Трупопоклонство и паломничество См.[5], стр.534—539.
Трупопоклонство и паломничество
См.[5], стр.534—539.
При Григории IV в западно–христианском мире внезапно появилась страсть к мощам, быстро достигшая степени полного неистовства. Кладбищенским и катакомбным сторожам приходилось проводить целые ночи в тревоге, как будто в ожидании нападения гиен на тамошние засохшие трупы. Отовсюду прокрадывались к ним воры, прибегавшие ко всяким хитростям, чтобы достигнуть своей цели. Ни один паломник не хотел уезжать из Рима без кусочка «священного» трупа. Возникла поэтому целая индустрия поддельных мощей. До нас дошла эпиграмма того времени, описывающая, как священники, смеясь в душе, подделывали святых. Лучшим доказательством истинности мощей являлись, конечно, проделываемые ими чудеса, и такие чудеса организовывались или, в худшем случае, к мощам прилагались документы, удостоверяющие производимые ими чудеса.
Сами понтифексы, чтобы упрочить свое влияние, давали лицензии на вывоз особо знаменитых мумий. Эти мумии отправлялись из Рима на богато разукрашенных колесницах в сопровождении священников, распевавших молитвы. Всюду, где показывалась колесница, навстречу ей стремился народ, моливший об исцелении своих больных. Ее прибытие в назначенный город Германии. Франции или Англии превращалось в празднество, длившееся несколько дней.
Но сушеные трупы мужчин, женщин и даже детей вывозились тогда не из одного Рима, но также и с Востока и тоже нередко под видом похищения. Так в 828 году из Александрии в Венецию была привезена мумия якобы апостола Марка, и с той поры Марк сделался патроном Венеции. В 840 г. в Беневент были доставлены мощи и другого апостола, Варфоломея.
В особо фанатических формах погоня за мумиями проявилась при дворе последних ломбардских властителей Италии. Подобно тому, как в XV—XVI веках папы и светские властители со страстью собирали приписываемые древности рукописи и произведения изящных искусств, так и в IX веке Сикард рассылал своих агентов по всем островам и берегам разыскивать и собирать для него не только целые засохшие тела, но и их кости, черепа и другие останки. Все эти находки складывались в церкви Беневента, так что она превратилась в музей священных ископаемых.
Историки не дают, по существу, никаких внятных объяснений этой вспышке трупопоклонства в западно–христианском мире. С точки же зрения Морозова ответ предельно прост: поклонение мумиям–мощам всегда было неотъемлемой чертой египетской версии христианского культа. Оно, по–видимому, продолжалось и после того, как в VIII веке Египет обратился к мусульманству (которое в то время еще не отошло от христианства; см. гл. 15), но с развитием мусульманско–исламской идеологии, оно постепенно пришло с ней в противоречие. Надо думать, что где–то около 825 года мумиепоклонники были вынуждены покинуть Египет. Явившись в Рим, они принесли с собой свой культ.
В тесной связи с трупопоклонством находится и происшедший в то время резкий скачок и без того немалого паломничества в Рим. Паломниками становились люди того и другого пола, всех возрастов и состояний; императоры, князья, епископы совершали путь, как нищие; дети, юноши, знатные дамы и ветхие старцы шли босые с посохами в руках. Наряду с честными людьми в Рим шли приговоренные к покаянию виновники всевозможных преступлений, вплоть до самых отвратительных. Благодаря тому, что свидетельство выдававшееся преступнику обеспечивало ему материальное существование на всем пути и в самом Риме, нередко под маской самого ужасного злодея скрывался простой авантюрист или мошенник, искавший веселых приключений или наживы. Как мухи к мясу, люди сомнительных профессий или просто рыцари большой дороги стремились к паломникам, надеясь на поживу, и очень часто набожный пилигрим вместо спасения находил гибель.
Грегоровиус, из книги которого заимствована вся эта информация, специально останавливается на судьбе женщин–паломниц. «Развращающее сообщество людей, совершенно оторванных от семейных связей, всякого рода приключения и искушения на пути, соблазны роскошных городов юга—все это вело к тому, что множество девушек, вдов и монахинь, покинув родную страну ради того, чтобы помолиться о своем спасении у гроба св.Петра, оставались в Италии и отдавались здесь распутной жизни» (см.[5], стр.536).
Это теоретическое восстановление причин, по которым «девушки, вдовы и монахини оставались в Италии и отдавались здесь распутной жизни» основывается на современных моральных нормах и на представлении, что эти нормы действовали и в IX веке. На самом же деле, как мы уже упоминали в § 2, гл.11, нормы морали в то время существенно отличались от нынешних. Моногамная семья еще, по–видимому, отсутствовала (для нее только зарождались социально–экономические основания и создавались идеологические обоснования), а необходимым элементом храмового культа была «священная» проституция. Паломники считали своим долгом принимать участие во всех крайностях культовой оргастической практики, которая в Риме, возможно, принимала особенно уродливые формы. Через два–три века, когда в Риме воцарился дух сурового целомудрия, священные оргии были объявлены актами индивидуального распутства, за которые церковь ответственности не несет. Как показывают слова Грегоровиуса, это объяснение дожило и до наших дней.