1. «НИЧЕГО НЕ БУДЕТ НЕВОЗМОЖНОГО ДЛЯ ВАС»
1. «НИЧЕГО НЕ БУДЕТ НЕВОЗМОЖНОГО ДЛЯ ВАС»
«Я не буду литератором, если буду излагать только свои неизменные идеи, — писал „дисковец“ А.Платонов своей жене. — Меня не станут читать. Я должен опошлять и варьировать свои мысли, чтобы получились приемлемые произведения». И далее: «Истинного себя я еще никогда никому не показывал, и едва ли когда покажу».
Но скрыть истинного Платонова так же трудно, как истинного Булгакова, Грина или Леонова. В его «Лунной бомбе», например, слово «диск» повторяется двадцать раз, а Луна названа «сплошным и чудовищным мозгом». Она заставляет человека вспоминать его прошлые жизни: «Я думаю постоянно о незнакомом мне, я вспоминаю события, разрывы туч, лопающиеся солнца, — все я вспоминаю как бывшее и верное, но ничего этого не было со мной».
«Лунная бомба» появилась в 1926 году, когда идея космической ракеты прочно утвердилась в умах. Но для полета на Луну инженер Крейцкопф (в переводе с немецкого — «крестная голова». Голгофа?) строит «кидающий диск» — грандиозную электрическую пращу. Почему? Известно, что Платонов отлично знал физику и должен был понимать, что перегрузка превратит пилота в суспензию. Праща — оружие Давида.
В чем же состоит «неизменная идея» «Лунной бомбы» — «опошленная и варьированная» в «приемлемом произведении»? Ключ к шифру Платонова мы нашли в его эссе «О любви»: «Скажу все до конца. До сих пор человечество только и хотело ясного понимания, горячего ощущения той вольной, пламенной силы, которая творит и разрушает вселенные. Человек — соучастник этой силы, и его душа есть тот же огонь, каким зажжено солнце, и в душе человека такие же и еще большие пространства, какие лежат в межзвездных пустынях». Вселенная — часть человека?
На обороте своего завещания Бартини торопливо написал:
«Фундаментальная проблема одна. Это синтез онтологии и гносеологии. Фундаментальное образование одно-единственное. Оно внутренним отображением в себя является 6-мерным. Различные ориентации в 6-мерном фоне. Единственный экземпляр „одновременно“ в разных местах. 6-мерная физическая линия Менгера. Метрика инверсии. Квант протяженности есть наименьшее, а также наибольшее (запрет двух квантовых чисел одного индекса быть равными). XiXi неотличим отХi. Ломаная (ортогонально) линия Xil Xi2 Xi3 Xi4 Xi5 Xi6. Лиувилль-Пуанкаре возврат (замкнутость). Существует одна-единственная фундаментальная частица, в разных ориентациях „одновременно“ во всех местах — она есть весь Мир. Квазистабнльная ориентация подмножества экземпляров: экран. Групповая траектория экрана. Отображение в экран множества образов единственного экземпляра. Тождество „объективного“ и „субъективного“». Проще говоря, реальность существует только в сознании тех. кто ее населяет. Мы делаем мир максимально правдоподобным, — но именно поэтому нельзя быть уверенным в том, что все окружающее нам не снится. Бартини говорил: «Мир — ясный сон дремлющего Бытия». Значит, «отражение в экран множества образов единственного экземпляра», — сон Бога, сотканный из бесконечного множества отдельных снов («образов»). каждый из которых — чья-то жизнь. Число сновидцев — мировая константа. Таким образом, простой человеческий сон — не что иное, как сон во сне. То же самое можно сказать об искусстве: эго «прелесть» второго порядка, слабая копия.
В поэме булгаковского Ивана Иисус получился всего лишь «как живой». Но, отправляя на отдых мастера, Воланд предупреждает его о новом этапе работы: «Неужели вы не хотите, подобно Фаусту, сидеть над ретортой в надежде, что вам удастся вылепить нового гомункула?» То есть — нового Адама?..
Догадайтесь: кого «лепит» булгаковский евангелист Левий Матвей — «выпачканный в глине мрачный человек»? Вот подсказка: место, где он появляется перед Воландом — Дом Пашкова, в ту пору — отдел рукописей Румяпцсвской библиотеки. Именно отсюда Демиург наблюдает горящий дом писателей: написанное — вечно. Воланд сидит на террасе (терра — земля!), на рукописях, которые не горят — аллегорически это и есть его земной трон. Шут Бегемот, как полагается, передразнивает своего повелителя, и нам непременно нужно понять эту молчаливую шутку: «Кот моментально вскочил со стула, и все увидели, что он сидел на толстой пачке рукописей».
Живой глобус Воланда, то есть он сам — символически! — «на тяжелом постаменте». В «тяжелом каменном кресле» сидит спящий столетия напролет прокуратор — это еще одна подсказка. Не только книги — все, что остается после нас, идет на строительство этого незримого грона. Все забытое, умершее, сгоревшее, снесенное, утонувшее, съеденное ржавчиной — созданное и поглощенное Временем… «Вылепленное» — вечно.
«Рукописи не горят» — умирают лишь исписанная бумага и человеческие тела — библейские «одежды кожаные». Неспроста в тексте промелькнул «гражданин, сдирающий с себя летнее пальто», и телохранитель Азазелло вспоминает про «женщин с содранной кожей» — перед тем, как «умертвить» влюбленных. В «Торгсине» с рыбы снимают шкуру, а рыба из сгоревшего писательского ресторана — «в шкуре и с хвостом»! Рыба — символ Иисуса. «Казни не было», — втолковывает Иешуа освобожденному прокуратору. Есть только вечное обновление.
Обгоревший труп Майгеля и возрожденная из пепла тетрадь мастера — ключи к этой шараде: вылепленное требует отжига смертью. И настал «час небывало жаркого заката», когда в Москве появляется Воланд — «Великий Гончар» человечества. Но и сам «Гончар» вылеплен и отожжен: «Кожу на лице Воланда как будто бы навеки сжег загар». Кто же «скульптор» Воланда? Образ богов лепят люди. Потому и Левий Матвей — «выпачканный в глине мрачный человек». И, конечно, Воланд недоволен «нижним» творцом, не узнавшим свое творение.
Нельзя ни на минуту забывать, что «Мастер и Маргарита» — книга особого происхождения и загадочной судьбы. Читать ее нужно медленно. Рассчитывая на особую дотошность читателей, Булгаков очень точно приурочил момент первого появления Воланда: «…как раз в то время, когда Михаил Александрович рассказывал поэту о том, как ацтеки лепили из теста фигурку Вицлипуцли…».
Лепили — «грозного бога Вицлипуцли»!..
«Иисус в его изображении получился ну совершенно как живой». Боги лепят людей, люди лепят богов — по образу и подобию. «Поэзия есть Бог в святых мечтах земли», — не случайно эта строчка была высечена на цоколе бюста Жуковского в «Двенадцати стульях». Она дает ответ на вопрос, который мучил Алису, побывавшую в Зазеркалье: она снилась Черному Королю или он ей? Ведь обещанием новой «лепки гомункула» Воланд напутствует не мага, а писателя — смертельно уставшего человека с «изобразительной силой таланта», способного населить воображаемый мир героями и наполнить событиями.
Все ученые мистики одинаково описывают этот процесс: качественно вообразить — значит, поверить, что все будет по-твоему. Когда ментальный костяк желаемого события построен сила подобия притягивает к нему идеи помельче. Появляются единомышленники и люди с обостренным чутьем на грядущую выгоду, — они заполняют незримую «арматуру» веществом.
В XX веке это открыли заново: вообразить и поверить — все, что требуется для материализации идеи. В 1920 году русский философ Лев Шестов с изумлением писал: «Как ни странно, но большевики, фанатически исповедующие материализм, являются самыми наивными идеалистами. Для них реальные условия человеческой жизни не существуют. Они убеждены, что слово имеет сверхъестественную силу. По слову все сделается — нужно только безбоязненно и смело ввериться слову». Но именно об этом говорил ученикам Иисус: «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: „перейди отсюда туда“, и она перейдет, и ничего не будет невозможного для вас».