ВИДЕНИЕ КАРЛА XI
ВИДЕНИЕ КАРЛА XI
Подлинность события, о котором здесь рассказывается, подтверждает официальный протокол за подписью четырех заслуживающих доверия свидетелей.
Карл XI, отец знаменитого Карла XII, был одним из наиболее деспотичных, но вместе с тем и наиболее разумных шведских королей. Он ограничил чудовищные привилегии дворянства, уничтожил власть сената и стал издавать законы самостоятельно – одним словом, изменил все государственное устройство Швеции, заставив Государственные Штаты вручить ему самодержавную, неограниченную власть. Он был человеком просвещенным, храбрым, глубоко преданным лютеранской религии и совсем лишенным воображения. Карл только что лишился своей жены Ульрики-Элеоноры, которую весьма уважал и был огорчен ее смертью более, чем можно было ожидать от его сухого сердца. После этой потери он сделался еще более мрачным и молчаливым, чем прежде, и стал ревностно заниматься делами, посвящая все свое время работе. Окружающие приписывали этот усиленный труд потребности отвлекаться от тяжелых мыслей.
Под конец одного осеннего вечера Карл XI сидел в халате и туфлях перед ярко пылавшим камином своего кабинета в стокгольмском дворце. При нем находились одни из наиболее приближенных к нему лиц: камергер граф де Браге и лейб-медик Баумгартен, который любил хвастаться своим неверием во все, кроме медицины. В этот вечер король чувствовал себя нездоровым, и поэтому пригласил его к себе.
Вечер затягивался, но король, несмотря на привычку ложиться рано, не спешил отпускать своих собеседников. Склонив голову и устремив глаза на пылающий камин, он давно уже перестал разговаривать и скучал, но вместе с тем ощущал какой-то непонятный страх остаться одному. Граф де Браге, конечно, видел, насколько его общество было в этот раз в тягость королю, и несколько раз намекал, не пора ли его величеству отдохнуть, но отрицательный жест короля удерживал его на своем месте. Наконец доктор тоже начал говорить, что продолжительное бодрствование вредно для здоровья. На это Карл ответил: "Останьтесь, я еще не хочу спать".
Вскоре после этого он встал и, пройдясь по комнате, машинально остановился перед окном, выходившим на двор. Ночь была темная, безлунная.
Дворец, в котором жили впоследствии шведские короли, ле был тогда еще закончен; начавший его строить Карл XI проживал в старом дворце, стоявшем на вершине Ритергольма и обращенном главным фасадом на Мелярское озеро. Эго было огромное здание в форме подковы. Кабинет короля находился на одном конце, а на другом, напротив кабинета, был большой зал, в котором собирались Государственные Штаты, когда они созывались для выслушивания какого-либо сообщения от королевской власти.
Окна этого зала были в ту минуту ярко освещены, и это показалось королю очень странным. Сперва он предположил, что свет исходит от факела какого-нибудь лакея, но зачем тому было входить в этот давно уже не открывавшийся зал? Да и свет был слишком ярок для одного факела. Можно было бы, пожалуй, приписать его пожару, но дыма не было видно, не было слышно никакого шума. Освещение скорее походило на праздничную иллюминацию.
Карл некоторое время молча смотрел на эти светлые окна. Граф де Браге протянул руку к звонку, чтобы позвать пажа и послать его посмотреть, что это за свет, но король остановил его, сказав: "Я пойду сам в этот зал". Выговорив эти слова, он страшно побледнел, и на его лице отразилось нечто вроде мистического ужаса. Тем не менее король вышел из кабинета твердыми шагами, а камергер и доктор последовали за ним, взяв по зажженной свече.
Привратник, который отвечал за ключи, уже лег спать. Баумгартен разбудил его и приказал немедленно открыть двери в зал Государственных Штатов. Привратник очень удивился такому приказанию, однако, поспешно одевшись, отправился со своей связкой ключей к королю. Сперва он открыл галерею, через которую проходили в зал Штатов. Каково же было удивление Карла, когда тот увидел, что все стены галереи обиты черным!
– Кто приказал обить эти стены? – гневно спросил король.
– Никто, государь, насколько я знаю, – отвечал испуганный привратник. – В последний раз, когда по моему распоряжению эту галерею подметали, она была, как и всегда, обшита темным дубом… Конечно, эта обивка не из придворного хранилища.
Быстро шагавший король прошел уже больше половины галереи. Граф и привратник следовали за ним, а доктор несколько отстал, раздумывая, что ему делать. Остаться в одиночестве он, по правде сказать, боялся, но также боялся и последствий такого глупого, в сущности, приключения.
– Не идите дальше, государь! – воскликнул привратник. – Клянусь Богом, тут замешалось колдовство. В эти часы, после кончины ее величества королевы, говорят, она сама прогуливается по этой галерее… Да помилует нас Господь!
– Остановитесь, государь, – в свою очередь, воскликнул граф де Браге. – Разве вы не слышите странный шум, доносящийся из зала? Кто знает, каким опасностям может подвергнуться Ваше величество!
– Государь, – сказал Баумгартен, когда свеча его погасла от порыва ветра, – позвольте мне, по крайней мере, сходить за стражей.
– Войдем, – сказал король твердым голосом, останавливаясь перед дверьми большого зала. – Открывай скорее!
При этом он толкнул дверь ногою, и звук, повторенный эхом сводов, ранесся по галерее, как пушечный выстрел.
Привратник дрожал так сильно, что никак не мог вставить ключ в замочную скважину.
– Старый солдат, а дрожит! – сказал король, пожимая плечами. – Граф, откройте вы эту дверь.
– Государь, – ответил де Браге, невольно пятясь назад. – Прикажите мне идти под выстрелы датских или немецких пушек, и я не колеблясь исполню приказание Вашего величества, но вы требуете, чтобы я бросил вызов самому аду!
Король вырвал ключ из рук привратника.
– Вижу, – сказал он с заметным презрением в голосе, – что это касается одного меня! – И, прежде чем свита успела удержать его, он открыл тяжелую дубовую дверь и вошел в большой зал, проговорив при этом: "С Божьей помощью!" Спутники его, несмотря на свой страх, не то из любопытства, не то считая невозможным оставить короля одного, последовали за ним.
Большой зал оказался освещенным множеством факелов. Вместо старинных обоев на стенах висела черная драпировка, однако вокруг них, как и всегда, красовались трофеи побед Густава Адольфа: немецкие, датские и русские знамена. Стоявшие же по углам шведские флаги были покрыты черным крепом.
В зале проходило многолюдное собрание. Множество бледных человеческих лиц на черном фоне драпировки казались светящимися и так ослепляли глаза, что из четырех свидетелей этой поразительной сцены ни один не узнал между ними знакомого ему лица. Так актер перед многочисленной публикой видит только безликую массу, никого среди нее не различая.
На высоком троне, с которого король обычно проводил собрание Штатов,, лежало окровавленное тело в королевских регалиях. Справа от него стоял ребенок в короне и со скипетром в руке, а слева на трон опирался какой-то пожилой человек. На нем была парадная мантия, такая, какую носили прежние правители Швеции до того времени, как Ваза провозгласил ее королевством. Напротив трона за столом, покрытым огромными фолиантами, восседали несколько лиц в длинных черных одеяниях, повидимому, судьи. Среди зала возвышалась обтянутая черным крепом плаха, а возле нее лежал топор.
Никто в этом нечеловеческом собрании, казалось, не замечал Карла и его спутников. При входе в зал они сперва слышали только невнятный говор, среди которого ухо не различало ни одного раздельного слова; потом старший из судей, исполнявший, по-видимому, обязанности председателя, встал и три раза ударил рукою по одному из развернутых перед ним фолиантов. Сразу же воцарилось глубокое молчание. Несколько богато одетых молодых людей с аристократической осанкой и со связанными сзади руками вошли в зал через дверь, противоположную той, которую открыл Карл XI. Шедший вслед за ними человек, видимо, отличающийся недюжинной силой, держал в своих руках концы веревок, связывавших им руки. Тот, кто был впереди всех – вероятно, самый главный из осужденных, – остановился среди зала перед плахой и бросил на нее гордо-презрительный взгляд. В ту же минуту мертвец на троне судорожно вздрогнул, и свежая струя крови, полилась из его раны. Молодой человек, став на колени, опустил голову… Блеснул в воздухе и тотчас же опустился со зловещим звуком топор. Поток крови брызнул до самого возвышения и смешался с кровью мертвеца; голова, подпрыгнув несколько раз на окровавленном полу, докатилась до ног Карла XI и запачкала их кровью.
Пораженный всем, что видел, до этой минуты тот молчал, но ужасное зрелище развязало ему язык. Король сделал несколько шагов к возвышению и, обращаясь к фигуре, облаченной в парадную мантию правителя, твердо проговорил:
– Если ты от Бога, говори, если же от дьявола, оставь нас в покое!
Призрак ответил ему медленно, торжественным голосом:
– Король Карл! Кровь эта прольется не в твое царствование… (тут голос сделался менее внятным), но через четыре царствования, в пятое. Горе, горе, горе роду Густава Вазы!
После этих слов все фигуры начали бледнеть, а потом и совсем исчезли, факелы погасли, а на стенах вместо черной ткани появились старинные обои. Некоторое время еще слышался какой-то мелодический шум, напоминавший, по словам одного из свидетелей, шелест ветерка между листьями, а по мнению другого, звук лопающихся струн во время настраивания арфы. Что же касается продолжительности явления, то все одинаково оценили ее приблизительно в десять минут.
Траурные драпировки, отрубленная голова, потоки крови, разлившиеся по полу, – все исчезло вместе с призраками, и только королевская туфля сохранила кровавое пятно, которое должно было напоминать Карлу о событиях этой достопамятной ночи, если бы он мог когда-нибудь их забыть.
Вернувшись в свой кабинет, король приказал сделать подробное описание всего, что они видели, подписал его сам и потребовал подписи своих трех спутников. Самые тщательные предосторожности для скрытия от общества и народа содержания этого странного документа ни к чему не привели, и он стал известным еще при жизни Карла XI. Эта запись до сих пор хранится в государственных архивах Швеции. Интересна сделанная рукою короля приписка:
"Если то, что рассказано здесь мною за моею подписью, не есть точная, несомненная истина, я отказываюсь от всякой надежды на лучшую жизнь, сколько-нибудь заслуженную, быть может, мною некоторыми добрыми делами, главным же образом, моими усилиями способствовать благоденствию моего народа и поддерживать религию моих предков".
Данное предсказание исполнилось гораздо позже, когда неким Анкарстром было совершено убийство шведского короля Густава III. Молодой человек, обезглавленный в присутствии Государственных Штатов, был Анкарстром. Мертвец в королевских регалиях – Густав III. Ребенок, его сын и наследник, – Густав-Адольф IV. Стариком в мантии являлся герцог Зюдерманландский, дядя Густава IV, который сперва был регентом, а потом и королем Швеции.