Глава 26

Глава 26

Река Гайя

Не позволяй им приручить тебя!

Айседора Дункан

С того самого времени, как я был маленьким, я знал, что мне нужно жить рядом с водой. Не с величественным океаном, имейте в виду, он слишком соленый, чтобы пить, слишком напыщенный, чтобы плавающий, восторженный мальчик мог разглядеть в глубинах какую-то пищу для себя. Также не подошло бы самое прекрасное и спокойное озеро: его неподвижность — словно обвинение для моей молодой неспокойной натуры. Я каким-то образом знал, что это будет река, рядом с которой я построю себе дом на всю жизнь. Ее песней станет звук «другого барабана[35]», под который я буду маршировать, взлетать ракетой, танцевать самбу. Это будет саундтрек к моей жизни, ее журчание наводнит мои мечты. Ее гудение будет моей успокаивающей колыбельной, точно так же как ее всплески и бульканье заставят часть меня вечно бодрствовать.

Из того, что она извивается змеей вперед-назад между стенами каньона, приезжему приходится пересечь одну и ту же реку вброд семь раз, прежде чем добраться до места. Подумайте: «Дорога с семью мостами» Стива Юнга. Семь путешествий Синдбада. Семь святых ворот, ведущих в рай. И семь речных переходов, в которых может утонуть джип. Воистину счастливая семерка. В самой высокой своей части наша река исполняет роль рва с водой, успешно оставляющего XXI век позади. (Я хочу нарисовать ее набитой аллигаторами, специально выращенными, чтобы питаться агентами по продаже недвижимости, но достаточно ручными, чтобы на них катались местные детишки.) Даже там, где она настолько неглубока, что нормальный человек может ее перепрыгнуть, она все равно выглядит так, словно ваш новый грузовик в ней застрянет. Как у спящей сторожевой собаки, самого ее внешнего вида обычно достаточно, чтобы обеспечить нашу уединенность и поддерживать дикое состояние этого святилища.

Представляю вашему вниманию Рио Фриско, реку Святого Франциска. Не приходится и говорить, что стать святым — это непростое дело. Требуется изначально быть благословенным, пройти через непонимание и подавление, подвергнуться трагическим мукам и затем потерять свое уникальное божественное качество. А затем нужно переродиться и вернуться к жизни в первую очередь в мыслях.

И так оно и было. В течение эонов Рио Фриско была источником жизненной силы для четырехногих и зеленорастущих существ и в течение долгого времени была духовным фонтаном для исконных жителей землянок, которых антропологи называют Могольон. Потом пришли страдания и бедствия и более чем век вытаптывания пришлым Техасским скотом. Старые трехгранные тополя, потерявшие доступ к редкому потоку, перестали сменять один другой, и побеги дельтовидного тополя и ивы тоже поглощались прожорливыми коровами. Река больше не передвигалась по каналу, но бродила от одной стороны каньона к другой, словно пытаясь сбежать от своих мучителей. Со временем за этим пришла мысль о возрождении реки, а затем и возможность и решимость действовать в этом направлении. Мы были буквально первыми защитниками за тысячу лет, ограждая части реки, занимаясь пересадками и работами по восстановлению растительности на ее берегах, пока по крайней мере одна часть каньона не стала снова прибрежным лесом. Река Святого Франциска, река Сладкого Целительства исцелилась... и сейчас исцеляет тех, кто приходит с открытым сердцем к ее дарам.

Мы сразу же говорим людям, что живем на реке. Никто не живет «на» реке в буквальном смысле, конечно же, разве что на плавучем доме на заторенной реке Колорадо или на переделанном судне для ловли креветок. Говоря точнее, мы живем интимно близко к реке, как родня реки — достаточно далеко, чтобы дно хижины оставалось сухим, и достаточно близко, чтобы наши жизни зависели и творились ее течением. В ее водах мы наблюдаем подъем и падение мечты и судьбы и течение наших жизней. В ее отражении мы открываем себя, наши настроения то текут тоненькой приятной струйкой, то густеют мрачной депрессией, то мелки, то глубоки, то ярки, то спят как сурки. Как река, мы можем замешкаться и быть осторожны, можем прятаться и скользить между узкими бастионами камней, а наша температура может зависеть от жары или холода того, что нас окружает, и нам может недоставать элементарной уверенности, чтобы плыть как рыба. Или мы можем быть полны собой, расплескиваясь через края, превышая собственную емкость, расширяясь за пределы воображаемых береговых границ, когда мы стремимся проникнуть во Вселенную и затопить ее.

Рио Фриско — это дикая река, не ошибитесь. Дикая, как гуси, которые никогда не приземляются, и как те осторожные цапли, что встают на землю. Дикая, как ветра, что выгибают спину на вечно краснеющих склонах, как колючая роза или беспорядочные переплетения лоз дикого винограда. Ее дикость не означает опасность или непредсказуемость, но свидетельствует о воле и стихийности, — стихийности, всегда имеющей направление и цель. Неприрученная, но не без сострадания или понимания. Вода, несущая послание. Вода, несущая миссию.

Вода, берущая рождение в горах.

Реки и горы — даже слова выглядят так, как будто они должны быть вместе, свернувшись калачиком на коленях языка. Как в паре, женатой долгое, долгое время, сложно говорить об одном и не упомянуть другого. «Где бы она была без него?» — спросит кто-нибудь. «Он несчастлив, если она несчастлива» — согласитесь вы. Они начинают день с влажного поцелуя, заканчивают фразы друг друга и никогда не спят в одиночку. Если бы один умер, другой бы обязательно тоже скоро исчез. Не просто из-за нужды, но от ужасного одиночества.

Музыка, варьирующаяся от соблазняющего звона до полного рева, превращается в шепот, когда гор больше нет. Когда река вступает в долину, она становится широкой и видимо теряет свою силу, как будто вдалеке от своего горного возлюбленного у нее нет больше причин демонстрировать свою страсть, оказывать впечатление или играть. Сила, которая некогда прорывалась сквозь скалу, теперь нежно впитывается в травяные бока. Кажется, что она потеряла какой-то интерес или даже путь.

У нас, на Юго-Западе, не много воды, и это делает ее тем более драгоценной. Чем меньше ее, тем больше она становится в нашем воображении. Когда у вас пересохло в горле, а в столовой ничего нет, каждая капля дождя в песчаной высотной стране кажется приятной, равно как и вода в луже. Несколько наших озер выглядят как гигантские океаны из питьевой воды, дар от богов или дар богам. Всякий поток, текущий с четырехфутового утеса, — это водопад. Снимите одежду и встаньте под ним, если вы мне не верите. Река — это любое движущееся тело жидкости, достаточно глубокое, чтобы в него лечь, или любое пересохшее русло, рядом с которым небезопасно строить дом. Крупнейшую реку Нью-Мексико мы называем Рио Гранде, что означает «грандиозная» — невероятно огромная — несмотря на то что она настолько мелка, что человек может пересечь ее, не замочив ноги выше колен, и потребуется сотня таких «рио» чтобы заполнить русло Миссури или Миссисипи. Большинство наших рек имеют размер бухточек[36], в других частях страны их называют «cricks», за исключением весенних сходов воды или редких осенних ливней. Просто спросите чопорного туриста, который проезжает у края наших драгоценных потоков, и вы увидите неодобрительно нахмуренные брови и выражение сомнения на лице.

«Что вы, это не река. Там, откуда я родом, мы бы назвали это...» — так он может начать, прежде чем его слова, вместе с сияющей маленькой машиной, будут смыты вниз по течению грязной стеной воды, отправляющей их в Аризону. Это случилось в 1983 году, когда наша дорогая Фриско поднялась с глубины по икры до 30 футов, шлифуя стены каньона и неся огромные валуны, которые перекатывались, как громовые шары для боулинга, окутанной облаками Валгаллы Рипа ван Винкля[37]. Запоминающимися моментами стало, как мы отмахивались от вертолета Национальной охраны, который прилетел проверить нас, и стреляли из старинного винчестера по фонарям заднего хода проплывающего как поплавок дома на колесах, принадлежащего бедному старому Питу Даниэлю. Никто из наблюдавших ее набухшие волны в этом потоке не мог назвать ее ни бухтой, ни ручьем, только рекой.

К сожалению, мы знаем, что даже самые крупные водные течения в этой местности никогда не текут к океану. С самого начала здесь существует конкурентная борьба за ресурс, водные адвокаты борются с местными за права на воду и продают их за пределы страны с невероятной прибылью. То, что остается, жадно желают гнездящиеся водоплавающие птицы и кормящиеся зимородки, оставшиеся местные ивы и гигантские трехгранные тополя и азиатский захватчик-тамариск, со своими жадными корнями и шикарными пурпурными перьями. Через тысячи ирригационных каналов реки проводятся в поля хлопка и чили и высыхают под солнцем пустыни. Они становятся все мельче и мельче, когда покидают Нью-Мексико, пока совсем не сходят на нет. Подземные водоносные пласты, которые обычно восполняли бы их, высушены оросителями для мятлика и встроенными плавательными бассейнами Эль Пасо и Тусона. Они наполняют бачки с питьевой водой низкооплачиваемых работников города Хуарес, делающих модельные кроссовки для сети северных магазинов, продающих товар со скидкой. Следуйте где угодно вниз по течению, и в конце концов вы почувствуете запах высохших водорослей и мертвой рыбы с пустыми глазами, с недоверием глядящими в поисках мира и воды, которая когда-то наполняла их.

Есть места, где кажется, что сама надежда исчезла в песке.

Для практичных путешественников и духовных ищущих в низинах, конечно же, намного легче. Мы, напротив, направляемся против течения к источнику, и не только к истоку воды, но к пику равновесия, к самому источнику покоя. К высочайшим пикам созерцательного отшельника, горного человека, дикой женщины «Ла Лоба» и жертвующего собой Кающегося, ищущего свой собственный крест ради испытания и искупления. К обители древнего соплеменника, находящегося в поиске прозрений для обретения значения и смысла, подлинного «Я» и Великого Духа, великой тайны. А также к дому горного козла, внимательного лося, медведя-собирателя трав. Именно здесь дождь впервые попадает в каналы, объединяясь с другими ручейками, играя в догонялки в своем движении, которое кажется падением, но может быть и результатом желания. Каждое взаимодействие приводит к чему-то большему, чему-то, превышающему сумму частей.

Чтобы действительно войти в королевство реки, нам нужно сбросить все свои предубеждения, отринуть сомнения и внутренние споры, обнажиться до кожи и действительно принять реку в себя. То есть принять духовное измерение. Река умиротворяет наши души и утоляет желания. Она очищает и объединяет. Она умирает за наши грехи, смывает прочь камни и оживает вновь.

Временами река может показаться жестокой, когда она пробивает путь в земле или является причиной потери жизни какого-нибудь беспечного ребенка. В течение веков целые города сравнивались с землей стремительными потоками рек. Однако на первый взгляд бессердечная трагедия на деле может оказаться жизненно важным уроком, частью большого плана. Как мы, видящие лишь одну излучину, можем знать намерения всего водораздела? Да, река воистину течет таинственными путями. Она дарует воду, еду и почву, а затем уносит прочь.

Тот, кто познает реку, познает себя. Просите и утолите жажду. Подходя к ней осознанно, мы становимся участниками своего рода прибрежного Чатакуа[38], речного возрождения. Мы присоединяемся к роям жужжащих пчел и крылатых стрекоз, деревьев-наблюдателей и восторженной травы. Мы бормочем языками крачек и лягушек. Мы стоим на коленях в первых рядах, и мы готовы принять крещение ее водами и слиться с силой воды. Омовение исцеляет. Никто не приходит к реке чистым.

Наша работа как жителей побережья — это учиться уважать не только ее воплощение и благословения, что она дает, на также ее дух и потребности — и служить ее воле. Мы осуществляем это, выделяя дни для отдыха и размышления, для общения без слов и прославляющих ее песен. Сажая семена и находя успокоение под подрастающими кустами. Мы кладем к ее стопам ивовые ветви, которые могут прижиться, расплодиться и расцвести. Мы следим, чтобы никто не отравлял ее загрязняющими веществами, и делаем все, что возможно, чтобы исправить вред, нанесенный прежде. Чтобы отдавать свои сердца и время заботе о воде, которой был нанесен вред, которая умирает.

Конечно же, самые последние дикие природные места не настолько умирают, насколько их убивают. И в символе рек мы ищем не только утешение, но и возмездие, перерождение и разрешение, как поет экотрубадур Дана Лионс в песне «Капля воды», которую она написала, когда смотрела на подъем Фриско: «Смотрите, как струя становится потоком, прорываясь сквозь пласты». Так начинается песня.

«Пробиваясь сквозь бетон, сгибая сталь, в неистовстве живом, почувствуйте поток».

Мне кажется, это случилось на шоу в городе Олимпии, в штате Вашингтон, когда зрители спонтанно соединились в озорные молекулы воды, взявшись за руки, создав свою собственную непрерывную реку. Экотрубадур Дана Лионс воспевала сердце реки, когда я выбивал на барабанах подъем ее вод, барабанил ее боль и гнев, барабанил гром и любовь.

«И теперь река, теперь река свободнааааа...»

Они кружились все быстрее и быстрее, выбрасывая дешевые пластиковые стулья на берег. Это было раскручивание спирали мировой змеи, выходящей из-под контроля, а затем выбравшейся под проливной дождь. Мы видели, как они раскачивались и пульсировали в восторге Дионисия, к большому удивлению сестер-членов женского клуба, с недоумением глядящих из окон своего верхнего этажа.

«И в моем сердце распадаются цепи».

В течение, казалось бы, вечност, мы продолжали играть в пустой комнате, среди отброшенной обуви и упавших стульев, сметенных человеческим потоком.

«И наконец-то в своей жизни я знаю, что не одна, потому что само наше тело берет начало в горах».

На следующий день энергия все еще была сильна, потому что половина зрителей перенесла ее на ближайшую площадку протеста, и их сердца мужественно выступали против дракона жадности и апатии. Именно этого мы ищем в социальной или экологической революции. Когда один голос превращается во множество голосов. Создание импульса движения мира, справедливости и здоровой дикой природы, которую не сможет остановить ни одна проклятая плотина.

Река Святого Франциска вьется через овечьи пастбища у подножия гор, собирая истории по мере своего движения: историю природы и людей, неразрывно сплетенных вместе через эту общую потребность, общий дом. Она протекает поблизости от места истории «Зеленого огня» Альдо Леопольда, альпийского луга, на котром он убил волка и что в итоге привело к написанию неотразимой новой земельной этики. Именно здесь в качестве части восстановительной программы Службы рыбнадзора и дикой природы США были выпущены первые волки, которых не было на Юго-Западе в течение 25 лет. Это ее нежные берега, где однажды останавливались на отдых Викторио и Джеронимо, после выполнения своей миссии по замедлению горных работ и разработки священной реки. Она уносит меня не только в цветное прошлое и неопределенное будущее, но также в глубины каньонов здесь и сейчас.

Истина в том, что для себя я не могу быть нигде в другом месте, больше нигде. Я уже слишком много времени потратил на путешествия и проведение бесед о том, что означает заботиться о доме, оставив столь любимое мной место.

Чувство места — это результат насколько интимности, настолько и милости. Если мы заявляем, что любим все реки одинаково, мы распределяем свое время между многими из них и ни одну из них не узнаем хорошо. Точно так же ни одна не признает нас своими. Уделяя внимание лишь нескольким, мы глубже попадаем в лабиринты их изгибов, и нас приветствуют как полноправных жителей этих динамичных миров. Дайте обет одному водному пути, и мы становимся посвящены в каждый его секрет, завоевываем его безусловное доверие. Мы занимаем общий ковчег.

Есть причина, почему выражение «течение» реки это демонстрация страсти. Здесь вода течет с песком и камнем, и мы течем вместе с водой. Она неспокойна, она захлестывает нас, не оставляя ничего личного, ни одного незатронутого места. Пузырьки приятно возбуждают, гравий соблазнительно шуршит и перекатывается, юркая рыба скользит под ногами. Нас одновременно обнимают и массажируют. Мы чувствуем тяжелое, волнообразное присутствие любовницы меж наших рук и обнаруживаем, что и сами обнимаем реку в ответ.

От Амазонки до Тигра, от холодной реки Йеллоустоун до сдержанной Фриско речной народ придерживался ряда бесхитростных верований. Прежде всего — что существует нечто похожее на воду, продолжительное и непрерывное, частью которого мы являемся. В этом, возможно, заключается настоящий смысл выражения «течь с потоком».

Это движение сонаправлено Природе и эволюции, созвучно развивающемуся Духу. Мы верим, что, как и река, мы вечно меняемся и переживаем трансформации, но при этом какая-то наша часть остается неизменной.

Мы верим, что мы так же исчезаем на солнце и потом возвращаемся, словно дождь.

Один друг обычно подшучивал надо мной, что в навахо «священный» означает «не путайтесь с этим». Конечно же, все куда сложнее. Как вам скажет любой дикий или туземный речной возлюбленный, то, что священно, желает и заслуживает нашего обращения к нему. Не только защиты, но питания и восхваления. Возможно, урок заключается в том, что все природные вещи имеют внутреннюю священную ценность, но через ритуал, внимание и намерение мы делаем их еще более священными: вкладываем в камни века молитв.

Оплодотворяя почву своими обещаниями. Наполняя реку поколениями практикуемой магии и целенаправленной любви. Частью системы верований людей, живущих близко к земле, часто является то, что река знает, что мы ей поем, и знает, когда мы остановились. И что она хранит в своих недрах память о песнях всей жизни.