Глава 22 Величайшая шутка

Глава 22

Величайшая шутка

Первый вопрос:

Ошо,

Что такое невинность, что такое красота?

Невинность – это жизнь в моменте, невинность – это жизнь без прошлого, невинность – это жизнь без умозаключений, невинность – это действие из состояния незнания. И если вы начинаете действовать из этого потрясающего безмолвия, не обремененного никаким прошлым, из этого безграничного покоя, который не знает ничего, переживание, которое тогда случается, и есть красота.

Всякий раз, когда вы ощущаете красоту – в восходящем солнце, звездах, цветах или в лице мужчины или женщины, – всякий раз, когда вы переживаете красоту, наблюдайте. И обязательно обнаружится одна вещь: что вы функционировали без ума, вы функционировали без каких-либо умозаключений, вы просто функционировали спонтанно. Мгновение захватило вас, и захватило настолько глубоко, что вы оказались отрезанными от прошлого.

А когда вы отрезаны от прошлого, вы автоматически оказываетесь отрезанными и от будущего, потому что прошлое и будущее – это две стороны одной монеты, они не отделены и даже неразделимы. Вы можете подбросить монету: иногда выпадает «орел», а иногда «решка», но другая сторона всегда присутствует, скрываясь внизу.

Прошлое и будущее – две стороны одной монеты. И эта монета называется «ум». Когда вся монета отброшена целиком, это отбрасывание и есть невинность. Тогда вы не знаете, кто вы есть, тогда вы не знаете, что есть; знания не существует.

Но вы есть, Существование есть, и встреча этих двух «есть-ностей» – маленькой «есть-ности» вас, встречающейся с бесконечной «есть-ностью» Существования, – эта встреча, это слияние и есть переживание красоты.

Невинность – это дверь; через невинность вы входите в красоту. Чем более невинными вы становитесь, тем более прекрасным становится Существование. Чем более вы знающие, тем более и более уродливым оказывается Существование, потому что вы начинаете функционировать из умозаключений, вы начинаете функционировать, исходя из знаний.

Если вы знаете, вы разрушаете всю поэзию. Если вы знаете и думаете, что вы знаете, вы создаете преграду между вами и тем, что есть. Тогда все оказывается искаженным. Тогда вы не слышите своими ушами, вы переводите. Тогда вы не видите своими глазами, вы интерпретируете. Тогда вы не переживаете своим сердцем, вы думаете, что переживаете. Тогда любая возможность встретиться с Существованием непосредственно, в близости, утрачивается. Вы распались на части.

Это первородный грех. И в этом заключается вся история, библейская история Адама и Евы, вкусивших плод с древа познания. Как только они вкусили плод познания, их изгнали из рая. Это не значит, что кто-то их выгнал, не значит, что Бог приказал им убираться из рая; они пали сами. Зная, они перестали быть невинными, зная, они стали отделенными от Существования, зная, они приобрели эго… Знание создало очень мощную преграду, железную преграду.

Ты спрашиваешь меня: «Что такое невинность?»

Вытошни знание! Плод с древа познания должен быть вытошнен. Именно это и есть медитация. Выброси его из своей системы – это яд, чистый яд. Живи без знания, зная, что «я не знаю». Функционируй из этого состояния незнания, и ты познаешь, что такое красота.

Сократ знает, что такое красота, потому что он функционирует из этого состояния незнания. Есть знание, которое не знает, и есть невежество, которое знает. Стань незнающим, подобно Сократу, и тогда в твое существо войдет совершенно иное качество: ты снова станешь ребенком, это второе рождение. Твои глаза снова наполнятся изумлением, все вокруг будет удивлять тебя. Летит птица, и ты потрясен! Чистая радость наблюдения за птицей в полете – как будто бы ты сам летишь.

Капля росы, соскальзывающая с листа лотоса, и утреннее солнце, которое светится в ней и создает вокруг нее маленькую радугу, – это мгновение настолько переполняет… Капля росы, соскальзывающая с листа, в самый момент своей встречи с бесконечностью, исчезновения в озере – и ты как будто сам начинаешь соскальзывать, как будто ты сам, подобно капле, соскальзываешь в океан Бога.

В момент невинности, незнания, различие между наблюдателем и наблюдаемым исчезает. Ты больше не отделен от того, что видишь, ты больше не отделен от того, что слышишь.

Прямо сейчас, слушая меня, вы можете функционировать двумя способами. Один – это способ знания: болтать внутри себя, судить, оценивать, постоянно думать о том, правильно или неправильно то, что я говорю, согласуется это с вашими теориями или нет, логично это или нелогично, научно или ненаучно, по-христиански или по-индуистски, сможете вы двигаться с этим или нет, сможете вы проглотить это или нет, – у вас в уме кричит тысяча и одна мысль: внутренний разговор, внутреннее дорожное движение – это один способ слушания. В этом случае вы слушаете настолько издалека, что я не смогу до вас добраться.

Я продолжаю попытки, но не смогу до вас добраться. По сути, вы на какой-то другой планете: вы не здесь, не сейчас. Вы – индус, вы – христианин, мусульманин, коммунист, но вы не здесь-и-сейчас. Между мною и вами располагается Библия, или Коран, или Гита. Я пытаюсь вас нащупать, но натыкаюсь на преграду – Коран; я пытаюсь вас найти, но между мною и вами стоит шеренга священников. Это путь знания, это путь сохранения глухоты, сохранения слепоты, сохранения бессердечности.

Существует и другой способ слушания: просто слушание, когда между мною и вами нет ничего. Тогда есть близость, контакт, встреча, общность. В этом случае вы не интерпретируете, поскольку не беспокоитесь о том, правильно это или неправильно. Ничто не является ни правильным, ни неправильным. В это мгновение невинности человек не оценивает. Нет ничего, чем можно было бы оценивать, нет критерия, нет априорных знаний, нет заранее сделанных выводов, ничего, с чем можно сравнивать. Вы можете только слушать, так же, как слушают журчание воды в холмах, или звук одинокой флейты в лесу, или чью-то игру на гитаре. Вы слушаете.

Но человек, пришедший послушать в качестве критика, не будет слушать. Человек, пришедший просто послушать, не как критик, а чтобы насладиться моментом, будет в состоянии слушать музыку. Что в музыке понимать? Понимать нечего. В ней определенно есть нечто, что можно отведать, нечто, что можно выпить и от чего можно опьянеть, но что в ней понимать?

Однако критик пришел сюда не для того, чтобы отведать, не для того, чтобы пить, – он здесь для того, чтобы понять. Он не слушает музыку, поскольку до краев наполнен математикой. Он все время критикует, думает. Он не невинен, он слишком много знает и поэтому упустит всю красоту музыки. Возможно, он придет к каким-то глупым выводам, но упустит весь этот момент. А момент очень важен!

Если ты можешь слушать, просто слушай! Если можешь смотреть, просто смотри, тогда в то же самое мгновение ты познаешь, что такое невинность.

Я здесь не для того, чтобы только объяснять, что такое невинность; я здесь для того, чтобы дать вам почувствовать ее вкус. Выпей чашку чая! Я предлагаю ее тебе, предлагаю каждое мгновение. Сделай глоток – почувствуй тепло мгновения, его музыку, его безмолвие и переполняющую любовь. Позволь ему окружить тебя. Исчезни на мгновение вместе со своим умом – следящим, судящим, критикующим, верящим, неверящим, выступающим за, против. На мгновение стань просто открытостью, и ты узнаешь, что такое невинность. И в ней ты узнаешь, что такое красота.

Красота – это переживание, которое случается в невинности, цветок, который расцветает в невинности. Иисус говорит: «Пока не станете подобны малым детям, не войдете в мое царство Божье».

Второй вопрос:

Ошо,

Иногда я тебе верю, а иногда – не верю. Как долго я буду жить в этой двойственности? Как мне отбросить эту двойственность и соединиться? Пожалуйста, объясни.

Мохан Бхарти, кто тебе сказал, что ты должен в меня верить? Если ты веришь, то будет также и неверие. Никто не может верить без неверия. Уясни это раз и навсегда: никто не может верить без неверия. Любая вера служит прикрытием для неверия.

Вера – это лишь периферия центра, называемого сомнением; поскольку существует сомнение, вы создаете веру. Сомнение причиняет боль, оно подобно ране, оно болезненно. Поскольку сомнение – это рана, оно болит, оно заставляет тебя чувствовать свою внутреннюю пустоту, свое внутреннее невежество. Тебе хочется его прикрыть. Но прятать свою рану за цветком розы – ты думаешь, это поможет? Думаешь, этот цветок розы поможет ране исчезнуть? Как раз наоборот! Рано или поздно роза начнет источать зловоние раны. Рана не исчезнет благодаря розе, на самом деле из-за раны исчезнет роза.

Возможно, тебе удастся обмануть кого-то другого, кто смотрит со стороны – возможно, твои соседи будут думать, что это не рана, а цветок розы, – но как ты обманешь самого себя? Это невозможно. Никто не может обмануть себя; где-то глубоко внутри ты будешь знать, ты неизбежно будешь знать, что рана существует, и что ты прячешь ее за цветком розы. И ты также знаешь, что роза оказалась тут случайно: она не выросла у тебя внутри, ты сорвал ее где-то снаружи, в то время как рана выросла у тебя внутри, ты не принес ее извне.

Ребенок приносит с собой сомнение – внутреннее сомнение, это естественно. Именно благодаря этому сомнению он исследует, именно благодаря этому сомнению он задает вопросы. Отправься вместе с ребенком на утреннюю прогулку по лесу, и он задаст столько вопросов, что тебе это надоест, тебе захочется приказать ему заткнуться. Но он будет продолжать спрашивать.

Откуда приходят эти вопросы? Для ребенка они естественны. Сомнение – это внутренний потенциал; для ребенка это единственный способ исследовать, искать и узнавать. В этом нет ничего плохого. Ваши священники лгут вам, говоря, что в сомнении есть что-то плохое. В нем нет ничего плохого. Оно естественно, и его следует принять и уважать. Если вы уважаете свое сомнение, оно перестает быть раной; если вы его отвергаете, оно становится раной.

Уясни это для себя: само по себе сомнение не является раной. Польза его огромна, поскольку оно превращает тебя в исследователя, искателя приключений. В поисках истины оно приведет тебя к самой дальней звезде, сделает тебя паломником. Сомнение не является чем-то неправильным. Сомнение прекрасно, сомнение невинно, сомнение естественно. Однако священники веками его осуждали. Из-за их осуждения сомнение, которое могло бы стать цветением доверия, превратилось в зловонную рану.

Мое учение таково: первое, что нужно сделать, – это не пытаться верить. Почему? Если сомнение присутствует, то оно присутствует! Нет необходимости его скрывать. Позволь ему быть, помогай ему, пусть оно станет великим поиском. Пусть оно превратится в тысячу и один вопрос – и, в конце концов, ты увидишь, что важны не вопросы, а сам вопросительный знак! Сомнение – это не поиск веры; сомнение – это просто поиск тайны, приложение всех сил в стремлении понять то, что понять абсолютно невозможно, постичь непостижимое – усилие поиска.

И если ты будешь продолжать исследовать, искать, не начиняя себя заимствованными верованиями, то произойдут две вещи. Во-первых, у тебя никогда не будет никакого неверия. Запомни: сомнение и неверие – не синонимы. Неверие случается только тогда, когда ты уже поверил, когда ты уже обманул себя и других. Неверие приходит только тогда, когда пришла вера; это тень веры.

Все верующие являются неверующими, будь то индусы, христиане или джайны. Я знаю их всех: все верующие неверующие, потому что вера приносит неверие – это тень веры. Можно ли верить без неверия? Это невозможно; так не бывает по самой природе вещей. Если ты хочешь не верить, то первое условие состоит в том, чтобы верить. Можно ли верить без того, чтобы с черного входа не вошло неверие? Или: можно ли не верить, не обзаведясь предварительно каким-нибудь верованием? Поверь в Бога, и немедленно появляется неверие. Поверь в загробную жизнь, и появляется неверие. Неверие вторично, а вера первична.

Ты хочешь того же, чего хотят миллионы людей во всем мире: они не хотят неверия, они хотят только веры. Я не могу в этом помочь, и никто не может. Если тебя интересует только вера, тебе придется страдать также и от неверия. Ты останешься разделенным, останешься расщепленным, шизофреничным. К тебе не сможет прийти ощущение целостности и единства, ты сам не позволяешь ему случиться.

Что я предлагаю? Прежде всего, прекрати верить. Пусть верования будут отброшены, это все хлам! Доверяй сомнению, вот мое предложение; не пытайся его скрывать. Доверяй сомнению. Это первое, что нужно привнести в свое бытие: доверять своему сомнению. И попробуй увидеть красоту этого – как красиво пришло к тебе доверие.

Я не говорю: «Верь», я говорю: «Доверяй». Сомнение – это естественный дар; оно, несомненно, от Бога – откуда еще оно может быть? Неси сомнение с собой: доверяй ему, доверяй своим вопросам. И не торопись наполнять себя и прятать сомнение под верованиями, заимствованными извне – у родителей, священников, политиков, общества, церкви. Твое сомнение – это нечто прекрасное, потому что оно твое; это нечто прекрасное, потому что оно подлинное. Из подлинного сомнения однажды вырастет цветок подлинного доверия. Это будет внутренний рост, это не будет обманом, заимствованным снаружи.

В этом состоит различие между верой и доверием: доверие растет у тебя внутри, в твоем внутреннем мире, в твоей субъективности. Точно так же, как и сомнение, доверие – это внутреннее качество. Только внутреннее может трансформировать внутреннее. Вера приходит извне; она не может помочь, поскольку не может проникнуть в самую глубокую сердцевину твоего существа, а именно там пребывает сомнение.

С чего начать? Доверяй своему сомнению. Таков мой способ привнесения доверия. Не верь в Бога, не верь в душу, не верь в загробную жизнь. Доверяй своему сомнению, и немедленно начнется превращение. Доверие – это такая могучая сила, что, даже если ты доверяешь только своему сомнению, ты привносишь внутрь свет. А сомнение подобно темноте. И это маленькое доверие сомнению начнет изменять твой внутренний мир, внутренний пейзаж.

И спрашивай! Зачем бояться? Зачем быть таким трусливым? Спрашивай – спрашивай всех будд, спрашивай меня, потому что если истина есть, то она не боится твоих вопросов. Если будды подлинные – они подлинные; тебе нет необходимости в них верить. Продолжай в них сомневаться… и, несмотря на это, однажды ты почувствуешь, что возникло доверие.

Если вы сомневаетесь и продолжаете сомневаться до самого конца, до самого логического завершения, рано или поздно вы наткнетесь на истину. Сомнение – это поиск ощупью в темноте, но дверь существует. Если Будда смог добраться до двери, если это смог сделать Иисус, если это смог сделать Атиша, если я могу до нее добраться, почему не сможете вы? Каждый в состоянии добраться до двери – но вы боитесь искать и поэтому сидите в своем темном углу и верите в кого-то, кто нашел дверь. Вы не видели этого кого-то, вы услышали о нем от других людей, которые тоже услышали об этом от других, и так далее, и тому подобное.

Каким образом вы верите в Иисуса? Почему? Вы не видели Иисуса! И даже если бы вы его видели, вы бы упустили. В тот день, когда его распинали, тысячи людей собрались, чтобы на него посмотреть, и знаете, что они делали? Они плевали ему в лицо! Возможно, вы были в той толпе, потому что та толпа вовсе не была другой. Человечество не изменилось.

Дарвин утверждает, что человек произошел от обезьяны. Может быть, но с тех пор эволюция, похоже, прекратилась. Несомненно, это была какая-то случайность; какая-нибудь обезьяна свалилась с дерева и не смогла забраться обратно. Возможно, она получила перелом, или побоялась, что снова упадет, и поэтому стала жить на земле. Когда ты живешь на деревьях, можно жить на всех своих четырех руках или четырех ногах, но когда ты живешь на земле, приходится стоять на двух ногах.

Поскольку раньше с деревьев эта обезьяна могла обозревать все окрестности… она всегда жила так, обозревая все окрестности; так было безопасно, она могла видеть далеко. Когда же она оказалась на земле, жить на четвереньках стало опасно. Обезьяна не могла видеть все вокруг, она видела лишь на два-три фута перед собой, и ей было страшно – это был не тот образ жизни, к которому она привыкла. На деревьях она жила в относительной безопасности, обозревая все вокруг. Где бы ни появлялся враг, она была настороже и могла себя защитить. Просто из-за страха на земле обезьяне пришлось встать на две ноги. Только представьте себе эту забавную ситуацию: обезьяна пытается стоять на двух ногах! Все обезьяны, должно быть, громко хохотали: «Посмотрите на эту дурочку, что она пытается делать!»

С тех пор эволюция, кажется, прекратилась. С тех пор не произошло ничего. Человек жил и продолжает жить практически так же; его ум не изменился. Да, кое-что изменилось: мы живем в лучших домах с лучшей водопроводной системой… Я не имею в виду Индию!

Один саньясин недавно сказал мне: «Ошо, ты говоришь, что жизнь прекрасна. Я мог бы тебе поверить, но есть две вещи: женщины и индийский водопровод – и они не позволяют мне в это поверить».

Женщины могут измениться – но индийский водопровод? Нет!

У нас появились лучшие дороги и лучший транспорт, чтобы перевозить вас с одного места в другое, замечательные технологии, – люди высадились на Луну, – но сам человек не изменился. Именно поэтому я говорю, что многие из вас, несомненно, были в толпе, плевавшей в Иисуса, и что многие из вас, несомненно, были в толпе, смотревшей, как убивают Мансура, и затем швыряли камни в убитого мистика. Вы не изменились.

Как вы можете верить в Иисуса? Когда он был жив, вы плевали ему в лицо, а теперь, через две тысячи лет, вы в него верите? Это просто отчаянная попытка спрятать свое сомнение. Почему вы верите в Иисуса?

Если из истории Иисуса исключить один случай, все христианство исчезнет. Если один случай, всего лишь один случай, а именно – феномен воскрешения, – что после того, как Иисус был распят и оставался мертвым три дня, он вернулся к жизни, – если этот случай опустить, все христианство исчезнет. Вы верите в Иисуса, потому что боитесь смерти, а он, кажется, единственный человек, который вернулся к жизни, который победил смерть.

Христианство стало величайшей религией в мире. Буддизм не смог получить такого распространения по той простой причине, что из-за страха смерти люди легче верят в Христа, чем в Будду. По сути, чтобы верить в Будду, нужно мужество, поскольку Будда говорит: «Я учу вас тотальной смерти». Эта малая смерть его не удовлетворяет. Он говорит: «Этой малой смерти недостаточно, вы снова вернетесь. Я учу вас тотальной смерти, окончательной смерти. Я учу уничтожению, так чтобы вы никогда больше не вернулись, так чтобы вы исчезли, рассеялись в Существовании, так чтобы вас больше не было, чтобы не осталось и следа».

В Индии буддизм исчез, исчез полностью. Такая великая так называемая «религиозная» страна, а буддизм полностью исчез. Почему? Люди верят в религии, которые учат их тому, что после смерти они будут жить, что душа бессмертна. Будда же говорил, что единственная вещь, которую стоит понять, – это что вас нет. Буддизм не смог выжить в Индии, поскольку он не дает человеку прикрытия для его страха.

Будда не говорил людям: «Верьте в меня». И в результате его учение исчезло из нашей страны – потому что люди хотят верить. Люди не хотят истины, они хотят веры. Вера дешева. Истина опасна, трудна, тяжела; за нее приходится платить. Приходится искать и исследовать, и нет гарантии, что вы найдете, нет гарантии, что где-то есть какая-то истина. Ее может вообще не быть; возможно, цели вообще не существует.

Люди хотят веры, а Будда сказал… его последним посланием миру было: «Аппа дипо бхав, будьте сами для себя светом». Он сказал это, потому что его ученики плакали. Его окружали десять тысяч саньясинов… Конечно, они горевали, и лились слезы; уходил их мастер. И Будда сказал им:

– Не плачьте. Почему вы плачете?

Один из учеников, Ананда, ответил:

– Потому что ты оставляешь нас, потому что ты был нашей единственной надеждой, потому что мы надеялись, и надеялись долго, что именно с твоей помощью мы обретем истину.

И, отвечая Ананде, Будда сказал: «Не беспокойтесь об этом. Я не могу дать вам истину; и никто другой не может дать вам ее; она непередаваема. Но вы можете обрести ее сами. Будьте сами для себя светом».

Мой подход точно такой же. Вам не нужно в меня верить. Мне не нужны здесь верующие, мне нужны искатели, а искатель – это совершенно другое явление. Верующий – не искатель. Верующий не хочет искать, именно поэтому он верит. Верующий хочет избежать поиска, именно поэтому он верит. Верующий хочет, чтобы его освободили, спасли, ему нужен спаситель. Он всегда ищет мессию – кого-то, кто сможет за него съесть, разжевать и переварить. Но если я ем, ваш голод не будет удовлетворен. Никто не может вас спасти, кроме вас самих.

Мне здесь нужны искатели, исследователи, а не верующие. Верующие – это самые заурядные в мире люди, самые неразумные в мире люди. Поэтому забудь о вере, ты сам себе создаешь проблему. Ты начинаешь в меня верить, и тогда появляется неверие, – оно неизбежно появляется, поскольку я здесь не для того, чтобы соответствовать вашим ожиданиям.

Мохан Бхарти происходит из джайнской семьи. Чтобы стать моим саньясином, ему потребовалось огромное мужество. Но традиционный ум все еще присутствует; от него не так легко избавиться. Поэтому глубоко в подсознании таятся ожидания насчет того, каким я должен быть. В таком случае неизбежно появляется неверие.

Я живу по-своему, не считаясь с тобой. Я не считаюсь вообще ни с кем, – потому что, если начать учитывать мнения других, невозможно будет проживать свою жизнь подлинно. Считаться с другими – значит стать фальшивым. Я знаю, что, если бы я мог жить в шалаше, тысячи и тысячи индийцев пришли бы, чтобы поклониться мне. Если бы я мог жить обнаженным, миллионы считали бы меня святым, великим святым. Если бы я мог есть лишь один раз в день, причем питаясь исключительно подаянием, вся страна была бы от меня в восторге. Но я не могу делать эти вещи, они для меня неестественны.

Возможно, для Махавиры было естественно жить обнаженным, поэтому он был обнажен. И запомните: людей это не радовало, поскольку люди, окружавшие Махавиру, верили в Кришну и Раму, а те не были обнаженными. Поэтому они ожидали, что Махавира будет вести себя, как Кришна; они ожидали, что у него будет флейта, а у него ее не было. Они, должно быть, искали ее – хотя, по сути, искать было негде, ведь он стоял обнаженным! Он не оправдывал их ожиданий. Где корона из павлиньих перьев? Люди знали Кришну: тот был совершенно другой индивидуальностью, совершенно другим проявлением Существования. Он был очень красочным, подобным радуге, с павлиньими перьями вместо короны, с гирляндами из прекрасных цветов, с одеждой, одеянием, сделанным из самого лучшего шелка.

А на теле у него были украшения – алмазы, золото – украшения, как у женщин. В те дни мужчины носили украшения. Это кажется более естественным, поскольку в природе самцы животных украшены больше, чем самки. У самца павлина есть эти красивые перья, а у самки красивых перьев нет вообще. Для нее достаточно быть самкой; этого достаточно. Самцу приходится как-то замещать то, что он не самка: он должен красиво выглядеть, быть ярким. Помните: танцует павлин-самец, а не самка. Танец – это заменитель. Самец хочет выглядеть как можно красивее – он боится, что могут выбрать не его!

Именно кукушка-самец издает этот крик; эти прекрасные звуки, эта песня исходит от кукушки-самца. Самка просто сидит, ждет; просто быть самкой – этого достаточно. Понаблюдайте за природой, и вы удивитесь: самки животных вообще не украшены. В прежние времена точно так же обстояло дело и с людьми. Самка прекрасна такая, какая она есть, природа создала ее прекрасной.

Поэтому во времена Кришны, пять тысяч лет назад, мужчины носили красивую одежду, цветы, украшения, и индусы привыкли к этой идее. А потом появился Махавира, стоящий обнаженным, без украшений, без одежды, просто полностью обнаженный. И не только это; он выдирал себе волосы. Несомненно, он выглядел немного сумасшедшим. Только сумасшедшие рвут на себе волосы; когда вами овладевает безумие, вы рвете на себе волосы. Но он выдирал их по другой причине – потому, что волосы являются своего рода украшением.

И людям, у которых волос нет, лысым, как я, приходится придумывать прекрасные теории! Они говорят, что лысые люди наиболее сексуальны. Вся теория состоит в том, что люди лысеют тремя разными способами. Некоторые начинают лысеть спереди: они – самые сексуальные. Некоторые начинают лысеть с затылка: они не сексуальные, но только думают, что они сексуальные. А некоторые начинают лысеть с макушки: о них лучше вообще ничего не говорить! Волосы придают красоту. Несомненно, лысые люди чувствуют, что нужен какой-то заменитель, и они распустили по всему миру слух, что лысые люди очень сексуальные.

Кришна и Рама были очень эстетичными людьми; Махавира же был совсем другим, очень аскетичным. Но для него это было естественно; он был прекрасен в своей наготе, так же прекрасен, как Кришна со всеми своими одеждами и украшениями. На самом деле, в древних писаниях говорится, что Махавира, возможно, был самым красивым человеком на Земле. Возможно, это было одной из причин того, что он ходил обнаженным. Если у вас пропорциональное тело, если ваше тело действительно красиво, зачем беспокоиться об одежде?

Безобразные люди очень беспокоятся об одежде, поскольку именно так они справляются с ситуацией. К примеру, женщина, у которой безобразное тело, не будет готова выйти на пляж обнаженной. Она будет очень сильно настроена против пляжей, очень сильно настроена против наготы, обнаженных людей и нудистских лагерей. Но единственная причина, почему она на самом деле против, это то, что она знает: если она станет ходить обнаженной, это будет поистине ужасное зрелище!

Всякий раз, когда страна становится прекрасной, люди начинают обходиться без одежды. Всякий раз, когда случалось, что народ становился прекрасным, люди начинали ходить обнаженными. Не было необходимости ничего скрывать. Мы прячем только безобразную часть. Однако одежда полезна людям, не обладающим красивым телом. Возможно, вы не обладаете красивым торсом, мужским торсом, но вы можете носить пальто, подбитое ватой, и оно будет производить нужное впечатление, – по крайней мере, на незнакомых.

Мужчина что-то ищет на нудистском пляже… Он ищет свою жену. За ним наблюдает полицейский. Что-то заподозрив, он спрашивает:

– Что вы ищете? Вы ищете уже час… Какое-то спрятанное сокровище?

Мужчина отвечает:

– Нет, всего лишь пару пустых мешков.

Вы можете носить одежду с подбивкой, которая придаст вашему телу форму.

Несомненно, Махавира был прекрасен – у меня тоже есть это ощущение – несомненно, это был человек редкой красоты. Но ожидания были другими, и поэтому люди были настроены против него. Ни в одной деревне, ни в одном городе люди не были к нему гостеприимны. Его прогоняли из деревень и городов, бросали в него камни, спускали злых собак, чтобы те выгнали его из города, – лишь потому, что Махавира был обнажен. Он не причинял никому никакого зла; самый безобидный человек, которого только можно себе представить, он не причинял вреда даже муравьям. Ночью он спал только на одном боку. Он не переворачивался с боку на бок, поскольку, кто знает, возможно, позади него ночью будет проползать муравей, и если Махавира перевернется, этот муравей может быть убит. Он не ходил по траве, по лужайкам; он не путешествовал в сезон дождей, поскольку в сезон дождей появляется очень много насекомых. Такой безобидный человек, но, тем не менее, люди обходились с ним дурно. А в чем состояла единственная причина? – Он не соответствовал их ожиданиям.

Никакой будда никогда не соответствовал ничьим ожиданиям. На самом деле, именно поэтому человек и становится буддой: он никогда не идет на компромисс. Если у вас есть относительно меня какие-то ожидания, у вас снова и снова будут проблемы, поскольку я не принимаю в расчет ваши ожидания.

Георгий Гурджиев говорил своим ученикам – это одно из самых основополагающих утверждений: «Не принимайте в расчет других, иначе вы никогда не вырастете». Но именно это и происходит во всем мире – каждый принимает в расчет других: «Что подумает моя мать? Что подумает мой отец? Что подумает общество? Что подумает моя жена, мой муж?..» Что уж говорить о родителях – даже родители боятся детей! Они думают: «Что подумают наши дети?»

Один человек пришел ко мне и сказал: «С тех пор, как я стал саньясином, мои дети думают, что я сошел с ума; они надо мной смеются. Ничто не ранит меня сильнее, чем то, что мои собственные дети… Они смотрят на меня через окно, они не входят в комнату! Они что-то шепчут друг другу – не знаю, что именно, но они говорят обо мне. Они думают, что случилось что-то плохое».

Люди считаются друг с другом – и тогда оказывается, что есть миллионы людей, с которыми нужно считаться. Если вы будете постоянно принимать в расчет всех и каждого, вы никогда не станете индивидуальностью, вы станете сборной солянкой. Согласившись на такое количество компромиссов, вы давным-давно покончили с собой.

Говорят, что люди умирают в возрасте тридцати лет, а хоронят их в семьдесят. Смерть наступает очень рано – я думаю, что тридцать лет – это тоже неправильно, смерть наступает даже раньше. Где-то примерно в двадцать один год, когда закон и государство признают вас гражданином, наступает момент, когда человек умирает. По сути, именно поэтому вас признают гражданином – теперь вы больше не опасны, теперь вы больше не неистовы, теперь вы уже обработаны. К этому моменту все в вас исправлено, приведено в порядок; теперь вы приспособлены к обществу. Когда нация дает вам право голоса, это означает именно это: нация теперь может полагаться на то, что ваша разумность была разрушена, – вы можете голосовать. Вас не нужно бояться; вы – гражданин, вы – цивилизованный человек. Теперь вы больше не человек, вы – гражданин.

По моему собственному наблюдению, люди умирают примерно в двадцать один год. Что бы ни происходило потом, это уже посмертное существование. На могилах нам следует писать три даты: рождение, смерть и посмертная смерть.

Сначала ты веришь в меня – именно здесь ты совершаешь ошибку, не верь в меня, – а потом ты не веришь. Потом ты попадаешь в это противоречие, и возникает проблема: что делать? Как выбраться из этой двойственности? Ты создаешь двойственность, а потом хочешь из нее выбраться. Я не скажу тебе, как из нее выбраться, я скажу тебе, как в нее не попадать. Прежде всего, почему ты должен в нее попадать?

Говорят, что умный человек – это тот, кто знает, как выпутаться из трудных ситуаций, а мудрый – это тот, кто знает, как никогда в них не попадать. Будь мудрым. Почему бы не перерубить самый корень? Не верь в меня, будь мне попутчиком. Именно таковы мои саньясины: они не верующие; они – попутчики. Вместе со мной они путешествуют в неизвестное; они идут сами, своими собственными ногами. Я не несу вас на своих плечах, я не хочу, чтобы вы всю свою жизнь оставались калеками, я не даю вам никаких костылей, вы должны идти сами.

Да, я знаю путь, я прошел по нему, я знаю все ловушки на этом пути. Я буду продолжать громко кричать вам: «Берегитесь, здесь ловушка!» Но, тем не менее, вам решать, попадаться в нее или нет. Если вы попадаетесь в нее, я вас не осуждаю, я уважаю вашу свободу. Если вы в нее не попадаетесь, я вас не награждаю, для меня это нечто само собой разумеющееся – именно так поступает разумный человек. Поэтому, когда вы со мной, нет ни наград, ни наказаний, нет ни ада, ни рая, нет ни греха, ни добродетели. Это моя радость – делиться. Если вы рады разделить ее со мной – отлично; мы можем идти вместе до тех пор, пока вы хотите со мной идти. Если вы вдруг захотите пойти другим путем – прекрасно; мы попрощаемся и расстанемся.

Не нужно в меня верить, не нужно за меня цепляться. Тогда не возникает вопрос о неверии, не появляется двойственность, и нет необходимости искать способ от них избавиться. Пожалуйста, не попадайся во все это.

Третий вопрос:

Ошо,

Каково все-таки твое отношение к смерти?

Мистик, которого вели на виселицу, увидел, что впереди него бежит большая толпа. «Не торопитесь так, – обратился он к ней. – Уверяю вас, что без меня ничего не начнется».

Таково мое отношение к смерти: это величайшая шутка, какая только существует. Смерть никогда не случалась, она не может случиться по самой природе вещей, потому что жизнь вечна. Жизнь не может закончиться; это не вещь, это процесс. Жизнь – это не что-то такое, что начинается и заканчивается; у нее нет ни начала, ни конца. В различных формах вы были здесь всегда, и здесь вы останетесь – в различных формах или, в конце концов, без формы. Именно так живет в Существовании будда: он становится бесформенным. Он полностью исчезает из грубых форм.

Смерти нет, смерть – это ложь, однако она кажется очень реальной. Но она только кажется очень реальной, ее нет. Она представляется такой, потому что ты слишком сильно веришь в свое отдельное существование. Именно в результате веры в то, что ты отделен от Существования, ты придаешь смерти реальность. Отбрось это представление о том, что ты отделен от Существования, и смерть исчезнет.

Если я един с Существованием, как я могу умереть? Существование было здесь до меня и будет здесь после меня. Я – всего лишь рябь на поверхности океана; рябь приходит и уходит, а океан остается, продолжает существовать. Да, тебя не будет – такого, какой ты есть, тебя не будет. Эта форма исчезнет, но тот, кто пребывал в этой форме, продолжит существовать либо в других формах, либо, в конечном счете, в бесформенности.

Начни чувствовать себя единым с Существованием, поскольку это так и есть. Именно поэтому я снова и снова настаиваю, чтобы вы позволяли исчезать различию между наблюдателем и наблюдаемым – столько раз в течение дня, сколько это возможно. Найди несколько мгновений – когда угодно, где угодно – и просто позволь исчезнуть этому различию, этой разнице между наблюдателем и наблюдаемым. Стань деревом, которое ты видишь, стань облаком, на которое ты смотришь, и постепенно, постепенно ты начнешь смеяться над смертью.

Этот мистик, которого вели на виселицу, несомненно, видел совершеннейшую лживость смерти, он был способен шутить над собственной смертью. Его вели на виселицу, он видел, что впереди него бежит большая толпа, они собирались посмотреть на казнь…

Люди очень интересуются подобными вещами. Если они слышат, что кого-то должны публично убить, тысячи людей соберутся, чтобы на это посмотреть. Почему существует эта тяга? Глубоко внутри вы все – убийцы, а это – косвенный способ насладиться этим. Именно поэтому так модны, так популярны фильмы про убийства и насилие, детективные романы. Если в фильме нет убийства, самоубийства и непристойного секса, он никогда не приносит больших сборов. Он никогда не становится успешным, он проваливается. Почему? – Потому что никто не интересуется ничем другим. В вашем существе есть глубинные желания. И когда вы видите их на киноэкране, вы переживаете чужое удовольствие, как будто сами это делаете; вы отождествляетесь с персонажами фильма или романа.

И вот этого мистика вели на виселицу. Он увидел, что впереди него бежит большая толпа. «Не торопитесь так, – сказал он этим людям. – Уверяю вас, что без меня ничего не начнется. Вы можете идти спокойно, неторопливо, нет никакой спешки. Я – тот человек, которого собираются убить, и без меня ничего не произойдет».

Таково мое отношение к смерти. Смейся! Пусть твоим отношением к смерти станет смех. Это космическая ложь, которую создал сам человек, которую создало эго, самосознание.

Именно поэтому в природе никакие животные, птицы, деревья не боятся смерти. Только человек – и он создает по этому поводу столько беспокойства… дрожит всю свою жизнь. Смерть приближается, и из-за смерти он не может позволить себе жить тотально. Как вы можете жить, если вы так боитесь? Жизнь возможна только без страха. Жизнь возможна только с любовью, а не со страхом. А смерть создает страх.

А кто виноват? Бог не создавал смерть; это собственное изобретение человека. Создайте эго, и окажется, что вы создали другую его сторону – смерть.

Четвертый вопрос:

Ошо,

Я не могу поверить в то, что я есть. Что со мной не так?

Это невозможно. Невозможно сказать: «Меня нет», – потому что даже для того, чтобы это сказать, ты должен существовать. Одним из знаменитых философов Запада, отцом современной западной философии, был Декарт. Вся его жизнь была поиском чего-то неоспоримого, того, в чем невозможно было бы усомниться. Он хотел найти основание, причем такое, в котором нельзя было бы усомниться; только тогда на нем можно было бы построить правильную систему мышления. Он искал, искал очень искренне.

Можно подвергнуть сомнению Бога, можно подвергнуть сомнению загробную жизнь, можно подвергнуть сомнению даже существование другого человека. Я здесь, вы меня видите; но кто знает, возможно, вы видите сон, поскольку во сне вы тоже видите другого человека, и во сне другой кажется таким же реальным, как и в так называемой жизни. Во сне вы никогда не сомневаетесь. По сути, в реальной жизни вы иногда можете сомневаться, но во сне сомнения отсутствуют.

Говорят, что Чжуан-цзы однажды сказал:

– Я не могу решить свою самую большую проблему. Она состоит в том, что однажды ночью мне приснилось, что я бабочка. С той самой ночи я пребываю в замешательстве.

Его друг спросил:

– Что тебя смущает? Все люди видят сны, в этом нет ничего особенного. Зачем же так беспокоиться о том, что во сне ты был бабочкой? Что с того?

Чжуан-цзы ответил:

– С того дня я нахожусь в затруднении, я не могу решить, кто я. Если Чжуан-цзы может во сне стать бабочкой, то кто знает – когда бабочка ложится спать, ей, возможно, снится, что она – Чжуан-цзы. И в таком случае, действительно ли я – Чжуан-цзы, или я – бабочка, которая видит сон? Если Чжуан-цзы может стать бабочкой, то возможно и обратное. Бабочке, отдыхающей солнечным полуднем в тени дерева, тоже может присниться, что она превратилась в Чжуан-цзы. Так кто же я? Бабочка, которой снится сон, или Чжуан-цзы, которому снится сон?

Это трудно. Даже решить, что другой человек существует, – это трудно, очень трудно.

Декарт искал долго. А затем он натолкнулся на единственный факт, тот факт, что «я есть». В этом невозможно усомниться, совершенно невозможно, поскольку даже чтобы сказать: «Меня нет», нужны вы.

Жена:

– Мне кажется, что у нас в доме воры. Ты спишь?

Муж:

– Да!

Но если вы спите, как вы можете ответить: «Да»? Это «да» подразумевает, что вы бодрствуете.

Ты говоришь мне: «Я не могу поверить в то, что я есть».

Это не вопрос веры; ты есть. Кто именно не может поверить? Кто именно полон сомнений? Может ли сомнение существовать без сомневающегося? Может ли сон существовать без спящего? Если существует сон, то можно быть абсолютно уверенным в одном: существует спящий. Если существует сомнение, можно быть абсолютно уверенным в одном: существует сомневающийся.

Это основа всех религий: «Я есть». Нет необходимости в это верить, это не вопрос веры, это простой факт. Закрой глаза и попытайся это отрицать. Ты не сможешь отрицать этот факт, поскольку самим своим отрицанием ты будешь его доказывать.

Однако наше время – это время сомнений. И запомни: любое время, которое стало временем сомнений, – великое время. Когда в человеческом сердце возникают великие сомнения, неизбежно случается что-то великое. Когда возникают великие сомнения, возникают и великие вызовы.

И для тебя это величайший вызов – глубже идти в этого сомневающегося, который сомневается даже в собственном существовании. Иди в это сомнение, иди в этого сомневающегося. Пусть это станет твоей медитацией, и, проникнув глубже, ты обнаружишь, что это единственный неоспоримый факт в Существовании, единственная истина, в которой невозможно усомниться.

И как только ты почувствуешь это, возникнет доверие.

Последний вопрос:

Ошо,

Все ли умы еврейские?

В этом есть доля истины, это так. Быть евреем – это не вопрос национальности. По сути, еврейство – это качество – качество, которое вычисляет, качество, которое всегда мыслит в терминах бизнеса. Вот почему недавно я сказал вам, что поистине непостижимо, как итальянцам удалось увести у евреев величайший в мире бизнес. Это действительно невероятно, это чудо, потому что Ватикан – это величайший на Земле бизнес. Все Рокфеллеры, все Морганы и все Форды, вместе взятые, не могут с ним сравниться.

Еврейство – это качество; его можно обнаружить у индуса, его можно обнаружить у джайна, у христианина, у буддиста. Это качество расчетливости. Оно может превратиться в огромную разумность, и оно также может превратиться в огромную хитрость – имеются обе эти возможности.

Евреи подарили миру величайшие умы; люди, оказавшие влияние на наше столетие, все были евреями. Карл Маркс, Зигмунд Фрейд, Альберт Эйнштейн – все эти три величайших ума, оказавшие огромное влияние на современное человечество, были евреями. Евреи отхватили Нобелевских премий больше, чем кто бы то ни был. Это одна сторона: ум может стать очень разумным. Но есть и другая сторона: он может стать очень хитрым, нечестным, расчетливым.

Когда Моисей возвращался с рынка, где он по очень выгодной цене купил прекрасную лошадь, его неожиданно застигла буря – а сибирские бури поистине ужасны!

«Боже, если ты меня пощадишь, – взмолился он, – я обещаю продать мою лошадь и отдать деньги бедным».

На следующей неделе с тяжелым сердцем Моисей отправился на рынок, чтобы продать лошадь. Однако он захватил с собой гуся.

– Сколько стоит лошадь? – спросил его старый Исаак.

– Лошадь продается вместе с гусем, – ответил Моисей. – Два рубля за лошадь и сто рублей за гуся!

Эта расчетливость, эта хитрость – он обманывает даже Бога!

Один маленький мальчик – конечно, еврей – отправился в синагогу. Мать дала ему две мелкие монетки: одну для него, а другую – чтобы пожертвовать Богу в синагоге. По дороге он начал играть с монетками, и одна из них выскользнула у него из руки и провалилась в какую-то щель. Мальчик посмотрел в небо и сказал: «Ну что же, забирай свою монетку! Боже, вот твоя монетка! Ты всемогущий, поэтому можешь найти ее где угодно. Мне это будет немного трудновато».

Просто маленький мальчик – но он находит способ выпутаться из проблемы. Это качество еврейства.

Ибрагим Зильберштейн, богатый торговец, приглашает всех друзей на вечеринку в честь двадцать пятой годовщины своего супружества.

На приглашении написано: «Подарки, поступившие от гостей, которые не смогут прийти к нам на праздник, будут возвращены».

Получив приглашение, один из клиентов Зильберштейна, Захария, берет напрокат в ювелирном магазине великолепный серебряный канделябр и говорит своей жене: «Дорогая, у меня есть замечательная идея! Мы пошлем этот канделябр как подарок Зильберштейнам, но не придем к ним, и таким образом нам это ничего не будет стоить, потому что они нам его вернут!»

Захария посылает канделябр и терпеливо ждет возвращения подарка. Проходит неделя, другая, третья – никаких признаков канделябра. Немало понервничав, Захария, в конце концов, решает пойти повидаться с Зильберштейном. Зильберштейн тепло приветствует своего щедрого друга: «Ну вот, наконец, и ты! Я знал, что ты придешь. Как раз утром я сказал моей дорогой жене Ребекке: „Если мой старый друг Захария не придет сегодня, то, как это ни печально, завтра нам придется отослать ему канделябр назад!“»

Это качество, где бы оно ни обнаружилось, и есть еврейство.

Если вы попробуете понаблюдать за своим умом, то обнаружите, что в нем скрыт еврей. Всякий раз, когда вы вычисляете, всякий раз, когда начинаете жить математически, всякий раз, когда ваша жизнь становится лишь бизнесом, лишь логикой; всякий раз, когда вы теряете любовь, всякий раз, когда теряете способность делиться, рисковать, играть; всякий раз, когда вы теряете способность давать от всего сердца, ради чистой радости дарения, берегитесь этого еврея внутри.

Однако уничтожить этого еврея очень трудно, поскольку он приносит вам выгоду. Он помогает вам преуспеть в мире, он помогает вам стать известными в мире, он предлагает вам весь мир. Если вы по-настоящему расчетливы, то весь мир принадлежит вам. Искушение велико. Если вас соблазняет мир и все, что он может предложить, вы не сможете избавиться от внутреннего еврея.

А пока вы не избавитесь от этого внутреннего еврея, вы никогда не будете религиозными, никогда не обретете невинность – а без невинности не существует ни красоты, ни благословения.

На сегодня достаточно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.