Глава 45

Глава 45

Проснулась я от яркого солнца. Две стены коттеджа фактически представляли собой два больших окна, поэтому солнце внутри было почти что целый день. Еще только девять, а припекает очень даже солидно… и это в ноябре! Может, опустить жалюзи и еще подремать… перевернувшись на другой бок, я увидела нечто, что прогнало сон напрочь — у противоположной стены сидел Кам и смотрел в окно.

— Кам!

— Сегодня я уезжаю и хочу перед отъездом поговорить с тобой.

— Куда ты едешь? Может, я смогу поехать с тобой?

— На Шри-Ланку, но со мной ты поехать не можешь.

— Почему?

— У меня нет такого желания.

— Я могу что-то сделать, чтобы твое желание появилось?

— Думаю, да.

— Устранять негативные эмоции?:) — я вылезла из-под одеяла и потянулась, мне нравилось купаться обнаженной во взгляде Кама.

— Конечно, что же еще. Ты приехала в Индию, встретилась с практикующими, получила немного информации о том, что такое практика прямого пути, и теперь все, что тебе остается, это либо приступить к ней, либо отказаться и вернуться к обычной жизни домохозяйки или журналистки или путешественницы — не важно.

— Я…

— Ты на данный момент — ничто. — Кам сказал это с такой лаской, что я ни на миг не почувствовала обиды, и даже… даже что-то щекочущее проснулось в сердце, сладко попрыгало и ушло в левую руку, где и растворилось. — На данный момент ты просто пустой звук, кладбищенская апология. Ветер подул, лист оторвался от ветки и упал на колено. Стряхнул — и нет его. Люди рождаются, живут и умирают, и все это лишь шелест сухих листьев, не более того.

— Я буду заниматься практикой, я уверена.

— А я — нет.

— Почему? Тебе кажется, что я безнадежна, что у меня не получится?

— Нет, просто я вообще не думаю в сослагательном наклонении, я не рассуждаю о будущем, поскольку никакого будущего нет, есть лишь текущий момент, есть лишь сейчас, и сейчас ты либо испытываешь просветленные состояния, либо омраченные, и никакие слова не изменят того, что есть сейчас. Прямо сейчас ты не занимаешься практикой, стало быть нет никаких оснований предполагать, что ты ей займешься когда-либо.

— Я займусь, я понимаю, что мои слова ничего не значат, но я займусь.

— Я не говорил, что вот эти твои слова ничего не значат, Майя. Те слова, которые ты сказала в первый раз, не значили ничего. Сейчас ты повторила те же слова, но при этом испытывала нечто другое — ты не просто говоришь то, во что сама едва веришь, ты испытываешь больше решимости, отчаянности. А это уже чуть-чуть «значит». И если ты еще и начнешь прилагать усилия, фиксировать их, бороться за вот эту минуту, за эту, то с каждым действием твоя жизнь будет значить все больше и больше — не только для меня, но в первую очередь для тебя самой.

— Я понимаю. Я буду бороться за это понимание.

— Опять «буду»? Не существует «буду», Майя. Начинай прямо сейчас — не завтра, не после обеда, а прямо сейчас, и так и говори: «я сейчас борюсь» или «я сейчас не борюсь», все остальное — самообман. Если сейчас ты не борешься, то не говори «я буду» — это лишь сладкие речи, которыми ты сама себя обманываешь, потому что самое важное, это не твои планы, а то, что есть сейчас.

— Сейчас я ничем не занимаюсь. Я не составляю список своих негативных эмоций, я не фиксирую — какую интенсивность и какую продолжительность они имели, не совершаю по-настоящему значимых усилий для их устранения, не говоря уж о сверхусилиях, не пытаюсь заменить негативные эмоции на восприятия, которые мне нравятся.

— Да, это другое дело, — Кам довольно улыбнулся. — Ты ведь чувствуешь разницу?

— Разницу?

— Да, сначала ты сказала «я буду», а потом — «я ничего не делаю». Сторонний наблюдатель, не имеющий никакого опыта в практике, предположил бы, что первая фраза более жизнеутверждающая, а вторая — упадничество. А ты чувствуешь разницу в том, как ты ощущаешь себя?

— Да… да, чувствую. В первом случае — размытость… ничего определенного не могу сказать. Во втором — больше собранности, больше желания, да, точно — больше желания и… радости, что ли.

— Предвкушение?

— Да, и предвкушение… вот что, Кам… наверное, мне нет смысла здесь оставаться. Ни в поселении, ни в Дарамсале, ни в Индии вообще, и уж конечно нет смысла ехать в Шри Ланку. В поселении мне сейчас делать нечего, я еще цыпленок, а в Индии… здесь я не нашла ничего интересного, это просто другая страна, другие люди, не менее и не более живые, чем где бы то ни было. Я вот что сделаю… думаю, что я поеду домой. Там будет огромное количество ситуаций, в которых я смогу заниматься практикой. Лишь только представлю, что снова погружусь в это болото, увижу своих родителей, своих знакомых, пойду на работу… сразу столько всплывает негативных эмоций!! Ты не представляешь!!:)

— Представляю:) — Кам громко рассмеялся, мотнул головой. — Очень даже представляю, я ведь не из яйца вылупился, я тоже прошел свой путь от полной погруженности в омрачения до этого момента. Да, мне нравится это твое решение.

— Думаешь, оно правильное?

— Забудь слова «правильное», «имеет смысл» и тому подобные. Повторяю — оно мне нравится. Мне нравится представлять себе, что ты вернешься домой, с головой прыгнешь в свое болото — именно свое, Майя, потому что те негативные эмоции, которые у тебя возникают, это именно твои эмоции, так что не говори «это болото», говори «мое болото!» Нравится представлять, что ты начнешь как тигрица сражаться с омрачениями, побеждать их, умирать от них, погружаться в отчаяние, сверкать от радости. В какой-то момент ты примешь решение плюнуть на все — на практику, на практикующих, на Сарта, на меня и прочих…

— Кам, …

— Я знаю, что я говорю. Ты ПРИМЕШЬ такое решение, и может даже не один раз. Ты будешь то погружаться, то всплывать, и это мне нравится, потому что это борьба, в которой ты можешь победить. Отсутствие этой борьбы — заведомое и полное поражение.

— Не могу себе представить, чтобы я могла принять решение послать практику… тебя… ну хорошо, а ведь ты говорил, что имеет значение только то, что сейчас, почему же ты говоришь о том, что тебе нравится что-то представлять такое, что может быть, а может ведь и не быть?

— Ты въедливая девочка, — Кам усмехнулся. — Это качество тебе очень пригодится, если сумеешь обернуть его против своих омрачений, и таким образом привлечь на свою сторону. Я не говорю, что что-то будет, я говорю, что мне сейчас нравится представлять это, и эти восприятия существуют именно сейчас — и мое желание представить тебя яростной тигрицей, набрасывающейся на свои негативные эмоции, и мое удовольствие от этого представления. Но отсюда не берут корни никакие заблуждения — не возникает страх того, что все может быть иначе, не возникают озабоченности, недовольство от того, что задача перед тобой стоит сложная и так далее. Озаренное восприятие порождает лишь озаренные восприятия. Желание представить тебя яростной тигрицей проявилось вместе с всплеском симпатии к тебе, а откуда взялся этот всплеск? Да кто его знает… не знаю. Возможно, в тот момент, когда ты стала перечислять то, что ты НЕ делаешь, в этот момент ты совершила усилие, отказалась от усыпляющей успокоенности, проявила акт искренности, испытала устремленность — а ведь это тоже озаренные восприятия, и одна искра породила другую, а та в свою очередь — следующую, ведь Переживания не принадлежат кому-то персонально — это то, что за пределами «я» и «ты», поэтому твоя искренность породила мою радостную фантазию, сопровождающуюся приливом Блаженства, а она, в свою очередь, непременно откликнется в тебе когда-нибудь, или в ком-нибудь другом, и когда ты будешь в тяжелейшем состоянии, почти побеждена омрачениями, она вдруг вспыхнет в тебе на миг, даст еще один шанс собраться с силами и победить. Или наоборот — когда ты будешь радостно озирать поле битвы, очищенное даже от трупов омрачений, она зажжется в тебе сиянием беспредельности или непоколебимой твердостью, или вязкого блаженства — да чем угодно, кто знает, так что ни один акт искренности, ни один акт твоих усилий не пропадает даром, поэтому борись за каждый свой миг, так как этот миг может быть прожит либо в озаренных переживаниях, либо в омраченных восприятиях, либо в борьбе с омрачениями — другого не дано.

— Тайга пригласила меня сюда в следующем году, она будет здесь?

— Она хочет оказаться здесь, а что там будет и как сложится — это, как ты понимаешь, неизвестно. Мне тоже хочется, чтобы ты тут оказалась, и то, что здесь произойдет между всеми нами и в каждом из нас, полностью зависит только от того, как каждый проживет этот год.

В общем все ясно, о чем еще можно тут сказать… только возникает вопрос, и тут же словно лезвием его срезает — а что я сделала для того, чтобы ответить на этот вопрос? Пока ничего, так о чем спрашивать? Что я сейчас смогу понять в своем тупом состоянии? Я хочу очиститься от глупостей, хочу уничтожить негативные эмоции, и мне так нравится представлять, что в следующем году я приеду сюда совершенно другая, совершенно ДРУГАЯ — не потому, что будет такое настроение, а потому что меня прежней просто не будет, ведь я именно стану другим человеком… и когда я думаю, что тогда и Кам, и Сарт, и даже «тот человек» смогут многому меня научить… возникает такое… такое чувство… впереди вся жизнь, впереди настоящая жизнь! Я вообще еще не жила, но я буду бороться за то, чтобы начать жить, чтобы использовать свой шанс.

— Я хочу прогуляться с тобой, Кам. Пойдем? У меня еще есть один вопрос, я хочу его разъяснить.

— Что за вопрос?

— Про негативные эмоции как «то», что стоит за ними — я хочу добиться ясности, насколько сейчас это возможно.

— Хорошо, встретимся у калитки минут через двадцать, сходим вверх в горы и поговорим.

Спустившись к МакЛеод Гандж, мы пошли к водопаду. У «Green Hotel» меня чуть не насадила на рога блудная корова, и что это могло означать, я не знаю до сих пор:) Довольно чувствительно, когда тебе под ребро пихают твердую костяшку… сука… чего она на меня взъелась? Солнце облизывало наши плечи, нимало не смущаясь взглядов окружающих.

— Значит, что я вынесла из предыдущего разговора… Что человек обладает способностью учиться создавать довольно сложные привычки, он способен на чудеса, если захочет, но с негативными эмоциями дело обстоит иначе — во-первых, никто и не хочет от них освободиться, и даже мысли не возникает, что это вообще возможно сделать. Во-вторых, даже если и захочет, то без сверхусилий ничего не получится, нужно буквально из костей и кожи наизнанку вывернуться, чтобы устранить самое простое раздражение, это я хорошо знаю… И когда те, кто могут видеть, видят процесс испытывания человеком негативной эмоции, то они видят, как какие-то существа пожирают человека, так?

— Они видят нечто, что интерпретируют как пожирание.

— Но ведь если это пожирание, то значит у человека чего-то становится меньше, а у существ — больше?

— Конечно, так оно и есть, но тем не менее «пожирание» — это именно интерпретация, потому что если в бане ты становишься чище, и с тебя слезает грязь, то это можно интерпретировать, что вода пожирает тебя, ведь на тебе грязи становится меньше, а в воде — больше.

— Насколько я понимаю, все-таки в случае с негативными эмоциями дело обстоит иначе хотя бы потому, что после мытья я чувствую себя лучше, а после негативной эмоции — ужасно.

— Да, и тем не менее все равно я предпочитаю не забывать о том, что «пожирание» — это лишь интерпретация, и нет никакой гарантии того, что со временем не откроются новые аспекты твоих восприятий, которые будут более удобно описываться какой-либо другой интерпретацией, начиная от «они спасают нас от еще большей беды», кончая «они сделали из нас своих пожизненных рабов».

— И что же делать, если все настолько принципиально неопределенно? Ведь опыт продолжается, и мы никогда не будем иметь окончательного набора восприятий, всегда что-то новое будет открываться впереди, что может изменить и подходящую интерпретацию… что же делать, Кам? Как вообще хоть что-то можно сделать, если нет уверенности в том, что ты верно оцениваешь происходящее?

Кам приобнял меня за плечи, мы медленно брели по дороге, ведущей к Багсу.

— Майя, еще раз повторяю — нет никакой конечной интерпретации, и быть не может. Есть только та, которая тебе самой кажется уместной при данных обстоятельствах, при наличии тех восприятий, которые у тебя есть. Ну например, ты видишь, что кто-то замахивается на тебя ножом. Будешь ли ты рассуждать — хочет он тебя убить или только напугать, или вообще не тебя, и сейчас он разглядит, что это ты, а не кто-то другой, и в последний момент опустит руку? Ведь на самом деле всегда может быть что угодно, но это не мешает тебе совершить решительные действия — выбить нож, уйти от удара, а уж потом разбираться. Так что на вопрос «как что-то сделать, если нет абсолютно истинной интерпретации» есть простой ответ — делай то, что хочешь. То, что тебе захочется сделать в условиях имеющейся интерпретации.

— А если потом окажется, что твоя интерпретация была ошибочной?

Кам посмотрел на меня с усмешкой.

— Майя, ты напоминаешь мне маму, трясущуюся над своими детишками, мол как бы чего не вышло… если окажется, что в результате твоих действий ты обнаружила новые аспекты, то ты изменишь свою интерпретацию, или изменятся твои желания. Таким образом ты будешь учиться, а как иначе? Иначе никак.

— Нет, Кам, на самом деле мне нравится этот подход, но я хочу намеренно встать на позицию такой мамы, чтобы во всем разобраться. Не получится ли так, что я себе как-нибудь наврежу в результате таких исследований?

— Да, может получиться и так. Если ты попробуешь учиться кататься на роликах, то и тогда набьешь шишек, но огорчит ли это тебя? Если да, тогда ты перестанешь учиться кататься и займешься чем-нибудь другим, и вид катающихся людей уже не вызовет в тебе приступа грусти, мол вот они умеют, а я нет, потому что ты будешь знать — тебе хотелось, ты попробовала и отказалась — не тянет. Не надо относиться к своему интересу, к своим желаниям как к чему-то слепому. Желания, интерес, предвкушение — это живые восприятия. У обычного человека все это атрофировано, поскольку он с самого детства привык к тому, что надо делать не то, что он хочет, а что надо, что принято, разрешено, и когда он начинает вытаскивать себя из этой тюрьмы, то обнаруживает, что его желания несовершенны, противоречивы, редко сопровождаются предвосхищением и часто — негативными эмоциями, но вырастить ребенка можно лишь одним путем — позволив ему расти. Позволь своим желаниям проявляться, освобождай их от омраченных восприятий, порождай озаренные восприятия, и они быстро начнут крепнуть, и совершенно непостижимым для рассудка образом поведут тебя к открытиям.

— Да, я знаю! Ведь я уже столько раз открывала это! Ты все точно описал, Кам:) Значит несмотря на то, что я понимаю, что интерпретация негативных эмоций как восприятий, сопутствующих поеданию нас другими существами, может показаться мне впоследствии половинчатой или даже неадекватной, тем не менее негативные эмоции являются состоянием, испытывать которое я не хочу, а хочу перестать их испытывать, и использую эту интерпретацию потому, что сейчас она имеет под собой основания, и потому, что она позволяет мобилизовать усилия.

— Да, теперь ты поняла вполне точно.

— Здорово… мне нравится с тобой разговаривать, получается что-то вроде настройки фортепьяно по камертону:) Издаю звук (то есть рождается мысль), в тебе этот звук отражается, сравнивается с эталоном (ясным пониманием), возвращается мне обратно с пометкой — вот тут фальшь, тут — тоже, а тут — чисто. И ведь что странно… каждый раз я удивляюсь — почему сама сразу этого не поняла? Почему сама не смогла обнаружить эту фальшь и исправить ее? Ведь я же не просто слепо принимаю твои объяснения, я именно понимаю!

Протиснувшись через узенькую металлическую вертушку, мы вышли на выложенную плоскими камнями дорогу, ведущую к водопаду, и, обогнав группу тибетских монахов, пошли вверх.

— Хорошо, Кам. Мог бы ты теперь еще что-нибудь рассказать об этой интерпретации негативных эмоций? На что я могла бы обратить внимание, чтобы сделать более ясным свое понимание того, что эта интерпретация вполне возможна? Ведь у меня нет тех особых восприятий, поэтому мне остается только… а что мне остается, если восприятий нет? Я не хочу создавать новую концепцию, новую веру, и поэтому могу отталкиваться лишь от имеющихся восприятий, а у меня их нет, так что же делать?

— Ты можешь честно рассмотреть те факты, которые у тебя есть. На самом деле никто этого не делает.

— А что же тогда все делают?

— Они фильтруют информацию, подвергают цензуре свои мысли. Если ты честно будешь сопоставлять все имеющиеся у тебя данные, то придешь к интересным выводам. Ну хорошо, я проведу эту работу за тебя. Смотри, что у нас получается.

Кам стянул футболку, и я с удовольствием провела ладонью по его животу и по спине на глазах изумленных туристов-индусов, стекающих нам навстречу. Для них это просто разврат.

— Первое. Мы видим, что многие люди учатся очень сложным вещам — решению дифференциальных уравнений, езде на одном колесе и так далее. Но научиться устранять даже самую элементарную негативную эмоцию… я буду говорить просто «НЭ» — так короче, так вот устранить НЭ оказывается очень сложным, почти невозможным делом. И это при том, что на самом деле каждый человек имеет опыт того, что в схожих ситуациях НЭ могут возникнуть, а могут и не возникнуть. У каждого есть опыт озаренных восприятий — нежности, влюбленности, симпатии, радости, так что есть из чего выбирать. Отсюда возникает предположение, что есть сторонние силы, которые не позволяют человеку совершать эти усилия, причем действуют эти силы в разных направлениях.

— Второе. Обрати внимание вот на какой странный момент. Как только возникло христианство, сразу же возникли ереси. Как только возникает какая-либо теория, немедленно находятся люди, которые эту теорию начинают подкапывать, исследовать, пытаться опровергнуть. На Земле нет единой религии — существует десяток «основных», и тысячи их разновидностей. Люди не ходят строем — им нравится ходить туда, куда им хочется. Если правительство принимает программу развития страны, тут же находятся правозащитники, адвокаты, политики, которые ради своих целей начинают эту программу «валить», менять. Если общепринято, что Америки нет, тут же находятся люди, готовые плыть и искать ее. Если считается, что публичный секс — это «плохо», тут же сотни людей демонстративно обнажаются на улицах. Ты сама можешь привести сходу сотни примеров такого рода, а теперь посмотри на НЭ. Странным образом все человечество ПОГОЛОВНО верит в то, что жить без них нельзя, что устранить их невозможно, и идеи такого рода будут восприняты в лучшем случае с недоверием, а в худшем — с агрессией и в Австралии, и в Японии, и где угодно. Эдакая всемирно распространенная религия, против которой никто не выступает! В справедливости которой никто не сомневается! Нет ни одного человека, который бы заявил, что ставит перед собой целью полное освобождение от НЭ! Тотальное общественное согласие! Это очень, очень странно. Теперь представь себе, что ты — пастух, ты пасешь коров. Лучший способ сохранить в целости стадо, это сделать так, чтобы коровы даже и не думали о том, что существует какая-то другая жизнь вне загона, тогда они не только не будут штурмовать ограду, они даже искать ее не будут, даже думать о ней не будут, просто ткнутся лбом и повернут обратно. А если какая-то корова по «глупости» поставит перед собой такую задачу, ее вмиг атакует вся армия встроенных институтов, начиная от морали, и кончая откровенным насилием.

— Пошли дальше. Третье. Посмотри, как люди реагируют на эпидемии, на войны. Допустим, целый город заболел гриппом — всем очень плохо, люди непрерывно страдают, теряют здравый смысл от боли, их здоровье резко ухудшается, начинаются другие болезни… Что предпримет население? Оно аккумулирует все силы, введет принудительную вакцинацию, больных изолируют от остальных, и вообще поднимется ужасная шумиха. А теперь смотри — НЭ поразили весь мир, причем люди непрерывно их испытывают, степень поражения этой болезнью просто ужасающа. Не надо никому объяснять, что НЭ — это страдание, всем и так это ясно. «Ты сделал мне больно» — типичная реакция в ответ на действие, после которого человек испытал обиду, ревность, злость, да любую НЭ. Люди понимают, что НЭ — это страдание, но они НЕ ДЕЛАЮТ НИЧЕГО для того, чтобы хотя бы попробовать подумать — как решить эту проблему, как перестать страдать, как убрать источник страданий. Разве это не странно? Разве не странно то, что люди, так стремящиеся к довольству, комфорту, здоровью, НИЧЕГО не делают против одного из основных своих страданий? Ну и снова представь себя пастухом. Если процесс дойки будет доставлять коровам мучение, то ты постараешься сделать так, чтобы они стали относиться к этому мучению как к чему-то само собой разумеющемуся, чтобы у них и мысли даже не возникло о том, что тут что-то можно предпринять.

— Дальше. Четвертое. Посмотри на нашу культуру, на книги, кино. Нет ни единой книги, где бы не культивировалась та или иная форма НЭ, не подавалась как то, что делает жизнь глубже. Та книга, тот фильм считаются хорошими, которым удается вызвать много разных эмоций, а посмотри на состав этих эмоций? В лучшем случае пять процентов радости и нежности, и остальное — НЭ. Если бы ты была пастухом — конечно ты бы позаботилась, чтобы коровы имели культуру, запрещающую им смотреть за ограду, влекущую их испытывать привязанность к родному стойлу, страдать при одной мысли о том, что стойло можно покинуть.

— Пятое. Посмотри на такую науку, как психология. Ну казалось бы — кто как ни психологи должны исследовать, искать пути к счастью, к свободе? Они и ищут, только как? Посмотри — как они это делают и где ищут? Умный пастух непременно создаст «психологию», которая будет искать свободу от стойла… в самом стойле, конечно же. Вот тебе лишь один пример — в Великобритании под эгидой не кого-нибудь, а Королевского научного общества проводят семинар ученых-психологов по проблемам человеческого счастья, и в частности обсуждают «эпохальное» открытие некоего Мартина Селигмана (американского психолога из университета штата Пенсильвания) — теорию «позитивной психологии». Он создал эту теорию, проработав 30 лет над изучением депрессивных состояний, и в процессе работы понял, что нужно отталкиваться не от плохого настроения, а от хорошего. По его мнению, изучив то, что чувствует счастливый человек, можно понять критерии счастья. Эти критерии, по его мнению, впоследствии можно будет проецировать на несчастных людей, обучая их быть счастливыми. Селигман после обнародования своей теории получил на исследования 30 миллионов долларов, и теперь совместно с учеными из Кембриджского университета он намеревается продвигать свою теорию в Европе. Казалось бы, что тут особенного? Вот тебе, Майя, что-нибудь кажется подозрительным в этой его теории?

— Да нет… вроде нет, ищет человек рецепты счастья:)

— Ну вот видишь, и тебе ничего не кажется подозрительным. А суть-то в том, что обычный человек, прочтя все это, подумает: «ага, ну слава богу, наконец-то они скоро найдут рецепты счастья и меня осчастливят, спроецируют на меня нужное состояние. И в результате он сидит и ждет у моря погоды — когда же изобретут пилюлю счастья. И уж конечно, ему и в голову не придет искать что-то самому. Как можно! Ведь вон великие ученые из крупнейших университетов никак не могут придумать, как стать счастливым, куда уж мне… Все ждут пилюль счастья, и никто даже не думает о том, что все только в его руках. Таким образом подобная «наука» просто обрубает в людях всякую поисковую активность.

— Нет, ну это… погоди, ты что же, хочешь сказать, что эти существа переодеваются людьми, спонсируют тупиковые направления…

— Конечно нет:). Впрочем, неудивительно, что даже сейчас тебе в голову приходит самый бессмысленный вариант, заведомо фантастический. Зачем это надо? Эти существа имеют самое что ни на есть прямое влияние на любого человека, ведь они управляют его эмоциями! А ты думаешь, они его мыслями не управляют, привязав их к эмоциям, ограничив свободу мысли жесткими рамками установленных неведомо кем концепций? Представь себе, что у тебя есть такая возможность — стать царем мира! Одному человеку ты внушишь ненависть к нежелательным для тебя людям и теориям, другому — другое и так далее. Так что сидят вот эти ученые и слушают докладчика, и они ведь его не просто слушают, они испытывают эмоции, Майя. Их мысли ограничены концепциями. Возьми в руки контроль над их эмоциями и мыслями, и ты получишь все остальное.

— С эмоциями я согласна, но насчет концепций… ученые как раз и…

— Ученые — это обычные омраченные люди. Они могут решать уравнения или исследовать те же самые эмоции, но спроси любого — почему старших надо уважать, и он с выпученными глазами скажет: «ну это же очевидно», «ты что, маленькая, не понимаешь?» «это устои общества» и так далее. А спроси его — почему он живет со своей женой, какие именно ее восприятия ему нравятся? Тут он каким бы ни был светилом, а выдаст тебе порцию агрессии и бессмысленных фраз. У тебя много иллюзий в отношении ученых. Пообщайся с ними. Каждый имеет свой жесткий набор концепций, за пределы которых он не то что не может выбраться, но даже подумать об этом не смеет. И поскольку у разных людей набор этих жестких схем несколько различен, то им никогда не понять друг друга. Натуральное вавилонское столпотворение. Если бы я был богом, озадаченным разрушением башни, я бы никогда не занимался такой ерундой, как давать разным людям разные языки — что толку? Они тотчас создали бы словари или выучили чей-то один язык. Я дам им разные концепции, оградив их охраной из НЭ, и вот тогда результат будет достигнут, потому что вместо дискуссий и рассуждений люди просто плюются друг в друга своими концепциями, не имея ни малейшего желания подумать о том — почему они считают свои концепции безусловно верными.

— Чем дальше ты говоришь, тем неуютнее мне становится…

— Идем дальше, Майя. Представь себе, что какая-то корова взбесилась, протрезвела и рвется наружу, в прерию, начинает бодать рогами изгородь и расшатывать ее, и вообще ведет себя неприлично. Что ты, как пастух, сделала бы? Давай подумай вместе со мной.

— Ну… я бы укрепила ограду первым делом.

— Правильно. Если ты начнешь заниматься практикой прямого пути, ты обнаружишь, что НЭ становится БОЛЬШЕ, что они начинают проявляться активнее, ярче, и даже порой начинает казаться — да что же это за практика такая, в результате которой НЭ все больше и больше! Если ты начинаешь заниматься практикой остановки на грани оргазма — тот же эффект! Первое время ты просто начинаешь разрываться от НЭ и от желания кончить! Вот это и есть процесс наращивания забора перед нашей буйной коровой…

— Кам… я понимаю, что ты сейчас ничего не придумываешь, ты в самом деле всего лишь показываешь мне то, что и так каждый знает, но… мне по-настоящему становится страшно.

— Что еще ты стала бы делать с этой коровой, если она несмотря ни на что продолжает ломиться сквозь ограду, и того и глядишь пробьет сейчас дыру, и мало того, что сама убежит, так еще и других потянет?

— Ну не знаю… что касается именно меня, то я наверное ее отпустила бы:) Зачем с ней так уж возиться… или убила… ой…

— Вот именно.

— Кам, ты считаешь, что есть реальная угроза жизни тому, кто пытается устранять НЭ??

— Нет, я так не думаю. У меня нет оснований так думать, потому что все те, кто занимается практикой, не только не умирают, но наоборот, имеют исключительное здоровье. Это, кстати, и является причиной того, что я не всецело поддерживаю интерпретацию этих существ, как враждебных нам сил. Ну шла ты по дороге, увидела коровку, молочко вкусное у нее… ну одену поводок, поведу за собой, тем более, что она и не против… ах против?… потянем ее посильнее… сильно против?… ну ладно, иди дальше. Я придерживаюсь именно такой интерпретации. Когда веревка натягивается уж слишком сильно, нас отпускают.

— Но ведь убить легче, почему же не убивают? Да и другим неповадно будет. Вот мы с тобой сейчас ползем по скале, чуть толкни меня — и все, нет практикующего:)

— Странно ты рассуждаешь, Майя… ты и сама следуешь этому подходу — «убить легче», когда сталкиваешься с тем, что кто-то мешает твоим планам?

— Нет, сама нет.

— Вот и они нет. Кроме того не забывай, что они не могут толкнуть, они могут лишь вызвать ненависть в ком-нибудь, и тогда уже он сможет тебя столкнуть. И я не исключаю, что время от времени они могут прибегать к таким мерам… они тоже могут быть разными, как и мы, люди. И это одна из причин, по которой я предпочитаю быть социально адаптированным. Если сейчас меня поставить в ряд с другими первыми попавшимися людьми и устроить конкурс на «нормальность», я выиграю этот конкурс, я покажу себя солидным и уважаемым господином, потому что я очень хорошо разбираюсь в тех механизмах, которые управляют омраченными людьми.

— Меня удивляет то, что с одной стороны ты — что-то совершенно таинственное, соприкосновения с тобой порождают во мне столько… необычного…, и в то же время ты совершенно адекватно можешь говорить о науке, а пока мы с тобой шли по Дарамсале, я вообще тебя не узнавала, ты и вправду стал совершенно другим — обычным иностранным туристом, и только в твоих глазах я узнавала тебя того, с кем познакомилась в Бодхгайе, тебя-стихию.

— Это искусство. Искусство выживания. Тебя же не удивляет, что когда человек отправляется в горы, он учится лазать по скалам, обращаться с веревкой и скальными крючьями. Вот и я, когда отправляюсь в человеческое общество, запасаюсь снаряжением и искусством выживать в этой среде.

Мы поднялись до камней, на которых я сидела с Лесси несколько дней назад. Я чувствовала, что пришел момент, когда мне предстоит остаться одной, что осталось всего несколько мгновений и закончится еще один этап моей жизни. Что будет дальше? …Водопад уходит в долину, теряясь в ней серебристой змейкой… Кам сидит, закрыв глаза, его лицо вызывает восторг и странное, незнакомое напряжение во всем теле. Оно переходит в едва уловимое гудение, вторя гремящей стихии воды и камней. Тело начинает плавно раскачиваться в стороны без какого-либо моего участия. Картинка дребезжит как в сновидении… Резкий приступ сонливости, с силой открываю глаза… Кам! …Не может этого быть! Кам!!! Я не могла уснуть так надолго, чтобы он успел уйти, я вообще не спала! Кам! Слезы брызнули из глаз, — я не хотела так расставаться, не хотела просто уснуть… Но ведь он сам захотел уйти именно так, именно так… Кам, ну почему? Я села обратно на камень и зарыдала, сама не зная от чего. Мне было бесконечно жалко себя, не хотелось оставаться одной и уже не хотелось возвращаться домой… Стоп! Удар, еще удар, рывок, закрепляюсь, отрубаю, еще удар, опять закрепляюсь, передышка… Маленький островок свободы.

Тибетский монастырь! Я вскочила и понеслась вниз по камням… Небо, облака, долина, сосны, птицы, — все закружилось в вихре, подхватившем меня в порыве к свободе. Звенящий восторг, смех на весь мир, как я люблю жизнь! Я вбежала в монастырь как маленький тигр, готовый увлечь в свою игру всех, кто попадется на пути… Монотонное пение, умиротворение, золотой Будда, сосредоточение.

Я села в углу, прислонилась к стене… Негативные эмоции. Я только что опять устранила негативные эмоции. Это реальность. И за этой реальностью открываются миры, даже слабая тень которых кажется грандиозной. Как тонка эта стена! Надо всего лишь устранить негативные эмоции! …Но сколько страсти, отчаяния, решимости, смелости надо отдать этому «всего лишь»!

Когда-то у меня был хомяк, который каждый день грыз железную клетку. Это вызывало смутные чувства, которые всегда хотелось прогнать. Он носился по клетке, прыгая в колесо, крутя его то в одну, то в другую сторону, а потом опять начинал грызть железные прутья. Я точно знала, что он никогда, НИКОГДА не вырвется на свободу… А вдруг и я тоже такой же хомяк? А вдруг???!!! Это ничего не меняет. Я буду грызть свою клетку, я никогда не смирюсь с колесом.

Опустив голову, сжав кулаки, я прогнала эту мысль, этого вечного скептика, который всегда влезет своим гнусавым голосом в любое начинание, во все, в чем есть искра отчаянной смелости. Яростные броски, страсть к жизни. Я установлю в этой стране другие законы. Я не позволю этому хаосу разрывать мое внимание. Я буду устанавливать СВОЙ закон в этом месте ежесекундно. Закон Тихой Радости. Закон Безмятежности. Закон Стихии.

— Таши делек!

— Таши делек!

С удивлением разглядываю маленького симпатичного монаха… Необычные зрительные восприятия… электрическое тепло во всему телу, гудение, легкое дребезжание…

— Пойдем со мной:)

— Куда?.. Ну конечно пойдем!

Встаю на удивление с трудом, чем вызываю дружеский смешок у мальчишки с таким озорным взглядом, что даже странно, как с таким взглядом он может быть монахом… Странные физические переживания… Все тело как будто затекло, чувствую себя космонавтом в тяжелых ботинках и огромном скафандре, которым еще не научилась управлять. Не могу сказать, что это приятные ощущения. Но такого никогда раньше не было! Эта мысль была принята с воодушевлением, и я рванула вперед. Совершенно непостижимым образом меня как воздушный шар перенесло во двор монастыря, в котором я сидела на скамейке несколько дней назад.

…Легкий осенний ветер кружит желтые листья в пустынном маленьком дворе… Деревья мерцают и слегка раскачиваются… Если смотреть на них прямо, они становятся обычными, а если боковым зрением — опять начинают мерцать. Завороженная, я пялюсь на них и так, и эдак, напрочь забыв о том, что куда-то шла. Мыслей нет.

— Эй, пошли, нас ждут!

— Кто? — тут только я вспомнила, что шла за маленьким монахом.

— Сейчас увидишь, пошли же.

Ворот нет! Надо же… Но это не может быть сном.

— Слушай, это что, сон?

— Сон? Что ты имеешь в виду?

— Ну как что? Сон и имею в виду.

— Я не знаю, что это такое, — по его лицу я поняла, что он в самом деле не понимает, о чем я говорю.

— Ты что же, никогда не спишь?

Мальчишка впал в такое замешательство, что похоже тоже забыл, что мы куда-то идем. Смотрит на меня непонимающими глазами…

— Я правда не понимаю тебя.

— Ну значит точно сон:)

— Удивительное ты существо! — рассмеялся и побежал туда, где должны были быть ворота. Но сейчас там стоят лишь раскидистые желтеющие деревья.

Я оглянулась на монастырь, и только через несколько секунд зрительная картинка установилась. Вокруг ни души, а ведь когда я сюда шла, было так много людей! И все-таки это не сон, это что-то другое. Что? Черт, я опять чуть не забыла про мальчишку. Я как будто пьяна. Я даже не могу повернуть голову обратно! Нет, только не это, только не это… Но как же мне ее повернуть?

— Помоги мне! — крикнула изо всех сил и тут же почувствовала, как кто-то схватил меня за руку и увлек за собой, как безвольного котенка.

Это в точности напомнило то состояние, когда я несколько раз напивалась до потери памяти, и друзьям приходилось тащить меня домой, и ясность возвращалась лишь редкими проблесками… Я чертовски устала, хотелось спать.

И опять проблеск! Мы в небольшой просторной комнате, оглядываюсь по сторонам… Кто эти люди? Все они смотрят на меня… Монахи… Золотистое умиротворение, солнечная безмятежность, тихая радость, нерушимое доверие, — неужели такое бывает?

— Я еле привел ее сюда! — звонкий голос мальчишки рассыпался искрами по спине.

— Ну-ну, малыш, не зазнавайся! Эта девчонка многому может тебя научить, если ты не будешь таким глупцом.

Наверное, это Лама, от него исходит такая мощь, и в то же время все движения излучают мягкость, спокойствие, неспешность.

— Это сон? — как же я хочу понять, что происходит.

— Смотря что ты называешь сном, — вступил в разговор высокий Лама с крупными и красивыми чертами лица… Как он похож на Лобсанга! Именно так я его себе и представляла!

— Ты Лобсанг?

Он слегка улыбнулся.

— Да, и мне захотелось встретиться с тобой. Я знал, что ты ищешь меня.

— Кто тебе рассказал об этом?

— Ты его знаешь как Тая.

— Тай??? Он здесь?

— Нет, его сейчас здесь нет..

— Сейчас? Лобсанг, что значит «сейчас»? Я так хочу увидеть его! Как это сделать?

— Ты это знаешь и без меня. Устраняй негативные эмоции, добейся непрерывного осознания себя во сне и ты найдешь его… Что вызывает у тебя грусть? Ты думаешь, что эта задача тебе не по зубам? Чем больше ты будешь так думать, тем дальше ты будешь от ее выполнения. Другого пути нет, только усилия. Непрерывные, ежесекундные усилия. Но разве ты хочешь какой-то другой жизни?

— Нет!

— Так прекрати ныть и берись за работу. Что мешает тебе прямо сейчас перестать испытывать негативные эмоции?

Сжатые кулаки, яростное рычание, еще, еще, еще! Есть! Устранила.

— Смотри, малыш, внимательно смотри, как она это делает. Вот так можно заменить все восприятия, все без исключения.

— Через два-три года упорной работы ты будешь полностью свободна от негативных эмоций, тогда мы опять встретимся, и я помогу тебе вспомнить то, что поможет тебе в твоем дальнейшем продвижении к перекрестку переживаний.

— Куда?

— Перекресток переживаний — так мы называем существо, освободившееся от негативных эмоций, хаотических мыслей, механических желаний, слепого различающего сознания и привычного восприятия тела.

— Разве вы не называете его Буддой?

— Да, можно и так назвать.

Каждое его слово вливается в меня золотистым нектаром. Слово?… Нет, это происходит и прямо сейчас, когда он молчит. Понимание рождается, как распускается цветок, все встает на свои места, в груди колышется океан радости. Я понимаю, как можно не быть безразличным, но и не испытывать и тени страданий. Я понимаю… зачем слова, они лишь тормозят, я отдаюсь глазам Лобсанга, завороженно смотрю ему в лицо, и понимание льется широкой неспешной рекой… Какой путь он прошел, к чему ЕЩЕ стремится? А Тай?.. Кам, Сарт? …Лица стихии, зову которой противостоять невозможно.