Тайна логова волка

Тайна логова волка

Странность — событие, которое невозможно объяснить комплексом причинно-следственных связей, знаки которых навязаны нам цивилизаторами.

Размышляя над любой странностью, можно, опираясь на неё одну, начать распускать натянутую нам на уши «красную шапочку», и распустить её до конца.

Воспользуемся приёмом простые соображения. Это естественный приём, которому меня научил тесть в ту пору, когда я был зятем главного раввина.

Итак, волки тех, кто добр, охраняют. Охраняют не только тех, кто, раскрутив проволоку, избавил волчат от страданий, но и просто людей особо возвышенных. Что удивительно, волки защищают всякого, кто добр вообще — даже если ему ещё не удалось сорвать «красную шапочку» и он пока ещё стреляет в волков. Пример с человеком, который прекратил мучение волчат, освободив их от проволоки, приведён выше.

Понятно, что в недалёком ещё прошлом добрых людей, личностей, волкам защищать всего удобнее было, поселившись с их деревней рядом — меньше бегать. Скотина в этом селе не просто не будет пропадать, а именно будет особенно успешно размножаться. Волк вообще при добрых людях скоту в благословение, и только при уродах — в проклятие.

Шавка или дорогущая породистая собака не только не ценность, но и для человека позор — поскольку она не канака. Раз у дома или в доме вместо канака всего лишь собака — то это кричащая вывеска: здесь живёт не человек, а недоумок, урод, нововер! И недоумок, увы, не пока, а, скорее всего, навсегда.

В публикациях всех известных мне авторов озвучена та вера, что волки сначала выбирают место для логова, выбирают из каких-то соображений, якобы геометрических, а только потом в оказавшейся поблизости деревне никого не трогают.

Предлагаю знак причинно-следственной связи изменить на противоположный. Сначала, руководствуясь своим знаменитым сверхмощным психоэнергетическим чутьём, волки выбирают деревню с наиблагороднейшим в округе населением, а уж потом селятся рядом.

Иными словами, по схеме цивилизованных, волки — трусы.

Есть известный принцип: увидел пьяного — отойди. Если я отошёл в сторону от блюющего засранца, боюсь ли я его? Точно, не боюсь. Умный, увидев мой поступок, поймёт всё верно. Но вот одержимый страхами заподозрит: испугался.

Итак, по схеме цивилизованных, волки — трусы: на ближайшую деревню нападать боятся, только боятся и ничего больше. Но волки вовсе не трусы, сами цивилизованные одержимы страхами. Волк вообще идеальное «зеркало». Суждение о волке есть отражение скрываемых чувств смотрящего.

А вот наши гениальные предки от схем свободны. Волки — спасители, более того, далее увидим, ещё и воскресители. А для стад — «катализаторы» размножения. (Ниже мы присмотримся к удивительным важским пастухам, у которых волки стад не только не трогают, но и провоцируют в этих стадах повышенный приплод. Повторяю: в сочетании с русским волк — катализатор размножения стад, а в сочетании с дегенератом, нововером, наоборот — уничтожитель стада.)

При таком знаке причинно-следственной связи открываются прежде недоступные «мёртвые пространства». Уже не о волке, а о людях-комедиантах.

Скажем, молодой человек хочет, чтобы у него были здоровые дети, талантливые, не наркоманы, не тупицы, хочет, чтобы на столе была вкусная еда, приготовленная здоровыми руками, а жена была бы такая, с которой было бы не бессмысленно разговаривать. Вспомните Толстого, который говорил, что в современном обществе всякий мыслящий человек непременно доживает до такого момента, когда хочется завыть волком и, оставив свой дом, уйти жить в лес одному.

Как же молодому человеку, недостаточно опытному, не ошибиться в выборе подходящей невесты в этом мире актрис?

Правильно. Любая комедиантка своими кривляниями и подхалимажем обмануть может любого молодого человека. А вот волка — никогда. Так что молодой человек просто вынужден отправиться к той деревне, рядом с которой, как он точно выяснил, поселились волки.

Одно из неотъемлемых свойств стерв таково, что сколь бы своеобразное ни получала она переживание от задирания подола по подворотням с вечеровальниками, всё равно она архетипически хочет иметь семью — чтобы было кому усесться на шею, попилить, поизмываться, вырастить из детей нравственных уродов, таких же, как она сама. Всё это цивилизованные называют «противоречивость человеческой натуры» — а на самом деле лишь проявление дегенеративности нравственных уродов, которых, увы, пруд пруди.

Из литературы мне ещё с детства было известно, что в русских сёлах стояла проблема старых дев. В детстве я полагал, что старые девы — это девственницы в возрасте. Так, якобы, бедолаги и мыкались. Все мы, горожане, пропущенные через школы цивилизаторов, понимаем только так. Раз мы так поняли, то они и хотели, чтобы мы так поняли.

Но теперь, занявшись вплотную изгоняемой цивилизаторами древней русской культурой, вижу, что «старые девы» отнюдь не девственницы. Даже наоборот. Старая дева могла иметь хоть два десятка детей — но она всё равно называлась «старой девой», потому что никогда не состояла в браке.

Ничего удивительного в таком употреблении слова от корня ДВ нет. Всякий корень образует не одну, а две пирамиды из слов прямо противоположных значений. Вспомните такое слово как «дьявол». На периферии памяти всплывает что-то индийское «дэви» — именно в смысле «дьявол». В индийских тонкостях могу и заблуждаться, но точно знаю, что в христианском богословии любого направления «дьявол» переводят как «клеветник».

«Истина» и «сатана» тоже от одного корня.

Итак, «старая дева» — это почти всегда шлюха, но, главное, клеветница. Шлюха — это её личное дело, а то, что клеветница — наше общее. Она будет натягивать «красную шапочку» соседским детям и взрослым, чтобы сделать из них марионеток. Не своих, а стаи вообще. Потому что она сама не личность, а лишь функционер стаи.

Можно выразиться и так: «шлюха» или «не шлюха» важно потому, что половая жизнь дамы — вернейший признак того, что она клеветница, умелица натягивать «красные шапочки». Признак вернейший.

Шлюха это не та, которая в своих взаимоотношениях с вечеровальником зашла дальше поцелуев. То, что вечеровальники никогда в брак со своими пассиями не вступали, даже если она и оказывалась «стойкой на передок», знали все — и нет на свете женщины настолько тупой, чтобы это не понимать. Шлюха — это та, которая утратила смысл жизни, в том числе и биологической её фазы, утратила способность созерцать чистую красоту Девы, а главное, отказалась от максимально ей доступного Деве служения — свадьбы. Истинного свадебного обряда.

Вы, верно, не раз обращали внимание, что и современным девушкам главное — побывать центральным персонажем на свадьбе, а кто при этом будет женихом — ей не столь уж и важно. Замечали? И я много раз. Эта тяга к обряду свадьбы архетипична — идёт это из прошлого, далёкого прошлого, и будет в женщинах всегда, как бы они не врали о своём безразличии к свадьбе.

Итак, главное служение Деве, которое может совершить женщина, — это свадьба. Свадьба — это в первую очередь ритуал, рассказ о красoте Девы (символ — крест), то есть истоках могущества и непобедимости, о возможности вечности; это рассказ о смысле жизни, о сценарии жизни, которую можно считать успешной, и которая открывает путь в вечность, а уж во вторую очередь соединение двоих. Свадьба — это служение братьям, сёстрам и отдалённо — своим детям.

Ну а то, что жених не важен, возможно, искажение — впрочем, это тема половинки. Половинка — это вообще исключительно из жизни волков (ПЛ!) и человеков, то есть тех, кто способен созерцать Деву и при Ней волка.

Шлюха и волхв — слова однокоренные; всякий же корень имеет, по меньшей мере, два противоположных смысла. «Дева» и «дьявол», «истина» и «сатана» — мы уже только что говорили.

Итак, «старая дева» это не просто б/у, а во всём остальном могла бы быть прекрасной матерью, хорошей хозяйкой, милой любовницей и созерцателем Девы. Нет, старая дева — это копрофилка, истеричка, дура, предательница и лжесвидетельница — в чём можно легко убедиться на примере ваших соседок. Ни одна из них сама себе в том, что она дерьмовочка, не признается — но это, как говорится, их проблемы.

Спокон веку «старые девы» пытались изобразить из себя девственниц. Мужика женщине обмануть проще простого. В особенности, если тот из дальней деревни и наблюдать за ней годами у него возможности не было. Таким образом, в старые добрые времена, когда все жили в своих усадьбах, если жених из дальних, то единственный его советчик — волк. Одно только наличие его логова говорило о многом — обо всём.

Волк «старой деве» и вообще нравственным уродам не враг, а обличитель и указующий путь к вечной жизни. Но «старая дева» потому и «старая дева», что вместо к волку благодарности, она к нему будет испытывать ненависть и страх.

Вот и получалось, что шлюха — злейший враг волка. Это для натур благородных волк — спаситель и защитник, для шлюх же — обличитель и правдолюбец.

Вот и получалось, что из рода в род самым главным волконенавистником были деревенские шлюхи. Этот род, как вы легко можете убедиться по девицам из любой торговой конторы, не остановится ни перед каким враньём, ни перед каким лжесвидетельством, клевета — их единственный способ существования.

Всем известна ситуация, когда жена предлагает мужниному другу с ней перепихнуться. Отказываются далеко не все, но если какой и «пошлёт» эту дрянь, и тем самым окажется своему другу другом настоящим, то эта дерьмовочка наврёт мужу, что его друг хотел над ней снасильничать.

Попытается друзей стравить.

Но не для того, чтобы просто отомстить, как полагают почти все те, кто столкнулся с подобной ситуацией, — а чтобы разлучить, сделать из мужа идиота. Настоящий друг в силу своей порядочности, в сущности, становится для неё волком, опорой к здравому мышлению — потому что не придурок. Шлюха пытается уничтожить и этого «волка» или хотя бы оклеветать. Муж, обычно урод ей под стать, да ещё и дурак, этой клевете верит. Подобное случается сплошь и рядом. Знаю таких историй десятки.

Так и с буквальными волками: дерьмовочка наклевещет с три короба, лишь бы волки у деревни с порядочными невестами были изничтожены. Сама и телёнка прирежет, и с потрохами в болоте утопит, сама и соседнего мальчика зубами изорвёт — а на волка спишет.

Стая вообще всегда руководима дамой — это и у оленей так, и даже у волков-малолеток (до полутора лет) и, тем более, у дегенератов-людей. Даже в «Апокалипсисе» об этом есть. Таким образом, шлюха, скрестив пальцы, наврёт, а цивилизованные уверуют и бросятся тропить волка и капканы на него ставить — повторение истории с Христом. Вернее, Христос — это повторение истории с волком.

А волкогоны ещё и героями себя считать будут, а не придурками. Дескать, спасители человечества.

Ясно, что и особенная ненависть к волкам попов тоже не случайна. Попы требуют перед собой поклонения — но до «мастерства» шлюх им далеко, попам и людей-то обмануть удаётся только уж совсем ограниченных. А волков попам и вовсе не обмануть. Что удивляться единству по жизни этих двух категорий клеветников?!

Трудящийся мне скажет: ну уж если сложился такой тандем шлюх и профессиональных нововеров, то с ними должен быть и еврей.

Хорошо, как говорится, «идя навстречу пожеланиям трудящихся», отвечу. Точно. Есть. Мантейфель фамилия.

Вот сколько бы вы ни разговаривали со знатоками волка, с практиками, я имею в виду лесников и охотников, то все они говорят одно: волк людей не трогает. Даже в таких ситуациях не трогает, когда, как говорится, сам Бог велел.

Но в науке иначе. Там у мухи — восемь лапок. Всегда было, есть и будет. «По своему личному опыту, — пишет в статье какой-нибудь волковед, — я не сталкивался ни с одним доказанным случаем убийства человека волком. Но Мантейфель пишет…»

Мантейфель точно, пишет.

Рисует.

Малер.

Таки Малерман.

Картины Мантейфеля, что и говорить, впечатляющие. Если тысячи и тысячи специалистов за всю жизнь не видели — не видели!!! — ни одной жертвы растерзанной волком, то Мантейфель, куда бы он ни отправился, повсюду проходил через деревни, улицы которых были просто устланы трупами растерзанных мальчиков и девочек. С застывшими на ресничках слезинками.

Читаешь и думаешь: или Мантейфель на какой-то другой планете живал, или он еврей. Вот ломаю голову, как бы проверить?

В случае Мантейфеля есть соблазн обойтись без теории стаи. Дескать, он сам по себе. «Личность». Именно соблазн. Мантейфель долго-долго был главой учёного совета ВНИИОЗ (охотоведения и звероводства). Сейчас-то уж, верно, сторчался, но оставил у кормила учеников, которые в науке делали карьеру, повторяя заклинания учителя.

Начальственный путь Мантейфеля в науке был долог — и число трупов, через которые он перешагнул и о них свидетельствует, исчисляется, похоже, тысячами.

Я не знаю, за две тысячи лет, которые наука веровала, что у мухи восемь ног, были ли сомневающиеся, но на Мантейфеля ссылается всякий, кто не желает быть изгнанным из науки. На самого Мантейфеля и на тех, кто ссылается на него.

Но плевать на Мантейфелей.

Обратимся-ка лучше к тому опыту, который в своей жизни может воспроизвести каждый читатель.

Я решил исследовать, чем биографии тех охотников, которые аж трясутся при упоминании слова «волк», отличаются от тех охотников, которые волка не трогают. Видят его порой, но ружья с плеча не снимают. Нет, не по идейным соображениям — а «просто». Душа против.

По разным районам ездил — и, что называется, к каждому встреченному охотнику лез в душу.

Бросается в глаза прежде всего то, что охотящиеся на волков пьют намного больше тех, кто к теме волка относится спокойней. Тут и обнаруживается за спиной охотничка та самая шлюха. Она натравливает — не может не натравливать.

Те же, кто к волку ненавистью не пылают, пьют меньше. А то и вовсе не пьют.

За свою жизнь мне подвернулась возможность поговорить всласть только с двумя лесниками. Оба — бывшие. Оба почти не пьющие. Оба охотились на волков. Но один будет охотиться и дальше, а другой после трёхчасового со мной разговора, уверен, не прицелится больше ни в одного волка.

Тот, который убийца волков, — «свидетель Иеговы» и вор. В том смысле вор, что воровать в лесу начал ещё до того, как воровство стало государственной политикой нововведённого демократического режима. Я с этим «свидетелем» несколько лет работал на монтаже компьютерных сетей — поэтому знаю как облупленного.

Всё у этого вора типично протестантское. Жена в том числе. Она его взяла, когда у неё уже было несколько детей — от разных. Она — дочь генерала. Старше «свидетеля» лет на восемь. Всё имущество записывается на неё, у волкоубийцы нет ничего — и поделом. Из них она первой стала «свидетельницей». Он не русский — преимущественно поляк. Хотя кровей намешено в нём много, есть и еврейская, и русская. Лесником работал в дальнем углу не то Тверской, не то Ярославской области.

А вот другой бывший лесник, тот, который после разговора со мной, уверен, не убьёт больше ни одного волка, — прямая «свидетелю» противоположность.

Когда я с Василием познакомился, он меня поразил тем, что, говоря о волках, он прямо-таки трясся. Я тогда подумал: ай да чистота типа!

Правда, в вину волкам он ничего, кроме как «собачек бедненьких таскают», поставить не мог.

Я решил Василия разговорить по характерным точкам: шлюха ли жена, мать не из той же ли породы, не извращенец ли она сам, ну и самое тонкое — к какому миру, светлому или тёмному, относит он Сталина?

Чем больше я с Василием беседовал, тем больше удивлялся.

С лесом он в удивительных взаимоотношениях — и его сослуживец, который сидел с нами, это подтвердил. Повсеместно типичный охотник идёт «за мясом». Добыл — и только скорей бы вернуться. А этот может уйти в лес на несколько дней даже вообще без ружья, всё ради того, чтобы полюбоваться неожиданными сочетаниями красок отцветающего лета или неожиданно прорвавшимся лучом света. Всё так — сослуживец Василия подтвердил.

Далее выяснилось, что Василий (ему на момент разговора было 38 лет) прекрасно понимает, что всё, что спускают на Сталина СМИсители — враньё. Лучше сказать так: Сталина он почти боготворит. Да, железную дорогу по району в 42-м строили зэки, украинские угольные шахты захватили немцы, был срочно нужен воркутинский уголь, поэтому для ускорения строительства каждые три километра было по лагерю. Но в лагерях этих сидели не херувимы, как нам внушают СМИ, а сволочь такая, что помнят люди до сих пор. На фронт идти не хотели. (Вор и «свидетель Иеговы» Сталина, сами понимаете, ненавидит).

Проще говоря, на логическом уровне о Сталине Василий смог разобраться только на основании того, что нынешние хулители Сталина родная кровь мрази, уклонявшейся от фронта. Уважаю.

Василий не воровал в лесу не то что при советской власти, но даже и при демократах. «Ушли» его из лесничества после того, как он, застав нукеров каких-то жирующих фирмачей за повалом леса, отнял у воров бензопилу и составил соответствующий акт. Но на суде демократы стали под статью подводить его. Дескать, а с чего это вы взяли, что имели право остановить порубку? Дескать, надо было смотреть, как уничтожают деревья, не мешать, а уж потом в суд. Демократия называется.

Это через наши-то суды! Обхихикаться!

Василий — коренной русский: граница архангельской и вологодской областей. Как истинный северянин, сами понимаете, под христианское ярмо выю не склонил.

Чем больше я слушал Василия, тем больше удивлялся: и такой человек волка ненавидит? Пылает ненавистью?

Сам я, если и говорил с Василием, то не о волке, а о Сталине — обсерватории, волхвы, цыганы, Сольвычегодск (тем более, что до Сольвычегодска всего несколько часов на поезде), важские пастухи, высшее посвящение «волк»… Рассказал, что Сталин в Курейке клялся собакой.

И вдруг Василий меня перебил:

— А вы знаете, — оправдывающимся тоном сказал он, — мне бабушка рассказывала, что когда она была совсем маленькой, а это был век, наверное, ещё девятнадцатый, её посылали пасти овечек. Так однажды пришёл волк, вошёл в стадо, походил среди овечек — а они его нисколько не испугались — и, так никого и не тронув, ушёл.

И замолчал…

Я ему опять о Сталине: что его женщины-экстрасенсы в Курейке постоянно путали с Лешим. Тут Вася меня опять перебивает:

— А ведь у меня волки собак моих ни одной не тронули. И что это я на них взъелся?

— Так о том и речь! — разве что не подскочил я. — Я ж с того самого и начал! Всё зависит от человека. Волк наказывает только осквернителей земли русской. А людей благородных идеалов — защищает! Не сам по себе волк определяет события, а именно сочетание: волк — человек. Всё определяет человек: дебил он или, наоборот, предков уважает.

От Василия я ушёл совершенно счастливый. Было такое ощущение, что я только что получил заверение, что жизнь свою прожил не зря — спас волка. А может, и не одного. Счастье было безмерное — наверное, как у Ростова на лазу.

Вообще было такое ощущение, что я где-то в лесу, солнце, снег, мороз, день чудесный и ощущение полёта. Словом, я не я, а опять волк.

Через неделю я сообразил, что счастливый хожу уж что-то очень долго.

Ненормально долго.

Такие состояния — важный инструмент познания. Словом, вскоре, наконец, догадался, что этот долгий срок указывает на нечто архетипическое. Архетип «спасение волка» — повторение какого-то события в жизни предков. Тут я стал думать дальше. То, что мои предки, видимо, из деревни, рядом с которой было логово волка — самый малый плод тех размышлений. А кто предок моих предков?

Смотрите, смотрите внимательно, о волки!