Спор о «филиокве» См.[7], стр.446—453.

Спор о «филиокве»

См.[7], стр.446—453.

Повышению авторитета римской церкви способствовала также политико–религиозная ситуация, сложившаяся в Византии.

В это время на константинопольском престоле сидел император Михаил III, получивший в истории выразительное прозвище Пьяница. О нем рассказывают, что в постоянных попойках и других недостойных развлечениях Михаил настолько расстроил государственную казну, что вынужден был грабить церкви и переплавлять в монеты золотые украшения императорских одежд. Он учредил шутовскую церковную иерархию, главой которой был некий Боголюб (Феофил), известный также под именем Поросенка. Члены этой иерархии, в которой состоял и сам император, принимали шутовское посвящение, рядились в церковные одежды, пели непристойные песни под церковную музыку и публично (!?) всячески пересмеивали официальные церковные ритуалы. Впрочем, вся эта информация исходит от противников Михаила и к ней следует относиться осторожно, особенно, если учесть, что в своей политико–государственной деятельности Михаил был, по всем данным, вполне дельным правителем. Судя по всему, он являлся просто одним из последних представителей отживающего доевангелического христианства вакхического характера, а в веках дурную репутацию ему создали его евангелические враги. То же самое относится и к одному из собутыльников Михаила, знатному византийцу Фотию, бывшему начальником императорских телохранителей (протоспатарием), вся наша информация о котором также заимствована у его противников.

По всем данным именно в IX веке в атмосфере ожесточенных споров окончательно сложился догматический образ Христа. В Риме его приравняли к богу, включив в символ веры положение (т.н. «филиокве»), что святой дух выделяет из себя не только Бог Отец, но и его Сын. К этому мнению склонялся и тогдашний константинопольский патриарх Игнатий (845—857 гг.). Признание такого символа веры означало, конечно, окончательный разрыв с агарянами. Не желавший этого Михаил заставил митрополита Григория в шесть последовательных дней рукоположить Фотия во все степени священнослужения и, принудив Игнатия к отречению, посадил Фотия на его место.

Между сторонниками Игнатия и Фотия разгорелась борьба, в ходе которой каждая из сторон обратилась за поддержкой к понтифексу Николаю. Понтифекс увидел в этом благоприятный случай для Расширения своего влияния и представил все дело, как обращение к его решению. Он отправил в Константинополь легатов с письмом императору, выдержанном в тоне независимого властелина, и с инструкциями не признавать Фотия. Но, несмотря на эти инструкции, вселенский собор 861 года (с которого, по мнению Морозова, во многом списан легендарный Никейский собор) подтвердил полномочия Фотия и низложил Игнатия. Раздраженный Николай, объявив свою церковь главой всех христианских церквей, собрал в 863 году свой собор, на котором Фотий был лишен всех духовных должностей, а все решения против Игнатия были объявлены недействительными. В ответном послании Михаил с негодованием отверг все притязания Николая, подчеркнув, что в обращении к Риму византийцы отнюдь не имели в виду признавать его своим судьей (и, кстати сказать, охарактеризовав латинский язык римлян как варварский жаргон).

Медленно, но верно, дело шло к окончательному разрыву между западной и восточной церквами. В 867 году созванный Фотием собор даже объявил Николаю анафему. Но внезапно все изменилось. В результате дворцового переворота император Михаил III был убит и к власти пришел бывший борец и наездник Василий, которого Михаил за спортивные успехи приблизил к себе и даже женил на одной из своих наложниц. (Таким образом, мы видим, что даже в IX веке «христианнейшие» византийские императоры держали гарем).

Через два дня после переворота Фотий был низложен, Игнатий восстановлен в патриаршем достоинстве, а в Рим Василий отправил письмо, в котором авторитет преемника апостола Петра признавался в терминах, дотоле неслыханных.

Хотя в 878 году Фотий снова становится патриархом, игнорируя анафему Рима, и дело доходит до формального разрыва двух церквей, но все же вся история с Фотием чрезвычайно укрепила авторитет Рима и его притязания на всеобщее церковное главенство.