1. ОЧИСТИ УМ

1. ОЧИСТИ УМ

Возлюбленный Мастер,

Очисти ум (Ли Сянь Ченю)

Будда говорил: если вы желаете знать мир буддовости, то должны сделать свой ум таким же чистым, как пустое пространство, и, оставив ложное мышление и всяческое схватывание далеко позади, дать своему уму беспрепятственно двигаться куда угодно. Мир буддовости — это не какой-то внешний мир, где есть официальный «Будда»: это мир мудрости пробудившегося мудреца.

Если вы решили, что желаете познать этот мир, то вам не требуются украшения, культивирование или реализация, чтобы достичь его. Вы должны соскрести пятна скорби от чужих ощущений, застрявших в вашем уме неизвестно с каких времен, и пусть ваш ум станет таким же широким и открытым, как пустое пространство, пусть он полностью освободится от цепких когтей различающего интеллекта, и пусть ваши ложные, нереальные, тщетные мысли тоже станут подобными пустому пространству. Тогда этому удивительному уму не понадобятся усилия - ему не будет преград, куда бы он ни обратился.

Бездумие (Хун По Чуну)

Досточтимый древний говорил: «Чтобы найти быка, ищи его следы. Чтобы изучить путь, ищи бездумие. Там, где следы, должен быть и бык».

Путь бездумия легко разыскать. Так называемое бездумие не равнозначно инертности и неведению, которые свойственны земле, дереву, черепице или камню; оно означает, что ум отрегулирован и невозмутим во время контакта с ситуациями и встречными обстоятельствами, что он неизменно чист, ни за что не цепляется, движется без помех и препятствий; что он незапятнан, но не замкнут в своей незапятнанности. Вы смотрите на тело и ум как на грезы и иллюзии, но не обрекаете себя на вечную пустоту грез и иллюзий.

Только когда достигается подобное состояние, можно говорить о подлинном бездумии. Нет, это не бездумие пустой болтовни: если вы не обрели подлинное бездумие и просто исходите словоговорением, то чем это отличается от извращенного Чань «безмолвного озарения»?

«Стремись к корню, не беспокойся о ветвях».

***

Очищение, пустота такого ума и есть корень. Когда вы достигли корня, достигли главного, — тогда все виды языка и знания и вся ваша ежедневная деятельность, ваши реакции на людей и ваше приспособление к обстоятельствам в связи с многочисленными расстройствами и переживаниями — радостными или печальными, хорошими или плохими, благосклонными или враждебными — все это тривиальные дела, ветви. Если вы способны непринужденно осознавать и знать в то время, когда на вас обрушиваются различные обстоятельства, — значит, нет ни недостатка, ни излишка.

Да Хуэй, великий учитель дзэн, происходит из той же генеалогической линии, что и Бодхидхарма. Он родился через четыреста лет после того, как Бодхидхарма ушел в Гималаи, чтобы исчезнуть там, в вечных льдах и вечном безмолвии.

Я назвал Да Хуэя великим учителем дзэн — не мастером... Это нужно как следует объяснить. Мастер — тот, кто просветлен. Но порой случается так, что мастер может быть просветленным, но недостаточно красноречивым, чтобы выразить то, что он познал. Это совершенно другое искусство.

Учитель не просветлен, но он очень выразителен. Он может высказывать то, что мастер, хоть и знает, не может облечь в слова.

Учитель может высказывать это, несмотря на то, что он не знает.

Учитель слышал... он жил с просветленными людьми, он впитывал их энергию, его осыпали их цветы. Он вкушал то, что они излучали, поэтому у него есть уверенность, что совершается нечто вроде просветления; но ему недостает своего собственного авторитета: его авторитет — заимствованный. А если учитель гениален, ему почти удается, выразить такие вещи, о которых мастера говорить не умели, а может быть просто помалкивали.

Учитель полезен по-своему. Он более доступен людям — он принадлежит людям. Мастер — на высокой, залитой солнцем вершине. Даже если он крикнет оттуда, лишь эхо достигнет людских ушей. Но учитель живет среди людей, знает их жизнь, знает их язык, знает, как нужно выразить мысль, чтобы они смогли понять. Мастер всегда связан со своим переживанием, а учитель больше связан с людьми, и ему надлежит распространять послание.

А случается и так, что мастер вообще не может передать свое знание. Например, Рамакришна был просветленным человеком, но совершенно необразованным: он ничего не знал о великой литературе, не знал, что говорили другие просветленные люди. Он переживал красоту своего внутреннего существа, но был в полном неведении относительно того, как передать это другим. Ему пришлось попросить другого человека, Вивекананду, который не был просветленным, но был великим гением — очень разумным, рациональным, логичным, интеллектуальным, сведущим, хорошо образованным. Вивекананда стал выразителем знания Рамакришны. Он объездил мир, распространяя его послание.

Все то, что существует сегодня как «Миссия Рамакришны», — целиком работа Вивекананды; но сам он умер в ужасных страданиях. Агония была тем более мучительной, что он распространял добрые вести экстаза, но внутри был пустым. Все его послание было только словесным, но он справился с этим так талантливо, что многие стали считать его просветленным.

То же самое произошло с Да Хуэем. Когда ему было всего шестнадцать лет, он был на редкость разумным; и он оставил мир и уже через год послушничества был посвящен в монахи — ему было всего семнадцать... А потом он шел от мастера к мастеру, искал настоящего просветленного человека, который показал бы ему путь.

Он нашел своего мастера - Юань У. Похоже, это почти та же самая ситуация: Юань У знает, но не может высказать. Да Хуэй не знает, но может высказать. Просто живя с мастером, впитывая его энергию, наблюдая его грациозность — как он прогуливается, как садится, как подолгу молчит...

Изредка, время от времени, Юань У произносит слово или фразу. Его утверждения собраны в небольшую книжку «Записи Синего Утеса», но их почти невозможно понять. Они кажутся не связанными друг с другом, не относящимися друг к другу; они выглядят фрагментарно. Они не образуют систему.

Хотя его слова и запечатлены в «Записях Синего Утеса», Юань У никогда не обращался к людям. Он просто попросил Да Хуэя заглянуть в «Записи Синего Утеса» и выразить свое мнение, сказать, что он думает о них. Он не знал, удалось ли ему сказать то, что он хотел сказать, и передавало ли сказанное что-нибудь или же было просто пустым упражнением.

В каждом случае Да Хуэй в совершенстве постигал утонченный смысл. Старый мастер воскликнул: «Ты, очевидно, тот, кто пришел снова!»

Говоря это, он подразумевает: «Ты, очевидно, родился почти просветленным, недостает лишь капельку; похоже, ты достигнешь цели уже в этой жизни. Но понял ты мои высказывания безукоризненно».

Это была как бы его печать, когда он сказал: «Ты, очевидно, тот, кто пришел снова!» — ты не можешь быть новичком. Ты был на пути много, много жизней; хоть ты и не достиг конечной цели, ты очень близок.

Но мастер не мог быть обманут тем, что Да Хуэй только лишь понимает слова, которые понял бы любой разумный человек столь большого таланта. Юань У снова сказал Да Хуэю: «Нелегко было тебе добраться до этой ступени» — ты боролся упорно — «очень плохо, что, умерев, ты не способен возвратиться к жизни».

Вам это станет понятным, если я сошлюсь на Иисуса, который говорит: «Если не родитесь снова, не поймете истину».

Есть две части пути. Первая часть — позволить своему эго умереть. Это напряженная, трудная, отчаянная часть, потому что вы знаете только свое эго, вам неизвестна ваша подлинная сущность. Вы прыгаете в бездну, не зная, останетесь ли вы в живых; эту часть Да Хуэй проделал. Но вторая часть — воскресение, рождение к своей новой индивидуальности, к своему подлинному существу — не состоялась.

«Нелегко было тебе добраться до этой ступени — очень плохо, что, умерев» — умерев как эго — «ты не способен возвратиться к жизни. Без сомнения, слова и фразы — великая болезнь, но разве ты не читал» — и вот, прекрасное выражение мастера:

Повиснув на скале, отпусти — и согласись принять опыт.

Вот самая важная часть в нем:

Повиснув на скале, отпусти.

Это принятие смерти эго. Но не делайте это с усилием, с напряжением. Не делайте это, ради достижения чего бы то ни было, основанного на жадности или амбиции; делайте это просто для того, чтобы обнаружить свою настоящую сущность.

Правильный путь действия — это... согласись принять опыт.

Юань У говорит Да Хуэю: ты не согласился принять опыт, поэтому только первая половина завершена. Эго умерло и оставило тебя в чистилище, потому что, отпуская, ты не был полон в этом отпущении. Отпущение тебе удалось, — но оно было управляемым; это не было добровольное, стихийное принятие. Ты не наслаждался им. Если бы ты наслаждался, тогда:

После исчезновения возвращайся к жизни — я не мог обмануть тебя.

Он был немногословным человеком. К сожалению, очень редко и очень немногие люди становятся просветленными, и большинство из этих немногих никогда ничего не говорят: а те, кто говорит хоть что-то, говорят только урывками, к тому же на таком языке... пока вы не просветлены, невозможно постичь смысл. А некоторые никогда не говорят ни единого слова. Они не оставляют никаких следов на прибрежных песках этого берега; они просто исчезают, уходят на другой берег.

Да Хуэй слышит сказанное мастером Юань У:

Повиснув на скале, отпусти — и согласись принять опыт...

Если ты можешь отнестись к этому падению в бездну как к празднованию, с радостным сердцем, тогда после исчезновения возвращайся к жизни — тогда проблемы нет: ты возвратишься к жизни. Фактически то, что ты прежде принимал за жизнь, не было жизнью; теперь же ты придешь к вечной жизни. Но мост между ними — это полное приятие.

Юань У, очевидно, заметил в глазах Да Хуэя какое-то сомнение, какой-то знак вопроса. Вот почему он добавляет: «Я не мог обмануть тебя».

Да Хуэй остался с мастером Юань У; он влюбился в мастера. Если мастер смог разглядеть в его уме даже небольшое сомнение и должен был сказать: «Я не мог обмануть тебя» — значит, он пришел к нужному человеку, тому самому, который смог заглянуть в глубину его существа и точными словами сказать, что с ним происходит. Половина его путешествия закончилась, но из-за того, что он не достиг состояния полного приятия, она не была завершена... «Теперь прими полностью — и воскресение произойдет само собой».

Естественно, Да Хуэй должен был усомниться; такова природа интеллекта — сомневаться, а он был очень разумным человеком, молодым, полным сил, и принадлежал к категории гениев. Он, очевидно, понял, что мастер разглядел даже невыраженное сомнение в его уме, что именно поэтому он сказал: «Я не мог обмануть тебя».

Он остался с мастером. Слушая мастера, впитывая его дух, его присутствие, постепенно он стал очень красноречивым, хотя просветление, пожалуй, было по-прежнему далеко... Оно даже еще отдалилось, потому что он начал принимать почести от людей — от самого императора и от правительства — как состоявшийся человек. Это очень опасно. Когда вы не состоялись, а правительство признает вас, и вам даруют высокие почести, у вас может возникнуть обманчивое представление о самом себе. Вы можете начать думать: «Вероятно, я — просветленный».

Это может случиться по двум причинам. Первая: он узнал, переходя от мастера к мастеру, все, чему обучает дзэн. Так что если вы услышите только его слова, вам очень трудно будет обнаружить, что он не просветленный. Если вы не просветленный, вы не будете в состоянии заметить неизбежные изъяны, незначительные расхождения — неизбежные потому, что это не его собственный опыт; это просто осколки знаний других мастеров, которые он собрал — собрал с потрясающим искусством. Он почти обманул императорскую власть. Ему воздавали честь как «Будде-Солнцу», как «Солнцу Просветления».

Император Сяо Цзун даровал ему титул «Чаньский Мастер Великой Мудрости», от которого и происходит имя Да Хуэй.

«Да Хуэй» означает «Великий Мастер Мудрости».

Только в последнюю минуту он, кажется, достиг просветления, перед самой смертью, — но он не сказал при этом ничего, лишь написал небольшой стих. Поэтому я назвал его «Великий Учитель» — и он был, безусловно, великим учителем. Он повлиял на миллионы людей; он был великим лидером в том смысле, что каждый, кто вступил с ним в контакт, тут же становился интеллектуально убежденным. Но у него не было присутствия; и у него не было внутреннего безмолвия. По-видимому, только в последний момент он достиг цели, завершил путешествие.

Шел тысяча сто шестьдесят третий год; на девятый день восьмого месяца, после появления признаков болезни, Да Хуэй сказал собранию монахов, монахинь и мирян: «Завтра я ухожу».

Это первое указание на то, что ему известно, когда он умрет. Второе — Перед рассветом прислужник Да Хуэя спросил его о стихе.

Это древняя китайская традиция: когда великий мастер умирает, люди просят его написать стих — как последний дар миру, последнее слово.

Серьезным голосом Да Хуэй произнес: «Без стиха я не мог умереть». Он взял кисть и написал:

Таково рождение

Такова смерть

Стих или без стиха

К чему суета?

Это и есть в сжатом виде вся философия «таковости» Гаутамы Будды. Таково рождение... Нет смысла думать, почему это так: это есть.

Таково рождение

Такова смерть...

Нет причины тому, что вы умираете. Потрясающее приятие — это часть философии «таковости». Все, что происходит, человек понимания попросту принимает: таков порядок вещей, такова природа. Ни жалобы, ни недовольства.

Таково рождение

Такова смерть

Стих или без стиха

К чему суета?

После этого он выронил кисть и ушел.

Быть может, в тот момент, когда он писал этот стих, он завершил свое путешествие.

Речи, которые приводятся в этой книге дальше, он произносил, когда не был просветленным; но он очень ясно излагал материал обычным людям. Он жил среди мирян, он говорил с обыкновенными людьми, и говорил так, что они его понимали. Вся его деятельность была основана на том, что великие мастера недоступны людям; они доступны только самым близким ученикам или, возможно, только приверженцам — кто же позаботится о миллионах? Поэтому он и ходил среди людей, и люди были рады ему; потому и император почитал его как великого мастера, как солнце осознания.

Мастера не путешествуют, они не ходят к людям; они знают, что пропасть между ними и обычными людьми слишком велика, почти непреодолима. Пока кто-то не приблизится к мастеру с его согласия, у мастера нет способа преодолеть границы своего существа.

Но Да Хуэй не был мастером; он был очень красноречивым учителем. Он не выражал дзэна; он говорил о дзэне. Все, что он собрал... А собрал он, надо сказать, очень толково, очень логично. Только иногда я буду говорить вам, что он совершил ошибку, — которая естественна, потому что в себе он не имел того, с чем можно сопоставлять. У него нет другого критерия, кроме собственного разума, логики, рассудка. Но просветление — за пределами ума, за пределами рациональности, за пределами интеллекта. Такого окончательного критерия нет внутри него. Но он и вправду был чрезвычайно умен — хотя и слеп; он не видел света. Он описывает свет так, как будто у него есть глаза.

Он только слышал людей, у которых есть глаза. Но он собирал каждую крупицу информации самым систематическим образом. Так что не забывайте: он учитель, но не мастер. И я нахожу в этом абсолютное различие.

Учитель — это тот, кто передает знание, которое он собирал, заимствовал у других. Он может быть очень красноречивым. Если перед вами — и мастер, и учитель, то, пожалуй, вы скорее выберете учителя, потому что он более привлекателен для вашего интеллекта и ума.

Мастер выглядит немного безумным. Он прыгает от одного пункта к другому, не создавая систематической философии. Но мастер обладает реальным сокровищем, учитель же только слышал о нем, и как он ни талантлив, все равно остается бедняком.

Сутры:

Будда говорил: если вы желаете знать мир буддовости, — мир окончательного осознания, — то должны сделать свой ум таким же чистым, как пустое пространство...

Это еще один способ сказать, что вам следует двигаться за пределы ума, в состояние не-ума — потому что не существует такой вещи, как пустой ум. Вот почему я говорю, что у него будут изъяны. Пустой ум? Пустое пространство? Человек просветления сказал бы просто: «Вам следует двигаться за пределы ума к не-уму».

Есть очень известная книга рабби Джошуа Либмана. Миллионы экземпляров ее изданы на разных языках. Красивая работа; называется эта книга «Спокойствие ума». Естественно, каждый желает спокойствия ума.

Я отправил ему письмо в 1950 г., где писал: «Само название вашей книги показывает, что вы ничего не знаете о медитации. Спокойствие ума — это противоречие в терминах: когда есть ум, спокойствия быть не может; а если есть спокойствие, то ума не может быть. Они не могут быть вместе».

Фактически ум — это ваша тревога, ваша боль, ваши напряжения, мысли, эмоции, чувства, настроения, удачи и неудачи — все есть ум. Спокойствие возможно, только если вы выходите за пределы ума.

Поэтому я сказал ему: «Если вы и вправду искренни, в следующем издании вам надо изменить название. Спокойствие равнозначно не-уму».

Я показал ему это многими способами. Но таково положение наших интеллектуалов — он так никогда и не ответил, поскольку отвечать было нечего. Он, конечно, увидел, - то, что я говорю, — факт.

Но я могу простить Джошуа Либмана, потому что он ничего не знает о восточной медитации.

Он американский еврей, и медитация для них — что-то странное. Спокойствие ума?.. Возможно, мое письмо было единственным возражением против названия книги. Я сказал: «Когда название неправильное, я не могу читать книгу, потому что знаю прекрасно: если человек пишет книгу, и у нее даже название неправильное, значит, его книга никудышняя. Если вы когда-либо измените название... но не только название — вам придется исправлять всю книгу в соответствии с новым названием».

...и, оставив ложное мышление и всяческое схватывание далеко позади...

Сейчас он говорит именно то, что я подразумеваю под не-умом; но не-ум был еще немыслим для него. Он есть ум, и все то, что он понял, он понял через ум. И люди, которые слушают его, способны навести мост между его пониманием и своим пониманием потому, что все это умы. Ум может разговаривать с другим умом очень легко.

Так вот, он собрал эти слова — пустое пространство и оставив ложное мышление и всякое схватывание далеко позади. Но мне хочется, чтобы вы знали, как даже самые разумные люди могут попадать в ловушки. Он говорит: оставив ложное мышление — а как же насчет правильного мышления? Человек просветленный просто скажет: «оставьте всякое мышление». Мышление как таковое — вот проблема, ложное оно или нет. Ум может представить это так, что неправильное должно быть оставлено, а то, что хорошо, может быть сохранено. Но вы не можете отделить неправильное от правильного. Они — две стороны одной и той же монеты, и у вас не может быть монеты только с одной стороной; у нее будет и другая сторона.

Если вы защищаете правильное мышление — все, что, как вы думаете, правильно, — за ним будет оставаться неправильное мышление. Попробуйте, например, «любовь»; конечно, любовь не бывает неправильным мышлением; это одна из наиболее прекрасных эмоций, и мысль о любви — одна из великих мыслей. Но за любовью неизбежно скрывается ненависть, любовь может превратиться в ненависть когда угодно. Правильное мышление может стать неправильным мышлением когда угодно.

Если бы это был его собственный опыт, он бы не говорил: оставив ложное мышление и всяческое схватывание далеко позади; он бы сказал: оставив всякое мышление и всякое схватывание далеко позади, дать своему уму беспрепятственно двигаться куда угодно.

Но это качества не-ума.

Мир буддовости — это не какой-то внешний мир, где есть официальный «Будда»: это мир мудрости пробудившегося мудреца.

Он подобрал верные слова.

Если вы решили... На санскрите и на хинди слово, которое переведено как «решили», гораздо глубже и значительнее. Это слово «нишчайя». «Решили» несет оттенок упорства, непреклонности. У него есть качество чего-то такого, что относится к эго, вроде: «Я решил сделать это». Слово «нишчайя» не имеет этих оттенков.

«Нишчайя» — очень красивое слово. Оно подразумевает, что когда вы приходите к мастеру, то просто его присутствие, его аромат, его глаза, его жесты, его слова, его молчание вызывают у вас огромное внутреннее доверие. Это не ваше решение; это глубокое воздействие просветленного человека на ваше сердце.

Вместо «решили» мне хочется сказать, что вы доверились, вы в нишчайя, когда никакое сомнение не возникает. Все сомнения исчезли; вы чувствуете себя совершенно раскованно.

Эта нишчайя, или уверенность, что вы желаете познать этот мир, — непременно вызывает у вас тоску, стремление — но не желание. Эти слова могут означать одно и то же в словарях, но в действительности они очень далеки. Если вы достигли нишчайя, тогда — «Вот человек, которому я принадлежу, вот человек, которого я разыскивал целые жизни. Эти глаза я видел в безмолвиях моего сердца, это лицо я искал повсюду в стольких жизнях»... Нишчайя — это внезапно, это доверие, которое не знает сомнения. Это не вера: вера — всегда в доктрину. Доверие — всегда к личности.

Вы верите не в то, что мастер говорит; важно, что мастер есть, и именно это вызывает нишчайю, доверие в вас. Такое доверие начнет вырастать в глубокое стремление — вам тоже захочется вступить в тот же мир осознания, в тот же мир блаженства, в тот же рай, где обитает ваш мастер.

...вам не требуются украшения, культивирование или реализация, чтобы достичь его... ваше стремление будет просто становиться все глубже, глубже и глубже. Вы будете ожидать с огромной любовью. Вы не станете требовать у сущего: «Дай мне это состояние», — потому что любое требование от сущего уродливо. Вы будете просто ждать; вы не станете даже молиться. Вы просто почувствуете жажду, а сущее достаточно сострадательно. Вы не властны над ним, но если вы просто испытываете жажду, то обнаружите, что сущее удовлетворяет ее. Оно, во всяком случае, слышит отлично!

...вам не требуются украшения, культивирование или реализация, чтобы достичь его. Вы должны соскрести пятна скорби от чужих ощущений, застрявших в вашем уме неизвестно с каких времен, и пусть ваш ум станет таким же широким и открытым, как пустое пространство...

Какое противоречие! Если вы говорите, что ваш ум так же открыт, как пустое пространство, это больше не ум. Это как если бы вы говорили: «Когда ваш огонь такой же холодный, как лед», — тогда зачем называть его огнем? Называйте его льдом, и будет правильно! Но для интеллектуала это сложно; он ведь только собирает мнения. И никто не задаст вопрос — потому что никто не знает, что он тоже совершает ошибку.

...пусть ваш ум станет таким же широким и открытым, как пустое пространство... Сколько же там пространства? Вы знаете? Целая Вселенная — вот пустое пространство. Ум не обладает способностью быть настолько широким.

...освободится от цепких когтей различающего интеллекта, и пусть ваши ложные, нереальные, тщетные мысли тоже станут подобными пустому пространству.

Но он продолжает проводить различие: вы должны сохранять свои хорошие мысли.

В состоянии абсолютного безмолвия и спокойствия не бывает ни хороших мыслей, ни плохих мыслей. Мысли как таковые — это беспокойство, не важно, хорошие они или плохие. Грешник может держать плохие мысли в своем уме, а святой может держать хорошие мысли в своем уме, но оба — в уме. Нет существенной разницы между ними.

Истинный мудрец, будда, не имеет ума вообще.

Он живет без ума, он действует без ума.

Это исходит из самого его сокровенного существа; потому он и обладает качеством, свежестью, величием. Мысли всегда — пыльные и старые. Мудрец всегда действует заново, не от каких-нибудь старых мыслей. Он отвечает на ситуацию момента. Думать для него нет необходимости. Сравните, как ведет себя слепой человек: если он захочет выйти из этой аудитории, ему придется спросить: «Где путь?» А потом своей специальной тростью он отыщет дорогу и выйдет. Но вы никогда даже не задумываетесь об этом, если хотите выйти; вы просто видите путь наружу и идете. Не бывает размышления, связанного с этим, нет, конечно, и специальной трости.

Я слыхал о слепом человеке, которому сделали операцию на глазах. Он приехал со своей специальной тростью, а через несколько дней врач снял повязки с его глаз и сказал ему: «Теперь постепенно открывайте глаза. Ваши глаза совершенно здоровы; отныне вы сможете видеть».

Тот был ошеломлен тем, сколь многое он упустил — все краски, солнце, луну, звезды, человеческие лица — всего этого он был лишен. Он поблагодарил врача, но из-за старой привычки взял свою трость. Доктор сказал: «Для чего вы берете эту трость? Оставьте ее».

А тот сказал: «Как же мне найти дорогу без нее?»

Доктор сказал: «Вы идиот. У вас же есть теперь глаза, и нет нужды разыскивать дорогу; дорога будет видна и так. Положите свою трость на ту кучу».

Там было множество тростей для ходьбы. Все люди, которых он вылечил, приходили со своими тростями, а он коллекционировал их как сувениры, демонстрируя, скольких людей он излечил. И он сказал: «Это не только вы! Каждый слепой человек, когда я вылечиваю ему глаза, сейчас же хватает свою трость, чтобы двигаться к выходу».

Бессознательная привычка... слишком долго у него была эта специальная трость; он не может поверить в то, что жизнь возможна без нее.

Та же ситуация у всех, кто прожил с умом миллионы жизней. То был их проводник во всем, что бы они ни пожелали делать. Для ума немыслимо, чтобы можно было прожить хоть одно мгновение без него. И все же это только специальная трость для слепого человека.

Есть гораздо большее сознание за пределами ума — настолько широкое, настолько просторное, настолько безмолвное, что вам не требуется думать. Оно просто отвечает. В уме вы должны обдумывать, что делать и чего не делать. Это всегда вопрос выбора, «или-или».

Как только вы за пределами ума, нет вопроса «или-или». Вы просто знаете, что должно быть сделано, и делаете это, и никогда не бывает сожаления. Вы никогда не оглядываетесь назад, вы никогда не чувствуете, что сделали что-то неправильно, — вы не можете действовать неправильно.

Вот почему я не назвал Да Хуэя великим мастером. Я называю его просто великим учителем; возможно, в последний момент он стал просветленным, но — в последний момент. Его поучения были даны до этого события.

Тогда этому удивительному уму не понадобятся усилия — ему не будет преград, куда бы он ни обратился.

Он продолжает использовать слово «ум» для «не-ума». Из-за того, что он собирал без внутреннего критерия, вы столкнетесь с множеством противоречий. Во второй сутре, которая называется Бездумие... — что же здесь случилось с «умом», о котором он говорил в первой сутре?

Досточтимый древний говорил: «Чтобы найти быка, ищи его следы. Чтобы изучить путь, ищи бездумие. Там, где следы, должен быть и бык».

Бык — давний символ для заблудших душ в традиции дзэн, символ потерянной собственной сущности, о которой вы совсем забыли. Бездумие покажет вам путь, покажет вам душу; оно станет стрелой, и вам нужно только следовать за ним без всякого напряжения, без всякого усилия.

Путь бездумия легко разыскать. Так называемое бездумие не означает инертности и неведения, свойственных земле, дереву, черепице или камню; оно означает, что ум отрегулирован... Снова он употребляет слово «ум». Таковы трудности с учителем.

...оно означает, что ум отрегулирован и невозмутим во время контакта с ситуациями и встречными обстоятельствами; что он неизменно чист, ни за что не цепляется, движется без помех и препятствий; что он незапятнан... То есть ум все еще здесь. Тогда зачем он назвал сутру «Бездумие»! Ум опять вернулся. Он отрегулирован, но то, что отрегулировано, может быть разрегулировано в любой момент. Он невозмутим, но то, что невозмутимо, может и возмутиться.

...ни за что не цепляется... — но он есть. А цепляние — его давняя привычка; он может начать цепляться завтра, если не сегодня. Он может отцепиться.

...но неизменно чист... движется без помех и препятствий; что он незапятнан... Если он есть, то у него есть все возможности быть запятнанным. «Бездумие» — это правильное слово для объяснения чистого пространства, без каких-либо уверток.

...но не замкнут в своей незапятнанности. Вы смотрите на тело и ум как на грезы и иллюзии... Посмотрите, его ум беспрерывно колеблется; все эти утверждения он, очевидно, насобирал от различных людей. Некоторые могли быть просветленными, некоторые могли быть лишь учителями, некоторые могли быть просто учеными людьми. Он сделал хорошую коллекцию — но я вижу, что в ней есть несовместимости, потому что у меня есть критерий.

...Вы смотрите на тело и ум как на грезы и иллюзии...

Если ум и тело — иллюзии, зачем же тогда делать их широкими, делать их просторными, делать их нецепляющимися? Если они подобны грезам или иллюзиям — пробудитесь, и им конец. Такое бодрствование и есть бездумие.

...но не обрекаете себя на вечную пустоту грез и иллюзий. Только когда достигается подобное состояние, можно говорить о подлинном бездумии.

Он все запутал! Может, он и был полезен в том, что вел людей к мастерам, но сам он еще не понимает того, о чем говорит.

Нет, это не бездумие пустой болтовни: если вы не обрели подлинное бездумие и просто исходите словоговорением — именно это он делает, — то чем это отличается от извращенного Чань «безмолвного озарения»? Эти люди совершили массу ошибок из-за своей привязанности к определенной школе. Вот и он привязан к определенной школе — Махаяна тоже имеет различные секты. Сначала буддизм разделился на две секты, Махаяну и Хинаяну; потом и они начали делиться на различные секты. Всего у них теперь тридцать шесть сект. Непросветленный человек постоянно защищается, критикует другие секты.

В Китае была секта, которая называлась «Секта Безмолвного Озарения». Я не вижу в этом смысла — всякое озарение происходит в безмолвии.

Безмолвие и есть озарение.

Но люди сражаются из-за слов: поскольку они назвали это не просветлением, а озарением, то произошел разрыв. Но ведь так легко понять, что оба слова означают одно и то же. «Озарение» или «просветление» — оба просто декларируют, что тьма исчезла. Какое из названий вы предпочтете — несущественно.

«Стремись к корню, не беспокойся о ветвях» — он явно получил это от просветленного мастера. «Стремись к корню, не беспокойся о ветвях» — ведь если вы подрежете корень, все дерево усохнет. Но просто обрезка ветвей не поможет: наоборот, листва может стать гуще.

Очищение, пустота такого ума и есть корень.

Не просто очищение... Во-первых, нет способа очистить ум. Вы не можете управлять своим умом. Он продолжает сам по себе наполняться грезами, мыслями, эмоциями, чувствами, реакциями, печалью, счастьем — и нет способа очистить его. Как вы собираетесь очищать его? С одной стороны вы будете очищать его, а с другой стороны огромный поток будет продолжать вливаться. Единственный путь очистить его — выйти за его пределы, стать осознанием.

Наблюдайте ум, и ум исчезает.

Когда вы достигли корня, достигли главного, — тогда все виды языка и знания и вся ваша ежедневная деятельность, ваши реакции на людей и приспособление к обстоятельствам в связи с многочисленными расстройствами и переживаниями — радостными или печальными, хорошими или плохими, благосклонными или враждебными — все это тривиальные дела, ветви. Если вы способны непринужденно осознавать и знать, в то время как на вас обрушиваются различные обстоятельства, — значит, нет ни недостатка, ни излишка. Это одно из самых важных переживаний Гаутамы Будды. Он говорит, что если вы находитесь посредине между любыми двумя полярными противоположностями — ищите именно середину, ни недостатка, ни излишка — если вы точно посередине, вы выйдете за пределы.

Середина — это и есть за пределами. Если вы пойдете к крайности, то станете цепляться за нее; из крайности вы не можете выйти за пределы. Это стало великим вкладом в духовную науку, открытием для человечества — то, что середина за пределами. Просто держитесь в равновесии посередине, и внезапно вы увидите, что поднялись над обеими крайностями — ни хороший, ни плохой; ни обыкновенный, ни необычайный; ни знающий, ни невежда.

За пределами — это и есть его нирвана. Только думая об этом, вы уже испытываете грандиозное спокойствие. Только визуализируя это, вы чувствуете, как великое безмолвие нисходит на вас. И это только визуализация — что же будет происходить в действительности, если вы придете к середине? Вы и представить себе не можете этот экстаз, эту благодать, это благословение.

Я выбрал Да Хуэя, чтобы помочь вам понять различие между учителем и мастером, потому что многие религии потеряли своих мастеров. Например, джайнизм в Индии столетиями не имел ни мастеров, ни просветленных личностей вообще — только учителей.

Без просветленных существ религия лишается своей души. Всего лишь небольшой поток просветленных людей поддерживает дыхание религии и биение ее сердца, сохраняет ее живой, цветущей.

А просветленный человек — это не просто отдельный феномен; он распространяет свое озарение повсюду. Где бы он ни был, он несет некое энергетическое поле, и всякий, кто восприимчив, будет втянут в это энергетическое поле. Учитель не обладает энергетическим полем. Он просто механически повторяет, подобно попугаю.

Но Да Хуэй, несомненно, был великим учителем, потому что он собрал... он обошел дюжины просветленных мастеров. Он был очень молод, когда его инициировали в монашество, и он собирал, как пчела собирает мед, от тысяч цветов. С другой стороны, он был очень беден; он не вложил ничего от своей собственной сущности. Но я счастлив, что, по крайней мере, в конце, в самом конце своей жизни, он стал просветленным. Его небольшой стих, несомненно, прекрасен:

Такое вот рождение — просто случай в какой-то грезе. Такая вот смерть — просто случай в каком-то сне. Стих или без стиха. К чему суета?

Он вступил в мир окончательной безмятежности и безмолвия. Не важно, жизнь это или смерть. Не важно, следует ли он традиции и пишет стих или не пишет его.

После этого он просто выронил кисть и ушел... отошел в вечное существование. Не важно, когда вы становитесь просветленным. Даже если вы становитесь просветленным на последнем своем дыхании, это в высшей степени хорошо. Вы не потеряли ничего. Вы видите всю прожитую вами жизнь как грезу.

А как только вы видите всю свою жизнь как сон, она утрачивает всякое влияние на вас. Вы становитесь совершенно свободным — свободным от всяких ограничений тела и ума, свободным от всех ограничений вообще. Вы готовы вступить в беспредельное сознание самого сущего.

— Хорошо, Маниша?

— Да, Мастер.