Из поэзии Шри Ауробиндо о любви

Из поэзии Шри Ауробиндо о любви

Пускай Любовь, могучий ангел, дерзкий

Прекрасный гость, моим владеет сердцем

Без мятежа, не затмевая разум,

Разладом властным пусть не рвет мне душу,

Смешав ее гармоний строй, сведя

Симфонию натуры многогранной

К одной безумной ноте. Лишь в союзе

Тройном могучий дух, и мудрый разум,

И любящее сердце образуют

Блистательную цельность в человеке.

Во мне же был изъян – царил я хладно,

Но пустоты в себе не мог восполнить;

И дух мой оставался торсом бога,

Твореньем незаконченным, а труд мой,

Как все, что, прогремев, бесследно канет,

Могучим был, но грубым и незрелым,

Не осенен бессмертьем, что живет

В веках. О, песня их была правдивой!

Любовь, Любовь лишь побеждает Время!

Любовь дарует нам причастность звездам

И ширь небесных крыльев. Божий образ

Возвышенным сияет совершенством

В им созданной душе, когда Любовь

Венчает в человеке божество.

Шри Ауробиндо. Эрик

* * *

Пускай в немом забвении земном

Лишь незнакомцев видим мы друг в друге —

Мы не чужие, общны наши жизни,

Что льнут друг к другу с беспричинной силой.

Душа распознаёт родную душу

Во тьме Времен, и на дорогах жизни

Затерянный скиталец постигает

Знакомые красы в безвестном лике

И, ощутив любви прикосновенье,

Трепещет вновь от радости бессмертной,

Блаженством утоляя бренный прах.

Есть Сила в нас, чье знанье превосходит

Все познанное нами; мы превыше,

Чем разум наш и мысль, и иногда

Земля являет взору это диво.

Быть и любить – знаменья тайн безмерных,

Любовь – великий светоч вечных сфер.

Извращена, осмеяна, распята,

Могуществ темных жертва, низких сил,

Стяжавших имя, пыл ее и облик,

Она – все ж божество, и ей подвластно все:

Сияя чудом в наших темных недрах,

Усладой, что преображает жизнь,

Любовь таится в нас цветком нецветшим

И ждет души стремительного мига

Иль в грезах зачарованных витает

Средь помыслов, обличий и вещей.

Резвится бог-дитя, себя он ищет

Во множестве сердец, умов и жизней:

Он знака ждет и, получив его,

Влечется слепо голосом иль взором,

Прикосновеньем иль знаменьем черт.

Его орудье – темный ум телесный,

О прозреваньи высшем позабыв,

Он внемлет знакам внешней красоты,

По ним идя сквозь сонм намеков мира,

Зрит истины небес в земных обличьях,

Во имя бога почитает образ,

Черты бессмертья прозревает в форме

И тело мнит изваянной душой.

Любовный пыл, мистическим провидцем,

Невидимое зрит в обличье внешнем,

Зрит в письменах Природы горний смысл;

Но разум только думает: «Вот он,

Кого так долго жизнь моя алкала,

Вот дней моих нечаянный властитель».

Но сердце внемлет сердцу,

длань влечется к длани;

Все жаждет быть единым – быть собой.

И, слишком отдалясь от Божества,

Любовь взыскует истины своей,

А Жизнь слепа и неверны орудья,

И сеют ложь порочащие Силы.

Все ж откровенье блещет, входит радость.

Но редкостен достойный тот фиал,

Где б мог вскипеть любви нектар пьянящий,

Как редок тот сосуд, где может Бог родиться;

Лишь дух, что закален в тысячелетьях,

Принять способен Нисхожденья мощь.

Шри Ауробиндо. Савитри

* * *

Фрагмент диалога царевны Савитри – героини эпической поэмы «Савитри» – с Богом Смерти. Савитри стремится заставить Бога Смерти вернуть к жизни ее мужа царевича Сатьявана. Бог Смерти пытается доказать Савитри тщетность и бессилие человеческой любви, однако Савитри в ответ раскрывает ему подлинную высоту и силу любви. В итоге царевна могуществом своей любви побеждает смерть и возвращает к жизни своего умершего мужа.

«…О странница на колеснице Солнца,

О жрица в храме собственных фантазий,

Что сказочным обрядом в доме бренном

Чтит идеал и вечную любовь,

Что есть твоя любовь? Кумир ума,

Бессмертный миф, священная легенда,

Сознательная жажда бренной плоти,

Блистательный огонь смятенных нервов,

Цветенье грез – мечтаний светлых роза,

Великий сладкий пыл и мука сердца.

Вдруг вспыхнув, озарив убогость жизни,

Она проходит вновь, и все – как было.

Пленяя жаркой сладостью и болью,

Объяв кипучей неуемной жаждой,

Она сияет, божеству подобна,

Златым мостом над бурунами лет,

Уздою, что тебя связует с вечным.

Но как же слаб и краток этот пламень!

Как мал и тщетен этот дар богов,

Что так бездумно расточают люди, —

Счастливая взаимность двух сердец,

Двух тел плененных сладостная близость,

Восторг поспешный, пыл, кипящий в жилах,

Непостижимость просветленных чувств!

Ты говоришь, что любишь Сатьявана,

Живи он дольше, умерла б любовь;

Но умер он, и жить любви дано

Еще немного в горестной груди,

Пока не сгинет в прошлом образ милый,

Забыт средь новых образов и тел.

Когда любовь вдруг воспылает в жизни,

Сначала в чудный мир взмывает смертный

И страсть свою он мнит всевышним даром,

Не ведая, что град его небесный —

Лишь жалкий клок земли

под блеклым солнцем.

Но змей, но червь таится в сердце розы.

Случайным словом, действием поспешным

Вдруг может быть сражен волшебный бог.

О, как же хрупок он в своем бессмертьи!

Во всем он может встретить боль и гибель.

Любви не жить одной небесной пищей,

Лишь терпкий сок земли живит ее.

Ведь страсть твоя – лишь чувственная жажда,

Лишь вожделенье тела, похоть сердца;

Она уймется – иль найдет себе другого.

Иль может ждать любовь конец ужасный,

Когда, изменой горькой сражена

Иль не снеся жестоких ран разлуки,

Она находит в ненависти гибель

Иль, тяжкой безответностью отчаясь,

В других напрасно ищет утоленья,

Лишившись первой радости убитой.

И пламя гаснет в тусклом равнодушьи,

И пыл любви сменяется привычкой:

С трудом формальный держится союз

Иль компромисс рутинный чуждых жизней:

Где горних сил божественным дерзаньем

В то, что казалось почвою духовной,

Когда-то пало семя единенья,

Теперь, не зная радости и мира,

В одной упряжке борются два эго,

Два спутника, что поневоле вместе,

Два разума, что ссорятся друг с другом,

Два духа, разобщенных навсегда.

Так идеал любви порочат люди;

Под гнетом бед иль будничности серой

Приходит избавленье от иллюзий:

Душа сдается тяжкой прозе жизни.

Небесный миг, блеснув красою тщетной,

Вновь исчезает в вечности бесплотной.

Но смерть спасет тебя и Сатьявана,

Не дав познать крушенье идеала:

Он уж спасен, избавлен от себя;

Он держит путь к безмолвию и счастью.

Не клич его назад, к земным изменам,

К ничтожной жизни человекозверя.

Пусть он уснет в моих покойных ширях

В гармонии с могучей тишью смерти,

Где спит любовь в объятиях покоя.

А ты – вернись одна в свой бренный мир:

Измучай сердце знаньем, чтоб прозреть,

Природой взмыв к живым прозрачным высям,

Небесной птицей – с непостижных пиков.

Не стоит тешить дух напрасной грезой,

Ведь скорым, горьким будет отрезвленье:

Среди суровых нужд и тягот жизни

Восторг чистейший долго не живет.

И ты поймешь: не бросив якорь сердцем,

Твоя душа спит на стоянке вечной;

И ум блестящий твой напрасно кружит.

Так растворись в моем глубинном лоне,

Забыв услады, горести, надежды,

Избавься от своей природы страстной

В Тиши немой, в Небытии счастливом,

Освободись в моем успеньи чудном.

Обняв мое Ничто, забудь про все.

Забудь бесплодное боренье духа,

Забудь рождений надоевший круг,

Забудь услады, тяготы и скорби,

И смутный поиск духа, что зажегся,

Когда миры исторглись друзой огнецветной

И дум великих пыл взметнулся в небо мысли,

И чередой эпохи поплелись в пространстве,

И души родились в пределах бренных».

Но Савитри рекла той мрачной Силе:

«О Смерть, опасен горький твой напев,

Ты мелодичной мукой травишь душу

И губишь утомленную надежду

Соблазном лжи с приманкой горькой правды.

Но не убить тебе моей любви:

Твой глас не в силах отравить мне душу.

Моя любовь – не похоть в алчном сердце,

Моя любовь – не вожделенье плоти,

Но Божий дар, что вновь стремится к Богу.

Ведь даже в том, что извратили люди,

Все ж раздается шепот божества,

Дыхание трепещет сфер предвечных.

Благословленный Небом дивный дар,

Любви поет огонь ритмичный страсти.

Надежды полон клич его безмерный;

Звенит он зовом позабытых высей,

И даже в небе окрыленных душ

Он, стихнув, реет пламенным дыханьем,

Блаженной негасимой сутью солнц —

В незримых сферах вечный чистый пламень,

Глашатай неизбывного Экстаза.

Однажды мой великий мир прекрасный

Сорвет личины страшные богов,

Сметет греха и ужаса покровы,

И наша мать откроет нам свой лик.

С восторгом наши искренние души

Падут в объятья к ней, сольются с нею;

Мы обретем экстаз, что влек нас вечно,

Мы вострепещем долгожданным богом,

Мы вдруг откроем новый свет Небес.

Надежда – не одним лишь чистым божествам;

Но сумрачные яростные боги,

Что оторвались от груди единой

В неистовом порыве отыскать

Упущенное белыми богами, тоже спасены;

О них печется мать, ее объятья

С любовью ждут сынов ее мятежных.

Любовью став, влюбленным и любимым,

Предвечный распахнулся чудным миром

И соразмерил в нем свой дивный танец.

В таинственных движеньях и фигурах

Он, увлеченный, кружится задорно

Иль с отвращеньем покидает пляску;

Иль в яростных метаниях ума

Вкушает слез нектар и гонит радость,

Горюя; смехом полнится иль гневом:

Но смех и гнев – лишь диссонанс души,

Что ищет вновь познать свой лад небесный.

Вовеки он приходит к нам сквозь годы

В обличье милом – прежнем, хоть и новом.

Его блаженство нам смеется сладко

Иль призывает нас неясным зовом,

Чарующим далеким пеньем флейты

Из рощ, что трепетают в лунном свете,

Нас полня пылкой жаждой, сладкой мукой.

Любимый, скрывшись под иным обличьем,

Всегда зовет и манит наши души.

И для меня предстал он Сатьяваном.

Всегда мы были мужем и женою,

Едины духом, души-близнецы,

Рожденные в одном огне бессмертном.

Не он ли мне сиял во всех светилах?

О, как, незримый, он сквозь джунгли мира

За мною крался, словно лев в ночи,

И вдруг настиг меня в пути безвестном

Одним златым пленительным прыжком!

Меня алкая, влекся он сквозь время

То в ярости, то в неге безмятежной,

С начала мира лишь меня желая, —

И вдруг нагрянул всемогущим шквалом

И вмиг унес меня в моря блаженства.

Из прошлого, что ныне скрыто тайной,

Ко мне он протянул родные длани,

Меня коснулся, нежным властным ветром,

Привлек, счастливым трепетным цветком,

И обнял, и с восторгом я сгорела

В безжалостном огне его объятий.

И я нашла его в обличьях милых,

И бросилась на зов его далекий,

И, сквозь преграды тяжкие пробившись,

Пришла к нему, найдя свое блаженство.

Когда есть бог счастливее и выше,

Пусть прежде примет облик Сатьявана

И моего возлюбленного душу

Вместит в себя – пусть станет мне желанным.

Ведь лишь одно во мне пылает сердце

И в нем один лишь бог царит. Ступай же,

О Смерть, вперед из мира грез прекрасных;

Ведь я не житель царства миражей.

Мной движет Бог-Огонь, не Бог-Фантом…

Мой Бог – всеторжествующая воля,

Мой Бог – любовь и сладко сносит все:

Ему я в жертву принесла надежду

И страсти отдала, святым причастьем;

Неистовый вседивный колесничий —

Кто преградит его могучий скач?

Искатель на путях несметных жизни

Стопами, что привыкли к светам неба,

Он в ад нисходит, чтоб шагать без боли

По площадям, умощенным мечами,

Лишь обострив восторг свой беспечальный.

Любви златым крылам достанет силы

Парить в твоей бездонной пустоте,

Ее очам – пронзить твой мрак, звездами,

Ее стопам – пройти твой страшный мир:

Любовь не меркнет и во мраке смерти,

Любовь идет без страха в злейший ад,

В пучинах труд вершит, ликует в высях;

Она преобразит твой мир, о Смерть».

Шри Ауробиндо. Савитри

Данный текст является ознакомительным фрагментом.