Человек-медведь. Октябрь 470 года

Человек-медведь. Октябрь 470 года

Дом Круглого Стола — большое бревенчатое строение с несколькими просторными комнатами и широким залом, где принимались почётные гости и от случая к случаю устраивались пиры, — стоял посреди деревянной крепости, вокруг которой за десять лет существования знаменитого воинского братства успело вырасти огромное селение, почти город. Тесно лепились друг к другу приземистые домишки, покрытые соломой или черепицей, но виднелись и основательные бревенчатые постройки в два этажа, их разделяли просторные загоны для овец и коров. Вившиеся между домами улицы были достаточно широки, чтобы могли разъехаться две крестьянские телеги. На большой рыночной площади хватало места для торговых лавок, крытых грубой материей, и для кибиток заезжих акробатов. Всюду из труб умиротворённо поднимался дым, пахло углем, сеном, скотом и хлебом. Вокруг города тянулся глубокий ров с высоким земляным валом, на отдельных участках которого возвышалась каменная стена.

На лето молодёжь обычно уходила из деревень со стадами в холмы, леса, долины, но к ноябрю все возвращались домой и проводили долгие зимние вечера за домашними ремёслами. Зима — время рассказов, время парада мертвецов, предводительствуемых темноликим вождём, символом его власти были меч и серп. До ноября, первого месяца зимы, начала тёмного времени года, оставался ещё месяц, однако разнёсшийся повсюду слух о женитьбе Артура заставил народ вернуться в город раньше обычного. Все ожидали большого праздника.

В городе было шумно и многолюдно. Тут и там виднелись сделанные из соломы причудливые существа, увенчанные оленьими рогами и цветочными венками, торчали из земли высокие деревянные идолы с лошадиными головами. Во времена римского правления тут размещался зимний лагерь легионеров, ровными рядами тянулись деревянные бараки, на вершине холма красовался храм Юпитера, облицованный мрамором, у подножия холма находился общественный туалет, мозаичный пол которого был гордостью командующего и мог сравняться в изысканности с отхожими местами в лучших термах Рима. После ухода римских войск здесь всё быстро пришло в запустение, храм Юпитера был разрушен до основания, но каким-то чудом сохранилась часть мозаичного нужника. Артур, начиная строить крепость, велел восстановить прежде всего римскую систему водоснабжения, затем распорядился возвести стены и крышу над туалетом. Когда его наставник Мерддин попытался пошутить на эту тему, вспыльчивый Артур разгневался не на шутку.

— Ты всегда учил меня чистоте духа и тела. У валлийцев баня в почёте, и никто не смеётся над вымытым человеком. Почему же ты насмехаешься над моим желанием привить людям также любовь к красивым туалетам?

— Потому что можно быть чистым, не обзаводясь роскошью.

— С уходом римлян наш народ быстро превратился в животных. Я то и дело слышал в детстве о гордости бриттов и о нашем праве жить самостоятельно, однако видел лишь убогие лачуги и грязь на каждом шагу. Только там, где осталось что-то от римлян, и можно увидеть достойные жилища. Когда-то тут были проложены дороги, но теперь вокруг нас всего-то охотничьи тропы, залитые лужами. А я не желаю жить в грязи! Пусть у нас всё будет чисто и красиво. И прежде всего пусть станут чистыми нужники. Я никого не принуждаю выкладывать новую мозаику, но мы обязаны сохранить то, что имеем сегодня. Это не чужое, это наше! Здесь всё — наше! Мы жили с римлянами бок о бок три сотни лет, это должно было давно стать частью нашей культуры, но люди лишь злобно оскаливаются, вспоминая о римском порядке, царившем здесь совсем недавно. Мы бываем с тобой во многих наших деревнях, Мерддин, и всюду глазам открывается грязь, постыдное убожество, всюду воздух наполнен нестерпимой вонью. Люди кладут кучи чуть ли не под дверью собственного дома, отойдя лишь на несколько шагов в сторону. Отказываясь от того лучшего, что наш народ получил от совместной жизни с Римом, мы фактически отказываемся от себя, разрушаем себя… Нет, мой город никогда не будет похож на навозную кучу…

С тех пор минуло свыше десяти лет; при помощи Мерддина Артур создал братство Круглого Стола и объединил вокруг себя большое количество вождей. Молва о благородстве и силе Человека-Медведя влекла к нему многих: одни хотели служить у него, другие просто любопытствовали, но, побывав при Круглом Столе, оставались там навсегда, возводя для себя дома и учась ратному делу. Город рос…

— Тебя что-то гнетёт. — Из двери вышел Мерддин и остановился на крыльце. Гулявший по двору ветер взлохматил его длинные волосы и вздул длинный чёрный плащ, застёгнутый на груди крупной серебряной бляхой с изображением кабана. Старик положил худую руку на плечо Артура. На могучем плече воина его рука выглядела немощной, но всем было хорошо известно, что сутулый семидесятилетний Мерддин, казавшийся болезненно-щуплым, в действительности обладал необыкновенной силой, которая не зависела от развитости мышц и крепости сухожилий. При желании он мог свалить быка лёгким тычком своего посоха.

Артур сложил руки на груди и задумчиво смотрел вдаль. Его длинные светлые волосы были сплетены у висков в тонкие косы, а сзади гривой стекали на спину. Густая борода обрамляла волевое лицо со строго сведёнными бровями.

— Со мной всё в порядке, — ответил Артур.

— Ты мрачен. Женатый мужчина должен быть бодр и уверен в себе.

— Именно жена — причина моей угрюмости, Учитель. Я не в силах понять Гвиневеру, — ответил Артур.

Он спустился на пару ступеней с крыльца. Перед главным входом по кругу располагался навес, под которым стояли массивные деревянные столы. За каждым могло свободно поместиться, сидя лицом к центру круга, по четыре человека, а всего столов было двенадцать. За этими столами собирались вожди племён и главы родов. Здесь обсуждались важнейшие вопросы войны и мира. Здесь, в центре круга, был устроен очаг, обложенный крупными камнями, над огнём которого Мерддин варил в священном котле магический напиток и подносил его каждому в специальных кубках из таинственного каменного дерева. Здесь во время заседания Круглого Стола трепетало множество ярких флагов на высоких древках и с резных шестов взирали на вождей деревянные фигуры птиц и зверей — тотемы родовых групп.

Вся эта величественная пышность и пестрота встретила Гвиневеру в день её приезда в Дом Круглого Стола. Столбы, на которых крепились навесы над столами, были украшены хвойными гирляндами и цветными тряпичными ленами. Флаги и навес заметно возвышались над деревянным частоколом крепости и были хорошо видны издали, что сразу создавало праздничное настроение. Едва миновав крепостные ворота, девушка окунулась в оглушающий ритм барабанов, бубнов и колокольцев и громкий хор приветственного гимна. Её ждали. Всё пространство крепости было заполнено людьми, и все они тянулись к Гвиневере, поднося ей подарки, как если бы она была женой верховного правителя. Отправляясь в земли Круглого Стола, Гвиневера была убеждена, что её глазам предстанет только сборище хмурых вояк (настолько велико было её предубеждение против языческих общин Уэльса), но вместо этого увидела весёлых людей, встречавших её с радостью и почтением. Открытость и доброжелательность жителей настолько поразила Гвиневеру, что она не могла не ответить им счастливой улыбкой, несмотря на тяжёлые думы.

Свадебный пир в крепости продолжался три долгих дня. Перед его началом Мерддин вручил Гвиневере церемониальный меч с рукоятью из слоновой кости. Девушка обошла по кругу знатных гостей, собравшихся в приёмном зале, и передала этот меч Артуру, низко поклонившись мужу. Вся её поза выражала абсолютную покорность. После этого супругов осыпали душистой хвоей и усадили во главе стола. В зале Дома Круглого Стола присутствовали только избранные, но время от времени с улицы, где веселился простой народ, заглядывал кто-нибудь, провозглашая тост за здоровье Артура и его прекрасной жены. Тут же воздух оглашался воплями радости, и волна громких голосов укатывалась далеко за пределы крепости.

С того дня минул почти месяц…

— С самого приезда сюда Гвиневера холодна ко мне, — сказал задумчиво Артур. — Поначалу я думал, что причина кроется в её глубоких переживаниях из-за тех разбойников, что напали на неё по дороге к нам. Но она заверила меня, что забыла о них уже на следующий день. И всё же она холодна. Любезна, уважительна, покорна, но холодна. Во всём холодна… Я до сих пор не разделил с ней супружеского ложа. Однако ведь она мне — жена! Разве законный супруг должен просить жену о близости? Я же могу просто войти в её спальню… Но я не желаю брать Гвиневеру силой…

— Она чурается тебя из-за твоей веры.

— Чем не угодила ей моя вера? Разве христиане смотрят на иноверцев свысока? — удивился Артур. — Ты хочешь сказать, что она считает меня…

— … Дикарём, — подсказал Мерддин.

— Какая глупость! Разве не родилась она на той же земле, что и я? Разве её предки не пили священный отвар из одного котла с моими предками? Неужели только потому, что я не ношу на шее креста, я плох для неё? Я построил этот город, здесь собрались лучшие и честнейшие люди Британии, они пришли сюда по собственной воле, никто не принуждал их. Меня уважают, мне доверяют, ко мне прислушиваются всюду. Любая женщина почтёт за великую честь, если я уделю ей несколько минут внимания, не говоря уже о большем. А Гвиневера?

— Думаю, что она смотрела бы на тебя более благосклонно, если бы ты принял крещение.

— Не думаю, что это растопит её сердце. — Артур с сомнением покачал головой. Сложив руки на груди, он задумчиво оглядел двор, где в раскисшей от дождя соломе возились свиньи и квохтали куры. — А теперь ещё этот проклятый мальчишка Мордред, разрази его гром! — процедил Артур. — Едва Гвиневера освоилась здесь, как он заявился с известием и кончине Лодеграна. Ты видел, с какой решимостью моя жена немедленно собралась ехать обратно? Ей, оказывается, непременно надо, не откладывая, помолиться на могиле отца! Да она просто ищет повод покинуть мой дом!

— Дай ей время привыкнуть к тебе. Ты — зрелый муж, она же — дитя. Взгляни на неё открытыми глазами, Артур. Ей только-только исполнилось семнадцать лет! Она не умеет владеть собой, она подчиняется первому импульсу и покорно идёт у него на поводу. Ты мудр, умеешь управлять своими чувствами и даже подавлять их. Но вспомни себя двадцатилетним юнцом. Ты был горяч и несдержан, как вырвавшаяся из недр земли лава. Посмотри на своих лучших молодых воинов. Им некогда размышлять, они бросаются в бой не раздумывая. Они часто горячатся, и ты не только прощаешь им многие ошибки, но высоко ценишь их пылкость. Прости и молодой жене её склонность легко поддаваться чувствам, прости ей и её неопытность. Приручи её к себе. И пойди ей навстречу в том, что сегодня представляется ей самым важным.

— В чём? Нацепить на себя крест? — Артур усмехнулся и перевёл хмурый взгляд на Мерддина. — Учитель, ты многие годы рассказываешь мне про Христа, но я не соглашаюсь молиться ему. Ты глубоко уважаем мною, но я до сих пор не последовал твоему совету принять крещение. Ужель я изменю моим убеждениям из-за прихоти девчонки?

— Эту девчонку ты взял в жёны, потому что так подсказало тебе сердце.

— Во мне просто заговорил мужчина, — решительно отмахнулся Артур.

— А что, если Гвиневера послана тебе Творцом специально, чтобы обратить тебя в истинную веру? Поверь мне, Христос объединит всех, принесёт народам мир.

— Разве вледиги Британии живут в мире? Сколько врагов было у Лодеграна? Все они носят на шее христианский крест. И все коварно нападают друг на друга! Только Круглый Стол не начинает ни с кем войны, хотя мы сильнее всех. Мы уничтожаем всех, кто осмеливается сунуться на нашу землю, но сами не вторгаемся на чужие территории. Мы живём в мире с собой и стараемся жить в мире с другими. Не за это ли христиане называют нас варварами?.. Нет, Учитель, не Христос, а наша земля даёт нам силу. Наши боги, своим дыханием наполняющие деревья, воду и воздух, поддерживают нас. Но наши враги с пеной у рта кричат, что мы поклоняемся демонам.

— Я этого не говорил никогда.

— Ты снова и снова заводишь речь о том, чтобы я начал поклоняться Христу. Зачем? Когда-то ты обучался в тайном обществе друидов. Почему тебе вдруг понадобился Христос?

— Мир меняется… Христос — часть грядущих перемен. — Мерддин успокаивающе погладил Артура по плечу и снова повторил то, что сказал несколько минут назад: — С воцарением Христа наступит мир.

— Разве есть мир на тех землях, где ему уже поклоняются? Нет!

— Мир придёт.

— Учитель! Мы и сейчас живём в мире. Братство Круглого Стола могущественно, как никогда.

— Христос даст вам ещё больше силы. Доверься ему.

— Как я могу поверить в силу человека, который покорно пошёл на крест? Он не мог постоять за себя, а ты твердишь, будто он способен защитить всё человечество… По твоему настоянию я несколько раз прочитал Евангелие. Да, там рассказывается про мудрого человека, но мудрецов полно и на нашей земле. Я могу выслушать их, согласиться с ними или поспорить, но для чего мне поклоняться им? Сильна мудрость, а не мудрецы. Вот ты утверждаешь, что у Христа было много последователей. Почему же они не вступились за него? Ты утверждаешь, что он не позволил им. А я думаю, что в действительности просто никаких последователей не было, потому что никто не принял его учения. Твоего Христа забрасывали камнями, изгоняли из деревень и в конце концов осудили на позорную и мучительную смерть. И случилось это потому, что он учил не тому, в чём нуждалась его страна. Если на собственной земле он не был принят, то почему же я должен уверовать в него?

Мерддин пристально смотрел на Артура. Тот продолжал:

— Христос проповедовал лишь среди иудеев. Я хорошо помню твою книгу. Христос говорил, что послан только народу Израиля[11]. Но ведь я не иудей. Зачем же мне принимать его учение? Он чужой для нас, он был чужим даже для своего народа. И о его учении, думаю, никто ничего не знает толком.

— Есть книги!

— И что? Можешь ли ты доказать, что в этих книгах написаны слова того, кого ты называешь Христом? В книгах написано много мудрых слов, но почему ты думаешь, что они принадлежат одному человеку? Ответь мне также, почему люди не вняли тем словам? Не можешь? Живое слово сильнее написанного, оно наполнено огнём, оно воспламеняет. Неужто Христос говорил неубедительно? Нет, Мерддин, я думаю, что никакого Христа просто не было в действительности.

— Он был. Он приходил, но народ не был готов.

— Ты всегда учил меня, что всё вокруг происходит по воле Творца. Неужели Бог ошибся и послал его не вовремя? Разве такое возможно?

Мерддин покачал головой:

— С тобой стало нелегко разговаривать. Ты всё оспариваешь.

— Я оспариваю лишь то, что вызывает сомнение.

— Раньше ты не противился моим советам.

— Раньше ты не советовал мне отказаться от богов, охранявших Британию со дня сотворения мира. — Артур помрачнел. — Раньше от меня не требовали со всех сторон, чтобы я стал верховным правителем. Раньше у меня не было жены. Я был сам по себе. Равный среди равных за Круглым Столом… Теперь всё начало стремительно меняться.

— Пришло время перемен.

Артур повернулся к Мерддину и долго смотрел седовласому старику в лицо.

— Послушай… — сказал он наконец, затем устало накрыл ладонью свои глаза и потёр их. — Хорошо, пусть на нашей земле будет водружён крест. Пусть! Но неужели ты думаешь, что крест что-то изменит?.. Ты помнишь, как на нас напал Гвинн Оленья Нога? Мы разбили его отряд, хотя он вдвое превосходил нас. Удирая, Гвинн со своими людьми спрятался в монастыре Рудверна. Но ни стены монастыря, ни его каменные кресты не спасли никого. Мы расправились со всеми.

— Вы также убили настоятеля и всю братию.

— Потому что они спрятали у себя Гвинна, так что не попрекай меня. Это послужит остальным хорошим уроком: никакая церковь не должна превращаться в крепость. Я не трону ни одного капища, не оскверню ни одного храма, не отзовусь с неуважением ни об одной священной роще, кому бы там ни поклонялись. Священное место должно всегда оставаться местом молитв. Когда же оно превращается в убежище для воинов, оно теряет свою святость… Я разрешаю тебе поставить крест на окраине города, но не в крепости. Здесь живут воины. Пусть твой крест возвышается там… — Артур порывисто вытянул руку, указывая на излучину реки, подступавшую почти к самым домам. — Там растёт священный дуб. Туда многие ходят молиться. Пусть неподалёку от дуба стоит и твой христианский крест. Пусть к нему привыкают, если ты считаешь это нужным. Только не принуждай никого поклоняться Христу. Не принуждай! Пусть люди выбирают сами…

* * *

Ночь подкралась незаметно, как всегда навалившись уютной тишиной на соломенные крыши домов. Кое-где ещё слышались разговоры, но в основном всюду готовились ко сну. Дозорный на сторожевой башне мурлыкал себе под нос какую-то песенку. Несколько групп по два-три человека дежурили в рощах неподалёку от города и всегда были готовы в случае появления врагов домчаться до ближайших домов и предупредить об опасности.

Гвиневера в задумчивости сидела на краешке кровати. Только что она разговаривала с монахом Герайнтом, проделавшим вместе с ней долгий путь из владений Лодеграна в Дом Круглого Стола, и разговор этот привёл её в замешательство.

— Как ты чувствуешь себя, госпожа? — спросил монах. — Ты всё время печальна. Или я ошибаюсь?

— Я грущу по дому, святой отец. Сердце моё обливается кровью при одной лишь мысли, что я не произнесла прощальных слов на могиле отца.

— Только ли это тяготит тебя?

Гвиневера промолчала и опустила глаза. У монаха была почти облысевшая голова, худое лицо и длинный нос, слегка приплюснутый на конце и потому напоминавший утиный клюв, за что всюду Герайнта почти сразу начинали звать Утиным Носом. Гвиневера привыкла доверять ему, и теперь, в окружении язычников, у неё не оказалось человека духовно ближе, чем Утиный Нос. По крайней мере, она так думала.

— Отец Мерддин поведал мне одну тайну, — заговорил монах.

— Отец Мерддин? С каких пор ты называешь этого колдуна отцом? — девушка изумлённо вскинула брови.

— С тех пор, как мы приехали сюда. Ты зря боишься его. Разве ты забыла слова настоятеля монастыря Святой Крови Господней?

— Какие слова?

— Мерддин не колдун. Он принял крещение и вот уже много лет несёт людям слово Божие, — внушительно произнёс монах. — Я провёл в беседах с ним не один час и смею заверить тебя, госпожа, что этот мудрейший старец достоин того, чтобы ты доверилась ему.

Гвиневера помолчала и спросила:

— Какую тайну открыл тебе Мерддин?

— Он рассказал мне о смерти твоего отца. Вледиг Лодегран умер не сам, его убили… Да пребудет его душа в вечном покое…

— Что ты сказал?! — девушка прижала руки к губам, словно хотела скрыть крик ужаса, готовый вырваться наружу.

— Его убил Мордред.

— Откуда это известно?

— Отец Мерддин обладает даром видеть на расстоянии. Он сказал, что Мордред убил Лодеграна…

— За что? — едва слышно прошептала Гвиневера, задыхаясь от накативших слёз. — Мордред никогда не нравился мне, потому что у него злое сердце. Но он преданно служил моему отцу. Что могло толкнуть его на чёрное дело?

— Страсть к тебе, госпожа. Вожделение сделало его безумцем.

— При чём тут мой отец?

— Вледиг Лодегран обещал однажды Мордреду, что ты станешь его женой. Но ты отдана Артуру, и Мордред потерял рассудок. Он решил отомстить за обман.

— Какой ужас! И он не боится кары Господней?

— Я поведал тебе об этом для того, чтобы ты держалась подальше от вожака Волчьей Стаи. Не слушай его, если он начнёт упрекать тебя в чёрствости и корить за то, что ты не побывала до сих пор на могиле отца.

— Почему никто не расскажет Артуру, что Мордред — подлый убийца?

— А кто может доказать? Такое обвинение может дорого стоить. И какое право у Артура судить человека за то, что тот сотворил на чужой земле? В братстве Круглого Стола есть свой устав.

— Но… Ведь ты говоришь, что все здесь верят Мерддину.

— Одно не исключает другого. Ему верят, но Круглый Стол не принимает бездоказательных обвинений.

— Господи, ужели Волчий Вожак не заплатит за свои кровавые деяния? Что творится на свете!

— Доверься воле Божьей, госпожа. — Монах быстро перекрестился костлявой рукой. — И ещё одно… — Он замолчал в неуверенности.

— Что ещё? — испугалась Гвиневера.

— Не знаю, как сказать тебе это…

— О чём ты?

— О молодом воине, госпожа…

— Не понимаю тебя, святой отец. — Девушка жадно ощупывала глазами лицо монаха.

— Я говорю о Маэле. Прости мою дерзость, госпожа, но мне кажется, что ты слишком много думаешь об этом юноше. Вынь из сердца эту занозу.

— Нет никакой занозы!

— Ты молода и не всегда умеешь совладать со своими чувствами…

Гвиневера поспешила опустить глаза и сильно сжала кулаки.

— Неужели на моём лице что-то написано?

— Многое, госпожа… И это может легко сломать твою жизнь…

— Господи, прибежище души моей! — истово забормотала девушка. — Исполни меня твоей милости, укрепи сердце моё, надели мудростью! Дела рук моих исправь и прости за грехи!

Монах поднялся, перекрестил Гвиневеру и добавил уже из двери:

— Не печалься, госпожа. На всё воля Вседержителя. Будь спокойна и помни, что ты жена Артура и должна принести ему потомство. «Плодитесь и размножайтесь»… Так сказано не нами, но нам…

Он затворил дверь, прежде чем девушка успела ответить ему что-либо…

А через час в её комнату вошёл Артур.

Он был одет только в просторную шерстяную тунику, достигавшую колен. Длинные косы у висков были расплетены. В тусклом свете масляной лампадки он выглядел великаном с косматой львиной гривой.

— Гвиневера…

— Да, господин мой, — ответила она дрогнувшим голосом и забралась подальше на кровать.

— Я терпеливо ждал целый месяц, надеялся, что твои женские причуды пройдут. Но ты по-прежнему сторонишься меня. Ты выходишь со мной на люди, как подобает супруге, но в спальне отвергаешь меня…

Артур склонился над женой, затаившейся в меховых одеялах. Она напоминала ему загнанного зверька.

— Долго ли ты будешь чураться меня? — спросил он угрюмо. От него пахло элем. — Мы с тобой вступили в законный брак.

— Мы не состоим в законном браке, господин мой, — решительно возразила Гвиневера.

— Тебя все называют моей женой!

— Это ничего не значит!

— Как так?

— Я просто подчинилась воле отца. Я просто отдана тебе и покоряюсь воле Всевышнего.

— Почему ты говоришь так? Вледиг Лодегран дал свадебный пир в нашу честь! И здесь народ гулял вволю и пел песни в нашу честь.

— Этого мало, — испуганно откликнулась девушка. — Ты можешь считать меня своей женой, но я-то не могу назвать тебя моим законным супругом.

— Чего же тебе надо?

— Венчания в церкви.

— По христианскому обряду?

— Да.

— Ты требуешь от меня слишком многого! — Артур отрицательно покачал головой. — Эта земля принадлежит Матери Богов! Здесь правит Дух Земли! Почему ты считаешь, что христианские обряды важнее тех, к которым здесь прибегали испокон веков? И почему я должен отдать себя во власть твоего Христа, пришлого и непонятного? Почему должен довериться ему?

— Потому что он несёт любовь, господин, — едва слышно ответила Гвиневера. — Прими его любовь, и тогда я смогу полюбить тебя…

— Чушь! Если ты не любишь меня сейчас, что изменится в тебе после христианского венчания? Ты станешь добрее? В тебе проснутся новые чувства? Или ты просто станешь послушнее и податливее? — Он вдруг рассвирепел. — Ты рассуждаешь, как бездумная девчонка! Последний дурак не сказал бы такую глупость!

Артур угрожающе сжал кулаки, взобрался на кровать и навис над хрупким девичьим телом, как огромный утёс. Гвиневера свернулась в комок, пытаясь укрыться от наступавшего кошмара, и притянула к лицу мягкие меха. Мужчина рывком привлёк её к себе и впился губами в её рот. Ответного поцелуя не последовало.

— В твоих глазах я вижу ужас и ненависть, — проговорил Артур, совладав с гневом. — Неужели ты искренне убеждена, что в этом мире что-то изменится, если люди уверуют в распятого на кресте человека, как в божество?

— Как в Спасителя…

— Нет никакого Спасителя!

— Так нельзя говорить… — Она едва не задохнулась от волнения и попыталась отползти от мужа, но Артур вцепился ей в плечи.

— Стой! Сегодня я хочу тебя! Сегодня ты не откажешь мне!

— Не надо… Это грех для меня…

— Нет никакого греха! Есть только польза и вред, только на эти две половины поделён мир! — Артур отбросил в сторону пышные меха и подтащил девушку к себе. — Пусть ты не любишь меня, но моё сердце кипит от любви. Никто и ничто не в силах затушить этот огонь. Ни твоё упрямство, ни твои мольбы…

Девушка прижала руки к груди. Тонкая белая рубаха, её единственный покров, придавала ей в темноте облик призрака, полупрозрачного и воздушного. Глаза лихорадочно блестели.

— Не противься мне, жена!

Артур властно опрокинул Гвиневеру на спину. Быстро сбросив через голову шерстяную тунику, он выпрямился — обнажённый, мощный, длинноволосый. Бледные лучи ночного светила, проникавшие в окно, лишь слегка очерчивали рельефные мышцы его крепкого тела.

— Я давно уже не юнец, чтобы завоёвывать любовь девицы, распушая перед ней пышный хвост. Я таков, каков есть…

— Да, господин мой, — едва слышно выдохнула девушка.

Он раздвинул её ноги, и она зажмурила глаза.

— Боже, прости меня…

Артур не стал грубо вторгаться в её плоть. Некоторое время он лежал рядом с Гвиневерой и тяжёлой рукой гладил её живот и груди, пробуждая в них трепет желания. Прикосновение шершавой ладони понемногу отогнало страх от девушки, но напряжение не покинуло её.

«Смирись, — беззвучно убеждала она себя, — смирись, ибо такова воля Всевышнего. Прими своего мужа, как должна принять законная супруга…»

Лаская её, Артур быстро наливался возбуждением. Гнев и ярость испарились, осталось только ощущение внутреннего нетерпения, зудящей дрожи под сердцем и предвкушение сладостного познания любимой женщины.

Её глаза распахнулись, и он увидел в них жидкое отражение луны, плавающее в слезах.

— Любовь моя, — проговорил он, — перестань терзать себя и меня. Отдайся мне…

— Бери меня! — Она опять зажмурилась, и крупная капля выкатилась из-под ресницы, оставляя на щеке влажный след.

Артур прикоснулся губами ко рту жены и навалился на неё всем телом. Его горячая твердь мигом прорвала девичье сопротивление и внезапно настолько заполнила Гвиневеру, что весь мир перестал существовать на мгновение. Ночная тьма сгустилась, воздух удушливо стянулся в узел и перехватил горло. Затем искрой прожгла боль, и всё тело покрылось испариной…

«Господи! Как же это? Что же такое со мной? Кто я теперь? — мысли бились в голове Гвиневеры, как насмерть перепуганные птицы, попавшие в силки. — Теперь уж я вовсе и не я. Теперь я переполнена чем-то неимоверным, разрушающим меня до основания, рвущим меня на части, забивающим меня до смерти! Какие незнакомые переживания…»

Время утекало вязко и мучительно. Тело понемногу свыкалось с новыми ощущениями и начинало осознавать происходившее. Сжавшееся было сердце стало биться ровнее, но тревога не отступала.

«Я осквернена… Прости, Господи, не по собственной воле пошла я на это…»

Гвиневера лежала и боялась шелохнуться, вслушиваясь в мощное мужское дыхание. Длинные волосы Артура падали ей на лицо, его борода колола шею и грудь, вспотевший мускулистый живот прилипал к её коже.

«Отныне так будет всегда, — тоскливо подумала девушка. — Зачем мне это испытание? Никакого чуда нет в этом. Только горечь унижения…»

Ей казалось, что её нутро готово было лопнуть от проникшего в них инородного тела и что вся она разорвётся от переполнивших её неприятных чувств.

«Вот и свершилось…»

Когда они оба успокоились и Гвиневера уже стала проваливаться в дремоту, растратив все силы, Артур поднялся на локте и долго разглядывал жену, облитую мутным лунным светом и такую неземную в ночном сиянии. После долгого молчания он заговорил:

— Я смотрел на тебя сейчас, и вдруг почувствовал удивление, какого никогда не испытывал. — Артур громко и тяжело вздохнул. В его голосе слышалось замешательство. — Прости, ты уже уснула, я разбудил тебя. Прости… Но что-то новое, неведомое мне переполняет сердце. Никогда не подозревал, что физически начну ощущать время… Я вдвое старше тебя. Сейчас мы вместе. Но двадцать лет назад тебя ещё не было на свете, и мы никак не могли встретиться. Я мог пить воду из здешнего ручья, рвать цветы на соседнем поле, проводить целые дни на склонах наших холмов. Но я не мог даже прикоснуться к тебе. Тебе не существовало! Как бы я ни хотел увидеть тебя, это было невозможно. Всё было, но тебя не было. Мне странно думать об этом… Ты, конечно, не понимаешь этого, да я и не способен объяснить… Но время! Я слышу, как оно проникает в меня, наполняет меня своими токами, делает что-то с моим рассудком…

Гвиневера не отвечала. Её лицо оставалось непроницаемым, только глаза блуждали по его губам, стараясь уловить видимую форму его слов.

— Как осознать, что всё вокруг было, а тебя, любовь моя, не было. Вообще не было! — продолжал говорить Артур. — Жаль, что не могу выразить этого, донести до тебя… Когда теряешь друзей на войне, это привычно. Это почти естественно, ведь мы отправляемся в поход, всегда готовые уйти из жизни. Уйти из жизни — привычно. Разлучаясь с кем-нибудь даже на день, я прощаюсь фактически навсегда. И если мои друзья возвращаются, я радуюсь. Если они погибают, я принимаю это как должное. Такова воля Матери-Земли… Но вот не быть в жизни — ещё не быть — когда всё уже в ней есть… Как это возможно? Я уже жил, уже воевал, уже вкусил крови и женщин, а тебя ещё не было, никто не мог рассказать мне о тебе ничего… Нет, любовь моя, ты была всегда. Ты всегда находилась где-то рядом. Я чувствую это. Ты просто ждала нужного момента, чтобы шагнуть в мою жизнь…

* * *

Запыхавшийся Мордред осадил коня прямо перед Артуром. Спрыгнув, он широко расставил ноги и вызывающе вскинул голову.

— Почему ты отказываешь мне в гостеприимстве, Человек-Медведь? — со злостью выкрикнул он. Заходящее солнце окрасило его взъерошенные волосы в розовые тона.

— Чем ты обижен?

— Твоим отношением ко мне!

Артур с удивлением посмотрел на юношу.

— Ты ждал особого внимания, Волчий Вожак? — спросил Артур и сложил руки на груди.

— Я принадлежу роду Кэдмона!

— Здесь много отпрысков славных родов, сын благородного Кэдмона. — Артур нахмурился. — Откуда твоё недовольство? Разве у тебя нет крова над головой? Может, ты и твои воины голодаете? Должно быть, ты хочешь чего-то особенного? Но здесь все равны, Мордред.

— Меня не пускали сюда, в крепость! Не пускали целый день! — выпалил юноша, сверкая глазами.

— Здесь проходил совет вождей Круглого Стола, — спокойно пояснил Артур.

— Разве тут только вожди? — Мордред обвёл рукой стоявших вокруг людей. — Здесь и рядовые воины. Но меня не пустили! Мне отказали! Мне запретили войти!

— Ты не принадлежишь братству Круглого Стола, — спокойно пояснил Артур.

— Разве я недостаточно смел и ловок? Разве не моя Волчья Стая прославилась на всю Британию своими походами?

— Твоя стая имеет дурную славу. Тебя называют самым жестоким разбойником, Мордред.

— Я не разбойник! — хищно оскалился Мордред.

— Ты убиваешь невинных.

— На войне нет невинных! На войне есть свои и чужие, только и всего! Но раз уж ты, Человек-Медведь, заговорил о жестокости, то позволь напомнить, что ты предал огню два монастыря! — злорадно засмеялся юноша. — Две христианские обители! Разве там не было невинных служителей Господа?

— Они дали укрытие воинам, разорившим наши деревни, — холодно отозвался Артур. — Я никому не прощаю разбои! И хватит об этом! Скажи теперь, чего ты добиваешься?

— Я хочу получить право сидеть за Круглым Столом!

— Ты не имеешь никакого отношения к Круглому Столу.

— По всей Британии твердят, что Круглый Стол — место лучших воинов! Кто из вас оспорит мои военные подвиги? Мало найдётся смельчаков, которые рискнут вступить в открытую схватку со мной!

— Мне кажется, ты напрашиваешься на ссору. — Артур отвернулся от него. — Я слышал, что твои люди уже пытались затеять драку.

— Потому что над нами насмехаются.

— Уезжай, если тебя что-то не устраивает здесь. Скажу прямо: я буду только рад этому. Ты не нравишься мне, юнец! И твоя Стая тоже! — Артур нетерпеливо махнул рукой и пошёл прочь.

— Ах вот оно что! Великий Артур хочет оскорбить меня? Может, ты вызовешь меня на бой?

— Зачем? Что нам делить? — нехотя бросил через плечо Человек-Медведь.

— Хотя бы Гвиневеру! — выпалил Мордред.

— Мою жену? — Артур остановился и медленно повернулся к Мордреду. — Так вот что привело тебя ко мне… Забавно… Вот для чего ты всеми силами уговаривал Гвиневеру поехать на могилу отца. — Взгляд Артура остекленел. — Ты, оказывается, вовсе не волк, а просто мерзкий воришка, забравшийся в чужие владения…

В следующее мгновение он вцепился Мордреду в горло. Молниеносность движения застала Мордреда врасплох. Он не успел ни отступить, ни оказать сопротивления. Артур же, сильно тряхнув его и едва не удушив мощной хваткой, отшвырнул Мордреда от себя на несколько шагов, опрокинув задиристого юнца наземь.

— Убирайся отсюда, пока я не оторвал твою голову и не насадил её не кол! — прорычал Артур.

Ошеломлённый такой внезапностью, поверженный так легко и стремительно, Мордред глядел на Артура исподлобья. Рука медленно потянулась к мечу, готовая выхватить оружие. Он медленно поднялся.

— Торопишься расстаться с жизнью, волчонок? — раздалось сзади.

Он оглянулся и увидел Маэля. Тот стоял в двух шагах от него, держа в вытянутой руке обнажённый клинок. В считанные секунды вокруг выросла целая стена воинов, все с боевыми топорами и мечами. Мордред понял, что стоит ему сделать неосторожное движение, как он будет изрублен на куски.

— Ты не только неловок, Вожак Волков, — проговорил Артур, — но ты ещё и глуп. Разве можно затевать ссору здесь, возле Круглого Стола?

— Что ж, сейчас сила на твоей стороне, — прошипел Мордред. — Но наша схватка лишь откладывается. Я не оставлю победу за тобой.

— Собирай своих головорезов и убирайся немедленно. — Артур громко вздохнул. — Если кто-нибудь из твоей Волчьей Стаи будет замечен на земле Круглого Стола, он будет убит. Оповести своих людей. Второго предупреждения не последует.