Глава девятая

Глава девятая

1

Толик Лаперуза не знал, что, снимая золотые часы с голого человека для передачи своему соседу по лестничной площадке полковнику Хромову, он вместе с ними снял маленькую частицу безвременья и слегка заразился им. Хромову в руки попали лишь золото и бриллианты, окаймляющие механизм занудливых «тик-так», безвременье осталось на ладони Лаперузы…

— Слушай, пролив, — позвонила Ксюша Мармик, ведущая молодежной программы на дециметровом канале телевидения. — Где тебя черти носят, я звоню уже в пятый раз. У тебя нет мобилы?

— Есть, но я специально сигнал отключил. Не морочь голову, одним словом, что надо?

— Я морочу? В общем, все, до свидания, чао, неудачник! — Ксюша бросила трубку.

— Чао, чао, — равнодушно откликнулся в пространство квартиры Толик и, открыв дверцу шкафа, стал внимательно изучать его содержимое, время от времени почесывая ладонь.

— Слушай, ты, кусок географической карты, — снова позвонила Ксюша Мармик. — Где ты был?

— Устраивался на работу в журналистику, — объяснил Толик. — А что?

— Ты все-таки гад, пролив, скотина…

— Ксюха, не ори, — поморщился Толик. — У меня вот уже час ладонь правой руки чешется, и ничего не могу поделать.

— Правая рука — к деньгам, ты мне зубы не заговаривай, я тебя час ждала, где ты был?

— Устраивался на работу в журналистику, — терпеливо повторил Толик. — Я даже наждачкой чешу, и никакого покраснения, ладонь как армянский мрамор — теплая и белая.

— Запусти поиск на «Приметы» в Нете, — посоветовала Ксюша Мармик, — или на «Кожзаболевания». Почему тебя не было, сволота ты все-таки обалдевшая, я ждала…

— Почему? — перебил ее Толик, с недоумением глядя на поведение компьютера. — Мы когда должны были встретиться?

— Десятого! Ты все-таки дебил! — взорвалась Ксюша.

— А сегодня, — Толик растерянно смотрел на монитор, — сегодня какое число?

Он говорил все это как-то отстраненно, его подрагивающая от зуда рука лежала на мышке компьютера, и Толик Лаперуза неожиданно почувствовал, что он каким-то непонятным образом стал диктатором Интернета, благословителем всех сайтов мира, гуру для всех пропавших в мировой паутине.

— Девятое, ты понимаешь, девя… — Ксюша замолчала и, тяжело вздохнув, добавила: — Одним словом, я по тебе скучаю, любимый. Что там у тебя с журналистикой и рукой, зуд прошел? Кстати, я сегодня познакомилась с одним челом, такой уматной, Саша, а фамилия и того страшнее — Углокамушкин. Будет у нас на канале репортером работать. Толик?

— Извините, — завороженно смотрел Толик на экран компьютера и свою руку на мышке, — позвоните, пожалуйста, попозже, я сейчас очень занят…

Все было как обычно: компьютер работал в режиме поиска «Приметы», разыскивая в чуланах мировой информации хлам предрассудков, но не был подключен к электрической розетке. А ведь эта модель компьютера не предусматривала автономного питания…

— Смотри-ка, — Ефим Яковлевич Чигиринский развернулся вместе с креслом к Талгату Петровичу Волину, — в Москве диверсия, кто-то потрогал за вымя корову бессмертия.

— В Москве? — заинтересовался Талгат Волин, подходя к мерцающим нитям галлюцинаторной энергии, прихотливым узором вырисовывающимся на плоской поверхности ариэльного камня, внутри которого зрели настоящие алмазы, хранители фантомной парадигмы-осанны. — Если в Москве, это неприятно. Значит, у меня вышел прокол с транспортировкой Кузькова и Радецкого.

— Зря ты воспользовался пространственными проходами, — проворчал Чигиринский. — Это не тот номер, чтобы экспериментировать. Я сомневаюсь, что «лунные бабочки» допустили случайное упущение.

— А мне без разницы. — Талгат Волин завороженно смотрел на ярко-вишневую светящуюся жилку в густовенозном переплетении галлюцинаторной энергии. — Мне сказали транспортировать этих придурков в Россию, и я это сделал…

«Не может такого быть!» — не поверил в ситуацию Толик Лаперуза, но руку с мышки не убрал. Компьютер легко и плавно начал жить по другим, отрицающим рабскую зависимость от электроэнергии, законам.

— Привет! — На экране появилось лицо азиата ламаистской стилизации с дивной славянской отстраненностью от реальности в глазах. — Ты зачем часы украл у Кузькова?

— Да пошел ты… — машинально отреагировал растерявшийся Толик и обреченно закрыл глаза перед лицом абсолютного непонимания происходящего.

— Сопляк, — хмыкнул азиат в компьютере, — открой глаза и пойди закрой двери в квартиру, разговаривать будем.

— Вы… — Толик запнулся. — Вы меня видите? — недоверчиво поинтересовался он, вставая с кресла и закрывая на ключ свою комнату.

— Если ты меня видишь, значит, и я тебя. Что за вопрос?

«Я, кажется, попал в приключение, — забликовала в мыслях Толика Лаперузы мальчишеская радость, — или сижу по самые уши в дерьме», — успокоил его живущий в нем прагматик из сословия «новых высокотехнологических интеллигентов»…

2

Талгат Волин, прошедший школу монастыря Эшер, знал, что означает изменение времени суток. Хроники Акаши, хранящиеся в охранительных песчаных залах монастыря, были доступны ему, ламе Багрового посвящения — в одной ипостаси и генералу ГРУ — в другой. Одно не противоречило другому. Настоящие противоречия возникают лишь на уровне безмолвного созидания — все остальные ложны. В хрониках Акаши сообщалось о таком явлении, как «солнце ночью», произошедшем два с половиной миллиона лет назад. Именно тогда что-то случилось во Вселенной, получившее в хрониках названия «Удар бича» и «Гея приняла в себя начало и конец». Хроники Акаши бесстрастно сообщали, что «толкучесть внеземных (сириусных) цивилизаций на Земле возникла сразу же после катастрофы «Удар бича», что «киты являются хранителями планетарной памяти, и на них будет великая охота» и… Впрочем, это уже другая история.

Волина сильнее интересовало сиюминутное действие. Вечность, Сириус и вселенский ураган «Удар бича» — это одно, а вот приказ главы ГРУ генерал-полковника Дождя — это совсем другое, родное и конкретное. Можно, конечно, было дать Радецкому по физиономии и отправить вместе с Кузьковым в Россию обычными путями, через Монголию. Но, во-первых, существовала опасность, что об этом пронюхают китайцы и, само собой, у них возникнут вопросы к великому палачу Тибета, а во-вторых, Талгат Волин, как и всякий уважающий себя профессиональный разведчик, решил испытать нежданно-негаданно свалившуюся из запредельности возможность мгновенной транспортировки. «Если не получится, — оправдывал он себя в мыслях, — то и хрен с ним, с этим Радецким».

Талгат Петрович рискнул: использовал видимые элементы Агнозии, галлюцинаторную энергию и моделируемый извне искусственный сон. По большому счету это была экспериментальная операция ГРУ, а не одного Талгата Петровича, просто его назначили ответственным за нее. Медитация на уровне сомати и пражны вполне контактирует с достижениями современной цивилизации. Лишь только селла, самое слабое звено медитативной энергии, выполняет тренажерно-тренировочные функции в закрытых школах ГРУ и ФСБ, все остальные состояния медитации российских разведчиков в Тибете не столько апеллирование к истинному пониманию мироздания, хотя и это имеет место, сколько контакт со спутниковой разведсистемой «Сестрорецк-8» службы космического слежения ГРУ России. «Главное, — шутят операторы ГРУ, приемщики информации, — встретиться на одной волне».

Состояние медитации для ламаистов — это почти то же самое, что красное вино для французов, гамбургер и хеппи-энд для американцев, возможность работать с утра до ночи для японцев и желание стать полноценными гражданами США для хорошо образованных русских. А спутниковая разведсистема «Сестрорецк-8», используя последние достижения науки, работающей на обслуживание изощренного любопытства спецслужб, научилась, не без помощи возможностей Талгата Петровича, перехватывать на короткое время медитативные потоки и вычленять из них нужную информацию. Именно для этого были внедрены в пространство Индии, Китая и Тибета молодые когда-то лейтенанты, ставшие к этому времени, как Талгат Волин, генералами, состоящими на связи с бесконечностью…

3

Во время непонятного изменения суточных циклов космическая разведсистема «Сестрорецк-8», а это восемь спутников на разных орбитах и с разными функциями, выдавала в Центр космического слежения ГРУ такую информацию, что полковник Грюнвальд серьезно предложил министру обороны «утопить эти чертовы спутники где-нибудь в океане. Несут черт-те что, как будто на орбите не гордость научной мысли, а хронические алкоголики в стадии белой горячки».

— Успокойтесь, полковник, — проговорил министр. — Не знаю, как спутники в океане, а вас в отставку — запросто.

— Да я пошутил.

— И я вообще-то тоже.

Тем не менее информация поступала аховая. Например, спутник «Василек» с орбиты 425 километров над Землей, оснащенный прибором «Ласточка», передал информацию, что почти все источники тау-излучения систематизировались в России, и не где-нибудь, а в уже известном всем спецслужбам и правительству страны селе Нахапетове. «Василек» определил мощность тау-излучения по шкале Вартусова как эквивалентное взрыву семидесяти сверхновых…

— Или у спутника все реле и кнопки полетели, — прокомментировал информацию полковник Грюнвальд, — или в Нахапетове кто-то умело сдерживает свои эмоции при беседе с тещей.

…Талгат Волин зарядил часы Коперника Саввича галлюцинаторной энергией Агнозии, которая представлена на земном шаре в трех проявлениях: тайно-тибетском — Шамбала, липуче-болезненном — шизофрения и мерцающе-непредсказуемом — смерть. Более точно об Агнозии можно узнать из оригинала «Тибетской книги мертвых», то есть не узнать никогда, ибо оригинал этой книги хранится под египетским сфинксом на глубине четырех тысяч метров в информационном отсеке космического корабля, в названии которого существует лишь один известный людям знак. Он называется «точкой» и выглядит вот так: «.».Талгат Петрович дал часы далай-ламе, когда тот уходил в монастырь Наакал. Это была его первая попытка взять образец Агнозии для передачи в лаборатории российских спецслужб, и она могла окончиться для Талгата Петровича трагически.

— Возьмите эти часы с собой, Святейший, — попросил он далай-ламу и уточнил: — Это нужно для дела.

Далай-лама не стал задавать вопросы своему высокопоставленному подданному, проверенному временем, а просто взял часы с собой в дорогу, тем самым поселив на их корпусе заряд галлюцинаторной энергии, наполняющей подземные воды реки Шол. Вернувшись из Наакала очень мрачным, далай-лама вернул часы великому палачу и, не объясняя своей подавленности, удалился в затворничество молитвы, уронив на прощание фразу:

— Кромешное время пришло, Кабнг Омпа. Все, что было в прошлом до этого момента, потеряло смысл. Не думаю, что мы будем скучать по времени.

Талгату Волину не надо было объяснять значение этой фразы. Кромешное время в Тибете означает почти то же самое, что вне его означает «Конец света», только в тибетской транскрипции это слышится как «Конец времени», ибо свет бесконечен.

…Новость, конечно, была грандиозной, и поэтому операцию по транспортировке Радецкого и Кузькова осуществили с элементами поспешности, что вполне закономерно отразилось на качестве. Для начала их усыпили. Затем Талгат Волин вошел в пещеру и… Первым был Радецкий, вторым Кузьков. Медитативно-молитвенный поток Талгата Волина — Кобнг Омпа был зафиксирован «Сестрорецком-8», а закончилось все тем, что в Службе космического слежения называют «несвоевременной утерей чемодана», а если проще — «эффектом фактора». Грубая фактура соприкоснувшегося с земным временем чуда в корне отличается от чуда в чистом виде. Прибор «Ласточка» системно-аномального действия на «Сестрорецке-8», сфокусированный на медитативно-информационном потоке великого палача Тибета, словно бы синтезирует образ бесплотья с реально-чувственным пространством заданного квадрата на территории Москвы, где заранее установлены руно-шоковые стабилизаторы, генерирующие из микроаннигиляционных плюс-частиц стабильный фактор осуществления. То есть современная научная мысль уже могла «взять» контейнер в Тибете и «поставить» в России. Могла взять и в Англии, и где угодно, но ламы плохо вербовались, точнее, никак не вербовались, а самим ламой высокомедитативной культуры был один лишь Талгат Волин, и он не мог мотаться по свету и медитировать там, где требовалось начальству, хотя, конечно… До Волина в Тибете и Индии работал только один российский разведчик такого уровня — Рихтер, но тогда еще не было «Сестрорецка-8» и даже фантасты не предполагали появления прибора «Ласточка»… В общем, эксперимент прошел в целом очень удачно, шероховатости были не в счет. Радецкий «вывалился» в плавнях под Нахапетовом, а Кузьков — в центре Москвы, в цивильном подъезде, из-за того что «Сестрорецк» был сбит с толку тау-излучением в первом случае и галлюцинаторной энергией в часах Кузькова во втором. Ничего не помогло, даже то, что Талгат Волин снял с «очемоданенного» Кузькова всю одежду, дабы не волновать внешними раздражителями контейнер в часах.

Кузькова ОМ сразу же забрал к себе, оставив Радецкого на попечение его же конторы — ГРУ, которое решило, что для адаптации к России ему пока лучше посидеть в тюрьме.

— Тем более возле моря, — проворчал генерал-полковник Дождь. — Я бы и сам при случае там отдохнул.

…— Дело в том, парень, — ворчливо произнес, сияя выбритой лысиной, человек из компьютера, — что ты, не подумав, осложнил себе жизнь до полного безобразия.

— Да? — пока еще не мог отойти от шока Толик Лаперуза и поинтересовался: — А если я по компу молотком жахну?

— Мыслишь правильно, — одобрил его парадоксальный собеседник, — но бесполезно. В данный момент это ни к чему не приведет, жахать нужно по всей технотронной цивилизации, да так, чтобы перья во все стороны полетели. Думаю, кто-нибудь в ближайшие десятилетия озадачится этой мыслью.

— Вы кто? — решил познакомиться Толик с компьютерным ламой. — Я, например, Толик, фамилия Лаперуза, а отчество как бы пока и не надо для общения.

— А я для тебя — все, — решил смягчить свою позицию человек из монитора, — в том числе и отчество. Дело в том, что с этого момента ты хозяин и одновременно раб всех электронно-цифровых средств связи, включая и самые специальные, правительственные и шпионские. Ты можешь черпать информацию из всех источников. Можешь стирать эту информацию, изменять, брать у одних и отдавать другим, и тебя никто не сможет вычислить. Одним словом, ты суперхакер, а другим словом, тебе не повезло… Что, Фима? — Забыв о Толике, лама стал пререкаться с кем-то за кадром. — Я его не пугаю, Фима, я его воспитываю…

«Вот и все, — устало подумал Толик, — это галлюцинация, я заболел. Теперь дорога одна — психушка или петля».

— Я уверен, — говорил кто-то за кадром, — он считает себя шизофреником. Усыпи его, Петр, ради Бога, пусть мальчик поспит, а ты во сне надиктуй ему правила игры и правила техники безопасности.

— По технике безопасности его надо содержать на глубине полутора метров в деревянном ящике…

Заявление ламы возмутило Толика, и он постучал по монитору:

— Простите, что вы имеете в виду?

— Спи, — повернул к нему лицо лама и, подмигнув, уточнил: — Деточка…

Нет, Ксюша Мармик была не из тех девушек, которые после слов «извините», «позвоните попозже» не предпринимает никаких действий. Через пять минут после разговора ее юркая «хендайка» вишневого цвета уже мчалась по московским улицам в сторону дома Толика Лаперузы, игнорируя шоссейно-мужской шовинизм отсылаемых ей вслед факов. Дабы вернее нейтрализовать террористов, захвативших ее возлюбленного, она взяла с собой и нового репортера Сашу Углокамушкина.

— Кошмар! — сообщила Ксюша Саше, подрезая очень серьезный джип и на секунду закрывая глаза от страха. — Его захватили и, по всей видимости, надолго.

Она открыла глаза и пошла на обгон синего «глока», но возмущенный «глок» не дал ей никакого шанса, и Ксюша стала в ряд.

— Ужас, — повторила она, — мы должны их нейтрализовать.

Подрезанный джип поравнялся с «хендайкой» и поплыл рядом. Впереди сидел седой мужчина с печатью мстительного высокомерия на лице и сверху вниз смотрел на Ксюшу. Увидев качество и пол водителя, он избавил свое лицо от мстительности, махнул рукой водителю, и джип рванулся на обгон.

Через двадцать минут «хендайка» остановилась у подъезда. Саша Углокамушкин, еще не адаптированный к проявлению столичной экспансивности в молодых девушках тележурналистской ориентации, был вполне адаптирован к девушкам вообще. Он вышел из «хендайки», оглядел многоэтажный дом и коротко спросил у Ксюши:

— Где?

— Там. — Юная телеведущая схватила его за руку и потащила к подъезду. — Возможно, его уже убили.

В лифте Ксюша вытащила из кармана кожаного пиджака ключи и объяснила Саше:

— Это от его квартиры. Я открываю, ты заскакиваешь и кричишь, чтобы все ложились на пол лицом и не двигались.

— Ладно, — пообещал Саша, — заскочим…

…Степанида Грунина после целого ряда консультативно-организаторских действий привела Сашу Углокамушки-на в очень незаметное здание под неброской вывеской «Регистрационно-полиграфическое бюро учета Мосводока-нала» на заднем дворе Главпочтамта. Внутри здания, на входе, сидела за конторкой классическая бабушка и вязала что-то сиреневошерстяное и длинное.

— Ого, — подняла в изумлении брови бабушка, мельком взглянув на Сашу, — экземпляр а-ля фасе, Степанида, клянусь своей былой невинностью. Это же классика, дар пророчества плюс фотоясновидение с авантюрным подтекстом и дозированно-уместный наив хаотично проявляющегося мужества, регулярно перемежающегося всплесками инстинктивного испуга. — О чем-то вспомнив, бабуля мечтательно вздохнула и, строго взглянув на Степаниду, тоном приказа посоветовала: — Это индивидуал, натаскивай его на стресс-ведьму, не подпускай к нашим и уж тем более к обыкновенному мясу — испортишь.

— Слушаюсь. — К удивлению Саши, Степанида Грунина подошла к бабушке, взяла протянутую ей руку и поцеловала один за другим все пальцы. — Я пойду?

— Иди, дорогая, — улыбнулась бабушка. — Иди и не забывай, что в Москве сейчас повелитель Лисоокой Ундины, наш царь.

На выходе Саша оглянулся и увидел, что бабушка совсем не бабушка, а нечто другое, непонятное и таинственное.

— Кто это? — спросил он у Степаниды, когда они отъехали от здания.

— Актонидия. Ведьма, которой не удалось умереть. Бывшая балерина, — объяснила Степанида Саше Углокамушки-ну. — Моя зазеркальная мама…

…— Ксения, тебе не кажется, что ты слегка с придурью? — вежливо спросил Саша.

— Потом поговорим. — Ксюша повернула в замке ключ, рывком распахнула двери и, крикнув Саше «Давай!», завизжала громко и вдохновенно.

— Всем лежать на месте! — Саша забегал по четырехкомнатной квартире Лаперузов, в каждой комнате заявляя: — Лежать, а не то застрелю!

— Ну ты даешь, — удивилась Ксюша, входя в квартиру и закрывая за собой дверь. — Прям-таки как сайгак по квартире прыгаешь, я думала, ты серьезней. Ну что, пусто?

Саша промолчал, прижимая палец к губам и показывая на закрытую дверь в одну из комнат, откуда раздавался чей-то голос. Ксюша и Саша прислушались.

— Фима, ты ничего не хочешь добавить этому впавшему в могущество ребенку?

— Нет, к тому, что ты сообщил ему, уже ничего добавить нельзя, пусть спит. Но это твоя ошибка, палач Тибета, мальчик ни при чем. Тебе-следует стать его покровителем, если не хочешь, чтобы за ним начали охоту.

— Да, я знаю.

— Ничего себе мальчик, — удивилась Ксюша и забарабанила в дверь. — Толя, открывай! Скотина ты бессовестная!

Дверь открылась, и на пороге комнаты возник заспанный Толик Лаперуза.

«Блин, опять это ощущение колючего света. — Саша почувствовал, как зябкие волны ясновидения нахлынули на него. — У этого парня две судьбы, и обе пересекаются с моей».

— Мама! — вдруг закричала Ксюша Мармик и спряталась за спину Саши Углокамушкина. — Что это? — Она показала рукой на левую руку еще не до конца проснувшегося Толика.

Саша и сам видел. Рука была еще та: большой палец, указательный, средний, еще один средний, указательный, большой. При этом вторая половина — средний, указательный и большой — была изящна, по-женски нежна и с ухоженными ногтями вишневого цвета. «Рука власти, — блеснула в мыслях Саши чужеродная догадка. — Какой-то неродившийся фараон сунул свою руку в руку этого парня. Что за фигня, блин, мне в голову лезет, я, часом, не долбанулся?»

— Это рука власти, — стал выплывать в реальность Толик Лаперуза и, глядя на Сашу, спросил у Ксюши: — Это тот новый репортер?

— Да, — испуганно ответила Ксюша, не спуская глаз с наманикюренных ногтей жениха. — И если ты мне не скажешь, где такой лак для ногтей достал, я тебе изменю с ним.

— Она шутит, — на всякий случай отошел Саша от Ксюши. — И вообще у меня жена — каратистка.

— Это не лак и не ногти, — поднес свою уродливо-прекрасную руку к глазам Толик Лаперуза, — это грассуляровый бордомин.