Изречение двенадцатое...

Изречение двенадцатое...

Иисус сказал своим ученикам:

уподобьте меня, скажите мне,

на кого я похож.

Симон Петр сказал ему:

Ты похож на праведного ангела.

Матфей сказал ему:

Ты похож на философа.

Фома сказал ему:

Господи, мои уста никак не примут сказать,

на кого ты похож.

Иисус сказал:

Я не твой господин,

ибо ты выпил, ты напился от кипящего источника,

который у меня, который я измерил.

И он взял его, он отвел его, он сказал ему три слова.

Когда же Фома пришел к своим товарищам,

они спросили его:

Что Иисус сказал тебе?

Фома сказал:

Если я скажу вам одно из слов,

что он сказал мне, вы возьмете камни

и бросите в меня,

и огонь выйдет из камней и сожжет вас.

Входите, я покажу Вам дверь.

Когда есть человек, подобный Иисусу или Будде, вы пытаетесь бежать от него любым возможным способом — так как, он для вас подобен смерти. Конечно, вы приведете разумные доводы вашему бегству, вы найдете разум-ные причины, почему вы бежите. Вы будете доказывать в уме: «Этот человек еще не Христос, этот человек — не Просветленный». Вы найдете что-нибудь плохое в этом человеке, так что сможете почувствовать облегчение. Вы будете избегать этого человека. Опасно столкнуться с ним, так как он может видеть вас насквозь, вы становитесь для него прозрачным. Вы не можете от него спрятаться, вы не сможете спрятать свою фальшь — перед ним вы, как открытая книга. А всю свою жизнь вы прятались.

Всю свою жизнь вы пытались жить фальшивой, ненастоящей жизнью, вы жили во лжи! А он видит вас на-сквозь. Перед ним вы становитесь дрожащим листом, он приведет вас к правде, перед ним вы не сможете носить ваш фальшивый образ — он будет катастрофой. Так что лишь очень храбрые могут приблизиться близко к Иису-су. Нужна величайшая храбрость, чтобы подойти к людям, подобным Иисусу. Это означает, что вы готовы прыг-нуть в бездну, вы готовы себя потерять.

В опасности неизвестного, в неведомом, в океане, где другой берег невидим, нужна большая храбрость, чтобы идти за Иисусом. И в этом проблема; очень немногие могут последовать за Иисусом. Те, кто бегут — утратят его, они утратят смысл своей жизни. Потому что глубоко внутри, когда вы пытаетесь бежать от Иисуса, вы пытае-тесь бежать от вашей собственной правды. Он — не что иное, как ваше будущее; вы — семя, он — дерево, он пришел к цветению, он ваше будущее, он — ваша возможность. Убегая от него, вы убегаете от вашей собственной высшей возможности.

Но и те, кто подошел близко, те наверняка столкнутся с Иисусом. Те, кто бежит, они убежали — и конец! Но те, кто подошел близко, живет близко, даже живет рядом — они могут избегать Иисуса, так как они могут быть рядом с ним по неверным поводам. Так что из тысяч его изберут немногие. И эти немногие, кто изберет его, не все они будут с ним по истинным причинам. А те, кто с ним по неверным причинам, тоже утратят его.

Вы можете быть с Просветленным по неверным причинам. Взгляните на причины, по которым вы ищете, по-чему вы идете к Мастеру? Какова ваша истинная причина? Ищете ли вы истину? Человек редко ищет истину! Вы можете искать счастье, а не истину. Счастье случается тогда, когда достигнута истина. Но если вы ищете сча-стье, вы не сможете достичь истины, так как счастье — побочный продукт, вы не можете достичь его непосредст-венно, оно приходит через истину — нет другого пути. Если вы достигли истины, счастье случится, это — тень, оно приходит вместе с истиной... Но если вы ищете счастья, тогда оно невозможно, и истина теряется. Из ста ис-кателей девяносто девять ищут счастья; они страдали, жизнь была несчастьем, большой болью. Они искали ан-типод, они искали противоположного. Быть с Иисусом или Буддой в поисках счастья — значит, упустить его вновь, потому что ваши глаза закрыты.

Счастье никогда не может быть целью; оно достигается, оно приходит автоматически, вам не нужно о нем за-ботиться. Это всегда побочный продукт: вы заботились о дереве, а цветы появились! Вам не нужно идти сразу к цветам, если вы так сделаете, вы утратите. Если вы заботитесь о цветах, вы потеряете; но если вы ухаживали за деревом, цветы появятся в свое время! Вам не нужно беспокоиться, вам не нужно даже думать о них.

В вашем обычном существовании это также известно, но вы никогда не идете вглубь. Вы бывали счастливы в течение нескольких моментов — трудно найти человека, который не был бы счастлив хотя бы на несколько мгновений, так как если вы не были счастливы несколько мгновений, тогда вы не могли его искать. Без того, чтобы его попробовать, как вы можете его искать, как вы можете сделать его целью? Вы пробовали его. Оно бы-ло мгновенным проблеском — а потом снова темнота, проблеск, а потом снова мука. Утро приходит лишь на мгновение, а потом опять полночь. Вы попробовали его, но не вошли в него. Как это происходит? Попытайтесь войти в него. Когда вы чувствуете себя счастливыми, вы этого не ищете. Это — первая, основная вещь относи-тельно счастья: оно случается, когда вы ищете чего-то другого. Например, вы слышали историю об Архимеде: он искал научную истину. Он работал, экспериментировал, думал, размышлял о ней в течение многих дней и ночей. Он забыл о себе. Потом внезапно, когда он однажды лежал в ванне, это произошло, забило ключом, он понял ее. Он был обнажен, но он об этом забыл. Когда вы счастливы, вы забываете себя; если вы не можете забыть себя, вы — не счастливы. Счастье означает, что вас здесь больше нет, оно случается, только когда вас нет.

Проблема Архимеда была решена, все напряжение исчезло. Он выбежал на улицу, крича: «Эврика! Эврика!» Люди думали, что он сошел с ума. Они всегда подозревали это, и теперь их подозрения подтвердились: «Слишком много думать — вредно». Они всегда так считали, а этот человек думал очень много. Теперь он сошел с ума и кричит голый на улице «Эврика! Я нашел!» Что случилось? Каким экстатичным он был в тот момент!

И это была не высшая Истина, это была лишь обычная проблема. Теперь она обычная — однажды открытые научные истины становятся обычными, общими. Но он ее открыл. В момент открытия все напряжение исчезло, и он был настолько счастлив, настолько экстатичен, что забыл себя. Когда вы счастливы, первая основная вещь — помнить, что вы искали чего-то другого, не счастья. Если вы искали непосредственно счастья, вы утратили его навсегда. Это — побочный продукт: вы ищете что-то другое, и потом это нечто другое найдено. Открытие делает вас настолько наполненным, все напряжение уходит, вы — в покое, в мире, вы отдыхаете и чувствуете, что на-полнены счастьем. Счастье — это побочный продукт.

И помните второе: если вы его ищете, как вы можете утратить себя? Искатель никогда не может себя поте-рять, это остается, вы остаетесь точкой отсчета. Когда счастье, вас там нет. Вспомните моменты счастья — вас там не было. Оно могло произойти в глубокой любви, в открытии, или всего-навсего когда вы играете в карты — но вы становитесь совершенно исчезнувшим... вдруг — подъем! Что-то может включить его, но непосредствен-ный поиск опасен, так как вы его утратите.

Если вы приходите к Мастеру в поисках счастья, вы рядом с ним по неверному поводу. Тогда вы остаетесь прячущимся в ваших неверных причинах. Вы остаетесь близким физически, духовно — вы на большом расстоя-нии. Ваши глаза слепы, вы не способны узнать этого человека, Иисуса или Будду. Это невозможно, так как ваши глаза закрыты невер¬ными целями. Вы можете даже и не искать счастья, есть и более низкие цели.

Вы можете быть рядом с Мастером, чтобы приобрести силу, чтобы приобрести некие сиддхи — вы можете быть рядом с ним, чтобы приобрести более эгоистичное состояние. Тогда вы утратите его полностью. Есть даже еще более низкие цели. И чем ниже цель, тем больше возможность утратить, так как тогда вы более слепы. Вы можете быть рядом с ним лишь, по самым обычным причинам, как, например, поиски здоровья. Вы больны, и Иисус вас излечит; или вы бедны, и Иисус даст вам денег — его благословение станет для вас деньгами; или у вас нет ребенка, а он может дать вам ребенка.

Чем ниже цель, тем больше вы утрачиваете, так как, чем ниже цель, тем в более глубокой долине вы, — а Ии-сус существует на вершине холма, расстояние становится все больше и больше. Многие бежали, но те, кто подо-шел ближе — не все они на самом деле ближе, а только те, кто пришел по правильным причинам. И эта правиль-ная причина — Истина. Но почему вы никогда ее не ищете?

Истина кажется такой голой, такой сухой, что, похоже, нет нужды ее искать. Счастье кажется ценным, и если я настаиваю: ищите истину, а счастье будет побочным продуктом, вы даже можете согласиться искать истину, так как побочный продукт, счастье, будет получен. Но вы по-прежнему ищете счастья, а искомой должна бить истина; вы можете начать искать истину — но вы ищете не истину. Ваш ум продолжает фок¬усироваться на сча-стье. Такая фокусировка неверна.

Только когда вы искатель истины, вы подойдете близко к Иисусу, Будде, Заратустре; иначе вы никогда не по-дойдете близко! По любой иной причине вы рядом только физически; духовно вы очень, очень далеко — вас раз-деляет огромное пространство.

Теперь рассмотрим это изречение Иисуса:

Иисус сказал своим ученикам! «Уподобьте меня, скажите мне, на кого я похож».

Почему Иисус задал этот вопрос? Он что, не осознает, кто он есть? Ему нужно узнать с помощью учеников, кто он есть? Почему он хочет узнать это с помощью учеников? Потому что, то, что они скажут, покажет, почему они рядом с Иисусом. Вы создаете образ вашего Мастера в соответствии со своими желаниями. Если вы рядом с Иисусом, так как вы больны, Иисус будет целителем. Вы смотрите через свое желание, вы проецируете свое же-лание. Если вы ищете силу, тогда Иисус — всемогущий, самый сильный, так как только если он самый сильный, он может вам это дать. Если вы ищете бессмертия, если вы ищете состояния бессмертия, если вы боитесь смерти, тогда образ Иисуса будет отражать ваш поиск.

Почему Иисус спросил своих учеников: «Скажите мне, кто я есть?» Он спросил только, чтобы узнать, что они проецируют. Если вы проецируете что-нибудь, вы утратите, ибо для того, чтобы знать Иисуса или Будду, нужны непроецирующие глаза. Вы не должны проецировать, вы должны просто видеть факт.

Иисус — это факт, самый живой факт, какой возможен в мире. Смотрите на него непосредственно, прямо. Не вносите между вами свои желания, не делайте из Иисуса экран. Иначе вы увидите, но увидите отражение своих желаний.

Иисус сказал своим ученикам: «Уподобьте меня, скажите мне, на кого я похож».

Симон Петр сказал ему: «Ты похож на праведного ангела».

Этот человек должен быть моралистом пуританином. Этот человек должен быть виновным в своей безнравст-венности, так как, то, что вы говорите о других, никогда не показывает ничего о других, оно просто показывает что-то в вас. О чем бы вы ни судили, это не суждение о других, это суждение о вас. Иисус говорит снова и снова: «Не судите!» — так как все ваши суждения ведут к неверному — вы будете в них. Вор для вас грешник. Почему? Потому что вы так сильно привязаны к вашей частной собственности. Это ничего не говорит о воре, это просто показывает ваше собственное начало собственника.

Я слышал, что один англичанин умер и попал в ад. Дьявол спросил его: «Какой вы ад предпочитаете? У нас здесь есть все виды ада: английский, немецкий, китайский, русский, индийский...»

Англичанин сказал: «Конечно, индийский!»

Дьявол был ошеломлен. Он сказал: «Вы похожи на англичанина, почему же вы выбрали индийский?»

Он сказал: «Я — то англичанин, но я был в Индии и хорошо знаю, что в индийском аду отопление не работает!»

Ваш ум накапливает опыт. Что бы вы ни сказали о рае и аде, или другом человеке, это говорит — ваш опыт, это вы отражаетесь в каждом слове вашего заявления.

Симон Петр сказал: «Ты похож на праведного ангела».

Он сказал две вещи, первая: «праведный» — он должен был всегда боя¬ться неправильного, он должен был бо-яться греха, он должен был бояться быть безнравственным. Противоположное он проецировал на Иисуса — вот почему он был с ним. Помните одну вещь: противоположности привлекают друг друга. Если вы мужчина, вас привлекает женщина — и это несчастье! Потому что она — противоположна, вот почему она и привлекательна. Но жить с женщиной будет трудно, так как она противоположна. Вот как приходит несчастье в браке; оно начи-нается с привлечения противоположного, но когда вы должны жить с противоположным, приходит беда, так как женщина противоположна во всем.

Ее логика совершенно отлична от вашей. Мужчина никогда не поймет женщину. Мужчина думает, как муж-чина, а женщина — как женщина. У них совершенно разные измерения. Женщина более интуитивна, она нело-гична. Она перепрыгивает сразу к выводам, и почти всегда она права! Это создает проблемы: она не может убе-дить вас; она не может убедить вас, что бы она ни говорила. Ее невозможно понять, так как мужчина думает, что она следует его логике, но у женщин нет такой логики. Но она — проницательна, она смотрит непосредственно.

Однажды Мулла Насреддин был пойман на самых законных основаниях. Он посмотрел на суд: двенадцать присяжных — все женщины. И он сказал судье: «Я сознаюсь! Я не могу обмануть одну женщину дома, а двена-дцать в суде, — невозможно! Я совершил этот грех, просто назначьте мне наказание».

Каждый муж знает, как трудно обмануть женщину. Чтобы вы ни планировали, все идет из рук вон плохо, ко-гда вы попадаете домой, она вас легко поймает, она ударит прямо в рану. Она не осознает, как она действует; ее действие отличается от мужского.

Женщина никогда не может понять мужчину. Это тоже причина, почему они привлекают друг друга, так как только таинственное привлекает. Но житье с кем-то, кого вы не можете постичь, значит создавать несчастье, и это приводит к борьбе, так что там, где любовь, происходит постоянная борьба, борьба в каждый момент.

Противоположное привлекает: если вы жадны, вас привлекает человек, который отрекся; вы пойдете к свя-тому, который отрекся от всего, если вы алчный человек. Это очень трудно, так как создает многие несчастья.

Посмотрите на джайнов в Индии: они самые богатые люди, а богатство не бывает без алчности, вы должны быть алчным — но они чтят святых, которые отреклись от всего. Они не позволяют своим святым даже носить одежды. Нет! Это тоже не разрешается. Настоящий Дигамбара, джайнский святой, остается голым, без всякого имущества, даже без одежды. Он владеет только своим телом, вот и все. Он должен носить свою пищу в руках, ему не позволено принимать пищу два раза, одного достаточно. Он спит на земле, и вот почему его называют ди-гамбарой, — небо — его единственная крыша, единственный дом. Но откуда это явление, почему так происходит?

Магомет говорил о мире: «Слово „ислам“ означает мир». Но посмотрите на мусульман — они стали самыми жестокими людьми в мире. Почему их привлек Магомет и его религия мира? Противоположное привлекает. Про-тивоположное всегда привлекательно, так как, это и есть основная модель секса. И эта основная модель секса следует за вами всюду, чем бы вы ни занимались.

Симон Петр сказал ему: «Ты похож на праведного ангела». Этот человек должен был быть виновным в своей безнравственности — истинной или ложной, но он был виновен. Иисус привлекал его тем, что выглядел как ан-гел: чистый, невинный, он никогда не совершал греха. Вот почему христиане настаивают на том, что он был ро-жден от девственной матери — а это абсурд! Почему они настаивают на том, что он рожден от девственницы? По-тому что секс выглядит аморальным. А если вы рождены в аморальности, как вы можете стать совершенно мо-ральным? Невозможно! Если отравлен сам источник, как тогда вы можете быть моральным? Вы можете пы-таться, но вы никогда не будете совершенным. Аморальность должна быть отсечена в самом начале. Вот они и настаивают, что Иисус был рожден девой. Никто не рожден девственницей — это абсолютно неверно, это не мо-жет произойти! Но они настаивают, они от этого зависят. Если, в конце концов, докажут, что у Иисуса был отец, христиане отвергнут его, они немедленно сбегут: «Этот человек такой же, как мы! Мы аморальны, мы рождены в грехе, а если он также рожден в грехе, то какая между нами разница?»

«Ты похож на праведного ангела».

Ангелы — это просто символы абсолютного совершенства, чистоты, невинности. Это показывает кое-что о Симоне Петре, а Симон Петр стал камнем, на котором стоит вся христианская церковь, он стал основой. Таким образом, христианская церковь постоянно занята тем, что морально и что аморально. Воя церковь стала мора-лью, а не религией. Это Симон Петр — основная причина: он создал вину, так как, когда вы слишком заняты вопросом, что хорошо и что плохо, вы становитесь виновным. А жизнь этого не знает.

Жизнь совершенно аморальна. Она ни моральна, ни не моральна, она — аморальна. Она ничего не знает о том, что плохо, а что хорошо. Она движется в обоих направлениях одновременно. Река разливается. Какой вы ее назовете: моральной или неморальной? Тысячи крестьян затоплены, сотни людей умерло, тысячи остались без крова. Как вы назовете реку в наводнение — плохой? Нет, вы не используете этого слова, так как вы знаете, что река не знает, что плохо и что хорошо. А Бог существует в реке, так же, как и в вас. Дерево падает на то место, где медитирует святой, он убит. Как вы назовете дерево: грешником, убийцей? Нужно ли это дерево заставить пред-стать перед судом? Нет, вы просто скажете: «Это — дерево. Наша мораль — грех или не грех — не применима к этому дереву».

Мораль создана человеком. Босс кажется аморальным. Все существование аморально. Аморальность означает не то и не это, или — оба. Но если вы идете к Иисусу с моралистическим отношением, вы его утратите. Святой Симон, этот Симон Петр, утратил Иисуса полностью. Он искал морального человека, он искал святого, но не мудреца.

И в этом различие между святым и мудрецом: мудрец аморален, как жизнь, он стал одним с жизнью, он не мыслит в терминах противоположного. Святой отбирает правильное, отрицает неправильное, он живет наполо-вину, он не берет жизнь целиком. Святой в действительности нерелигиозен, так как религиозный человек при-нимает жизнь такой, какая она есть. Он не отрицает, так как, что бы он ни отрицал, это будет отрицанием Бога; тогда вы пытаетесь доказать, что вы лучше, чем Бог! Смотрите, Бог создал секс — кто еще его мог создать? А вы его отрицаете, тогда вы можете стать святым, но ваша святость будет всего лишь моральной, она не будет рели-гиозной.

Индуисты поняли это очень хорошо. Если вы вернетесь назад, к дням Вед, риши жили очень обычной жизнью: у них были жены, дети, они были домохозяевами, они не отрекались. Отречение пришло с джайнами и буддиста-ми. Наоборот, индуистские риши всегда жили очень обычной жизнью, они знали, они пришли к пониманию того, что жизнь должна быть принята в ее всеобщности, ничто не должно отрицаться, все должно быть принято. Вот что в действительности означает теизм, мистика; это означает того, кто говорит жизни да, он — не говорит «нет»! Этот святой Петр мог стать хорошим жрецом, он мог стать святым, но он не мог стать мудрецом. У него были свои собственные концепции, вот почему он пришел к Иисусу.

Когда вы заполнены таким множеством моральных концепций, что вам делать? Вы осуждаете себя, потому что есть вещи, которые не могут быть отринуты словами о том, что они плохи; они остаются. Мужчина останет-ся увлеченным женщинами; они прекрасны, и желание существует, оно — дар Бога. Оно глубоко в каждой вашей поре, в каждой клетке вашего тела. Ученые говорят, что в теле — семьдесят миллионов клеток, и каждая клетка — сексуальное существо. Все ваше тело — это сексуальное явление! Что бы вы ни делали — вы можете закрыть глаза, вы можете бежать в Гималаи, но всегда красота будет вас привлекать.

Цветок выглядит таким прекрасным — вы наблюдали? Это — тоже сексуальное. Птичка, поющая рано утром рядом с хижиной святого или его убежищем, выглядит прекрасной, но знаете ли вы, что ее пение — это сексуаль-ное приглашение? Она приглашает партнера, ищет партнера, любовника. Что такое цветок? Цветок — это сек-суальное явление, цветок — это трюк: поскольку дерево не может двигаться, его половые клетки должны быть перенесены пчелами, бабочками к другим деревьям; Деревья бывают мужские и женские, и они не могут двигать-ся, потому что укоренены в земле. Цветок — это трюк, чтобы привлечь пчел, бабочек и других насекомых: они прилетят на цветок, и с ними половые клетки попадут на женское растение.

Итак, где красота, там и секс. Вся жизнь — это сексуальный феномен. Что вы можете сделать? Вы можете это отвергнуть, это — в ваших руках, но когда вы это отвергнете, вы почувствуете вину, так как глубоко внутри ос-танется подавленность. Вы постоянно чувствуете себя подавленным и виноватым: что-то не так. Вы не можете быть счастливы с чувством вины, вы не можете танцевать с чувством вины. Вина вас парализует: куда бы вы ни шли, вы не можете смяться, вы не можете двигаться в экстазе, так как вы всегда боитесь подавленного.

Если вы танцуете, поете, если вы чувствуете себя блаженным, что происходит с подавленным? Оно может выйти на поверхность, так что вы должны постоянно быть начеку. Вы становитесь часовым, а не хозяином своей жизни, не наслаждающимся жизнью, вы становитесь просто часовым. И все становится уродливым, так как есть конфликт, постоянный конфликт. Ваша энергия расходуется на внутреннюю борьбу. А такой тип человека, кото-рый каким-либо образом подавляет свое собственное существо, всегда смотрит на других осуждающе — это долж-но быть так.

С моралистом... очень трудно жить, так как его взгляд вас постоянно осуждает: вы неправильны, потому что пьете чай. Вы пьете чай? Значит, вы будете брошены в ад — вы не должны пить чай. В действительности все, что может доставить вам удовольствие, моралист осуждает. В ашраме у Ганди вам не позволили бы пробовать пищу на вкус — асвад, безвкусное!» была принципом, которому там следовали: вы могли есть, но не могли вкушать. Почему? Зачем быть против вкуса? Потому что вкус — это удовольствие, а святые — против удовольствия. Вы не сможете найти улыбающегося или смеющегося святого — невозможно! Он выглядит печальным, всегда осуж-дающим себя и других, вся его жизнь — это болезнь, он не может быть счастлив.

Этот Симон Петр символичен.

Он сказал: «Ты похож на праведного ангела». Он говорит: «Я пришел к тебе, так как ты чист: рожден от дев-ственной матери, никогда не был женат, никогда не наслаждался жизнью, никогда не жил. Ты чист, я вижу тебя ангелом».

Матфей сказал: «Ты похож на философа».

Этот человек — не в поисках морали, Матфей — в поисках знания — более научного. А Иисус выглядит, как человек понимания, он думает, что он может получить некие ключи от тайн жизни от этого человека: «У этого человека есть некие ключи. Он знает, я могу получить от него информацию». Матфей — в поисках знания.

Но когда вы приходите к Иисусу, либо к человеку, подобному ему, не идите в поисках знания. Иисус выглядит мудрым человеком, что бы он ни говорил — в самую точку, что бы он ни говорил, звучит истинно. Все, что он говорит — полно глубокого смысла, но вы уделяете слишком много внимания его словам, а не его существу. Мат-фей — пандит, ученый; он ищет принципы, теории, системы, философии. Если вы приходите к Иисусу с таким умом, вы его упустите, так как Иисус — не человек знания, он человек бытия. В чем разница?

Знание — поверхностно, заимствовано, мертво. Этот человек — живой, абсолютно живой! Этот человек не за-имствовал ничего от других — он стал самореализованным. Он может поделиться своим бытием с вами, и вы глупы, если берете у него только слова. Эти слова можно получить из книг, нет нужды идти к Иисусу. Библиотека будет даже лучше, в ней больше знания, аккумулированного за века.

Вы приходите к этому человеку, туда, где ваше существо может удовлетворить свою жажду, и вы просто уно-сите с собой слова. Вы приходите к императору, и он говорит: «Проси, и это будет тебе дано», — а вы просите только кусок хлеба и уходите счастливым. Вся империя — у ваших ног, только попросите — а вы уносите слова, вы изучаете теории, вы становитесь теологом. Матфей — это корень теологии христиан.

А тогда вся церковь становится запутанной в двух вещах — вот почему эти двое отмечены: Петр стал основой христианской морали, антисексуальности, и он продолжает оставаться основой, а Матфей стал основой теории, теологии, и он остается основой. Христианство вовлечено в две вещи, а вовсе не во Христа: мораль — что верно и что неверно; и теология, теории о боге. Теология — значит теории о Боге — а никакой теории о Боге не может быть.

Бог — это не теория. Он — не гипотеза, которую можно доказать или которая может быть опровергнута, вы не можете спорить о нем. А когда Иисус был там, вы могли столкнуться с Богом. Бог был там, он проник в этого человека, но поиски знания — это барьер. Вам не нужно просить Иисуса о знании, вам нужно просить его о бы-тии. Но добиваться знания легко, вам не нужно преобразовывать себя. Вы просто слушаете слова и собираете их, с вашей стороны не требуется преображения. Но если вы просите о бытии, тогда вы должны быть молчаливы, тогда вы должны быть в глубокой медитации, тогда вы должны стать молчаливым присутствием. Только тогда Иисус сможет перелить свое бытие в вас.

Матфей сказал: «Ты похож на философа».

Иисус — не мудрый человек. Он — сама мудрость, но не мудрый человек; мудрым можно стать, не будучи Просветленным. Были мудрые люди: Конфуций мудр, но не Просветлен, Маку — мудр, но не Просветлен. Будда — Просветленный, Лао-Цзы — Просветленный. Их мудрость приходит из совершенно иного источника. Они дос-тигли самого центра жизни — они узнали. Их знание — не из интеллекта, их знание — из бытия. Вот почему я назы-ваю Иисуса человеком бытия, а не человеком знания.

Вы можете получить мудрость с помощью опыта — каждый старый человек становится мудрым. Даже глу-пый человек становится мудрым, так как говорят, что если вы упорствуете в своей глупости, вы станете муд-рым. Только жизнь может дать вам мудрость; лишь прожив жизнь, совершив ошибки, заблудившись и вернув-шись, испытав многие ответы, вы становитесь мудрым.

Иисус мудр не таким образом: он был не стар, ему было всего тридцать лет, он был очень молод. У него в дей-ствительности не было большого жизненного опыта, он был мудр не таким образом. Но он знал нечто, что явля-ется самой основой жизни. Он не движется по ветвям дерева жизни, он достиг корня. Это совершенно другая вещь, и Матфей ее утратил. Он соберет заметки, чего бы Иисус ни сказал, он запишет. Из этого он создаст Еван-гелие, он закрутит теории. Оба эти человека утрачивают его совершенно.

Фома, третий, который донес до нас эти изречения — самый близкий к Иисусу ученик. Но его изречения не включены в Библию, так как Иисус и его ближайшие ученики должны быть исключены — они опасны.

Фома сказал ему: «Господи, мои уста никак не примут сказать, на кого ты похож».

«Это невозможно сказать. В тебе так много, и ты — такое многое, ты так переполнен, ты так многомерен, мой рот не способен это сказать. Я не способен сказать ничего, слова — ничто. Ты не можешь быть похож на кого-либо, ты — неуподобляемый. И что бы я ни сказал, будет неправильным, так как этого не будет достаточно. Сло-ва очень ограничены, ты — бесконечен!» Так говорит Фома: Господи, мои уста никак не примут сказать, на кого ты похож».

Нет, невозможно! Я не скажу ничего, этого нельзя сказать. Тебя нельзя охватить словами, ты невыразим!» Фома подошел ближе всех, но даже самый близкий был далеко, расстояние существовало.

Существует подобная история о Бодхидхарме. Он жил в Китае девять лет. Он учил людей, многие медитиро-вали, многие подходили ближе и ближе, а когда он уезжал, он попросил четырех своих учеников сказать что-нибудь о дхарме. Об Истине. Первые трое были как эти трое: Симон Петр, человек морали, самый поверхност-ный; потом Матфей, человек, ищущий знания — немного глубже, чем Петр, но также очень отдаленный; потом Фома, который сказал: «Я не могу сказать ничего».

Но Бодхидхарме повезло больше, чем Иисусу, так как был четвертый, который действительно промолчал. Он даже не сказал: «Я не могу сказать», — так как когда, вы говорите: «Я не могу сказать», — вы что-то говорите! Это должно быть понято: четвертый остался безмолвным! Он просто посмотрел в глаза Бодхидхарме, поклонил-ся к его ногам. Бодхидхарма сказал: «У одного — мои кости, у другого — моя плоть, у третьего — моя кровь, а ты — самая моя сущность!» Этот четвертый не сказал даже столько, сколько Фома. Он подошел ближе всех, он стал сущностью.

Иисус не был настолько удачлив. Тому были причины; климат был не тот, ситуация была совершенно иной. Китай знал Лао-Цзы, но иудеи никогда не знали человека, подобного Лао-Цзы. Лао-Цзы подготовил хорошую почву, в которой семя Будды могло прекрасно взойти. Когда Бодхидхарма пришел в Китай, почва была готова. Она была ухожена Лао-Цзы и Чжуан-Цзы — редкие явления! — и тогда семя Будды было принесено Бодхидхар-мой. Оно прекрасно выросло, оно прекрасно цвело. Иисус не был настолько удачлив, почва была не готова. В иу-дейской культуре были пророки, но не мудрецы. Подобных Лао-Цзы и Чжуан-Цзы — нет. Там были святые, так что Симон Петр пригоден. Там были моралисты, Моисей поставил мораль в самый корень иудейской культуры; десять заповедей — они были основой.

Были люди, подобные Симону Петру, так как ничто не появляется без причины, ничто не существует без дол-гой традиции. Симон Петр — не случайность, ему должна предшествовать длительная история. Моисей — самая глубокая причина, корень, из которой вышел Симон Петр: десять заповедай, моральное отношение к миру, жиз-ни. Но там не было ни одного человека, как Лао-Цзы, который сказал: «Все побуждения — фаль¬шивы: в тот мо-мент, когда вы говорите: „Это хорошо, а то плохо“, — вы разделили жизнь и убили ее». Этот человек, который был за целое, а не за разделение. Бодхидхарма был удачлив, и это была причина, почему у него было четыре уче-ника, а не три.

В иудейской культуре самое большее, что возможно — это Фома. Посмотрите на феномен Фомы, о чем он го-ворит — и это одна из основных проблем. Есть люди, которые говорят: «О Боге ничего не может быть сказано», — но они что-то сказали. Даже если вы говорите: «Ничего не может быть сказано о Боге», — вы уже что-то сказа-ли. Если вы точны, тогда вы сделали ошибку. Если вы точны — ничего не может быть сказано; вы должны оста-ваться молчаливым. Иначе вы создаете дилемму: с одной стороны, вы говорите, что ничего нельзя сказать, но если это можно сказать, тогда почему не сказать еще немного? В чем проблема? Если это можно утверждать, то-гда почему не больше? Если утверждение возможно, тогда и большее утверждение становится возможным.

Вот почему Будда остается совершенно молчаливым. Он не скажет даже: «Ничего нельзя сказать о Боге». Он не скажет даже столько. Вы спросите о Боге, а он заговорит о чем-то другом. Вы спросите о Боге, а он не услышит — как будто вы не спрашивали — он просто отбросит вопрос, заговорив о другом. Он не скажет даже того, что ниче-го не может быть сказано, так как это абсурдно. Тогда почему вы говорите об этом? Даже через отрицание вы указываете. Не только положительное утверждение является утверждением, отрицательное утверждение — это тоже утверждение.

Вы говорите: «Бог не имеет формы». Что вы имеете в виду? Вы Его знаете? И знаете ли вы его так совершен-но, что можете сказать: «Он не имеет формы»? Если вы знаете его так совершенно, тогда у него есть форма. На-пример, вы говорите, что этот океан не может быть измерен: он так глубок, он не может быть измерен. Тогда су-ществуют только две воз¬можности: либо вы его измерили, так как, только тогда вы можете сказать, что он так глубок, что он не может быть измерен; либо вы его не измеряли, иначе, как вы можете сказать, что он так глубок, что не может быть измерен. Даже глубина измерима, она не может быть неизмерима; как бы ни было глубоко, он может быть измерен.

Когда вы говорите: «Бог не имеет формы», — дошли ли вы до его границ и увидели, что формы нет? Если вы дошли до границы, у него есть форма. А если вы не дошли до границы, тогда не говорите, что он бесформен, так как Он может иметь форму. Когда вы дойдете до границы, только тогда вы можете знать. Так что те, кто дейст-вительно споткнулся о Бога, кто упал в него, не говорят ничего, даже этого, потому что это — противоречие.

Один из самых проницательных логиков этого столетия, Витгенштейн, написал прекрасные строки. В своей книге «Трактат логической философии» он делает много прекрасных утверждений. Это — наилучшее; он гово-рит: «Ничего не должно говориться о чем-то, о чем не может быть сказано. Если ничего не может быть сказано о предмете, говорящий должен оставаться молчаливым».

Фома подошел ближе всех, но расстояние осталось. Он все еще пытался говорить, пытался выразить невыра-зимое.

Фома сказал ему: Господи, мои уста никак не примут сказать, на кого ты похож».

Иисус сказал:

«Я не твой господин... потому что никто не понимает меня, так, как я могу быть твоим господином?»

Если вы понимаете, только тогда вы можете быть учеником. Если вы понимаете, только тогда вы можете вой-ти в храм. Если вы понимаете, только тогда вы можете вступить в существо Мастера.

Иисус сказал: «Я не твой господин...»

Всем трем он сказал: «Я не твой господин». Фома подошел ближе всех, но остался утратившим. Он — наи-лучший, но остается несовершенным, он лишь относительно лучший; он подошел ближе, но барьер остался: он по-прежнему верит в слова, так как он пытается выразить то, что не может быть выражено.

«Я не твой господин, ибо ты выпил, ты напился от кипящего источника, который у меня, который я измерил».

Здесь он выражает очень глубокую истину. Он говорит: вы все трое говорите из разума, кипящего источника, который я измерил, который я оставил позади, «измерил». Вы по-прежнему говорите от разума: один говорит с помощью моралистического разума, другой — с помощью теологического разума, третий — с помощью мистиче-ского — но все они являются частями разума. А если вы говорите с помощью разума, я не ваш господин, так как весь акцент здесь на этом — отбросьте разум! Вот на чем настаивает Мастер: отбросьте разум! А вы трюкачест-вуете, вы начинаете говорить о Мастере из того самого разума, на отбрасывании которого он настаивает. Вот почему я говорю, что Бодхидхарма был более удачлив: у него был ученик, который остался истинно молчали-вым, он не ответил.

Были даже еще более удачливые Мастера. Одним из них был Риндзай. Он спросил о том же самом — так как в действительности это все та же история снова и снова: Будда и его ученики, Иисус и его ученики, Бодхидхарма и его ученики — история все та же. Она не может быть другой, так как отношения — те же самые, явление — то же самое. Риндзай был даже более счастлив. Что произошло? Когда он спросил своего главного ученика: «Скажи что-нибудь об истине», как поступил ученик? Вы знаете? Вы даже не можете себе представить. Он ударил Масте-ра! А Мастер засмеялся и сказал: «Правильно, ты поступил хорошо, потому что спрашивать нельзя, ведь каждый вопрос неверен!»

И это — самый удачливый Мастер! Как вы можете ответить на вопрос, когда сам вопрос неверен? Ученик го-ворит: «Не будь глупцом, не играй со мной в игры, не пытайся поставить меня в тупик, не ввергай меня в нело-гичную чепуху! Ведь если я отвечу, это будет неверно, и если я не отвечу, это тоже будет неверно — так как Мас-тер спрашивает. Если я отвечу, это будет неверно, так как сама природа Истины такова, что она не может быть выражена. Если я не отвечу, это будет невежливо — Мастер спрашивает, я должен отвечать». Вот что он сказал, когда ударил Мастера. А Риндзай засмеялся и сказал: «Правильно! Когда ученик может ударить Мастера, он сам стал Мастером. Теперь иди и учи остальных!»

Иисус сказал: «Я не твой господин, ибо ты выпил, ты напился от кипящего источника, который у меня, кото-рый я измерил».

Вы остаетесь пьяницами, пьяными — все от того же безумия разума!

Разум — источник всего безумия, могут быть разные степени, но каждый, у кого есть разум, более или менее безумен. Разум — это эквивалент безумия. Вы можете быть не очень безумным, вы можете быть слегка безум-ным, так что вы не кипите, не испаряетесь — никто не собирается сажать вас в сумасшедший дом. Вы лишь слегка безумны, трудоспособно-безумны; вы можете работать, вы можете действовать и удерживать свое безумие внутри. Человек оставляет безумие позади, только когда он оставляет позади разум. Вот почему Иисус говорит, что вы пьяны.

«...вы пьяны от кипящего источника, который я измерил.

Вы все трое говорите от разума. Вы не смотрите на меня, ведь если вы смотрите, разума нет». Не приносите разум к Мастеру. Это глупость, так как если вы приносите разум к Мастеру, вы к нему не подойдете ближе. Вы не достигнете сатсанга, вы не будете в присутствии Мастера, вы будете наполнены разумом, вы будете пьяны вашим разумом. Когда он — там, вы будете думать, болтать. Внутри разум будет крутиться, и крутиться, и соз-даст стену, и Иисусу будет невозможно проникнуть к вам. И он взял его, он отвел его, он сказал ему три слова. Ко-гда же Фома пришел к своим товарищам, они спросили его: «Что Иисус сказал тебе?»

Он должен работать с наилучшим, наилучший же отсутствует. Был избран Фома, он взял его и сказал три сло-ва.

Когда же Фома пришел к своим товарищам, они спросили его: «Что Иисус сказал тебе?»

Они все еще интересуются тем, что Иисус говорит, а не тем, что Иисус есть. Они все еще интересуются знани-ем, словами, и не интересуются бытием.

Фома сказал: «Если я скажу вам одно из слов, что он сказал мне, вы возьмете камни и бросите в меня, и огонь выйдет из камней и сожжет вас».

Это все очень таинственно. Эти три слова не были записаны, и Фома никогда не говорил остальным учени-кам, что это были за слова. Но он дал указания — так как когда вы не готовы, могут быть даны лишь указания; когда вы не готовы, могут быть даны лишь намеки. Если вы действительно исследователь, то через намек вы достигнете тайны. Конечная тайна не может быть дана, вы должны быть готовы к ней. Чем больше вы готовы, тем более она становится явной. Он намекает, так что сначала попытайтесь понять намеки.

«Если я скажу вам одно из слов, что он сказал мне, вы возьмете камни и бросите в меня, и огонь выйдет из кам-ней и сожжет вас».

Он сказал следующее: «Если я скажу вам одно из слов», — Иисус сказал три, но «Если я скажу даже одно сло-во, вы немедленно начнете швырять в меня камни». Что он имеет в виду? Человек живет во лжи, каждый чело-век, потому что ложь удобна, выгодна. Истина — тяжела, неудобна, неутешительна. Ложь подобна спуску — вы идете, пританцовывая, с легкостью. Истина — это подъем наверх, она трудна, вы задыхаетесь, это неудобно. Ложь — удобна, утешительна, так как вы можете ее творить, вы можете ее придумывать. Вы можете выдумать свою собственную ложь, которая вас удовлетворит, но вы не можете выдумать правду. В этом-то и проблема, и помеха. Вы можете выдумать ложь: вы просто идете к портному, и он шьет вам одежду; вы можете создать ложь для себя, как одежду; ложь, которая вас удовлетворит. Но правда вас не удовлетворит, вы ее не можете выдумать, вы должны будете себя урезать — вы вынуждены довольствоваться правдой. Правда не может быть раскроена, как одежда; чтобы удовлетвориться правдой, вы должны измениться. Ложь прекрасна, так как вам нет нужды изменяться — вы просто меняете ложь, и она вам подходит. Она очень удобна, она в вас вцепляется, она никогда не принуждает вас меняться, вы можете оставаться статичным, застывшим.

Ложь — всегда с вами, и никогда не против вас. А правда, — правда не беспокоится: если вы хотите быть правдивым, вы должны измениться сами. Правда не может быть выдумана, она должна быть открыта — она уже есть. Вот почему человек живет во лжи — потому что вы можете выдумать свою собственную ложь.

У каждой страны — своя собственная ложь, у каждой расы — своя собственная ложь, у каждой религии, церк-ви, храма, гурудвары — своя собственная ложь. И все они очень удобны, они вцепляются в вас — они защищают вас от правды. Вот почему, когда отстаивают истину, вы начнете швырять камни в человека, который ее от-стаивает; ведь если он прав, вся ваша жизнь фальшива. Это трудно принять — вы так много в нее вло¬жили, вы жили ради нее. Ваши мечты — это все, что у вас есть, ваша ложь — это все, что у вас есть. Но кто-то приходит и бросает в вас правду…? Так что есть только две возможности: либо вы готовы полностью разрушиться, либо вы швырнете камни в этого человека, швыряние камней в этого человека не позволит его правде разбить вдребезги вашу ложь — вы сможете снова с ней существовать.

Психологи пришли к пониманию того, что человек не может жить безо лжи. И поскольку речь идет о девяно-сто девяти процентах людей, они правы; мы можем отбросить один процент — это исключение. Фрейд, Юнг, Ад-лер, все три великих открывателя человеческого сознания абсолютно согласны в одном: что человек, как тако-вой, не может жить безо лжи, ему нужно лгать, это основная потребность, как пища, даже важнее. Без пищи вы можете прожить три месяца, безо лжи вы не проживете трех секунд — это как дыхание.

Посмотрите, в какой лжи вы живете. И когда кто-то поддерживает вашу ложь и делает ее похожей на правду, вы склоняетесь перед ним. Вы боитесь смерти, вот вы и верите в бессмертие души. Для вас это ложь — вы не знае-те даже азбуки души; вы не знаете, существует душа или нет, но вы верите в ее бессмертие. И когда кто-то дока-зывает и утверждает, что душа бессмертна, вы склоняетесь перед ним, вы платите ему уважением и говорите: «Вот человек, который знает!» Что он сделал? Он просто поддержал вашу ложь, он просто дал больше жизни ва-шей лжи. Вы остались прежним: вы не знаете, что такое душа, вы не озабочены этим знанием. Но ложь помогает вам жить. Тогда вы не боитесь смерти, так как смерти нет — душа бессмертна.

Отсюда и произошло очень странное явление: эта страна, Индия, — самая трусливая на земле. Иначе как мож-но было бы держать такую огромную страну настолько рабской в течение столетий? И рабской по отношению к таким малым нациям, как англичане, которых меньше, чем население одной индийской провинции? Пятьсот миллионов человек были порабощены тридцатью миллионами человек — кажется нелогичным. Но кто бы ни приходил — гунны, монголы, турки, англичане — кто бы ни приходил, Индия всегда была готова быть рабом. Откуда столько трусости? И эти люди — «Знающие себя», они говорят, что у них — Изначальное Знание, и они знают, что душа бессмертна!

Если душа бессмертна, как вы можете быть трусом? Если душа бессмертна, тогда никто не может быть храб-рее вас, так как никто не умрет, даже когда кто-то вас убивает, вы не будете бояться, так как никто не умирает. Но дело не в этом, дело, как раз в противоположном: душа бессмертна, и все же индийцы — самые большие тру-сы. В действительности, так как они трусы, они прячут свою трусость в философию бессмертной души. Бессмер-тие — это не их знание. Будда может знать, Яджиавалхья знал, но это — не знание, которое может быть передано.

Самопознание остается индивидуальным. Ни одна страна не может им обладать, оно не может стать достояни-ем, это не традиция. Человек знает, и когда этот человек умирает, это знание исчезает из мира. Оно должно быть открыто снова, вы не можете сделать его собственностью.

Эта страна труслива, но у нее есть прекрасная теория. Они боятся смерти, вы не можете себе представить, как сильно они боятся смерти. Даже, чтобы покорить Эверест, приходят иностранцы. Индийцы не озабочены этим, так как каждый скажет: «Что за глупости вы творите? И что вы получите там? Зачем подвергать себя опасно-сти?» Индийцы всегда боялись опасности, если существует опасность, они не двинутся с места. И эти люди дума-ют, что они знают, что душа бессмертна. Нет, это ложь! Нет, это неправда — для вас это ложь, и вы при помощи ее защи¬щаете свою трусость.

Смотрите! Индия — это явление — смотрите вокруг! Вы не сможете найти столько алчных людей, бедных лю-дей, нигде в мире. И они называют весь мир материалистическим, прекрасный трюк для ума — они духовны, а весь мир — материалистический. Когда они смотрят на людей Запада, в глубине себя они говорят: «Вы — мате-риалисты!» Вы не можете найти большего материалиста, чем индиец. Он живет ради денег, жаден к имуществу, для него невозможно дать кому-нибудь что-нибудь, он забыл, как давать, он вцепляется во все. Но он называет весь мир материалистическим, «а мы — духовные», — ложь, патентованная ложь, но повторявшаяся так много раз, что она выглядит правдой. Это фальшивка.

Каждый придумывает и свою собственную ложь. Есть публичная ложь, потом вы придумываете свою частную ложь, и в них всех вы и живете. Они много вам позволяют: вы можете быть трусом, но вы думаете о себе, как о храбреце, и вы пытаетесь действовать, как храбрец. Это немного помогает, потому что если вы — трус и чувст-вуете, что вы трус, вы перестанете двигаться в жизни. Вы скажете: «Я — трус», — и будете парализованы.

Вот психологи и говорят, что безо лжи человек не может жить — даже трус в жизни действует. И это происхо-дит почти всегда: кем бы вы ни были, вы создадите противоположную ложь, и вы переигрываете свою роль, что-бы поверили другие, и чтобы вы поверили сами. Вы переиграете ее — трус переиграет — он станет сорвиголовой, но он — трус, иначе игры не будет. Он может искать опасность, даже если в этом нет нужды, только чтобы пока-зать другим и убедить себя, что он — не трус. Но в глубине он боится своей трусости. Вот он и проецирует проти-воположное.