купца, девушке малопривлекательной, но с богатым приданым. Абу-ль-Хасан, купеческий сын, увидев изображение девушки на портрете, затосковал и попросил отца отложить свадьбу, чтобы привыкнуть к мысли о такой жене. Однако, вместо того чтобы привыкать к этой мысли, юноша влюбился в другую девушку, дочку ученого, и упрашивал отца дать согласие на брак с ней, пока тот не согласился. Старик сопротивлялся до последнего, но, обнаружив, что сын твердо намерен просить руки прекрасной Надиллы и не менее твердо сопротивляется браку с богатой, но уродливой девицей, поступил, как поступают в таких случаях все отцы: смирился.
Свадьбу отпраздновали с подобающей пышностью и торжественностью, и пришел черед медового месяца, который сулил бы молодым одно блаженство, не случись маленького происшествия, чреватого самыми серьезными последствиями.
Абу-ль-Хасан заметил, что его молодая жена покидает брачное ложе, удостоверившись, что он заснул, и возвращается только перед самой зарей.
Исполненный любопытства, Абу-ль-Хасан как-то ночью притворился спящим и увидел, что его жена, как обычно, встала и вышла из комнаты. Он осторожно пошел за ней, и она привела его на кладбище. В неверном лунном свете он рассмотрел, как она вошла в одну из гробниц. Он последовал за ней.
Внутри его взору предстало отвратительное зрелище. Там собралась компания вурдалаков и устроила пир, угощаясь разложившимися трупами. Его собственная жена, к слову сказать дома никогда не ужинавшая, принимала в этом пиршестве самое активное участие.
Воспользовавшись возможностью незаметно скрыться, Абу-ль-Хасан вернулся домой и лег в постель.
На следующее день он ничего не сказал жене до самого ужина, от которого она снова отказалась. Он стал настойчиво угощать ее, но она сказала, что не хочет есть. Тогда он в гневе воскликнул:
— Готовишься пировать вместе с вурдалаками!
Надилла молча задрожала, побледнела и, не говоря ни слова, легла в постель. В полночь она проснулась, набросилась на мужа, вцепилась зубами и ногтями ему в горло и прокусила вену, пытаясь напиться крови. Но Абу-ль-Хасан вскочил на ноги, отшвырнул ее на пол и убил одним ударом. На следующий день ее похоронили.
Три дня спустя, в полночь, она снова появилась в доме и напала на мужа с намерением высосать из него кровь. Он убежал от нее, а утром открыл гробницу, сжег ее труп и развеял пепел над Тигром.
Этот рассказ объединяет вурдалаков и вампиров. В одной из предыдущих глав мы уже убедились, что и волки-оборотни тоже тесно связаны с вампирами.
Во времена античности уже существовало поверье, что ведьмы оскверняют могилы, что подтверждается следующим эпизодом из «Золотого осла» Апулея, в частности речью глашатая.
«— А в чем состоит, скажи на милость, обязанность этого могильного караульщика? — спрашиваю я.
— Прежде всего, — отвечает глашатай, — всю ночь напролет нужно бодрствовать и открытыми, не знающими сна глазами смотреть на труп, не отвращая взора и даже на единый миг не отворачиваясь; ведь негоднейшие эти оборотни, приняв вид любого животного, тайком стараются проникнуть, так что очи самого Солнца, самой Справедливости могут легко обмануться. То они обращаются в птиц, то в собак, то в мышей, иногда даже в мух. Тут от зловещих чар на караульщиков нападает сон. Никто не может даже перечислить, к каким уловкам прибегают эти зловреднейшие женщины ради своей похоти. И за эту работу, такую опасную, обыкновенно полагается плата не больше чем в четыре, шесть золотых. Да, вот еще, чуть не забыл! В случае если наутро тело будет сдано не в целости, все, что пропадет, полностью или частью, караульщик обязан возместить, отрезав от собственного лица».
И здесь говорится об уродовании трупов, связанном с оборотничеством.
Маркассю отмечает, что после продолжительной войны в Сирии стаи ламий — злых духов в женском облике — повадились на поле битвы по ночам, вырывая кое-как закопанные трупы павших воинов и пожирая их плоть. Их прогоняли и преследовали, и многих даже удалось убить. Днем же эти оборотни имели облик волков или гиен. Эти жуткие истории вполне могут иметь под собой основу, и в том, что у людей может развиваться извращенная страсть к пожиранию трупов, нас заставляет убедиться исключительное дело, рассмотренное военным трибуналом в Париже не далее как 10 июля 1849 года.
Подробности этого дела освещаются в «Медико-психологическом ежегоднике» выпуска того же месяца и года. Они слишком омерзительны, чтобы приводить их здесь. И все же я опишу это дело в самых общих чертах.
Осенью 1848 года на нескольких кладбищах в окрестностях Парижа обнаружились вскрытые и оскверненные могилы. Студенты-медики явно не имели отношения к делу, потому что тела не были унесены, а валялись тут же, разорванные на части. Вначале сочли, что могилы разрыл какой-нибудь зверь, но найденные на сырой земле следы не оставили сомнений в том, что там действовал человек. После того как на кладбище Пер-Лашез было повреждено несколько трупов, там установили постоянное наблюдение, и поругание могил прекратилось.
Зимой осквернению подверглось еще одно кладбище, но только в марте 1849 года на кладбище Сен-Парнас сработала ловушка, и выстрел оповестил сторожей, что таинственный посетитель угодил в нее. Они ринулись к месту установленной ловушки, но увидели всего лишь, как темная фигура в военной шинели вспрыгнула на стену и скрылась во тьме. Пятна крови на месте свидетельствовали о том, что преступник был ранен этим выстрелом. Найденный там же синий лоскут ткани от шинели и стал той уликой, которая привела к опознанию осквернителя могил.
На следующий день наряд полиции обошел военные казармы, выясняя, не получал ли недавно пулевого ранения кто-нибудь из солдат или офицеров. Таким путем они обнаружили преступника. Им оказался младший офицер первого пехотного полка по имени Бертран.
Его поместили в госпиталь на излечение от раны, и по выздоровлении он предстал перед военным трибуналом.
История оказалась такова.
До того как в возрасте двадцати лет вступить в армию, Бертран обучался в духовной семинарии в Лангре. Он отличался скромностью, искренностью и честностью, товарищи любили его за приветливый нрав, хотя порой на него накатывали приступы хандры и уныния. В феврале 1847 года, гуляя с приятелем по сельской местности, он забрел на кладбище, где были открыты ворота. За день до того там была похоронена женщина, но церковный сторож не успел полностью засыпать могилу, потому что полил проливной дождь и вынудил его искать укрытие. Бертран заметил лопату, брошенную возле могилы, и, по его собственному признанию, «…? cette vue des id?es noires те vinrent, j’eus comme un violent mal de t?te, mon c?ur battait avec force, je ne me poss?dais plus»[51]. Под каким-то надуманным предлогом он отделался от своего спутника, вернулся на кладбище, схватил лопату и принялся раскапывать полузасыпанную могилу.
«Вскоре я уже вытащил из-под земли труп и начал рубить его лопатой, не вполне соображая, что делаю. Меня увидел проходивший мимо работник, и я кинулся на землю плашмя, прячась от него, а потом швырнул тело обратно в могилу. После этого я, обливаясь холодным потом, ушел в ближний лесок и, несмотря на проливной дождь, провел там несколько часов в полном изнеможении. Когда я пришел в себя, голова у меня кружилась, руки-ноги не слушались. Точно в таком же состоянии я находился после каждого приступа.
Два дня спустя я вернулся на кладбище, руками раскопал могилу, вытащил труп, разорвал его на части и бросил назад в яму. Руки мои кровоточили, но я не ощущал боли».
В течение четырех месяцев Бертран не испытывал подобных приступов, пока не вернулся с полком в Париж. Однажды он прогуливался по печальным тенистым аллеям Пер-Лашез, и внезапно на него нахлынуло то же самое чувство. Той же ночью он перелез через стену, раскопал могилу семилетней девочки и разорвал ее труп пополам. Через несколько дней он вскрыл могилу женщины, умершей при родах и похороненной две недели назад. 16 ноября он выкопал пожилую женщину лет пятидесяти, разрезал труп на части и разбросал их вокруг. Таким же образом он поступил с другим трупом 12 декабря. Мы привели лишь немногие из тех многочисленных случаев осквернения праха, в которых он признался. Ночью 15 марта он был ранен выстрелом из ружья-ловушки.
На суде Бертран заявил, что, находясь на излечении в госпитале, он не испытывал ни малейшего желания вернуться к выкапыванию трупов. Он полагал, что излечился от чудовищных наклонностей благодаря тому, что рядом с ним в палате умирали люди: «Je suis gu?ri, car aujourd’hui j’ai peur d’un mort».[52]
Изнеможение, следовавшее за припадками, весьма характерно, поскольку оно, судя по описанию, точь-в-точь похоже на приступы боевой ярости норвежских берсерков, а также на состояние больных ликантропией.
Случай с Бертраном, бесспорно, уникальный. Трудно даже назвать это сумасшествием — это, скорее, по всем признакам бесовское наваждение. Вначале приступы возникали после выпивки, но впоследствии на него накатывало безумие без видимой причины. Способ уродования трупов он каждый раз использовал разный: одних рубил лопатой, других рвал на части зубами и ногтями. Иногда он раздирал рот и лицо до ушей, вспарывал желудки, отрывал конечности. Выкапывая мужские тела, он не испытывал стремления расчленять их, так как получал наслаждение только от раздирания женских трупов. Его приговорили к годичному заключению.