26. БЕССЛОВЕСНОЕ

26. БЕССЛОВЕСНОЕ

Возлюбленный Мастер,

Нет второй личности

Мастер Чжан Цзин сказал: «Предельная истина бессловесна». Нынешние люди не понимают этого: они насаждают практику других вещей, считая их достижениями.

Они не знают, что внутренняя природа никогда не была смыслом объектов, что это врата тончайшего, чудесного, великого освобождения, осознающего все, не окрашивая и не препятствуя.

Этот свет никогда не прекращался: с прошлых эпох до нынешних, он был ровным, никогда не изменяясь. Тончайшее озарение духовного света не зависит от развития и утонченности.

Из своего непонимания люди улавливают лишь формы вещей — это совсем как при растирании глаз искусственно вызывается появление оптических иллюзий.

***

Нет второй личности... Этим небольшим утверждением Да Хуэй говорит, что все сущее — одно. А поскольку нет второй личности, мы не можем даже сказать, что это есть одно.

Это нужно понять... потому что в тот момент, когда мы говорим «один», — возникает «два». Потом следуют все числа.

В Индии мы разработали окольный путь говорить «один», — не прямой. Мистики этой страны никогда не говорили, что мир, сущее — одно; они всегда говорили: «Это не два, это недуально».

Может показаться, что нет разницы — однако тут есть некая логическая проблема. Если вы говорите «один», — это подразумевает целую серию номеров, все числа. Если вы говорите «не два», — вы не говорите «один», — однако вы обозначаете «один», не называя его, обозначаете единство.

Вот почему Да Хуэй тоже говорит таким же образом: «Нет второй личности». Он мог бы сказать просто: «Есть только одна личность», — но он хорошо обученный логик, интеллектуал первой степени; потому он тоже очень ясен, чтобы не совершить никакой ошибки, когда он высказывает что-нибудь об истине. А сейчас он как раз в состоянии сказать что-то об истине.

Один из великих логиков нашего времени, Людвиг Виттгенштейн, написал книгу по чистой логике. Это был странный человек, соприкасавшийся с мистической стороной, но никогда ничего не говоривший о ней. Лишь время от времени, описывая логику, он давал определенные указания, выявляющие, что он осознавал наличие в сущем намного большего, чем просто логика. В этой книге — «Трактат» — он говорит: «Не следует говорить ничего о том, что невыразимо».

Я написал ему письмо. Я был студентом и написал ему в письме: «Если вы правдивы, то не должны были говорить даже этого. Вы говорите: "Не следует говорить ничего про невыразимое", — но вы уже высказываете о нем что-то. Вы говорите: "Это невыразимо". Вы уже даете некое указание».

Мой профессор логики сказал: «Вы замучили меня, теперь взялись мучить людей вдали. Он живет в Германии... не ваше это дело — изводить людей».

Я сказал: «Я не извожу его, я просто говорю, что если он действительно подразумевает это, то ему следует устранить это предложение».

Он был одним из лучших умов. Даже его собственный учитель, Бертран Рассел, признавал его лучшим логиком, чем он сам. Но он так и не ответил мне, потому что ответить мне означало бы, что ему пришлось убрать то предложение из книги. У этого нет логической защиты. Что бы вы ни сказали, вы говорите что-то. Даже если вы говорите: «Ничего не может быть сказано об этом», — вы все же говорите кое-что об этом. Так что у логики есть свои тонкости.

Да Хуэй — это прекрасно обученный профессиональный логик, однако любой логик — если он подойдет к самому экстремуму собственного логического мышления — обязательно подходит к точке, у которой логика должна остаться позади, потому что логика заканчивается, а сущее продолжается. Но тогда вам придется заговорить другим языком.

Вместо того чтобы попросту сказать: «Есть только одно сущее, потому только одна личность», — в случае чего он знает, что совершит логическую ошибку, — он использует тот же прием, которым пользовались веками в этой стране. Он говорит: «Нет двух сущих, нет двух личностей». Он показывает одно, но не высказывая ничего об этом, просто отрицает дуальность, но, не утверждая единство, — потому что в тот момент, когда вы утверждаете единство, вы утвердили все множество чисел.

Это не что-то философское; теперь его утверждения становятся все более и более экзистенциальными.

Все мы — часть океанического целого. Наша разделенность — иллюзия.

Кроме нашей разделенности не бывает другой иллюзии, и благодаря разделенности есть проблемы всех сортов: враги, друзья, гнев, ненависть, любовь — все проблемы амбиций, борьбы, завоевания, доминирования, становления кем-то особенным.

Но в тот момент, когда вы постигаете, что нет ничего такого, что отделяет вас от чего угодно в сущем... не только от человеческих существ, но и от диких зверей, деревьев, птиц, звезд — все они часть органического целого. И я подчеркиваю слово органическое, потому что бывает целое двух родов.

Один — это механическое целое, например, ваш автомобиль, или ваш велосипед, или ваша пишущая машинка. Они обладают определенным единством, но оно механическое — вы можете разобрать их на части. Вы можете отделить каждую часть своего автомобиля: это не означает, что автомобиль умер, это просто означает, что вы должны сложить все те части опять вместе. И если вы делаете это, то это не будет означать, что автомобиль возвращается к жизни, — это не воскресение! Автомобиль не обладает никакой жизнью, это лишь механическое целое. Можете разбирать по частям, можете собирать части вместе: автомобиль — это не более чем полная сумма его частей.

Органическое целое отличается в том смысле, что оно больше, чем полная сумма своих частей. Если вы разобрали его на части, исчезает нечто невидимое. Тогда вы можете упорно стараться сложить все части опять вместе, но вы не вернете его к жизни снова. Хоть у вас снова и есть скелет, но скелет — это не то, чем был человек. Вы просто разобрали по частям и не заметили никакой пропажи. Но чего-то незримого для глаз больше нет. Вы можете идеально собрать все части вместе, но это будет лишь труп.

Механическое целое — вещь мертвая. Органическое целое — это живой феномен. Вот почему я подчеркиваю, что сущее есть органическое целое. Мы все — одно; нет другого.

Мастер Чжан Цзин сказал: «Предельная истина бессловесна». Почти невозможно сказать что-то об истине, не совершая ошибок. Сколь бы разумно вы ни попытались выразить ее, тем не менее, вам придется совершить ошибки, потому что просто нет возможности перевести предельное переживание в слова.

Чжан Цзин прав, когда говорит: «Предельная истина бессловесна», — но он также и ошибается. Если она действительно бессловесна, тогда зачем называть ее «предельной» и зачем называть ее «бессловесной», — это ведь тоже слово; вы используете два слова — «предельное» и «бессловесное». Несмотря на свою попытку показать нечто истинное — у вас доброе намерение, — сама природа языка такова, что вы не сумеете ухитриться, не наделать ошибок. Потому многие мистики и оставались безмолвными.

Истина бессловесна, это верно, — но не говорите этого. Говоря это, вы противоречите сами себе. Я предпочел бы немного окольный путь, — сказать так: «Где заканчиваются слова, вы вступаете в истину», — или: «Когда вы в абсолютном безмолвии, все, что вы переживаете, есть истина». Но вы не можете ничего сказать об этом. Сама природа языка не позволяет этого.

Коль скоро понятно то, что истина становится доступной для вас, когда вы в абсолютном безмолвии, как можете вы ухитриться привести то, что приходит в безмолвии, к низшему уровню языка?

Язык — это мирское; он был изобретен для мирских целей, для базара. Но для храма языка нет. В храме вы должны молчать. Совершенно правильно пользоваться языком, когда вы разговариваете о вещах, но в тот момент, как вы выходите за пределы вещей, вы должны попросту оставить язык позади.

Так что замысел у Чжан Цзина верный. Он — тот человек, который понимает, что говорит. Но я хочу, чтобы вы понимали одну вещь: все то, что высказывалось об истине, обязательно исполнено недостатков и изъянов. Вот наименее ошибочное утверждение: Предельная истина бессловесна. Нынешние люди не понимают этого: они насаждают практику других вещей, считая их достижениями. Они не знают, что внутренняя природа никогда не была смыслом объектов, что это врата тончайшего, чудесного, великого освобождения...

Мистики всегда осуждали своих современников — само собой, ведь те были людьми, которые неверно понимали их. Никто не осуждает мертвых, потому что никто не знает, понимают они вас или нет, слушают они вас или не слушают и знают ли они о вас хоть что-нибудь. Так что о мертвых ничего нельзя сказать. Но со своими современниками, живыми людьми, все мистики испытали эту проблему - то, что те не понимают.

Нынешние люди не понимают этого...

Да Хуэй не самый древний; только тысяча лет прошло с его времени. Но в Ригведах, которые являются древнейшими писаниями в мире, вы найдете то же утверждение: «Нынешние люди не понимают».

Гаутама Будда две тысячи пятьсот лет назад говорит то же самое. И, к несчастью, я должен сказать то же самое: нынешние люди не понимают. Это представляется постоянной ситуацией. Мистику предопределено быть неверно понятым, и, возможно, ситуация будет оставаться такой же в будущем, потому что все люди на свете не могут стать мистиками...

Очень хотелось бы, чтобы все в мире стали мистиками, искателями истины, но это слишком большая надежда. Даже самая оптимистическая личность не может представить, что весь мир однажды будет способен понять таинственный опыт духовной реализации.

Чжан Цзин прав: нынешние люди не представляют, что предельная истина бессловесна. Они продолжают задавать вопросы о ней — и есть люди, которые отвечают им. Есть мыслители, которые размышляют об истине. Это одна из самых невозможных вещей в мире: как можете вы думать об истине? — либо вы знаете ее, либо не знаете. Слепой, думающий о свете, — что может он думать? Разве есть какая-нибудь возможность? Он не может думать даже о темноте, что уж говорить о свете?

Я думаю, многие люди в мире никогда не учитывали того факта, что слепые люди живут не в темноте. Считается само собой разумеющимся, что слепой человек, бедный парень, живет в полной темноте, потому что у него нет глаз. Но вы не помните о том, что для того, чтобы видеть темноту, необходимы глаза. Как же вы увидите темноту без глаз? Я могу понять... когда вы закрываете свои глаза, вы видите темноту — поскольку у вас есть глаза. Слепой человек не закрывал своих глаз; у него нет глаз вообще.

Вы думаете, глухой человек живет в полном безмолвии? Тогда это было бы на самом деле счастьем, — ведь это и есть то, что разыскивают все мистики, — полное безмолвие. Если глухой человек живет в полном безмолвии, тогда проблема очень проста — зачем же продолжать заниматься ненужными медитациями, упражнениями йоги и делать всевозможные выкрутасы? Оставьте все это для цирка; просто сходите в госпиталь и удалите себе уши — и будьте в полном безмолвии!

Но вы не будете. В тот момент, когда ваши уши исчезнут, вы не сможете услыхать ни шума, ни тишины. В тот момент, когда ваши глаза исчезнут, вы не сможете увидать ни света, ни темноты. Так как же можете вы думать?.. Но все мировые мыслители делают одно и то же: люди задают вопросы, а великие мыслители находят ответы, — и все они сидят в одной и той же лодке. Ни спрашивающий не знает, что спрашивает, ни отвечающий не знает, что отвечает.

Истина — это переживание, не концепция. Это не что-то такое, над чем вы размышляете, обдумываете, а потом приходите к заключению. Это не ваше заключение.

Истина — это нечто такое... вы открыты, вы умолкаете, вы становитесь восприимчивыми, вы становитесь бессловесными... весь ваш ум приходит к полной остановке, и тогда то, что остается, и есть истина.

Быть омытым таким переживанием — это быть преображенным в новое существо. Это истинное воскресение. Истинное потому, что теперь вы никогда не умрете, теперь вы никогда не узнаете смерти. Теперь вы всегда будете знать, что такое жизнь, вечная жизнь. И это не будет только вашей жизнью. Это будет просто жизнь как таковая — не моя, не ваша.

Я тоже капля в том же самом океане, в котором капля и вы. В тот момент, когда капля падает в океан, вся разделенность исчезает.

...осознающего все, не окрашивая и не препятствуя. Этот свет никогда не прекращался... В тот момент, когда вы выходите за пределы слов и за пределы ума, вы узнаете нечто такое, что может быть обозначено как свет — ближайшей вещью к этому является наш опыт света, — но это гораздо больше.

Кабир говорит: «Как будто тысяча солнц взошли вокруг», — но даже и тысяча солнц будет только количественным различием. Одно солнце или тысяча солнц... различие не качественное, так что я позволю себе возразить ему.

Все, что можно сказать, — это то, что в нашем обычном опыте свет подходит ближе всего, чтобы стать метафорой такому переживанию. Но этот опыт качественно иной — не просто больше света — больше, чем свет. Это нечто такое, что может быть представлено светом в нашем обычном повседневном мире, — но даже свет, или любовь, или красота — все это просто метафоры, поэтические представления. Но настоящий опыт — качественно иной.

...осознающего все, не окрашивая и не препятствуя. Этот свет никогда не прекращался... Здесь Чжан Цзин, говоря: «Этот свет никогда не прекращался», — пытается указать качественное различие. Всякий известный вам свет зависит от горючего: вы зажигаете свечу, она горит целую ночь, но утром гаснет. Топливо закончилось, это зависело от топлива.

Ученые говорят, что наше Солнце дает свет всей Солнечной системе, нашей солнечной системе. Есть миллионы солнечных систем; есть миллионы солнц, и каждое солнце имеет свою территорию планет и лун — это солнечная система. У нашего Солнца своя солнечная система, и оно давало свет этой солнечной системе, по крайней мере, десять миллионов лет. Нашей Земле четыре миллиона лет, но даже солнце, огромный источник света, с каждым днем ослабевает. Количество, как бы ни было велико, должно закончиться однажды — хоть и говорят, что это не очень скоро.

Я слышал, на научной конференции ученый говорил: «Согласно моим расчетам...» — и ученые были не согласны с расчетами. Очень трудно подсчитать, сколько же еще энергии есть у Солнца. Все это вывод. Один ученый зачитывал научный доклад о том, на сколько же еще хватит нашего солнца, и он сказал: «По-моему, оно просуществует четыре биллиона лет, и не более этого. Такой максимальный предел я могу дать Солнцу; больше, чем на это, у него не может быть энергии».

Женщина, сидевшая перед ним, задрожала, тогда он забеспокоился, что с ней. Он спросил: «В чем дело, леди?»

Она сказала: «Повторите, что вы говорили, — сколько еще просуществует Солнце?»

Он сказал: «Оно просуществует, по крайней мере, четыре биллиона лет».

Она сказала: «Тогда все в порядке. Я боялась, что вы назвали четыре миллиона».

«Но для вас-то какая разница? Вы не проживете даже сорока лет, — сказал ученый пожилой женщине. — Вам не нужно беспокоиться, это не случится при вашей жизни. Вы уже давно скончаетесь».

И тогда, продлится это четыре миллиона лет или четыре биллиона лет, не составит никакого различия! Может, оно и не составляет никакого различия, но одно определенно: это не слишком отличается от свечи. Ваша свеча горит одну ночь, солнце горит биллионы лет, — но у обоих есть начало и есть конец. Так что это свет того же порядка, что и ваша маленькая свеча, которая горит всю ночь, а утром гаснет. Однако — Этот свет никогда не прекращался. Свет, который переживаешь, когда ум останавливается, это свет, который был всегда, вечный — без начала и без конца. Он не зависит ни от какого горючего. И это создает огромное различие, — качественное различие: он не зависим ни от какого горючего, он автономен. Благодаря автономности он будет продолжаться вечно.

И вступить в такой свет... это не похоже на обычное вхождение. Это почти слияние, таяние. Как лед тает в воде, вы таете в этом свете.

С прошлых эпох до нынешних он был ровным, никогда не изменяясь. Тончайшее озарение духовного света не зависит от развития и утонченности.

Этот духовный свет и есть то, что мы подразумеваем под просветлением. Тот, кто увидел этот свет, увидел окончательный исток самой жизни. Просто видя его, он становится им — потому мы зовем его просветленным. Теперь его сокровенное существо соединено с окончательным.

Это переживание просветления не зависит от развития. Оно не зависит от того, что вы делаете, — практикуете вы позы йоги или декламируете определенные мантры, читаете ли определенные священные писания, или поститесь, или занимаетесь бессмыслицей любого иного рода. Оно не зависит от того, что вы делаете, — оно уже тут. Это не вопрос культивирования и не вопрос целеполагания. Оно недалеко от вас, так что дело не в том, чтобы отправляться на поиски этого. Оно внутри вас.

Нужно прекратить любые поиски, лишь тогда вы найдете его. Все амбиции нужно разрушить; все желания, все стремления, все цели должны исчезнуть. Вы просто сидите, здесь и сейчас, — даже в своих мыслях... лишь сидите молча, спокойно, неподвижно, никуда не спеша, — расслабленные, полностью центрированные... и внезапно это все тут.

Вместе с переживанием осознанности, что оно всегда было тут. Оно не зависит ни от какого вашего действия. Никакая молитва не поможет, никакое поклонение огню не поможет, никакое чтение писаний не поможет. Помогает разве что прекращение всякой активности тела, и ум всего несколько мгновений пребывающий внутри себя, здесь и сейчас, просто пребывающий дома... и он взрывается с такой потрясающей силой, что то, что люди видели в Хиросиме и Нагасаки, — это всего лишь далекое эхо. Это был огромный свет, согласно свидетельствам, как будто само солнце спустилось в Хиросиму — до того он был ярким.

Но тот свет, что внутри вас, гораздо более необычен — качественно, — потому что у него есть много аспектов, которых нет у другого света. Любовь — это один из его аспектов, красота — это один из его аспектов, милость — это один из его аспектов, благодать — это один из его аспектов. И этот свет не горячий, он прохладный.

Вам не нужно никуда идти, не нужно искать его. Не культивируйте ничего; то, что вы разыскиваете, уже здесь — только вы не можете видеть его — вы держите его у себя за спиной. Просто развернитесь и загляните внутрь.

Из своего непонимания люди улавливают лишь формы вещей — это совсем как при растирании глаз искусственно вызывается появление оптических иллюзий. Вы можете, растирая себе глаза, вызвать иллюзии. Например, есть одно солнце или одна луна, но вы можете растереть себе глаза и увидеть три луны — все это зависит от вас.

Один человек привел своего сына в пивную. Он был хорошо известным пьяницей в той округе, и его сын уже подошел к тому возрасту, когда он захотел обучить его, как можно напиться без вреда. Оба они взялись за питье, и после нескольких стаканов отец сказал сыну: «Погляди на тех четверых человек, сидящих рядом, за другим столом...»

Сын сказал: «Четверых? — Там сидит только один человек».

Отец воскликнул: «Боже мой! Я уже прозевал предел. Но ты все же можешь усвоить поучение: прежде чем зайти в пивную, оглядись кругом, смотри, как следует, и как раз перед тем, как один человек начинает раздваиваться, — это и есть время остановки. Я уже прозевал, мне надо было... один человек выглядит как четверо! А ты что делал? Ты пил или нет?»

Мальчик боялся, поэтому он не стал пить. Он просто притворился — отец напивался, а он делал вид, — просто посмотреть, что случится. Он сказал отцу: «Пошли домой. Ты уже перешел свой предел. Ты видишь в удвоенном количестве!»

Я слыхал о другом пьянице, которому путь домой, преградил телеграфный столб. Он пытался изо всех сил, и так и этак, но столб все время вставал перед ним и он ударялся об этот столб. Он воскликнул: «Это уже слишком. Я никогда не видел столько столбов прямо перед моим домом».

В конце концов, полицейский, наблюдая за ним, почувствовал жалость, подошел к нему и спросил: «В чем дело?»

Тот сказал: «В чем дело? Меня окружают телеграфные столбы, куда бы я ни двинулся, я тут же ударяюсь о столб».

Полицейский сказал: «Подожди, я попробую вывести тебя. Ты и впрямь окружен множеством столбов».

А тот человек сказал: «Еще сегодня вечером, когда я выходил, там был один столб, как всегда. Откуда же взялось столько столбов?»

И человек... полицейский проводил его к дому. Так как он всегда являлся домой поздно, жене это надоело, и она вручила ему ключ: «Возьми ключ и, когда приходишь, не беспокой меня, тихонько открой дверь, иди к себе в спальню и засыпай. Хватит уже борьбы и ссор; мы сделали достаточно, и это ни к чему не привело. На самом деле, чем больше я борюсь, тем больше ты пьешь».

Он упорно старался, полицейский видел это, но обе его руки тряслись, так что ключ не попадал в замок. Жена выглянула из окна и спросила: «В чем дело, ты потерял ключ?»

Он сказал: «Нет, я не потерял ключ. Кажется, что-то не в порядке с замком. Если можешь, брось мне другой замок, может, я смогу открыть его».

Полицейский сказал: «Не глупи. С замком все в порядке, и даже если тебе удастся открыть другой замок, это не поможет. Могу я помочь тебе?»

Тот сказал: «Ты можешь помочь. Придержи этот дом хоть на миг, — здесь, кажется, происходит большое землетрясение. Дом шевелится, а из-за дома шевелится замок, — я двигаю ключом... мне не удается вставить его в замочную скважину».

Не одни пьяницы видят много вещей. Даже в нашем обычном опыте мы видим много вещей, которых нет. Вы видите красивую женщину или красивого мужчину и вступаете в брак, а через неделю не видите никакой красоты, вы просто не желаете видеть той женщины вообще — и она тоже не желает видеть вас. Любовь превращается в ненависть за неделю. К выходным любви конец — вы подошли к самому концу. Это пять рабочих дней, поэтому за два выходных дня вы находите кого-то другого.

Что происходит, когда вы видите столько красоты? Разве вы ведете себя иначе, чем пьяница? Есть тут красота или это вы проецируете ее? Не ваше ли это вожделение создает красоту? Постарайтесь понять: это вы проецируете красоту, вот почему красота заканчивается, когда ваше вожделение осуществилось. Тут никогда и не было ничего, это во-первых. Вам удалось вообразить ее, но это ваша биологическая страсть дала вам иллюзию.

И то же самое верно для бедной женщины: она смотрела на вас, словно вы были Александром Великим, а через семь дней она обнаруживает вас третьесортной мышью, безо всякой ценности. Вы оба попали в ад, и оказывается, вам теперь трудно избавиться друг от друга.

И это не дает вам никакого опыта: если вы как-то сможете удрать от этой женщины, и эта женщина сможет удрать от вас, — вы немедленно влюбитесь в другую женщину, а она влюбится в другого мужчину. Одну и ту же историю можно повторять всю свою жизнь, и вы по-прежнему не будете осознавать, что это ваши проекции.

Человек, который осознает, может видеть только реальность. В противном случае, все, что вы видите, есть ваша собственная идея; вы видите то, что вы желаете увидеть. Если вы видите реальность, тогда не бывает крушения, потому что реальность остается такой, как есть. Но ваши проекции не могут оставаться.

Пьяница — просто совершенный пример всех ваших опытов... и не только символ, но почти точно тот же случай. Теперь ученые говорят, что, если вам введут немного больше гормонов, то, что вы видите вокруг себя, тотчас станет другим. Например, вы видите женщину как безобразную. Если вам ввести чуть больше гормонов, делающих вашу мужественность более витальной, тотчас же безобразная женщина начнет выглядеть как Софи Лорен: «Боже мой, откуда здесь взялась Софи Лорен!»

Те гормоны воздействуют на ваши глаза, вашу чувствительность; они принуждают ваш ум видеть то, чего нет. Любую любовную связь можно разрушить без всякого затруднения.

У одного из моих студентов была большая любовь. Всякая любовь бывает большой; нет смысла говорить «большая любовь». Это был очень интеллигентный студент, а отец девушки был военным, полковником, который заявил, что если заметит мальчишку возле своего дома, то застрелит его. А он был опасным человеком, за ним были известны вещи похуже этого. Так что тот не мог даже пройти рядом с домом девушки.

Чем больше ему препятствовали, тем больше его ум проецировал, мечтая беспрерывно. Он спросил меня: «Что делать? — ведь тот старый полковник такой идиот, он может выстрелить. Целый день он продолжает чистить свое ружье. Я смотрю издалека, чем он занимается, но всякий раз, как вижу его, он чистит ружье, как будто он только это и делает».

Он был отставником... и просто по старой привычке, — ему больше нечего было делать. Было известно, что он опасный тип. Можно предупредить кого-то, чтобы не приближался, но этот человек мог бы застрелить его на месте. Он сказал ему: «Если я увижу тебя возле моего дома, тогда, чем бы это ни грозило, я застрелю тебя».

Я сказал: «Я знаю одного врача. Самое лучшее для тебя — это пойти к врачу».

Он спросил: «Что может врач поделать с этим?»

Я сказал: «Ты проделаешь одну вещь. Врач уберет некоторые гормоны у тебя или даст тебе антигормоны».

Он воскликнул: «Боже мой, что же тогда произойдет?»

Я сказал: «Что произойдет? Твоя большая любовь исчезнет. Старому полковнику нет нужды зря тратить патрон. Нет необходимости. Пускай чистит свое ружье».

Он сказал: «Прежде я считал странным его, — однако вы, кажется, еще более странный. Что это за совет вы даете мне?»

Я ответил: «Таков единственно верный совет. Это не что иное, как гормоны. Сколько раз ты видел девушку?»

Он сказал: «Не много. Из-за него это очень трудно».

Я сказал ему: «Проконсультируйся у любого врача или же профессора биохимии в университете. Это простое явление, тут нет ничего особенного. Это лишь гормональное влечение. Но ты попал в замешательство; ты считаешь, что у тебя любовь. Это гормоны разыгрывают с тобой свои шуточки».

Все ваши чувства находятся под воздействием вашей биологии, физиологии, ваших гормонов, вашей химии, и вашу жизнь окружают всевозможные иллюзии. Только человек реализовавшийся видит вещи, как они есть.

Вы не можете видеть вещи такими, как они есть. Вы можете видеть вещи лишь такими, какими вы хотите видеть их или, быть может, какими ваша физиология, ваша биология, ваша химия заставляют вас их видеть. Коль человек выходит за пределы ума, он выходит также и за пределы биологии, за пределы физиологии: все это части его ума.

Познание света из-за пределов, познание истины, бытие истиной и слияние в единое органичное целое — все это произойдет внутри вас. Никто другой не будет знать об этом, — но неожиданно ваше восприятие мира переменится. Ваши властолюбивые амбиции исчезнут, ваши денежные амбиции исчезнут; ваши иллюзии о красоте исчезнут. Вы увидите красоту совершенно иным образом. Вы увидите жизнь не в окружении смерти.

Весь этот мир будет оставаться тем же самым, но для вас он не будет больше тем же, потому что вы изменились. Ваша перемена, ваша трансформация будет изменять весь мир. Вы увидите вещи в новом свете.

Не будет привязанности; не будет желания захватить; не будет алчности; не будет зависти. А когда всего этого яда больше нет, ваша жизнь становится полной безмерной благодати, потрясающей радости... сплошным светом, который начнет лучиться от вас, который будут чувствовать те, кто восприимчив к нему. Он может включать то же переживание и в других. Он может стать цепной реакцией.

Вот как это переходило от мастеров к ученикам. Это не передавалось через слова; это передавалось через присутствие, через энергию. Все, что необходимо на пути ученика, — это открытое сердце, без ожиданий, без предубеждений — лишь простое, безмолвное, открытое сердце. И если мастер — человек просветленный, его огонь может положить начало вашему собственному внутреннему пламени; его огонь может зажечь вас, воспламенить.

Вот как испокон веков от мастеров к ученикам передавался свет, передавалась истина. Они говорили, но их речь была только сетью, чтобы ловить ваши умы. Вашим умам нужны слова, а если они смогут поймать ваши умы, тогда существует возможность, что вы начнете подходить все ближе и ближе. Тогда и без вашего осознания в любой момент огонь от сердца мастера может перескочить на вас. Тогда будет уже поздно, вы не сможете сделать ничего. Это произошло.

Теперь все, что вы можете делать, — это предоставлять огню, перескакивать на других. Нет пути сбежать от этого огня, потому что, на самом деле, это ваш собственный огонь; он был просто задавлен горами мусора. Благодаря вашему доверию, благодаря вашей любви, благодаря тому, что вы обладаете безусловной верой и открываете свое сердце без всякого страха, огонь мастера может сжечь весь ваш мусор, и ваш собственный огонь может начать существовать так, как это должно быть.

Коль скоро вы узнали свой собственный огонь, свой собственный свет, свое собственное цветение, жизнь — это такая удовлетворенность. Только одна вещь остается после этого, — и это постоянная благодарность, признательность. Я называю это единственной молитвой. Она не имеет слов, лишь чувство глубокой признательности к сущему.

— Хорошо, Маниша?

— Да, Мастер.