Глава 19. Пустота и свобода

Глава 19. Пустота и свобода

Люди — такие существа: когда им надо, они шевелятся, что-то делают, а когда им не надо — молчание полное.

Лила сказала о себе, что она бывает в других странах и там все в себя впитывает — впечатления, эмоции — а приезжает сюда и вываливает это наружу вместе с товаром и сувенирами, то есть пытается предлагать все это людям.

Сон: большое Пространство, в котором танцует Лила. Кружится и поет: «Я стараюсь для людей, все красивое — для людей. Мне надо много красивых вещей, все это для людей». И она медленно меняет местоположение, вот уже в своем пространстве оказалась. На прилавках все разложено красиво, прилавок — это энергия. Все, что на нем — тоже разноцветная энергия. К Лиле не подойдешь, она между потоками скользит и закручивает их в танце.

Вокруг только искрящиеся разноцветные потоки и ничего больше.

Но это Действие ограничено странным постулатом: «Там все мое, ходить туда нельзя». Ее пространство — как поры на коже, которые впитывают все. Впитывают и втягивают. Граница пространства имеет твердость, а она сама стоит, как страж на воротах.

И никого пропускать в это пространство не положено, не положено по условиями той игры, в которую она попала.

Обыгрывание игры. Они решают, когда дать деньги, когда работать, когда приходить. Мы вас поддерживаем, вы живете за счет нас. У нас богатство, а у вас духовность. Мы не даем им упасть вниз, а они нам — сдохнуть с голоду. Чем больше мы становимся независимыми, тем нам все больше становится безразлично признание с их стороны. Мы им — духовную милость, а они нам — материальную милость. Изначально милость сверху идет. Нужно смирить свою гордыню. Просто делать, независимо от количества денег. Просто делать, исполнять свой долг. Но это так нелегко.

Трое суток вырисовывается уже какое-то конкретное понимание, неделю назад начался процесс. Значит, такая ерунда: доходишь до определенного порога, вверх, конечно, и понимаешь, что нет такой проблемы, как освобождение, — это такая иллюзия. Мы свободу-то не теряем, мы всегда остаемся свободными, но, принимая условия игры с ее ограничениями, начинаем мнить себя уже несвободными. И вот наступает возможность расцепиться с ограничивающими барьерами, это и дает восстановление свободы. Ограничения при этом никуда не деваются, но, расцепляясь с ними, ощущаешь, что можешь двигаться между ними или сквозь них. Эти ограничения приняты тобой же, зависят от тебя, и в любой момент ты можешь расцепиться с ними. И проблема свободы перестает быть проблемой.

Она, свобода, присуща всем существам, и они ее никогда не теряют. Просто возникает иллюзия потери свободы, но на самом деле она не теряется. Запреты, умозаключения, долженствование — это те барьеры в уме, которых мы придерживаемся.

Когда выходишь из концепции поиска свободы, понимаешь, что это и есть свобода. Сама концепция поиска свободы дает ощущение несвободы. Настоящая свобода звучит по-другому, как принятие. Но это не вседозволенность. Непривязанность — это только часть свободы. Она и еще пара частей и есть настоящая свобода.

Свобода — это идея и концепция. Сначала возникает идея барьеров — ограничений нашего пространства и действий, а потом в противовес — идея свободы. Получается игра в барьеры и свободу. Свобода рождается как альтернатива ограничению, а с ограничениями нам потом приходится бороться. Нужно сначала бороться со свободой, а потом уже с барьерами! Это очередной парадокс, на котором держится наша Вселенная. Свобода является следствием барьеров и завязана на них. Поэтому в первую очередь нужно освободиться от свободы, от самой идеи свободы. Перестать хотеть быть свободным, искать освобождения, бороться за свободу, возмущаться против рабства. Надеюсь, идея понятна. До того как возникли барьеры, никто и не беспокоился по поводу несвободы. Состояние свободы было данностью и не существовало как идея или концепция. Только после введения ограничивающих барьеров тема свободы стала актуальной. Нас ведь интересует первичность явлений? Любимый извечный вопрос: «Что было раньше, курица или яйцо?» Если идея иметь барьеры возникла раньше идеи свободы, то значит, и разбираться с проблемой несвободы нужно начинать не с барьеров, а с идеи освобождения. То есть идти последовательно в обратном направлении. Все эти идеи намотаны одна на другую, как нитки в клубке. И распутывать их надо так же — разматывать постепенно, переходя от верхних слоев к внутренним.

Тема полетов, тема птиц. Вчера обнаружила, что основная идея — пустота. Птица в небе — почему она летает? Пустота для птицы — комфортная среда обитания. Это свобода. Внизу есть немножко пустоты среди форм, и я опускаюсь туда. Когда пустоту сможешь принимать вокруг себя — пустоту во взгляде, пустоту кошелька, себя как пустое место — тогда наступит комфорт пустоты и появится возможность летать.

Все системы творят формы. Этот процесс приводит систему к самозаполнению. Когда она наполнена под завязку, начинается поиск другой системы, где есть пустота. Чтобы не останавливать производство форм, система прорывает границы соседней системы и заполняет ее своими личными формами. Если системы переполняются, то происходит разрыв оболочек, и формы выходят наружу. Начинается заполнение формами внешнего пространства, которое является внутренним для вышестоящей системы. Так происходит бесконечное заполнение фрактальных³ систем формами.

Что делаем мы — я и Орон? Освобождаем человеческие системы от форм, освобождаем от зависимости, от тех форм, которые зависли. Грубые формы — это боль и болезни, далее идет агрессия, злоба, обиды. Потом идут более тонкие — презрение, осуждение, недоверие, предательство. Вычищаем еще более тонкие формыу и пространства становится еще больше.

Возьмем танцы — что мы делаем? От устаревшей формы идем к движению, освобождаясь от этой формы1 в танце. Мало того, что, создавая пустоту вокруг себя, мы еще начинаем двигаться, мы начинаем двигаться в этой созданной пустоте. Получается другая концепция — движение в форме. И когда начинаем двигаться — не каждый по-своему, а все вместе — получается одна большая система движений. И мы начинаем ее вычищать от эмоционального мусора. Каждый вычищает свою личную маленькую вселенную, потом мы взаимодействуем друг с другом. Вычищаем то, на что наталкиваемся на границах взаимодействия друг с другом. Это может бысть страхом общения или неоформленными претензиями. Общая система очищается, и возникает большая пустота, в которой появляется возможность для личного творчества.

Естественно, эта пустота наработанная. У меня пустота внутренняя, а у Орона — внешняя.

Через носителей одна система перекачивает информацию в другую. Если в форме слишком много информации, она войдет в систему и начнет там жить, деформировать ее, разрушать и преобразовывать. Те, кто контролирует все это, пытаются ограничивать тех, кто перестает слушать их команды и исполнять желания.

Можно просто выйти из состязаний и соревнований, стать более разряженным, стать более прозрачным, не пытаясь что-то разрушить.

Между формами идет соревнование — кто лучше, кто красивее и так далее.

Мне кажется, что Сальвадор Дали вышел из системы.

Лила очень эмоциональна, и везет из всех стран формы тоже эмоциональные. Ее магазинчик полностью забит очень эмоциональными формами. Это очень красивые сувениры.

Формы замечательные, все красивые, много качественных. Чтобы продать их, ей нужно найти человека с пустотой, который бы приобрел эту форму.

У Лилы часто происходит переполнение формами, эмоциями, тогда торговля останавливается. И когда она скидывает лишние эмоции, у нее опять идет торговля. А эмоции нужно скинуть в какую-то пустоту. Поэтому она ходит и жалуется всем, что торговля идет плохо. Она при этом свои эмоциональные формы скидывает. Или добавляет их в привезенные формы. После такого смешения не каждая форма становится «съедобной». Не все покупатели могут принять на переработку много эмоций, даже очень хороших. Для этого необходимо много пустоты внутри. А вот у соседей по торговле — простой китч, мало эмоций, и люди могут их легко переработать, поэтому берут.