ГЛАВА XVI Традиции язычников и народные поверья о загробной жизни. Видения

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА XVI

Традиции язычников и народные поверья о загробной жизни. Видения

С языческими мнениями и народными поверьями о душах людей умерших и их явлениях стоят в близкой связи все рассказы о состоянии людей за гробовой доской, которые передаются ожившими и как бы пришедшими с другого мира.

Ожившие язычники и некоторые из христиан подробно рассказывали, что видели и слышали за гробом.

Ерос из Памфилии[247], раненый в сражении, чрез 10 дней скончался и принесен мертвый в дом. Через 2 для хотели положить его на костер и сжечь, как вдруг он ожил и рассказал, как судят людей после смерти: «Добрых награждают, а злых осуждают». Он сказал потом, что душа его, отделившись от тела, находилась в обществе многих других в хорошем месте, похожем на дом, в котором были две двери; в одну из них входили пришедшие с земли, другая вела на небо. Он видел здесь двух судей, которые оценивали все дела пришедших с этого мира, и добрых посылали — направо вверх, а грешников — налево вниз; каждый на спине носил надпись, из которой видно было, что хорошего или дурного сделал он. Следовательно, видна была причина осуждения или оправдания.

Когда очередь дошла до Ероса, судьи сказали, чти он должен возвратиться на землю и рассказать людям, что делается в другом мире, и потому он должен заметить все это хорошо, чтобы верно передать дело живым. Он был очевидцем несчастного состояния злых, которое должно продолжаться 1000 лет, и радостного состояния добрых. Он говорил, что добрые и злые за свои добрые или худые дела получали награду и подвергались наказанию, которые превышали в 10 раз меру добродетелей или грехов.

Он слышал, между прочим, как на вопрос судом: «Где Андей из Памфилий — страшный преступник и тиран»? — слуги отвечали: он лишился жизни Потом, как увидел Ерос, с большим усилием явился Андей у большой двери и брошен был в бездну вместе с другими ему подобными, которые осуждены на тысячелетнее мучение, и тем более и глубже погрязали туда, чем более старались высвободиться оттуда.

Далее он видел трех Парок, дочерей необходимости или судьбы: Лахезис, Клоту и Антропу. Лахезис рассказывала прошедшее, Клота — настоящее, Антропа предсказывала будущее. Души должны были являться к этим трем богиням. Лахезис бросала жребий вверх и каждая душа хватала тот, который могла достать; кроме этого, каждая могла избирать еще род жизни, согласной с правдою и разумом.

Кроме этого, он видел души, которые желали перейти в животных. Душа Орфея из ненависти к женскому полу, который способствовал его смерти, превратилась в лебедя; Тамприс — в соловья; Аякс, сын Теламона, перешел во льва из ненависти к несправедливости Греков, отказавших ему воспользоваться оружием Гектора, которое следовало ему по смерти Троянского героя. Агамемнон, наскучив превратностями жизни, превратился в орла; Аталан сделался атлетом из любви к славе, которой пользуются атлеты: Терзит, — безобразнейший из смертных, принял вид обезьяны; Улисс, испытавший много в жизни, сделался частным человеком. С трудом нашел он жребий для такого рода жизни; он случайно увидел его лежащим незаметно на земле и с радостью схватил его.

Ерос видел также, что души животных переходили в тела людей, и что души злых людей переходят в тела животных диких и свирепых, а души праведных в тела домашних и кротких животных.

После этих переходов душ, Лахезис назначила каждому стража или хранителя, который руководил его и охранял его жизнь. После этого Ерос приведен к реке забвения, которая погашала все воспоминания о чем бы то ни было, но ему запретили пить из нее воду; в заключение всего Ерос сказал, что он не знает, как возвратился опять в этот мир.

Платон, рассказав эту басню, как он называет ее, заключает, что душа бессмертна, — и мы для достижения счастливой жизни должны жить по закону, который прямо указывает нам на небо, где мы будем блаженствовать целые тысячи лет.

Отсюда открывается: і) что человек может долго жить без всяких признаков жизни, без дыхания и без пищи; 2) что Греки верили в переселение душ, блаженство праведных и тысячелетнее мучение грешников: 3) что предопределение не препятствует человеку делать добро или зло; 4) что каждый человек имеет гения или духа-хранителя, который охраняет и руководит его. Они верили в суд за гробом и в то, что души праведных блаженствуют в так называемых елисейских полях.

Греки верили также, что люди умирают по определению богов. Так, Лукиан[248] говорит: когда Евкрат был представлен в подземное царство Плутона, последний рассердился на того, кто представил Евкрата и сказал: «Евкрат еще не совершил своего пути, ему еще не пришла пора — отозвать Демилия, которого дни жизни уже сочтены». Так Евкрат опять возвратился в мир и сказал, что Демилий скоро умрет. Между тем, прежде чем Евкрат ожил, Демилий слег в постель от незначительной болезни, — и едва Евкрат упомянул о Демилии, как послышалось рыдание оплакивающих смерть Демилия. Лукиан издевается над этим рассказом и замечает, что в его время это было общим убеждением. Здесь же он упоминает о человеке, ожившем по истечении двадцати дней.

Плутарх в своем сочинении «О душе» передает подобный факт об Енархе[249]. Енарх умер, потом ожил и рассказывал, что демонов, похитивших его душу, весьма упрекал верховный их владыка. Тут они спохватились, что не Енарха, а Никандра они должны представить. Владыка послал их к Никандру, который заболел лихорадкой и в тот же день умер. Плутарх слышал этот рассказ из уст самого Енарха, который, в подтверждение своих слов, сказал: «Ты непременно скоро выздоровеешь от болезни, которой страдаешь».

Все традиции о загробной жизни, сохранившиеся у Гомера, Виргилия и других писателей Латинских и Греческих, без сомнения заимствованы первоначально у Египтян, от которых Греки получили и религию.

То, что Греки называли адом, геенной или царством Плутона, Египтяне обозначали словом: Аментес, т. е. получающий и отдающий; они думали, что Аментес принимал души умерших людей и выпускал их опять, когда возвращались они в мир; душа умершего переходила сперва в земное, потом водяное животное, после этого в птицу, далее она оживляла все роды животных; наконец, по истечении 3000 лет, возвращалась в тело человека.

От Египтян Орфей, Гомер и другие Греки заимствовали взгляд на бессмертие души, а также идею о пещере Нимф, описанной Гомером; поэт говорит, что пещера имеет две двери — одну на север, через которую входили в пещеру, — другую на юг, через которую выходили из пещеры.

Теспезий из Солоса, что в Сицилии, очень хорошо знакомый Плутарху[250], большую часть жизни провел в невоздержности и сладострастии и до того истощился, что для продолжения жизни прибегал к самым дурным средствам; он опять приобрел себе способность, но при этом потерял все благородные чувства. Амфилохийский оракул, к которому он обратился за советом, сказал, что его обстоятельства улучшатся после его смерти. Спустя несколько времени он упал с кровли дома, сломал шею и умер. Через три дня его хотели похоронить, как вдруг он ожил и так изменил свой образ жизни, что его никто не узнавал более, и в Сицилии не было ни одного человека столько благочестивого, справедливого и доброго, как Теспезий.

Когда его спрашивали о причине перемены жизни, он отвечал, что, когда умер, то чувствовал себя так же, как чувствует себя лоцман, брошенный с корабельного борта в море, потом его душа поднялась к звездам, чрезвычайная величина которых и поразительный блеск крайне удивляли его; здесь он видел. что души, оставившие тело, подымались в воздух и заключались в ядро или огненный вихрь; одни из них подымались с неимоверною быстротою вверх, другие вертелись в воздухе, — то подымались быстро вверх, то опускались вниз с такой же скоростью. Ему представилось, что большинство душ выброшено из ядра и послышались стоны и страшные рыдания выброшенных, а меньшинство поднялось вверх и очень радовалось. Наконец он заметил, что Адрастея, дочь Юпитера и Ананки, т. е. необходимость, не оставляла никого ненагражденным или ненаказанным. Все это он рассказал очень ясно и упомянул о некоторых наказаниях, которым подвергались грешники.

Далее, с ним встретился его знакомый и сказал ему: ты не умер, но душа твоя, по воле Божией, оставив тело, пришла в это место. Наконец, она возвратилась в тело.

В этом рассказе два понятия: о душе, которая оставила свое тело на три дня, потом возвратилась в него и продолжала свою деятельность и 2) о верности слов оракула, который обещал Теспезию лучшую жизнь после его смерти.

В Сицилийской войне[251] между Цезарем и Помпеем взят в плен Габиен, начальник Флота Цезарева, и по приказанию Помпея обезглавлен. Оп пролежал целый день на берегу моря; его голова была почти отделена от туловища; к вечеру он ожил и просил Помпея прийти к нему или прислать кого-нибудь из близких к нему, потому что он пришел из подземного мира и хочет сообщить Помпею нечто очень важное. Помпей послал своих друзей, которым Габиен объявил, что дело Помпея приятно богам подземного мира, что война кончится в пользу Помпея, и что он пришел уведомить Помпея по воле богов, и в доказательство истины сказанного заметил, что он сейчас умрет, как и случилось. Между тем известно, что дело Помпея не имело счастливого исхода: Помпей поражен, а Цезарь возвратился победителем с поля сражения.

Приведенные рассказы доказывают, что вера в бессмертие души, в ее загробное существование была развита и у язычников. Язычники верили, что за гробовой доской оканчивается только жизнь и деятельность тела, которое по своей материальности возвращается в землю, превращается в вещество, превращаясь в первоначальные элементы, из которых оно составлено; а для души за гробовой доской настает новая жизнь и, пожалуй, деятельность. Отделившись от тела, душа должна была явиться на суд богов и, выслушав приговор, отправиться туда, куда богам угодно. Души добрые, вместе с телом проводившие в этом мире жизнь честно и добродетельно, награждались в загробном мире; они подымались вверх — в жилище богов и там радовались и блаженствовали. Каждая добрая душа избирала тот жребий, которого желала; оттого одни превращались в животных, другие становились атлетами и т. п.

Напротив, души злые, т. е. такие, который вместе с телами в здешнем мире запятнали свою жизнь пороками, нечестием, такие души являлись на суд богов, осуждались ими и низвергались вниз, в бездну, ад, аментес или дуцак, где эти души мучились целые тысячи лет и оплакивали прошедшую жизнь.

Эта вера была присуща религии Персов, Египтян, Индийцев, Греков и Римлян. Ее разделяли и лучшие мыслители язычества — философы. После этого неудивительно, что Платон, рассказав басню об Еросе и не доказав ее достоверности, подлинности, спешит прямо к заключению, что душа бессмертна, и что нужно жить по закону для того, чтобы наследовать блаженство и жить вместе с богами. Так же относится к делу и Плутарх. Лукиан прямо говорит, что вера в бессмертие души, в суд богов была общим убеждением тогдашнего времени.

Что же сказать теперь об этих рассказах? Платон свой рассказ об Еросе прямо называет басней и потому эту басню можно принимать и не принимать за истину. Платон привел ее только с тем, чтобы перейти к заключению о бессмертии души. Для цели, которой задался Платон, было все равно, Ерос ли ожил и рассказывал о состоянии загробной жизни, или кто-нибудь другой; Платон указал на лицо (может быть, выдуманное или умершее, но не оживавшее) потому только, что такой метод для передачи фактов гораздо удобнее или, может быть, этот рассказ быль в ходу и Платон воспользовался им для своей цели. Лукиан рассказал басню и тут же осмеял ее, как нелепость, которой верила толпа, масса народная. Плутарх искренне верит переданному им рассказу.

Рассказы об оживавших и говоривших о разных состояниях души за гробом встречаются и в истории из эры христианской. Мы приведем несколько таких рассказов.

В деревне Туллии, лежащей неподалеку от Иппоны, Курмкуриал (т. е. квартальный) заболел и впал в бесчувственность, продолжавшуюся несколько дней, по истечении которых он открыл глаза и спросил: что случилось с Курмом-кузнецом из этой же деревни? Ему отвечали, что кузнец Курм скончался в то самое время, как он проснулся от бесчувственного состояния.

Тут проснувшийся рассказал все виденное им и слышанное. «В то самое время, сказал он, как я возвращался в эту жизнь, я слышал приказание, по которому не Курма-куриала, а Курма-кузнеца нужно отозвать от здешнего мира в другой мир. Я видел там очень многих знакомых и незнакомых. Одни из виденных мною знакомых давно уже умерли, другие и теперь еще в живых; я видел также многих знакомых и незнакомых духовных, которые советовали мне отправиться в г. Иппону и принять там Святое крещение от тамошнего Епископа Августина. Я отправился в Иппону, принял крещение от Августина и потом явился в рай, в котором не позволили долго оставаться; мне сказали, что если я хочу быть в раю, то для этого предварительно должен креститься. Я крайне удивился и сказал: «Да я же принял крещение»; но мне на это заметили, что я крестился только в видении (in der Vision), тогда как нужно на самом деле, а не в видени идти в Иппону и там принять крещение». Оправившись от болезни, он пошел в Иппону и в числе других оглашенных принял крещение.

Августин узнал случайно об этом через два года, пригласил к себе Курма, выслушал от него рассказ и записал[252].

Когда Сильвий, Епископ Альбский[253], впал в бесчувственность вследствие болезни, его сочли мертвым, омыли, облачили, положили на носилки и целую о нем ночь провели в молитве; на следующее утро он проснулся как бы от глубокого сна; открыв глаза, Сильвий поднял руку к небу и, вздохнув, сказал: «О, Господи, зачем Ты возвратил меня в эту плачевную юдоль?» — и больше ничего не сказал.

Через несколько дней он сказал, что два Ангела проводили его на небо, где он видел блаженство рая, из которого его удалили против его воли с тем, чтобы он еще пожил. Григорий Турский клянется Богом, что он слышал этот рассказ из уст самого Сильвия.

В Рейхенау (Reichenau) монах Фетин (живший еще в 824 году) заболел и, лежа в постели, закрыл глаза. Он не успел еще уснуть, как увидел страшного демона, который показывал ему различные виды и орудия мучений и угрожал подвергнуть Фетина этим мучениям. Тут же заметил он множество других злых духов с различными орудиями, приготовлявших ему гроб.

Далее ему казалось, что в его келью явились строгие лица в орденской одежде и прогнали демонов. Тут-то Фетин заметил у своей постели светоносного Ангела, который взял его за руку и проводил его по очень приятному пути между чрезвычайно высокими горами, у подошвы которых стремительно протекала огромная река, наполненная множеством мучившихся грешников. Здесь он видел многих знакомых и между прочими прелатов и невоздержных священников, которые были привязаны к столбу и поджигаемы пламенем; жены, соучастницы их грехов, испытывали то же мучение насупротив их.

Он увидел далее монаха-скрягу, который осужден был на страдание в свинцовом гробе до судного дня. Он заметил потом аббатов, Епископов и между ними Карла Великого, которые осуждены были страдать, в продолжение известного числа лет, в огне. Наконец, он видел блаженство святых на небе. После всего Ангел Господень пояснил ему, как гнусны бывшие тогда обыкновенными, но в глазах Божих ненавистными, грехи, между которыми упомянул о Содомском грехе, как самом преступном.

По оффиции Аббат ночью посетил больного, который рассказал ему все виденное подробно. Аббат записал рассказ. Предсказав, что его смерть настанет через три дня (что и случилось), Фетин поручил себя молитве собратий, приобщился Св. Тайн и почил в мире 31 октября 824 года.

Знаменитый Гинкмар[254], Архиепископ Реймский, в своих окружных посланиях к подведомым ему епископам и благоверным своего диоцеза, передает подобный рассказанному факт. Его знакомый Бертольд, заболев, приобщился Св. Тайн и в течение 4-х дней не принимал вовсе пищи; на четвертый день он до того ослабел, что не обнаруживал никаких признаков жизни. Около полуночи он позвал жену и просил ее поскорее пригласить духовника. Священник приближался только к дому, как Бертольд сказал жене: «Приготовь стул, священник идет уже». Когда вошедший священник прочитал молитву, Бертольд отвечал на молитву и рассказал виденное им:

«Оставив мир, я видел сорок одного епископа и между другими Еббо, Леопарделия и Енея; все они, одетые в грязные одежды, то горели в огне, то зябли от стужи невыносимой. Еббо сказал мне: «Иди к моим друзьям и скажи им, чтобы они принесли за нас бескровную жертву». Я повиновался. Возвращаясь назад, я видел их исполненными радости. Далее видел короля Карла (вероятно, Лысого, умершего в 875 году), снедаемого червями. Карл просил меня сказать Гинкмару, что Гинкмар может помочь ему в горе, Гинкмар принес бескровную жертву, и Карл почувствовал облегчение. Я заметил потом Епископа Орлеанского и четырех демонов, которые сперва окунули его в кипящей смоле, а потом бросили его в леденящую жидкость. О нем просили, и он получил облегчение. Потом видел я графа Отер, точно так же страдавшего. Я просил жену графа, друзей и вассалов молиться о графе, — и он освободился от мучений. Бертольд приобщился после этого Св. Тайн и почувствовал себя лучше — с надеждою прожить еще четырнадцать лет, как сказал ему руководитель, показавший ему все рассказанное.

Следующий факт случился с реформатом в 1689 г.[255] Йоркский чиновник Генрих Батц (Batz) умер от удара в 15-е августа и положен во гроб в 17-е августа с тем, чтобы похоронить его, так как никто не подозревал в нем ни малейших признаков жизни. Между тем, к удивлению всех и к ужасу некоторых, когда его хотели опустить в яму, он поднял такой крик, что испугал всех участвовавших в погребальной процессии, и его тотчас освободили из гроба. Опомнившись, он рассказал много поразительных случаев, которые открыты были ему в двадцатичетырехчасовом экстазе.

Подобных примеров можно было бы привести очень много, но для нашей цели и этого достаточно.

Теперь спрашивается, что за счастливцы, которые умирали для того только, чтобы ожить и насказать столько чудесного, виденного ими в загробной жизни? Действительно ли они умирали, и действительно ли они видели за гробом то, что передавали? Вот вопросы, которые необходимо здесь решить. Наука признала за несомненную истину тот факт, что действительно умерший человек ни в каком случае, по естественным законам, не может ожить, или воскреснуть. Если же так, если действительная смерть не может возвратить человека к действительной жизни, как признала наука, то каким образом эти индивидуумы оживали и действительно ли они оживали? Из истории, из различных хроник, из записей и летописей и даже из судебных актов известно, что многие лица умирали, потом через несколько времени оживали. После долгих исследований и наблюдений наука решила, что те лица, которые умирали и оживали, были не действительно умершие, а только обмершие и в доказательство представила весьма много теоретических соображений, основанных на фактических данных.

Так как причины обмирания и его виды подробно рассмотрены нами в трактате «О вампиризме», то мы упомянем здесь только о некоторых видах обмирания. Часто простой несмертельный обморок, которому часто подвергаются беременные женщины, экстаз, истерика и летаргия признаются за действительную смерть. Можно было бы привести очень много примеров впавших в обморок, в бесчувственость беременных женщин и погребенных: но мы считаем лишним, потому что факты такого рода очень известны, да и изложены в отделе о вампирах. Не только впрочем женщины, но и мужчины впадали в обморок и были принимаемы за умерших. Для обморока женщин большей частью находилась всем понятная причина, напр. беременность; но причина обморока мужчин часто оставалась неизвестной и потому мужчин, впавших в обморок, чаще считали действительно умершими, чем женщин. Впадавшие в экстаз мужчины и женщины оставались в нем иногда очень долго, не обнаруживая при этом никаких признаков жизни. Аскет Таулер говорит, что экстаз может продолжался непрерывно неделю, месяц и даже год. Одна аббатиса в экстазе лишилась естественных функций и в этом состоянии оставалась тридцать дней кряду без принятия пищи и без малейших признаков жизни. Иероним Кардан, по его уверению[256], ничего не чувствовал в исступлении, — ни наносимых ран, ни толчков, ни крику. То же нужно сказать и об истерическом состоянии. В этом состоянии многие женщины лишались чувств и языка; сердцебиение прекращалось. Гален упоминает об одной женщине, которая оставалась в истерике в течение шести дней[257], а некоторые — в течение десяти дней оставались без движения и чувств, без дыхания и без всякой пищи. Но особенно часто летаргическое состояние принимают за действительную смерть, потому что летаргический сон по своей продолжительности и по своему характеру во многом походит на действительную смерть. Рассказывают, что Виллиам Фокелей[258]спал четырнадцать дней. Говорят, что во время Григория II-го, один ученик в Любеке спал семь лет. По словам Лилия Гиральда[259], один крестьянин спал целую зиму и весну. При настоящем состоянии науки нельзя объяснить причин такого продолжительного сна, но что он возможен, — это несомненно.

Кроме этого, к числу действительно умерших относят также обмерших от сильного волнения крови, которое иногда случается от горячек, от принятия яда, от эпидемических болезней и т. п., а также умерших насильственно, задушенных, ушибленных и задохшихся в воде, тогда как эти обмершие или мнимо умершие иногда оживают или при помощи медицинских операций или без всякой помощи.

Из этих замечаний видно, что часто только обмерших принимают за действительно умерших, и что очень могло статься, что Ерос, Теспезий и Кутрат и им подобные, которые ожили, были не действительно умершие, а только обмершие. Ерос, как мы видели, был ранен, пролежал больной десять дней и наконец умер, но против всякого ожидания через два дня ожил, когда его положили на костер, что очень важно при решении вопроса. Основательное решение вопроса: почему Ерос скончался от раны через 10, а ожил чрез два дня — вполне принадлежит специалистам по части медицины. С своей стороны мы выскажем только свое практическое наблюдение. Мы думаем, что Ерос впал в бесчувственность от сильного истечения крови, от ослабления мускульной и желудочной системы и, пожалуй, от неподвижности. В течение двух бездеятельных дней эти системы так окрепли, устоялись, сердце прекратило биение от истощения крови, все не повредилось; от сильных пинков во время несения к костру деятельность указанных систем несколько возбудилась, а при возложении на костер совершенно пробудилась. Наше объяснение слишком поверхностное и может быть легко опровергнуто; но мы его и не отстаиваем, потому что для нас важно только то, что Ерос был недействительно умерший и потом ожил. О Кутрате и Енархе нам известно только, что они умерли, но предшествующие обстоятельства смерти нам совсем неизвестны и потому мы никакого суждения об их смерти произнести не можем. Теспезий умер от ушиба и потому неудивительно, что он мог ожить. Ушибленные могут оставаться живыми очень долгое время, не действуя вовсе чувствами. Один матрос, упав с мачты, лежал очень долгое время без обнаружения признаков жизни, которую обличало только едва заметное дыхание. Когда осмотрели его, то оказалась на голове вогнутая от ушиба часть черепа, и как только привели ее в нормальное положение, в человеке обнаружились признаки жизни. Дело в том, что эта вогнутость останавливала движение больших полушарий мозга; обмерших таким образом чаще всего принимают за действительно умерших, тогда как их легко можно оживить[260]. К категории обмерших таким образом относятся Габиен и Батц. О Курме, Сильвие и Бертольде положительно известно потому, что прямо сказано, что они впали только в бесчувственность от сильного истощения. Очевидно, что они не были действительно умершими, а только были без памяти, как обыкновенно говорят, без чувств и т. д.

Если же так, если все они и им подобные были не действительно умершие, а только обмершие, то откуда же они взяли эти рассказы, которыми они угощали всех и каждого, когда ожили, ужели эти рассказы выдуманы ими с недоброй целью? Обмана нельзя предполагать уже потому, что каждый такой индивидуум, ожив, начинает вести жизнь гораздо лучше прежней. Итак, что же это, если они не были в другом мире и, конечно, ничего не видели? Прежде всего обратим внимание на характер самих рассказов. Ерос, если только Платон передает действительный факт, и Теспезий, знакомец Плутарха, видели блаженство рая и мучения ада именно так, как думали об этом Греки. В этих рассказах Ероса и Теспезия вполне высказались особенности убеждений и понятий об аде и рае, которые созданы Греками и только им одним принадлежат. Ерос видел, что злые наказываются, а добрые награждаются, то же видел и Теспезий. Ерос видел, что судьи не оставляют никого ненагражденным или ненаказанным; то же делала и Адрастея, по словам Теспезия. Как Ерос, так и Теспезий видели, что добрые души подымались вверх и радовались, а злые опускались вниз, визжали и плакали. Во всем этом сходятся Ерос и Теспезий с очень малыми различиями, которые условливались теми убеждениями и понятиями, которые были общими в то время, когда жили Ерос и Теспезий. Ерос, кроме сказанного, видел превращения людей в животных и пр. Все это не что иное, как те религиозные понятия, которых держались Греки прежде, во время и после Платона.

Курм и Сильвий, Фетин, Бертольд и Батц видели блаженство рая и последние три подробно рассказывали о блаженстве рая и о различных мучениях адских. Если всмотреться в подробности этих рассказов, то сразу можно заметить, что в них прямо высказываются убеждения католиков того времени, поверья народные об аде и рае, о мучениях и блаженстве, чистилище и молитвах за усопших, и вдобавок личные воззрения каждого.

Фетин, закрыв глаза, увидел демонов и потом строгие лица в орденской одежде; далее он проходит между горами, потом реку, в которой мучаются грешники ему знакомые и т. п. Все это — верования, которых не чужды были в то время и монахи, и которых не признает и не утверждает ни Св. Писание, ни учение христианской церкви. То же самое нужно сказать и о Бертольде, который рассказывал о состоянии душ в чистилище и об освобождении их оттуда по молитвам знакомых и друзей. Ерос точно так же слышал и видел, как ввели в суд Андея, его земляка, которого он считал злодеем и преступником и которого так назвали судьи. Кутрат, Епарх и Курм говорили, что не им следовало умереть, а тем, которые были в соседстве, так что можно было даже слышать рыдания оплакивающих. Очевидно, в этих рассказах выразилась вера в суд, в мучения и блаженство тех лиц, которые обмирали.

Что же, спрашивается, это за видения? Мы уже прежде сказали, что при ослаблении желудочной и мышечной системы действует одна нервная или мозговая система, действует память и воображение и, конечно, действуют ненормально, как мы прежде объясняли. В этом состоянии память и воображение воспроизводят часто то, что соответствует настоящему состоянию. В этом состоянии часто сознание не оставляет больного, только оно не может выразить своей деятельности во сне. Некоторые, словно мертвые, не обнаруживали признаков жизни, тогда как все слышали и понимали, что говорили другие, и употребляли все усилия заговорить, но органы им не повиновались[261]. Такие, конечно, лица не видят никаких видений, потому что их слух и сознание заняты действительными предметами. Когда же сознание, воображение теряет нормальное отношение к миру действительному через расстройство восприемников нервных волокон, когда деятельность сознания слабеет, тогда воображение, не подчиненное сознанию и отделенное от мира действительного, создает, при содействии памяти, самые дикие картины, или превращает старые представления в образы, в картины и т. п., соответствующие настоящему состоянию. Ерос, у которого весь организм был расстроен, постоянно мог думать о смерти, о состоянии за гробом, о мучениях и блаженстве, — и вот, когда он ослабел, впал в обморок, воображение нарисовало ему в образах те представления, которые занимали его до обморока, и которые были общими убеждениями Греков. То же нужно сказать о Теспезии, Сильвии, Бертольде, Фетине и Батце. Замечательно, что Фетин даже не уснул, а только закрыл глаза и увидел то, что уже рассказано. Габиен или Плиний, как мы видели, соврал. Значит, о нем и говорить нечего. Курм видел духовных, которые советовали ему принять крещение в Иппоне. Из жизни Курма нам известен один только эпизод, и потому мы можем только строить предположения о видении его. Очень может быть, что Курм прежде и во время болезни думал о крещении, может быть, даже советовался с христианскими священниками, которые предлагали ему отправиться в Иппону и там креститься у Епископа Августина, — и вот эти представления, желания и т. п. теперь воспроизведены памятью и нарисованы в картинах воображением. Далее Курм слышал, что не его, а другого Курма, Кутрат слышал, что не его, а Демилия. Епарх слышал, что не его, а Никандра нужно отозвать от здешнего мира. Очень может быть, что в то время, или в тот самый момент, как Демилий, Никандр и Курм оканчивали жизнь, Кутрат, Епарх и Курм обнаружили некоторые признаки жизни. Очень легко могло случиться, что родные оживавших, обрадованные, решили, что не таких, а других богам угодно отозвать от здешнего мира. А оживавшим представилось, что слышат решение богов. Конечно, это только наше предположение, а не положительное мнение, потому что мы не знаем всех обстоятельств, при которых они ожили, и тех условий, в которых они находились во время обморока.