«Еврейский вопрос»
«Еврейский вопрос»
Поглотив польско-литовские территории, Россия, Третий Рим, бастион восточного христианства, унаследовала огромное еврейское население, считавшее себя отдельным народом, с собственным языком, но без родной земли, со своей собственной администрацией, но без центрального правительства.
Этот «еврейский вопрос», служивший камнем преткновения для всех самодержавных и абсолютистских идеалов империи, мог быть решен лишь путем насильственной ассимиляции и абсорбции основным населением этих своих-чужих. В следующее столетие все усилия царей, использовавших и кнут, и пряник, были направлены на то, чтобы убедить говорящих на идише, что они суть русские, но слишком упрямые и обманутые, чтобы признать свою истинную идентичность.
Первым шагом был запрет въезда с польских территорий в собственно Россию, где любое еврейское присутствие было запрещено в течение сотен лет. Так возникла черта оседлости, по одну сторону которой пролегала большая часть Российской империи, а по другую – малонаселенный крайний юго-восток Украины и Причерноморье, где евреям разрешалось жить[226]. С этого времени говорящий на идише мир стал большой открытой тюрьмой.
Затем последовал указ 1804 года, мотивированный необоснованным утверждением, что еврейские предприятия приводили к обнищанию крестьян, и требовавший, чтобы все евреи были изгнаны из сельской местности, из всех деревень и хуторов и собрались в городах и местечках.
Неожиданно намеченное царем великое переселение было отложено ввиду нападения на Россию Наполеона, когда евреи оказались по обе стороны фронта. Бонапарт был настроен просемитски и назначал евреев офицерами, например, полковников Иосифа Ароновича и Берека Иоселевича, а также сына Берека Иосифа, который командовал сражавшимся против русской армии еврейским полком легкой кавалерии. Силы царя поддерживались молитвами и даже деньгами таких важных хасидских лидеров, как Леви Исаак из Бердичева. Цадик Шнеур Залман из Ляд направил своих сторонников для шпионской деятельности на стороне русских сил, опасаясь развращающего влияния свободы. Он объяснял, что, «если Бонапарт победит, возрастет богатство среди сынов Израиля, и они оставят сердце Израиля далеко от Отца Небес». Эти чувства были близки к тем, что испытывал его старший современник христианский мистик Джон Уэсли, заявлявший, что, «если увеличивается количество богачей, вера уменьшается в той же степени»[227]. Неблагодарно забыв об этой поддержке, после отступления Наполеона из Москвы в 1812 году царь настоял на возобновлении изгнания евреев из сельской местности.
Еврейское население городов непрерывно росло, теперь миграция из деревень усилила давление, приведя к такому разбуханию городов, что, например, в Вильно пришлось пересмотреть прежние нормы, ограничивавшие население еврейских кварталов. В Лодзи, где в 1793 году евреи составляли около 5% горожан, к 1897 году их число увеличилось более чем до 30%. В Варшаве, где в 1781 году не более одного из 25 горожан были евреями, к 1882 году евреем был каждый третий. Артур Эйзенбах из Института еврейской истории в Польше после Второй мировой войны подсчитал, что во второй половине XIX века 91,5% польского еврейства проживали в городах.
Такое большое население, теснившееся в немногих населенных пунктах, означало, что многие из евреев не имели заработка и становились бременем для общин. Некоторые находили работу в росшем промышленном секторе, но для многих единственным выходом оставалась мелкая торговля. По-видимому, каждый третий жил исключительно на средства благотворительности. Впервые появился настоящий еврейский пролетариат, класс, который служил обществу, лишь производя потомство. Политические последствия этого трудно переоценить, учитывая важную роль, которую играли городские евреи, ранее говорившие на идише, в социалистическом и коммунистическом движениях.
Русские власти использовали любые способы, чтобы заставить говоривших на идише подчиниться нормам русской жизни. Еврейским детям было приказано посещать русские школы, хотя этого упрямо избегали еврейские массы. Чтобы уменьшить численность евреев, были запрещены ранние браки.
Положение стало еще хуже под властью одиозного царя Николая I, взошедшего на трон в 1825 году и «заморозившего Россию на тридцать лет». Для его правительства было недостаточно указов, запрещавших евреям носить их традиционные костюмы и пейсы, его задевало даже существование последних следов еврейского самоуправления, кагалов. В 1844 году был издан указ, в преамбуле которого говорилось, что, упрямо избегая слияния с обществом, евреи существуют за счет труда своих соседей, оправдывая этим постоянные жалобы населения, поэтому император счел необходимым освободить евреев от подчинения кагалам и передать руководство ими в руки обычных органов власти. Тем самым функционирование кагалов, институтов, в течение многих столетий позволявших идишским евреям управлять своей жизнью, служивших им столь долго и эффективно в радости и в горе, было фактически запрещено, их полномочия ограничивались лишь делами веры.
Это было полным концом еврейской автономии в Европе. Более того, это было последним шагом в аннулировании идишской национальной идентификации. Потому что следующие сто лет и вплоть до образования в 1948 году Государства Израиль нигде в мире евреи, не говоря уже о говорящих на идише, не признавались отдельной нацией. В этом смысле царский указ 1844 года положил конец идишской цивилизации – но не терзаниям российских евреев. Царь, в ответ на призывы к эмансипации евреев говоривший: «Это невообразимо, и, пока я жив, этого не произойдет», теперь потребовал, чтобы они были разделены на две категории, «полезных» и «бесполезных» – классификация, тревожно предвещавшая «селекции» нацистских концлагерей. «Бесполезных» следовало призывать в армию, обучать ремеслам и сельскому хозяйству, а затем принуждать к труду на земле. В попытке массового переобучения и обращения в христианство еврейских юношей при помощи позорной кантонистской системы заставляли служить в русской армии по 25 лет. Их направляли как можно дальше от места рождения. Мобилизованных в Киеве посылали в Пермь, более чем за полторы тысячи километров; из Бреста – в Нижний Новгород, не ближе. Во время разрушительной Крымской войны на каждую тысячу взрослых мужчин в армию забирали 30 мальчиков. Очень многие не выжили.
Русский писатель, либеральный социалист Александр Герцен в «Былом и думах» так описывал встречу на дороге с группой кантонистов:
Сопровождавший их офицер сказал:
– Набрали ораву проклятых жиденят с восьми-девятилетнего возраста. Во флот, что ли, набирают – не знаю. Сначала было их велели гнать в Пермь, да вышла перемена, гоним в Казань. Я их принял верст за сто; офицер, что сдавал, говорил: «Беда, да и только, треть осталась на дороге» (и офицер показал пальцем в землю). Половина не дойдет до назначения, – прибавил он.
– Повальные болезни, что ли? – спросил я, потрясенный до внутренности.
– Нет, не повальные, а так, мрут как мухи; жиденок, знаете ли, эдакой чахлый, тщедушный, словно кошка ободранная, не привык часов десять месить грязь да есть сухари – опять чужие люди, ни отца ни матери, ни баловства, ну, покашляет, покашляет – да и в могилу. И скажите, сделайте милость, что это им далось, что можно с ребятишками делать?
Смерть Николая I в 1855 году принесла некоторую передышку в страданиях как евреев, так и русских. Следующий царь, Александр II, известный как Освободитель, реформатор, упразднивший крепостное право, отменил насильственный угон еврейских детей и дал «полезным» евреям право жить по всей России. Однако он не оставил цели убедить говорящих на идише принять русский язык и культуру. В 1874 году, нуждаясь в армии для продвижения в Среднюю Азию, царь впервые ввел всеобщую воинскую повинность, сделав молодых людей всех вероисповеданий и сословий военнообязанными, «всего» на 6 или 7 лет. (Молодой поляк Юзеф Конрад[228] в это время покинул родную Украину, чтобы избежать призыва.) С получившими образование обращались более человеколюбиво[229], и под угрозой призыва в армию (устрашающая перспектива для русского юноши даже в наши дни) все большее число еврейских родителей заставляло своих детей говорить по-русски и давало им светское образование, произведя большой новый класс русифицированных «полезных» евреев.
Александр II держал свое слово и поощрял участие евреев в промышленной, интеллектуальной и культурной жизни, в строительстве железных дорог, горной и текстильной промышленности, в юриспруденции, медицине, журналистике, литературе, живописи, скульптуре, музыке и вообще в искусстве. Евреи вскоре появились в высоких профессиональных кругах, и широко распространилась вера в то, что еврейская эмансипация возможна, хотя и путем отказа от своего прошлого, своего языка и своего более чем восьмисотлетнего идишского наследия. Во владениях царя была открыта сцена для еврейского Просвещения, Гаскалы.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.