9. «РАЗДВОЕНИЕ ИВАНА»
9. «РАЗДВОЕНИЕ ИВАНА»
Земля — огромная шахматная доска, и все ходы Игроков публикуются «чернокнижниками» обеих сторон. Но будьте бдительны: читая подобные книги, нельзя давать воображению ни малейшей поблажки! Не успеете оглянуться, как течение сюжета увлечет вас в омут выдуманных персонажей и обстоятельств, и вы снова отождествитесь с иллюзорным миром. Франсуа Рабле, к примеру, прямо предостерегал своего читателя: «Если вы даже найдете, что буквальный смысл книги весьма забавен и вполне соответствует ее названию, то и тогда не увлекайтесь этим, словно пением сирен, а постарайтесь истолковать в высшем смысле то, что кажется вам сказанным в простоте сердца».
Самое трудное — удержаться на заданной глубине символа, не перепутать разные смысловые слои. «Истолковывая в высшем смысле» роман Булгакова, нужно помнить, что две свиты — Воланда и Стравинского — противопоставлены друг другу лишь в предельно упрощенной схеме Великой Игры. Это не мешает видеть в клинике Стравинского одну из масок мистической школы: именно здесь Ивана называют учеником, и обучение идет столь успешно, что «он и сам подивился тому, как изменились его мысли».
Кто же учит бывшего поэта? Профессор (пер. с фр. — «учитель») Воланд. В ранних редакциях романа Булгаков подчеркивал его «громадный рост» («Великан стал уходить по аллее, направляясь к Ермолаевскому переулку…»). Позднее эта примета была намеренно смазана («маленького роста» — «росту громадного»), зато глава, в которой профессор посетил Ивана под видом мастера, стала называться «Явление героя». Иначе говоря, — сына бога и смертной женщины!..
В клинике мы видим знакомые по квартире №50 чудеса изобилия (в своем роде, конечно) — например, «громаднейших размеров кабинет», наполненный загадочной аппаратурой — «совершенно никому не известными приборами». Булгаков уточняет: «Такого оборудования нет нигде и за границей». А хозяин этого неземного великолепия подчеркнуто похож на Воланда: «Впереди всех шел тщательно, по-актерски обритый человек лет сорока пяти, с приятными, но очень пронзительными глазами и вежливыми манерами».
Заметьте: оба профессора ставят Ивану одинаковый диагноз («шизофрения») и усыпляют его, оба сидят на табуретах. Они бритые, причем Воланд назван «артистом», а Стравинский — «по-актерски обритый». «Он уйдет!» — тревожится Иван насчет иностранного консультанта. «О нет, — уверенно возразил Стравинский, — он никуда не уйдет, ручаюсь вам». В этом слое шифра психиатр Стравинский — очередная трансформация Воланда. На Патриарших прудах и в клинике он что-то сделал с Иваном, и поэт стал видеть события, отдаленные во времени и пространстве. Как писал Бартини — «был здесь и в то же время в другом месте».
Изменить собственную природу — вот цель истинного алхимика. Анонимный алхимический трактат XVI века сообщает: «Наша работа представляет собой трансформацию, превращение одного существа в другое, одной вещи в другую, слабость — в силу, телесную природу — в духовную». Но как достигалось «превращение одного существа в другое»?
В гностическом Евангелии от Филиппа говорится, что человек «будет разорван в своей основе». Александрийские гностики учили, что «охема» — некая нематериальная составляющая человека — должна быть отделена от тела. «Потеряешь половину — сохранишь целое». На необходимости «быть разорванным в своей основе» настаивает и Каролус Бовиллус («О разумном», 1509 г.): «Человек утратил тайную энергию бытия. Ему должно раздвоиться в себе самом и через это раздвоение вернуться к единству».
В клинике Стравинского поэт «беседовал сам с собою», и эта глава называется — «Раздвоение Ивана». А в предпоследней главе мы видим, что любовники, «отравленные» в подвале, умирают совсем в других местах: мастер — в клинике, Маргарита — у себя в особняке. («Ему должно раздвоиться в себе самом и через это раздвоение вернуться к единству»).