1 СТРАННИК СВЕТЛОГО ГРАДА
1
СТРАННИК СВЕТЛОГО
ГРАДА
Русская народная жизнь с ее мистическими сектами, и русская литература и русская мысль, и жуткая судьба русских писателей и судьба русской интеллигенции, оторвавшейся от почвы и в то же время столь характерно национальной, все, все дает нам право утверждать тот тезис, что Россия — страна бесконечной свободы и духовных далей, страна странников, скитальцев и искателей, страна мятежная и жуткая в своей стихийности, в своем народном дионисизме, не желающем знать формы.
Н.А.Бердяев
В 1933 году Николай Константинович Рерих написал картину, которая называлась «Странник Светлого Града». По равнине, опираясь на посох, идет человек туда, где между гор сверкают купола храмов и стоят белокаменные здания. Сюжет кажется на первый взгляд незамысловатым и простым. Но если в картину попристальней вглядеться и поразмышлять над ней, она вырастает в некий символ, наполняясь духом и звонами России. Такое полотно мог создать только русский художник и только о России, с ее мягкими увалами и пригорками, с ее дальними невысокими горами, с ее прозрачным лесным воздухом и золотистой далью ее дорог. В этом пронзительно одиноком страннике с его неуклонной устремленностью и в то же время нездешней мечтательностью заключен духовный многослойный образ целого народа, целой беспредельной страны. Чтобы создать именно такой образ, надо было глубоко почувствовать характер народа, проникнуть в его внутреннюю суть и извлечь из всего ту единственную Россию, которая, как говорил сам художник, «поверх всех Россий». Так иногда через искусство мы постигаем самые сложные явления, распутываем ускользающие нити разнообразных времен и пространств, синтезируя все это в один четкий и ясный образ, где «ни прибавить ни убавить».
Географическое, культурное и историческое пространство России раскинулось на тысячи километров, соединив в себе то, что мы называем Востоком и Западом. «Россия может осознать себя и свое призвание в мире, — писал крупнейший русский философ Н.А. Бердяев, — лишь в свете проблемы Востока и Запада. Она стоит в центре восточного и западного миров и может быть определена как Востоко-Запад»[2]. Именно в этом средостении Востока и Запада складывалась синтетическая культура России, формировался ее многослойный народный характер, возникало то, что мы определяем как «национальность».
Океан российской национальности заполнялся в течение многих веков исторической материей самых разнообразных источников, проходивших сквозь слои ее времени и пространства. «Вы знаете, — писал Н.К. Рерих, — что великая равнина России и Сибири после доисторических эпох явилась ареной для шествий всех переселяющихся народов. Изучая памятники этих переселений, вы понимаете величие этих истинно космических переселений. Из глубин Азии по русским равнинам прошло несметное количество племен и кланов. И пробившись до океана, эти странники, завершая свой путь через века, снова обернулись к России. И снова принесли ей обновленные формы своей жизни»[3].
Исследуя многовековую культуру России не только как художник, но и как ученый, Николай Константинович находил в ней элементы, пришедшие с Востока, и то, что проникло с Запада. В своих очерках он писал о хитрых арабских купцах, плывших по русским рекам, о викингах, об азиатской миниатюре, которая через итальянский примитив обнаружила себя в русских иконах, о татарском иге, которое в очередной раз принесло на русские равнины звуки и формы культуры Востока.
На огромных пространствах России в течение веков кипел и плавился культурный синтез Востока и Запада, формируя энергетическое поле русской Культуры, русского национального духа. Пространства России, принимая в себя дары Запада и Востока, усиливали свою энергетику, создавали свою самобытность, зацветая каждый раз по-новому после соприкосновения мирного или не мирного с Западом или Востоком.
Положение России между Востоком и Западом как моста, объединяющего эти два мира, обусловило многие особенности русской культуры, русского духа и русского характера. Последний обрел уникальную полярность, соединив в себе резко выраженные противоположности, так и не дотянувшие до той золотой середины, на которой возрастает классическая цивилизация с элементами усредненной Культуры.
С одной стороны, в народе существовали развитые общинные традиции, бескорыстие, нерасчетливость, нежелание покоряться «золотому тельцу» и отвергание наживы, душевность и отзывчивость, стремление к подвигу во имя Общего дела и т. д. С другой — бытовал известный соблазн легкой наживы, склонность к мошенничеству и воровству, жестокость и тупость, гражданская безответственность и извечное ожидание кого-то, кто сделает все за нас и спасет от дурной жизни и ее нелепостей. Эту полярность русского характера не смогли изменить ни годы, ни события, ни войны, ни страдания. Что же касается последнего качества — надежды на кого-то другого, а не на себя, надежды на Бога, царя, героя или на того символического «барина», который приедет, все рассудит, все поправит и всех утешит, то сейчас трудно определить, в какие века и события уходят исторические корни этого качества. С годами это качество развивалось и сделалось чуть ли не определяющим в послереволюционный период, когда власть, сменившая царя и заменившая Бога, превратилась в глазах многих в иллюзорно-могущественное средство спасения от всех бед, в которые только может попасть человек. Политическая пассивность, общественная робость отдельного человека в сегодняшней тяжелой и трагической ситуации в России объясняется именно этим, я бы сказала, историческим качеством, заставляющим миллионы людей в условиях криминального рынка и развала надеяться на появление «хорошего» президента или правительства, которые избавят народ от незаслуженных им страданий и установят повсеместную справедливость. Это трусливое и пассивное отчуждение народа от общественного действия и его иллюзорные надежды вносят в общественно-политическую жизнь сегодняшней России тот разброд, который может привести к новым бедам и страданиям.
Наличие противоположных качеств в характере русского народа создало ситуацию, которая резко отличала Россию от других стран, и в первую очередь от западных. «Слишком ясно, — писал НА. Бердяев, — что Россия не призвана к благополучию, к телесному и духовному благоустройству, к закреплению старой плоти мира. В ней нет дара создания средней культуры, и этим она действительно глубоко отличается от стран Запада, отличается не только по отсталости своей, а по духу своему»[4].
Именно в российском духовном пространстве в течение веков сформировались два духовных полярных образа. Бердяев называет их «Русь святая» и «Русь звериная». Эта полярность создала особую и высокую энергетику в духовно-культурном поле России и определила ее роль в процессах Космической эволюции человечества. Елена Ивановна Рерих, один из крупнейших философов нашего века, пришла к выводу: «Расцвет России есть залог благоденствия и мира всего мира. Гибель России есть гибель всего мира»[5]. Россия оказалась энергетическим центром планеты, в пространстве которого разыгрывается космическая драма духовно-культурной эволюции. В нем же идут видимые и невидимые процессы взаимодействия Духа и материи, противостояния сил Света и тьмы. «Ангельская святость и зверская низость — вот вечные колебания русского народа, неведомые более средним западным народам»[6]. Но и «Русь святая» не была однородной. В ней также существовало два полюса — духовно сытых и духовно голодных. Об этих «сытых» и «голодных» еще в 1915 году писал Н.А. Бердяев:
«Духовная сытость, охранение старого, бытовое и внешне-обрядовое понимание христианства — один образ народной религиозной жизни. Духовный голод, пророческие предчувствия, мистическая углубленность на вершинах православия в иных сторонах нашего сектантства и раскола, в странничестве — другой образ народной религиозной жизни»[7]. Полюса — «сытый» и «голодный», по справедливому утверждению философа, нашли свое отражение в творчестве великого русского писателя Достоевского, художественно воплотившего эту духовную полярность России. «У него два лика: один обращен к охранению, к закрепощению национально-религиозного быта, выдаваемого за подлинное бытие, — образ духовной сытости, а другой лик — пророческий, обращенный к граду грядущему, — образ духовного голода»[8].
И если В.И. Ленин назвал Льва Толстого «зеркалом русской революции», что само по себе далеко не бесспорно, то Достоевский отразил в себе всю Россию и ее основное противоречие — «противоборство духовной сытости и духовного голода»[9].
Ни страны Востока, ни страны Запада такого острого противостояния не знали. Синтезированные Россией духовные тенденции обоих миров в ее энергетическом пространстве обрели новое качество, способное развить энергетический динамизм духовных накоплений страны, лежащей на перепутье Запада и Востока. Безусловно, и на Западе есть и «сытые» и «голодные». Однако там искания и стремления «голодных» не обрели той истовой, жертвенной формы, которая получила крайнее выражение в русском странничестве. Странничество было особенно распространено среди староверов, которые уходили в неведомые земли в поисках Страны обетованной или Светлого Града. На это явление обратил особое внимание и Н.К.Рерих во время Центрально-Азиатской экспедиции. Западная же цивилизация как бы духовно нивелировала и «сытых» и «голодных». Поэтому энергетический процесс одухотворения материи там шел вяло и был заметен больше на индивидуальном уровне, нежели на общественном.
Что же касается Востока, то многовековая и развитая его духовная традиция, проникшая глубоко в народные слои, если и не во всем удовлетворяла духовный голод, то и не допускала той духовной дистрофии и неистового духовного голода, который был присущ России и который заставлял человека по внутреннему своему побуждению не только размышлять, но и действовать и двигаться.
Русская православная церковь была и остается до сих пор приютом «сытых», в то время как «голодные» выламывались из ее жестких границ, устремляясь в голубые дали в поисках Града Светлого и его правды. Русское странничество, как особое явление, духовное и психологическое, есть самобытная форма русского мессианства, замешенного на христианском учении. Странничество сыграло важнейшую роль и в Духовной революции России, и в ее социальной революции.
Мессианство, как таковое, до сих пор в достаточной мере еще не изучено. Нам неизвестны его истоки и энергетические пути формирования. Оно представляет собой сложный процесс с высоким энергетическим «выходом», выраженным в народном сознании и мышлении. Сама же мессианская идея, по выражению Бердяева, «как молния, сходящая с духовного неба»[10]. Он же справедливо утверждает, что эта идея «идет из иного мира, и стихия ее — стихия огня, а не земли».[11] Иными словами, мессианство по своей духовной сути есть явление Высшего Мира, того его конкретного пространства, которое Учение Живой Этики называет Миром Огненным.
Пророческая, странническая и скитальческая, ангельская Русь, радикально влиявшая на русскую мысль, не имела ничего общего с Русью «сытой», инертно-косной, «отяжелевшей в своей национальной плоти, с Россией, охраняющей обрядоверие, с русскими — довольными своим градом, градом языческим, и страшащимися града грядущего»[12].
Историческая судьба России была трудна и беспокойна. Народ прошел через рабство, войны, внутренние раздоры, произвол собственных правителей. Здесь, на перекрестье Запада и Востока, история вела себя по-другому, нежели на самом Западе или Востоке. «Мессианское сознание народа, — писал Н.А.Бердяев, — может быть лишь плодом великих народных страданий. И мессианская идея, заложенная в сердце русского народа, была плодом страдальческой судьбы русского народа, его взысканий Града Грядущего»[13].
Этот Светлый Град был символом того Царства Божьего, о котором говорили Христос и его апостолы, символом жертвенного служения всему миру в великом и благородном деле освобождения его от зла и страданий. Светлый Град породил в сознании народа идею духовного подвига во имя ближних и дальних своих. «Именно этому великому народу (русскому. — Л.Ш.), — писал Н.К.Рерих, — дано и великое слово ПОДВИГ. Ни в одном ином языке нет такого понятия во всей его возвышенности и поступательности. Подвиг дан тому, кто может устремляться во имя Общего Блага. Русский народ уже много раз доказал свое бескорыстие, и потому он удостоен и подвига. В подвиге народ сбережет свои сокровища»[14].
Вот это бескорыстие, жившее, наряду с другими качествами, в народе в целом, и придало русскому мессианизму характер, несколько отличавший его от вселенской идеи мессианства. В нем не было ни самоутверждения, ни чувства превосходства над другими народами. Русское мессианство, отмечал Н.А.Бердяев, являлось «жертвенным горением духа, лишь великим духовным порывом к новой жизни для всего мира»[15]. И этот порыв ставил перед лучшими людьми России проблему ответственности, которая ложилась на их плечи. Они должны были понять, что необходимо было сделать во имя Общего Блага и от чего надо было отречься ради него.
Таков был, в общих чертах, крайний духовный полюс «Руси святой», которому в этом же пространстве противостояла духовная сытость, инертность и болотная неподвижность, гнездившаяся в православной церкви. И хотя на снеговых вершинах и холодных ветрах этого полюса удерживались немногие, его энергетика составляла главный стержень духовного пространства России. Странник Светлого Града жил в русских мыслителях, крупных писателях, российских героях, во всех тех, кто, независимо от своего социального и материального положения, был готов принести жертву на алтарь правды, кто понимал культурно-исторический смысл Общего Блага, кто стремился искренне и бескорыстно к Грядущему Граду. Странники Светлого Града были тем духовно опережающим элементом, который содействовал в огромной степени развитию духа народа, его продвижению в духовном пространстве, отвоеванном у косной материи инертной человеческой массы. Странники расчищали культурно-духовные поля, в которых действовала Космическая эволюция человечества, слагая и формируя объективные тенденции, которые впоследствии принесут миру и России самые неожиданные результаты. Такого интенсивного духовного процесса, пожалуй, не знала ни одна страна мира на протяжении последних веков нашей истории. Эволюционное творчество несло предощущение мировой роли России, ее энергетического воздействия на Космическую эволюцию человечества. «В грозе и молнии, — писал Н.К. Рерих, — кует народ русский славную судьбу свою. Обозрите всю историю русскую. Каждое столкновение обращалось в преодоление. Каждое разорение оказывалось обновлением. И пожар и разор лишь способствовали величию земли русской. В блеске вражьих мечей Русь слушала новые сказки, и обучалась, и глубила свое неисчерпаемое творчество»[16].
Противоречивые черты русского характера, тяжкий и страдальческий его исторический путь — все это, как отмечал Бердяев, «путь к самосознанию, к осознанию того, что нужно России для раскрытия ее великих духовных потенций, для осуществления ее мировых задач»[17].