ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА ВЕЛИКОГО ЗАКОНА (Из неопубликованной рукописи мыслителя и духовидца)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА ВЕЛИКОГО ЗАКОНА

(Из неопубликованной рукописи мыслителя и духовидца)

Все существующее — как живая кишащая ткань без начала и конца, сплошная непрерывность сцеплений, где каждая петля, словно зубчатое колесо, входит зубцами в смежные с ним, движет их и без остановки движимо ими. Ни одно колесо не есть начально-движущее, но всеобщее движение движет каждое. Род есть условное единство, большая мировая петля; но всякое единство составлено из меньших единств-пе-тель, и меньшее — еще из меньших: все живые ячейки, кипящие самобытною жизнью, и каждая ячейка — зубчатое колесо, движущее и движимое в своем единстве. Сверху до дна образ бытия тожествен: род — микрокосм, и особь — микрокосм, и каждый атом в особи — тоже, живая петля-ячейка движется двояко — вокруг своей оси и вверх к неведомой цели, — поддерживает, т.е. повторяет, свое бытие, и вместе медленно преображает себя к совершенству; так в спиральном восхождении петель вечно ткет себя и расцветает вселенская ткань. Мельчайшие петли взаимно движут друг друга зубцами вокруг и вверх; их сцепление образует малые единства, также взаимно движущие друг друга вокруг и вверх; и все большие единства движут друг друга; и, наконец: спиральное движение высших единств есть единый восходящий круговорот Мироздания. Малейший изъян, минутная остановка в одном узле — и смежные колеса остановились бы, а с ними дальнейшие.Но нет изъянов и остановок, все существующее необходимо и всякий род возник на нужном месте для специальной задачи.

Или можно уподобить мир идеальной фабрике. Мириады рабочих снуют по всем направлениям или стоят у станков и трудятся. Они все разделены на артели по специальностям, и каждая артель — на меньшие, и так без конца, и каждый в составе своей артели исполняет ее специальное назначение. Здесь рабочий — не раб, но свободный наследственный участник. Здесь стремление каждого — не только поддерживать, но и по силе улучшать производство; каждый одушевлен творческой страстью. Кто наследственно приставлен смазывать малейший винт, тот усердно всю жизнь смазывает свой винт и ревностно силится улучшить свою работу; и малейшее улучшение, достигнутое одним, наследственно передается всей его малой артели, артель на йоту меняет свой вид; и меняется ее совокупная деятельность, а вместе с тем тотчас должны измениться вид и деятельность объемлющей ее большей артели и смежных. Так каждый на своем месте в творческих усилиях передвигает вверх весь иерархический строй. Нарастание индивидуальных совершенствований создает новые нужды и для них — новые артели, или упраздняет прежние. Трудится каждая былинка в поле, трудится инфузория, клоп, клещ и тарантул; их виды исчезают, сменяясь высшими; трудится человек, и людские поколения сменяют друг друга в спиральном восхождении, рушатся царства и возникают другие; роятся живые петли в концентрических кругах-единствах — в личностях, видах и родах, медленно и неустанно расцветает в своих живых петлях сама себя ткущая жизнь. Всюду формы — и нет границ между формами, всюду специализация — и всякая специальность нечувствительно переходит в соседнюю. Клоп — род, единство, мировая петля; без надобности не тронь ползущего! Он труженик мира, только его специальность тебе неизвестна. Так же, как ты, только не зная о том, он изо всех сил старается улучшить свой труд и совершенствует свои рабочие органы, чтобы ускорить всеобщее дело.

В этой мировой ткани норма всякого создания есть норма его спирально-кругового движения, т.е. норма поведения. Человечество — такое же единство-петля, только движение его несравненно действеннее всех остальных. Поэтому его поведение всего более способно, по крайней мере здесь, на земле, ускорять или задерживать мировой процесс. Ничто так не важно для мирового дела, как соблюдение человеком в его деятельности единого верховного закона, и ничто так не важно, как это, для самого человека, потому что, как сказано, мир больно бьет за отступления от своего Закона.

Камень и железо живут согласно естественному порядку, потому что он непосредственно действует в их физико-химическом составе. Непогрешимо живет растение, потому что его специальный закон вложен в его физиологию. Космически правильно живет и животное: в нем, одушевленном, телесные движения предопределяются состояниями его духа — и мир непосредственно регулирует его духовную жизнь инстинктом. В человеке, кроме физико-химического состава, физиологии и безотчетных душевных влечений, есть еще четвертый орган власти, центральный механизм духа, властный иерархически над теми тремя, — сознание. Уже физиология подвержена ошибкам, еще чаще заблуждается инстинкт; сознание же, хотя и регулируется безотчетными движениями духа, но регулируется не принудительно, и потому наиболее способно ошибаться. Наоборот, оно в значительной мере управляет безотчетными движениями души и чрез них, направляя их верно или неверно, определяет деятельность низших инстанций — физиологии и структуры, т.е. поведение особи, в котором одном заинтересован мир. Следовательно, в последнем счете всего важнее найти норму космически правильной деятельности сознания.

Такова задача в ее окончательном виде, и так именно пытаются решать ее все религии, идеологии и традиции. Человек не властен погасить в себе сознание. Оно — оттуда же, откуда вся жизнь; оно так же закономерно развилось в человеке, как из физико-химической структуры развилась в растении его физиология, из физиологии в животном — его инстинкт. Сознание не настроено космически непогрешимо; между тем оно организует духовные движения и тем дает перевес силы. Оно должно научиться космически должному; тогда, в пределе, организованное сознанием служение человека миру будет не только несравненно действенно в добре и зле, каково оно уже теперь, но будет космически правильнее и могущественнее, нежели служение какой-либо другой твари.

Дух человеческий можно мыслить трехъярусным. В глубине мощным пластом, как ил в море, залегло бессознательное, Мировая Воля в человеке — духовность. Безотчетное сознание — это накопленный и слежавшийся опыт предков, принудительно наследуемый личностью, — древнее до-человеческое и человеческое знание. Здесь в непроницаемой тьме кишат бессмертные страшные хотения и мысли, с глазами только наружу, но не внутрь себя. Отсюда властные влечения восходят вверх и, преображаясь в личности, образуют се ду-ховный строй. Отсюда в душевных бурях вырываются наверх и мгновенно овладевают волей исчадия тьмы — чудовище, жаждущее крови, или лучезарный ангел, единородный ему, — и испепеляют личность. И сюда непрерывно падают сверху твердые частицы личного опыта, как в море "вечным тихим дождем ниспадают на дно микроскопические раковины отживших инфузорий.

Средний слой — Я, личность. Здесь роятся недоказуемые уверенности и безотчетные знания: «так я вижу мир, и ничто не убедит меня в противном». Это знание слагается в человеке помимо его воли; это знание — он сам, как единственный. Оно неискоренимо в нем, потому что коренится в бессознательном, и оно дорого ему, потому что олицетворяет его. Личность есть состав своеобразных усмотрений, уверенно-стей и хотений; конкретные желания и оценки человека — как бы ложноножки, высылаемые этой сердцевиною. Личность — это сумма опыта прежних жизней, нашего.

Наверху, на поверхности, струится и яснеет самосознание. Этот поток обоюдозрячих мыслей сверху, в своей логической ткани, прозрачен, а в глубине, где он переходит в сердечную уверенность, темен. Здесь далеко не все лично; здесь смешаны идеи и влечения, из глубины взошедшие в сознание, и чужеродные, занесенные извне.

Таковы три яруса духа. В глубине бессознательного — творческий жар, наверху — холод; только в сердцевине, в личности, жизненная теплота. Изучать темный состав бессознательного — значит изучать человека вообще и отчасти народность; узнать состав сознательных мнений значит узнать общество и время; личность же может быть познана только в ее личных полусознательных верованиях и побуждениях.

Каждый человек носит в себе план своего назначения и количество энергий и духовной силы, отпущенные ему в нужном для его призвания размере. Но его призвание — тайна для него, и духовная сила в нем находиться в скрытом состоянии, как жизненность — в спорах и семенах. Всеобщее движение мира непосредственно приводит в движение глубинный механизм духа и отсюда передается личности, пробуждая соответственную часть ее духовной силы к действенному проявлению чрез тело. Жизнь человека была бы космически правильна, если бы всеобщее движение мира беспрепятственно передавалось в нем чрез бессознательные влечения в личную волю и дальше. Но этого нет. Уже при самом переходе из бессознательного в личность поток движения обычно застаивается как бы в водоворотах — в страстях. Это один вид остановок, но есть и другой. Сознание не причастно духовной энергии, оно работает только над разбуженной уже кинетической энергией личности, организуя ее. Догмат, принцип, идея-суть; организованные сознанием, скрепленные цементом аналогии и окаменевшие личные пристрастия, замершие личные водовороты, мертвые точки единого мирового движения. Они хуже страстей, потому что страсть — все же движение, хотя и прикрепленное к месту, здесь же движения вовсе нет, но мертвый покой, ужас и пагуба всякой жизни.

Верховный закон жизни требует одного: не закрепляй! не тормози движения! Все существующее покорно этому закону; непокорно ему — тормозит движение, закрепляя его в частях, — только сознание человека.

Жизнь непрерывно изменчива, природные создания непрерывно приспособляются к изменениям живой среды. В этом кипящем море непрерывно изменяющихся природных созданий стали мертвые человеческие создания — идеи, учреждения, вещи. Они мертвы, т.е. неспособны приспособляться. Они своей неподвижностью говорят жизни: приспособляйся ко мне! Они деспоты. Им не устоять против длительного напора непрерывно изменяющейся жизни, но в срок своей устойчивости они калечат бесчисленные живые создания, требуя от них одностороннего приспособления к себе, которое по самому существу противоестественно, а часто и невозможно. Они враждебны всякому изменению в пределах своей сферы, следовательно враждебны всякой живой индивидуальности, попадающей в их сферу, — потому что изменение есть закон живой индивидуальности. Так, ради сбережения сил сегодня, человек устанавливает в своем духе неподвижности, о которые он сам и его ближние завтра будут разбиваться в кровь, в закреплениях нет правды, в духовных отверделостях нет здоровья. Правда и здоровье в полной расплавленности духа.

Потому что путь человечества ведет к свободе. Страшные отверделости прошлого неудержимо распадаются. Монархия сменилась несравненно менее длительными и более текучими формами власти, рабство и крепостничество — наемным трудом, закрепленность сословий — бессословным гражданством, вековая собственность — частой сменой владения, латифундии — мелким дроблением земли, принудительное единобрачие — добровольным. Идет, идет работа молотобойца! И в духе догмат разложился; куда девалась его былая непререкаемая власть? Выветриваются прежние устои — каменная мораль и отвлеченные ценности. Они были твердынями — теперь они бродят по миру с изнеможением в кости — те-ни прошлого. И великие потрясения наших дней, которым нет ранных в прошлом, — что они, как не потрясающая мир работа молота, дробящего чудовищные отверделости общежития и духа, насильственно спаянные империи, сплавы капитала, собственность, право — и отверделости навыков и сознания? Страшно жить среди крушений, когда осколки в бурном движении рвут тело и, разлетаясь в воздухе, размозжают миллионы жизней. Но страшный путь ведет туда, куда направлена стрелка компаса. Сказано: «где твое сокровище, там твое сердце». Для того чтобы сердце не каменело, привязываясь к окаменелым сокровищам должны быть разбиты, распылены все земные сокровища, преходящие знания, волевое насилие души и духа; потому что в царство жизни войдут только нищие духом. Здесь поставлен тот же вопрос, который, каждая по-своему, решали все религии. — вопрос о космически правильном человеческом поведении и разумении. Только нищие духом космически нормальны, потому что знать тайны не дано человеку; а знающие и уверенные в своем знании и сами больны, и враждебны жизни. Душа человека должна быть, как текущие воды реки, а не как груда неподвижных камней, потому что дух есть сущность жизни, а жизнь — непрерывное приспособление, изменение, движение.

Так будет, потому что иначе не может быть. Наши сегодняшние грезы некогда воплотятся в железо и камень, потому что грезы пока — принудительные образы строительства. Но воплощение — смерть грезы: с первой же минуты своего воплощения она начинает выветриваться в своем каменно-же-лезном теле. Когда же окаменевшая греза совсем распадается, из ее развалин готовою встает новая греза. Таков роковой закон: всякая греза строит себе гробницу, ложится в нее и умирает в ней, рождая в смерти лучшую себя. Мы пока умеем жить только в гробницах дедовских грез; здесь, в стенах, во временной оседлости и прочности, нам спокойно, удобно и уютно, а непрестанное движение и беспредельный простор, которые и суть жизнь, нам страшны. И пусть пока так, но надо знать направление пути. Эта вереница сменяющихся созиданий — не дурная бесконечность: она эволюция и прогресс. Куда? — надо знать предел для того, чтобы по нему определять добро и зло в настоящем. Если полная расправленность духа есть его предельная космическая норма, ибо человеческий дух, вместилище и верховный деятель жизни, должен в пределе стать абсолютно адекватным жизни в ее основном свойстве — в пластичности, изменяемости, движении, то благо — все то, что расплавляет дух, и зло — все, что закрепляет его в частичных отверделостях. Отсюда вытекают совершенно практические оценки. Новообразования больших держав — зло, распадение насильственно сплоченных — благо; республика лучше монархии, федеративный строй лучше, нежели централизованная республика, и чем мельче федеративная единица, тем лучше. Все, что ведет к большей замкнутости наций — зло, возрастающее торговое, духовное и личное общение между ними — благо; интеграция торговли, производства и капитала в трестах — зло, производственная и потребительская кооперация, ограничение прав наследования — благо. Что я назвал здесь, знаменует большую текучесть социального быта, могущественно расправляющую индивидуальный дух. Именно в нем сущность, он — последний, решающий фактор; и так как его внутреннее состояние еще несравненно более определяет социальный быт, чем обратно, то всего важнее его внутреннее освобождение от застоев, от предрассудков и систем, от всей догматики нравов и сознания.

У меня не хватает смелости договорить до конца. И к чему? Я не скажу, как Ницше: разрушьте ваши смешные мировоззрения, снесите перегородки добра и зла. — Нет! дитя должно быть доношено в чреве. Но следует знать и помнить, что путь человечества идет от хаотического движения душевных сил к их гармоническому движению — к глубокому покою в непрестанном движении духа. Но не порогами, не вертикальными запрудами может быть выровнено бурное движение стихийного потока. Частичные отверделости духа пока нужны человеку, как отдых, как наработка опыта и как ободряющее предвкушение того покоя; но они — обман, потому что в них нет движения. Их ценность — временная, по существу же они вредны для всемирно-человеческого дела; оно совершается не чрез них, а наперекор им, в цельной глубине духа, и его свершение обнаруживается вовне их разрушением.

* * *

Эта статья публикуется в сокращенном варианте. Написанная в 1922 г., она является последней работой, как бы духовным завещанием историка, мыслителя и философа Михаила Осиповича Гершензона.

Посвященный в сокровенные знания, духовидец хорошо понимал Великий Закон и природные законы в его составе, регулирующие эволюционное развитие, мораль, этику и нравственное поведение человека человека на каждой ступень-ке бесконечной лестницы в Небо, к Богу. Он пишет: «Я не скажу как Ницше; разрушьте ваши смешные мировоззрения, снесите перегородки добра и зла. Нет! дитя должно быть доношено в чреве», ибо мыслитель знал эволюционный закон в составе Великого: каждому овощу — свое время.

Это время наступило сегодня — время испытания духа, время перемен. Повсеместно, на наших глазах, идет переоценка духовных ценностей, нарождение новых ориентиров, новых построений и систем миропонимания.

Без особых усилий рушатся берлинские стены, в считанные дни распадаются огромные державы. Это не случайность, не происки враждебных сил — это закономерное космическое проявление очередного эволюционного перехода в иное качество.

Каждый стоит перед выбором: уйти в Небытие или перейти в иную мерность Бытия, сдать первый серьезный экзамен на право вхождения в шестую расу, расу Бессмертия.

О нашем времени для нас и о нас писал в начале века поэт от Бога, посредник между Небом и Землей Максимилиан Волошин.

Настало время новых мятежей

И катастроф: падений и безумий.

Благоразумным:

«Возвратитесь в стадо!»

Мятежнику:

«Пересоздай себя».