Глава 1 Я – здесь

Глава 1

Я – здесь

– Ты что-то хочешь сказать?

Голос внутри меня кричит:

– Я здесь, я здесь, – но слова будто застряли в горле и никак не могут вырваться наружу.

А потом глаза…

Когда Мастер смотрит ученику в глаза, смотрит и смотрит… он видит целую жизнь, он видит все: прошлое, настоящее и будущее. Для Мастера ученик абсолютно прозрачен, внутри ученика Мастер видит нереализовавшегося Будду. Что мне оставалось делать? Я могла лишь сидеть перед ним, позволяя ему проникать все глубже и глубже в мой внутренний мир, потому что только так и можно отыскать бриллиант. Мне было страшно, ведь он мог увидеть там то, что я предпочла бы скрыть. Но он смотрел на меня с такой любовью, что единственное слово, которое я могла произнести, было «да». Иногда от такого взгляда в памяти не остается и следа – только лишь чувство полнейшего восторга, огромной радости и прилив энергии, подобный мощному взрыву.

Такой была моя первая встреча с мистиком Ошо весной 1976 года в Индии.

Почти за год до этого я стояла в своей чисто прибранной кухне в лондонской квартире и чувствовала, что моя жизнь или, по крайней мере, то, как я живу, вот-вот закончится. Это было такое явное ощущение, какое бывает при перемене погоды перед дождем. Хотя для такого чувства не было никаких видимых причин. Друзья смотрели на меня и удивлялись. «С тобой точно что-то происходит», – говорили они. А что я могла ответить? Почему каждое лето лебеди прилетают на озеро Мансовар в Гималаях? Откуда они знают, что пора отправляться в путь, как они находят дорогу? У меня было все, чего я хотела: легкая и счастливая жизнь, множество друзей, любимый. Я работала именно на той работе, о которой мечтала. И я думала: «Это все. Больше мне нечего желать». Но в то же время я уже ощущала ветер перемен, чувствовала его загадочный аромат. Хотя и представить себе не могла, к чему меня приведут эти перемены.

Однажды, зайдя в книжную лавку на Портобелло Роуд, я случайно обнаружила книгу «Взрыв тишины» Ошо. Книга приятно пахла благовониями.

В течение многих лет я была на гребне волны. Я знала, что колесо фортуны рано или поздно повернется, и мне хотелось быть готовой. Вместе с моим другом Лоуренсом мы отправились на Ибицу. Лоуренс был высоким, темноволосым, симпатичным доктором мистических наук. Он видел магию буквально во всем и мог виртуозно передавать ее как вербально, так и посредством кино и литературы. Он только что закончил свою первую книгу «Ритмы видений» и имел законное право как следует отдохнуть. Прибыв в аэропорт Ибицы, я впервые увидела мать Лоуренса Лидию. Много лет она жила в духовной общине в Индонезии, а также училась в школе Гурджиева. В аэропорту она стояла, подняв обе руки вверх, желая нас поприветствовать. Я до сих пор так помню нашу первую встречу, как будто это было только вчера. Лидия стала моей духовной матерью. У нас очень близкие и глубокие отношения. Порой мне кажется, что мы знаем друг друга целую вечность.

В ее красивом, построенном в традиционном для Ибицы стиле доме мы уселись возле камина, в котором уютно потрескивали сосновые поленья, и принялись обсуждать «Взрыв тишины». Я хотела понять, «безопасно» ли все это. Лидия заверила меня, что медитировать – совершенно не страшно и что я обязательно должна попробовать. Меня смутило то, что было написано на обратной стороне книги относительно биографии Ошо. Там говорилось, что в предпоследнем своем воплощении, семьсот лет назад, он жил в Тибете. Это было слишком уж не похоже на правду. Но я помню, как Лоуренс взглянул на меня, подняв брови, когда я сказала: «Ну, не думаю, что этот человек окажется для меня совершенным духовным мастером, потому что как он может быть для меня совершенным, если я сама не знаю, чего ищу».

Каждый, кто хоть раз бывал на Ибице, знает, что этот остров вызывает массу эмоций и сильных чувств. Им правит богиня Танет, покровительница женщин, а Скорпион – астрологический знак острова, что означает глубину и насыщенность, таинственность и магию. Конечно, это был всего лишь отпуск, и я не стремилась к чему-то сверхъестественному. Мне нравилось работать в саду у Лидии, я проводила там все дни напролет. Было приятно ощущать связь с землей и совершенно не хотелось ни на пляж, ни в какие-либо другие места, посещаемые туристами.

На Ибице я впервые погрузилась в медитацию, получила опыт бытия «здесь и сейчас». Это произошло случайно, в силу полнейшей необходимости.

Как-то мы с Лоуренсом и еще несколькими нашими друзьями отправились на пикник. В какой-то момент я решила побродить по окрестностям, собрать для Лидии букет цветов. В последнее время ей нездоровилось, и она осталась дома. Гуляя по острову, я обнаружила заросли кустов примерно с меня ростом, усыпанные огромными розовыми и белыми цветами. Я попыталась сорвать цветок, но это оказалось не так просто. Тогда мне пришлось отламывать ветки, повреждая таким образом сам куст. Сломав несколько веток, я увидела, что из мест надлома сочится белая жидкость. Мне стало плохо, было похоже, что куст истекает кровью. И тогда я сказала кусту: «Что ж, если я так жестоко поранила тебя, то давай я хотя бы залижу твои раны». Я слизнула белый сок с нескольких веток, взяла цветы и повернула к друзьям. Неожиданно я почувствовала, как задняя часть языка и все мое горло онемели, словно мне сделали укол новокаина в кабинете у зубного.

Как только я подошла к друзьям, сидевшим неподалеку на поляне, одна женщина вскочила и побежала ко мне. «Сейчас же выброси эти цветы и сходи вымой руки, – взволнованно крикнула она. – Эти растения смертельно ядовиты». Но их белый сок был уже во мне. Я поняла, что если сейчас расскажу о том, что наделала, эти люди просто с ума сойдут. И тогда я действительно заболею. «По близости нет ни одной больницы, – сказала я себе. – Ничего нельзя сделать. Остается только принять тот факт, что внутри меня яд, и пусть он станет частью меня». Я так и не рассказала друзьям о своем опрометчивом поступке.

Дорога домой показалась мне бесконечной, и я предпочитала молчать. Друзья наперебой рассказывали истории о людях, умерших от яда этих коварных красавцев. Недавно в этих краях погибла целая семья: мать, отец и двое детей. Они жарили шашлык, а вместо шампуров использовали ветки этого растения.

В машине было много народу, и от этого было жарко. Я сидела у Лоуренса на коленях. Наклонив голову, я смотрела в окно. Я все еще чувствовала онемение в горле. И тогда я сказала себе: «Со мной будет все в порядке, если только я сумею согласиться с тем, что внутри меня яд, и расслабиться». Я заключила с цветами безмолвную сделку: их яд будет храниться в моем организме, не причиняя мне никакого вреда, до тех пор, пока я сознательно не решу отравиться. Я не знала, что это значит, но так подсказывал мне мой внутренний голос.

Мы подъехали к дому Лидии, начинало темнеть. Я до сих пор помню, каким невероятно красивым было в тот вечер небо, окрашенное лучами уходящего солнца, поблескивающего среди ветвей миндального дерева. Мы приготовили ужин. Я проглотила еду, не сказав ни слова. Меня как будто перенесло в «здесь и сейчас», потому что каждый момент моей жизни мог оказаться последним. Меня слегка тошнило, и кружилась голова. Но все, что я делала, было исполнено глубочайшего смысла. Неожиданно моя жизнь стала очень насыщенной. Я осознавала все происходящее так ясно, как никогда прежде. Я осознавала себя, свое тело, чувствовала биение сердца, обращала внимание на каждое свое движение. Мне не хотелось сидеть. Поэтому я вскочила и начала убирать со стола. Лидия и Лоуренс несколько раз звали меня посидеть с ними, и вообще, какого черта я «все время кручусь на кухне». Но я чувствовала себя совершенно спокойно. Я почти ни о чем не думала.

Засыпая в ту ночь, мне было интересно, смогу ли я завтра проснуться. Я совершенно отчетливо помню комнату, помню, какой она была, когда я взглянула на нее в последний раз перед тем, как закрыть глаза. Она произвела на меня неизгладимое впечатление.

На следующее утро я проснулась абсолютно здоровой. Позже я прочитала в энциклопедии: «Олеандр – южный вечнозеленый кустарник или небольшое деревце… обладает ядовитым, похожим на молоко соком. Наиболее известен как олеандр обыкновенный или как рододендрон. Произрастает в Средиземноморье и на территории субтропической Азии. Был описан еще греком Плинием, отмечавшим его ядовитые свойства и красоту цветов».

Но дело не в этом. Тогда я впервые поняла, что значит жить в моменте, осознавать каждый свой вздох, каждое движение. То были мои первые шаги на Пути.

В другой раз нас с Лоуренсом и Лидией пригласили на коктейль. Среди гостей было много богачей, титулованных и довольно чопорных особ. Друг, пригласивший нас на вечеринку, любил собирать вокруг себя разных интересных людей. Думаю, что именно поэтому мы получили приглашение: мы были своего рода «эксцентричным обрамлением» праздника на фоне других гостей.

В какой-то момент, в самый разгар вечеринки где-то на соседней улице, должно быть, машина сбила собаку. Поскольку все окна в доме были открыты, пронзительный вопль раненого существа заполнил собою весь дом, в котором титулованные гости чинно потягивали коктейли и вежливо беседовали между собой. Поймите меня правильно, я никогда и нигде раньше не закатывала сцен. В конце концов, я англичанка и всегда была «тихоней». Но отчаянный вой собаки так сильно разбередил мою душу, затронул что-то очень-очень глубокое внутри меня, что я начала выть вместе с ней. Я совершенно не думала о том, что «настоящие леди так себя не ведут», или что это социально неприемлемо, или что люди посчитают меня сумасшедшей. Я упала на пол и стала скулить, полностью растворившись в боли раненого животного.

Открыв глаза, я увидела, как последний гость в панике закрывает за собой дверь. В комнате не было никого, кроме Лоуренса, Лидии, меня и хозяина дома. Даже Лидия, которая, в сущности, не придерживалась общественных норм приличия, выглядела слегка смущенной и обеспокоенной. Она опустилась рядом со мной на колени и спросила: «Детка, с тобой все в порядке?» Я же чувствовала себя великолепно, как никогда. Что-то мое очень глубокое вырвалось наружу. Это было потрясающе красиво. А хозяин дома был просто в восторге. Думаю, он был доволен тем, что его вечеринка послужила отличным поводом для сплетен и пересудов.

Да, отпуск мой поистине удался! В последующие несколько недель я видела лица без телесной оболочки, никому, конечно же, об этом не рассказывая. А один раз я слышала поющие голоса. Вот тогда я и решила, что по возвращении в Лондон, как только у меня появится возможность, я тут же отправлюсь к Ошо, в его медитационный центр, и начну медитировать. Было такое ощущение, что запутанный клубок моей жизни начинает потихоньку распутываться.

До этого я никогда не участвовала в религиозных группах и не общалась с учителями мистики. Лишь время от времени я читала книжки то Кришнамурти, то что-нибудь о дзен, но никогда не считала себя настоящим искателем.

А что вообще означает быть искателем? Для меня это означает знание того, что есть нечто большее, чем ты испытываешь. Ты знаешь, что жива лишь какая-то часть тебя, но со всем существом контакта у тебя нет. Ты чувствуешь, что в жизни есть нечто большее, гораздо большее. И ты можешь это найти, и тогда ты отправляешься в Путь.

Я чувствовала, как что-то внутри меня зашевелилось, словно начало ворочаться во сне. Может быть, я слышала отдаленный зов древнего мудреца. Позже я узнала это чувство в словах Ошо. Хотя нам и казалось, что это мы его нашли, но это было не так. «Я звал вас», – как-то сказал нам Ошо.

Знаю, что тогда я воспринимала происходящее не таким, каким оно было на самом деле. И я помню, что, перед тем как уехать в Индию, я решила попрощаться с моим любимым Корнуоллом, с его скалами и небольшой бухтой, в которой я провела все детство. Глядя на возвышающиеся громады, я сказала: «Я приеду к вам снова только тогда, когда научусь видеть вас по-настоящему». Уже тогда я понимала, что мне еще многому предстоит научиться.

В первый раз я пришла в медитационный центр не вовремя – медитация только что закончилась. Центр находился в лондонском полуподвальном помещении на Белл-Стрит. Рядом располагался овощной рынок, и вокруг было полно народу. Войдя внутрь, я попала в длинный, выкрашенный в белый цвет коридор метра полтора высотой. По обеим сторонам лежали подушки. Это была так называемая «гостиная», в которой саньясины время от времени собирались попить чаю и посплетничать. Идя по коридору, я то и дело встречалась с саньясинами, выходившими из другого зала после медитации. Это были мужчины и женщины, обнаженные и вспотевшие! «Какая же это медитация?!» – подумала я про себя. Оглядевшись по сторонам, я заметила, что стены коридора увешаны фотографиями мужчины. Я решила, что это и есть Ошо. Так много фотографий, а все эти люди сидят у его ног! «Да кто он такой? – удивилась я. – Он что для них – кинозвезда? Или еще кто?» Нет, это место было явно не для меня. Я вылетела оттуда в гневе и всю дорогу до дома шла пешком. Я была в такой ярости, что даже не подумала сесть на автобус или поймать такси, хотя дорога была не близкой.

В ту ночь мне приснилось, что я усиленно что-то делаю. Не помню что, но помню свои ощущения. Я очень хотела это сделать и старалась изо всех сил, и после двух лет упорного труда мне вручили подарок. Подарок мне протянул мой друг, которого я знала и любила уже много лет. Он недавно принял саньясу и теперь его звали Риши. Я протянула руки, чтобы получить подарок, но в руках ничего не увидела. И какой-то голос сказал: «Ну, не знаю! Ты работала два года и все равно не понимаешь, что получила. Ты даже не можешь это увидеть!» Но мне было все равно. Я знала, что мне предстоит трудиться два года, а потом еще два. Неожиданно я почувствовала сзади порыв ветра и посмотрела на горизонт. Оказалось, что я могу видеть бесконечную даль.

Впечатление было таким сильным, что я проснулась и сказала себе: «Это наверняка связано с медитационным центром. Нужно еще раз туда сходить». А на следующее утро я уже делала Динамическую медитацию.

Эта медитация перевернула всю мою жизнь. Участники делали ее обнаженными, но вскоре я поняла, что в этом не было ничего сексуального. Наоборот, я чувствовала, что мое тело никого особо не интересует. К тому же у всех на глазах были повязки. Медитация проходила под музыку. Первая стадия медитации заключалась в хаотическом дыхании. Вторая стадия – катарсис, высвобождение эмоций. Я думала, что не подавляю эмоции и что мне не от чего освобождаться, поэтому во время второй стадии просто танцевала. Но через несколько дней я вдруг увидела себя высокой амазонкой, стоящей на вершине холма. Я кричала, и мой крик был таким громким, таким первобытным, что заполнил собой всю вселенную. Так, по крайней мере, мне казалось. Я кричала в темноте. Это были агония и боль всего прошлого человечества. Но я сама чувствовала себя отстраненной, как будто лишь наблюдала за какой-то девушкой и слышала чей-то чужой крик.

Катарсис помогает очиститься перед медитацией. Я поняла, что не могу просто сидеть и медитировать, потому что в голове у меня слишком много мыслей. Тогда я на самом деле думала, что я – это мой ум. Я не могла отделить постоянно крутящиеся в голове мысли от внутреннего существа. Я понятия не имела, что такое сознание. Я знала только мысли. Но после того, что со мной произошло во время Динамики, я поняла: во мне гораздо больше всего, чем я предполагаю.

В другой раз во время катарсиса я ощутила, будто мое тело – вовсе не мое. Оно превратилось в один сплошной горб. Мое лицо исказилось, рот открылся, а глаза рассредоточенно блуждали из стороны в сторону. Вся левая половина тела вдруг куда-то провалилась, а изо рта начали вырываться странные звуки, словно я разучилась говорить. Я забилась в угол, и у меня было чувство, что никто в целом мире не способен меня понять. Но самым сильным ощущением была любовь. Любовь окутала все это странное «существо», коим теперь являлось мое тело. Я чувствовала себя мужчиной, и этот обезображенный горбун был полон любви, нежности и ласки, такой красивой, такой трогательной. Мне не нужны были объяснения. Очередной раз я смотрела на все со стороны, наблюдала за тем, что со мной происходило. Мне не было страшно, скорее наоборот, почему-то все это казалось мне вполне естественным. И все же я много лет никому не рассказывала о своих переживаниях, потому что боялась, что меня сочтут сумасшедшей.

На третьей стадии медитации в течение десяти минут мы прыгали с поднятыми вверх руками и кричали: «Ху! Ху!». Потом раздавалась команда «СТОП!», и все замирали на месте. Во время четвертой стадии сама собой начиналась медитация. Ничего не нужно было делать. Только просто быть. Затем шла заключительная стадия, во время которой мы танцевали, празднуя бытие, и это тоже происходило очень естественно, само собой.

Я делала Динамическую медитацию каждый вечер в течение примерно полугода. Однажды, после первых нескольких раз, меня задержала полиция. Я вышла из центра в полном блаженстве, будто под действием наркотиков. Белл Стрит – одна из самых неприятных улиц Лондона. Она находится в стороне от Харроу Роуд, на пути к аэропорту. На ней всегда полно грузовиков и тяжелого транспорта. Недалеко от нее расположена железнодорожная станция Пэддингтон, и повсюду, куда ни глянь, стоят лишь старые, отвратительные дома из красного кирпича. А я шла среди этого хаотического безобразия серости и дымных машин, смотрела по сторонам и говорила себе: «Как же все это красиво!» Удивительным было и то, что я ни разу не опоздала на медитацию. Каждый вечер ровно в шесть я садилась на автобус и ехала до Пэддингтона. Я спрашивала себя: «Что это со мной случилось? Я всегда и везде опаздываю – и в школу, и на работу, и даже на свидания».

Саньяса тех дней состояла из трех несложных правил. Во-первых, нужно было носить малу – деревянное ожерелье, состоящее из ста восьми бусин и пластикового медальона с фотографией Ошо. Малу, только без фотографии, обычные саньясины в Индии носят уже много тысяч лет. Во-вторых, саньясины Ошо постоянно носили оранжевые одежды и, в-третьих, называли себя санскритскими именами, освобождаясь таким образом от старого имени и связанных с ним ассоциаций. Каково же было мое удивление, когда в Индии я впервые увидела «традиционных саньясинов». Они были одеты в точности как я, во все оранжевое. И у каждого была мала. Могу себе представить, каким ударом было для них видеть западного человека, да еще женщину, одетую так же, как их «святые». Традиционные саньясины отрекались от мира. Обычно это уже были люди в возрасте. Естественно, среди них не было женщин. И, конечно, ни одного саньясина нельзя было встретить в сопровождении женщины. Теперь (когда я пишу эту книгу) мы больше не носим малу и можем одеваться, во что хотим. Наверное, все эти атрибуты просто больше не нужны.

Желание носить оранжевое возникло во мне спонтанно. Я и не подозревала, что это было одним из правил. А мала стала для меня абсолютной необходимостью, потому что до того, как она у меня появилась, я постоянно чувствовала, что что-то потеряла. Это ощущение стало приходить ко мне почти сразу после того, как я начала медитировать. Я задыхалась и хваталась руками за грудь, как будто потеряла дорогие бусы. Из-за того, что это случалось со мной где угодно, я несколько раз попадала в неловкие ситуации. В конце концов, я подумала: «Черт, мне нужно раздобыть одно из этих ожерелий».

Саньясины, с которыми я познакомилась в центре, понравились мне не слишком. Например, до этого я никогда не встречала женщин без макияжа, а здесь у многих из них были бледные неухоженные лица, а на голове возвышалось нечто длинное и бесформенное. Мужчины же показались мне чересчур женственными. Я бы не стала приглашать этих людей к себе в гости и знакомить с друзьями. Однако что-то в них меня все же привлекало, и я все больше и больше времени проводила в медитационном центре и все реже появлялась на вечеринках у друзей.

Была в центре одна женщина. Каждый вечер, придя на медитацию, я видела, как она сидит в круглом белом коридоре и вяжет цветной шарф. Она не была саньясинкой, и, как я узнала из разговоров, за молодым, привлекательным лицом и увлечением афганской одеждой и тибетской обувью скрывалась успешная деловая женщина – адвокат. Ее звали Сью Эпплтон, но вскоре она сменила имя на Анандо. Тогда я и представить себе не могла, что наши жизни переплетутся впоследствии так же ярко, как нити того этнического шарфа, который она вязала.

Еще одну женщину, с которой я познакомилась, звали Сьюзен, а чуть позже – Савита. Она была бухгалтером, но ее простой и домашний вид отлично маскировал ее натуру. Впоследствии именно она сыграет основную роль в разрушении многих жизней. Ее талантливое обращение с цифрами позволит ей получить доступ к миллионам долларов и сделает ее преступницей. Но это будет позже, а пока мы вместе участвовали в группе, проходившей в загородном доме в Саффолке. В течение всей группы мы не общались друг с другом, но в самом конце ведущие выключили свет и в полнейшей темноте попросили нас снять одежду и сложить ее в углу комнаты. Затем каждый из нас подходил к куче и брал оттуда наугад чьи-то вещи. Когда свет загорелся вновь, я увидела, что моя одежда досталась Сьюзен. Мы мельком взглянули друг на друга. Ощущение было странное: будто без нашего согласия, но с большими церемониями нас сделали кровными родственниками. То была связь, которой я вовсе не горжусь.

Медитации давали мне не только огромную радость, но и четкое понимание того, что все, что я знала до сих пор, утратило для меня свое значение. Если раньше я любила ходить в ночные клубы и на вечеринки, то теперь стала замечать, что лица людей, для которых я так старательно наряжалась и красилась, были безжизненны и ничего не выражали. Даже самые богатые из моих знакомых выглядели так, словно в душе у них зияла огромная дыра, а друзья-интеллектуалы могли пространно рассуждать на любую тему, рассеянно глядя сквозь собеседника. Однажды, разговаривая с моим другом на открытии его выставки в художественной галерее, я заметила, что хотя мы и разговариваем, но его рядом нет! Я видела его отсутствующий взгляд, похоже, мыслями и сердцем он было где-то очень далеко. Он даже не заметил, что я остановилась на полуслове и удивленно на него уставилась.

Вокруг была сплошная фальшь. Я написала Ошо огромное количество писем, в которых спрашивала: «Почему в мире нет ничего настоящего?» К счастью, у меня хватило ума не отсылать большую часть этих опусов. Тогда я еще только начала медитировать, и многое для меня открывалось заново. Когда я внимательно посмотрела на свою жизнь и окружавших меня людей, мне стало не по себе. Иногда мне становилось страшно от того, что я видела. В первые месяцы медитации я узнала очень много нового и необычного. Динамическая медитация пробудила во мне энергию. Это придало моему взгляду свежесть и ясность. Так я стала искателем.

Два раза в неделю я подрабатывала секретаршей у нескольких модных фотографов и их друга-художника, который вечно носил все синее и жил с такой же синей женой и ребенком, в синем доме с синими коврами и синей мебелью, с синими картинами на синих стенах. Когда я начала носить оранжевое, он подумал, что я сошла с ума! Он позвонил фотографам и взволновано сообщил им, что я тронулась рассудком, потому что начала медитировать. Они ужасно удивились и сказали, что из всех, кого они знают, мне меньше всего нужна медитация. «Ты же всегда такая счастливая и расслабленная», – недоумевали они.

Двое других моих знакомых отвели меня в сторону и очень серьезным тоном спросили, не употребляю ли я наркотики. «Нет, – громко ответила я, – я медитирую».

Раз в неделю я работала на одного актера, была его, как он сам выражался, личным ассистентом. На самом деле, большую часть времени я лишь слушала его болтовню. Он был чрезвычайно красивым, богатым молодым человеком. Однако время от времени он напивался, ломал всю мебель и разбивал окна, отчего его руки все время были в кровавых ссадинах. Он сказал, что медитация – это пустая трата времени и что он никогда в жизни не даст мне денег, хотя мог бы.

Вскоре я поняла, что очень хочу увидеть человека, придумавшего все то, что так сильно изменило мою жизнь. Я не могла дождаться того дня, когда же, наконец, приму саньясу. Церемония посвящения проходила в Лондоне, и вел ее Шьям Сингха, человек, обладающий мятежным духом; это был настоящий тигр с горящими желто-зелеными глазами, невероятно харизматичный и мудрый. Тогда он мне очень помог, но вскоре наши пути разошлись. Он вручил мне бумагу, на которой рукой Ошо было написано мое имя – Ма Дхарма Четана. В те дни было новолуние в Скорпионе, в Восьмом доме зодиака, и я чувствовала, что это благоприятное начало для моей новой жизни.

В своем первом письме к Ошо (я обратилась к нему как к «Господину полной луны», что и является значением слова Раджниш{ Раджниш – Ачарья Шри Раджниш, затем Бхагван Шри Раджниш, затем Шри Раджниш Зорба Будда. Так звали Ошо до начала 1989 года.}) я написала, что слышала его слова о пути, но чувствую себя настолько потерянной, что не могу отыскать даже собственные ноги, чтобы хотя бы поставить их на путь. И получала ответ: «Приезжай, просто приезжай, с ногами или без». Так романтично – и с юмором. Было ощущение, что Ошо подмигнул мне и улыбнулся.

Я назначила дату своего отъезда в Индию. У меня не было денег, но я решила, что поеду в любом случае, и неважно, будет у меня билет или нет.

Я собрала все, что у меня было, как будто и не думала возвращаться. Двух своих кошек я отдала одной эксцентричной старушке, жившей в деревне. У нее и без того было сотни две котов. Моих же она поместила в отдельный домик, стоявший у нее в саду.

Собаку ши-тцу по кличке Бест я отвезла родителям в Корнуолл. Они, кстати, довольно легко восприняли мой «новый каприз, который скоро пройдет». Мама даже каждое утро ходила со мной на берег, где я делала «Динамическую». Гуляя вместе со мной по нашему небольшому городку, она время от времени останавливалась и с гордостью сообщала соседям и лавочникам, что «наша Сандра теперь медитирует». Но через несколько дней она забеспокоилась, решив, что медитировать каждое утро – это уж слишком. «Ты либо сойдешь с ума, либо попадешь в монастырь», – с тревогой сказала она. Моя мать была прекрасна в своей наивности. А отец обладал отличным чувством юмора. Я попрощалась с бабушкой, братом и сестрой. Обнимаясь с родителями, я плакала. А потом долго махала им рукой, высунувшись из окна поезда, отъезжавшего от перрона старенькой станции на холме в Лизкирд. Я думала, что уезжаю навсегда и никогда больше не увижу своих родных.

Лоуренс отвез меня в Лондонский аэропорт и пожелал мне счастливого путешествия во внутренний мир, в то время как он сам отравлялся в путешествие по миру внешнему – от Голливуда до примитивных племен Новой Гвинеи. Мы не знали, встретимся ли мы когда-нибудь еще. Со слезами на глазах я спросила: «Как ты думаешь, я смогу там заниматься йогой?» Он обнял меня одной рукой и сказал: «Там можно много чем заниматься, и я уверен, ты многому научишься».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.