ГЛАВА XXIX Общие замечания

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА XXIX

Общие замечания

Многочисленные случаи, рассказанные автором в предыдущих главах, заимствованные большей частью из истории и засвидетельствованные иногда людьми, заслуживающими полного доверия, на первый взгляд могут показаться убедительнейшим доказательством действительного существования всех этих явлений. Сам автор, приведя такую громаду исторических фактов, рассказывая столько интересных страхов вследствие явлений разных духов, домовых, привидений и душ, по местам с большим недоверием относится к этим сказкам. Иногда он прямо говорит, что все это фантасмагории, вымыслы, обманы и т. под.; иногда же ставит рядом такие рассказы, которые противоречат совершенно один другому и набрасывают таким образом тень сомнения один на другой. К сожалению, у автора все это перемешано, перебито цитатами хроник, народных легенд, так что трудно уловить его определенный взгляд на эти рассказы: — то он сомневается, то положительно отвергает, то принимает на веру рассказы об одном и том же предмете. Напр., приводя рассказы о домовых и привидениях, одни из этих рассказов он считает несомненно истинными или, по крайней мере, не осмеливается высказывать критической оценки о них; другие рассказы в таком точно роде и характере он отвергает. Такая неопределенность со стороны автора вызвала нас сделать от себя в заключение несколько замечаний и соображений относительно всех его рассказов.

Этим замечаниям и посвящаем мы настоящую главу.

Мы не думаем вдаваться в подробный критический разбор всех по одиночке фактов и рассказов, приведенных автором, хотя это и было бы вернейшим средством пролить настоящий свет на эту темную область чудесного и сверхъестественного. Но это была бы скучная и безынтересная материя, потому что нам постоянно бы пришлось встречаться с рассказами, очень похожими друг на друга. Все эти рассказы, — не больше, не меньше, как разные вариации на одну и ту же тему. И потому при объяснении их нам естественно пришлось бы употреблять одни и те же приемы, повторять одни и те же общие естественные причины. Мы считаем совершенно достаточным коснуться только общих причин, породивших это бесчисленное множество сказаний о явлениях духов, привидений, мертвецов, в глухую полночь покидающих свои сырые могильные постели и отправляющихся путешествовать к своим родным и знакомым.

Прежде всего, является вопрос: все многочисленные явления не проделки ли ловких плутов, пользовавшихся ими для своих целей?

Не обманы ли это искусных фокусников, которые изучили хорошо некоторые особенные явления природы и придавали, в темные времена невежества, этим естественным явлениям чудесный смысл, возбуждая в умах зрителей столько суеверного ужаса, сколько в наше время какой-нибудь Пинетти или Брокко вызывали удивления к своей ловкости и своему уменью?

В этих вопросах есть доля правды. По крайней мере положительно известно, что в глубокой древности языческие храмы с их чудесными явлениями богов, подземелья с их прорицателями были полны лжи и обмана: языческие жрецы, люди образованные, обладая довольно большими знаниями по химии и физике, производили явления, известные теперь под именем простых физических опытов или, пожалуй, фокусов, и выдавали их легковерной толпе за явления силы божественной, — за чудеса. Человек смотрел на эти чудеса и, не умея объяснить их, младенчески веровал в их сверхъесте-ественное происхождение. Здесь человек был жертвой глубоко обдуманного и ловко рассчитанного обмана, а потому неудивительно, что самые скептические люди того времени не могли устоять против него, не могли не поддаться ему. Покажут, например, при помощи простых вогнутых зеркал какую-нибудь фигуру или образ, но покажут это необыкновенным образом, когда бы человек мог только удивиться сначала, а потом мог хладнокровно подумать о причинах такого явления, или покажут это после долгих молитвенных возгласов, после сожжения бесчисленных жертв и разнообразных курений, когда экзальтированному зрителю и без того уже в этих облаках дыма, раздражающего нервы, видятся видения, слышатся какие-то особенные звуки, зависящие впрочем более от устройства храмов, чем от внутреннего настроения жалкого пациента обмана. После этого, когда явится определенная фигура, толпа падет перед нею, пораженная благоговейным страхом. Экзальтация доведена здесь до высшей степени, никакой скептический вопрос здесь не будет иметь силы. Нельзя не порадоваться, что языческое жречество не знало тех могучих сил природы, которые открыты новыми естествоиспытателями сил электричества, гальванизма и других. Сколько бы бед сделало недобросовестное жречество для тогдашнего человечества, легковерного и невежественного!

История жреческих обманов, в измененной только форме, повторилась в средние века, — в эту эпоху глубокой младенческой веры во все таинственное, сверхъестественное. В это мрачное время явился целый класс людей, известных под именем колдунов, ведьм, ворожей и прорицателей. Это были люди большей частью невежественные, но обладавшие большим запасом ловкости и изворотливости. А между тем при помощи этих драгоценных для них качеств, прикрытых самой наглой самоуверенностью, они морочили простаков с величайшим успехом. Впрочем, по причине своего совершенного невежества, эти шарлатаны не пользовались доверием людей более или менее образованных. Зато, по временам, являлись люди, которые, обладая в совершенстве такою же ловкостью и изворотливостью, соединяли с этими качествами ум и обширные знания, особенно по наукам естественным. Такие люди приобретали громадную известность. Они пользовались именами — вызывателей теней мертвых, заклинателей темных духов. Ими даже нередко пользовалась полиция для раскрытия преступлений, в которых, нужно заметить, они были большей частью сами непосредственными участниками. В Западной Европе, особенно во Франции, в уголовных судах, в качестве сыщика нередко можно было встречать колдуна. Подобные случаи записаны в судебных протоколах, относящихся к началу XVIII века. В начале же XVI до половины XVII, колдунов тоже можно было встречать в палатах уголовных судов, только уже не в качестве сыщиков, а в качестве подсудимых, обреченных на костер или виселицу.

Если образованные люди тогдашнего общества, представители его, обращали такое серьезное внимание вообще на колунов и верили в возможность сношения их с нечистой силой, то что же сказать о необразованном большинстве? Как доверчиво оно смотрело и слушало их, и сколько под влиянием подобных людей сложилось народных легенд о заколдованных местах, о проклятых замках, где являются привидения, духи домов, мертвецы и т. под. К числу людей, усердно служивших распространению суеверий и предрассудков, можно отнести и знаменитых средневековых ученых, алхимиков и астрологов. Нельзя сказать, чтобы люди эти все без исключения обманывали из каких-либо корыстных целей, — всех их нельзя назвать недобросовестными лжецами, потому что большая часть из них слишком глубоко и искренне веровали в силу своих астрологических выкладок. Это были люди самообманутые. Они шли к истине, искали ее везде, но их слабый, еще детский ум плохо справлялся с теми тайнами, которые на каждом шагу этого поприща обильно подставляла ему природа. Средневековый ученый пугался и сбивался в области этих неразрешимых тайн: тела небесные были для него царями мира. которые правили судьбами людей, — его реторты казались ему источниками, из которых можно почерпать чудесные эликсиры, сохраняющие вечно жизнь и здоровье, претворяющие всякий металл в золото. Таинственность, какой прикрывался образ жизни этих ученых и уединенные кабинеты, загроможденные плавильными горнами, редкими растениями, засушенными чучелами, с атмосферой, пропитанной едкими испарениями от алхимических опытов, их таинственные книги, понятные только избранным, — все это распространяло в массах суеверное почтение и боязнь перед этими учеными. Да и сам ученый с его выцветшей физиономией, впалыми глазами, беспорядочной одышкой, казался для простолюдина чем-то выше обыкновенного человека, каким-то выходцем из другого мира. Досужее воображение пользовалось всяким поводом, чтобы создать какой-нибудь фантастический рассказ о посещении этого ученого темной нечистой силой, о чудесах, происходивших в его одиноком, таинственном кабинете. А о смерти этих ученых всегда ходили рассказы более или менее трагического характера; здесь непременно происходила осязательная борьба между духами за душу ученого.

Таким образом, глубокая языческая древность и средние века представляют обильный источник рассказов о явлениях духов, привидений и других чудесах. Большая часть рассказов, приведенных автором в предыдущих главах, относятся именно к этой эпохе, — эпохе, богатой всякого рода чудесами, большая часть которых обязана своим происхождением совершенному невежеству с одной стороны и намеренному или ненамеренному обману — с другой. Это, можно сказать, первая и самая обыкновенная причина существования разных поверий о явлениях духов, привидений, домовых и т. под. Некоторые могут заметить: ужели все образованные люди древности — философы, ораторы и др. не могли понять обмана чувств, нелепости рассказов о духах? В том-то и дело, что ученые мужи языческой древности, ответим мы, проповедовали сами иногда чистейший вздор. Знаменитейшие мужи древности — герои, философы, поэты, законодатели, художники, несмотря на то, что в них нередко горел огонь гениальных вдохновений, находились постоянно под влиянием странных предубеждений, под гнетом мнимых таинственных деятелей. Самые выспренние порывы их ума, самый широкий размах крыльев их гения ощущали противодействие железной сети закоренелых умственных заблуждений, неразрывно скованных с их языческой религией, образом жизни, нравами и обычаями. Читайте Геродота, Аристотеля, Ксенофонта, Плутарха, Тита Ливия, Элиана, Светония и многих других, и вы найдете у этих авторов кучу рассказов о далеких странах, где живут люди с собачьими и оленьими головами, без глаз и с одной ногой, на которой скачут, а когда захотят бежать, то становятся по двое вместе и, схватившись руками, бегут, передвигая общую пару ног. По мнению тех же авторов, есть страны, где живут люди совершенно безголовые. У них же вы прочтете, что лев боится пения петуха, что рысь может видеть сквозь стену и другие непрозрачный тела, что крот совершенно слеп, что вороны, олени и попугаи живут по несколько сот и даже тысяч лет, что крокодил, для приманки добычи, подражает детскому крику, что пеликан раздирает себе грудь и кормит своих птенцов своей собственною кровью, что страус, преследуемый неприятелем, прячет голову в песок и полагает, что скрылся из виду неприятеля, потому что сам его не видит. От листочка петрушки лопается стекло, Аннибал пролагает себе путь сквозь Альпы, растворяя горы уксусом. У пастухов существовало поверье, что овца никогда не подойдет близко к тому месту, где лежит какая-либо частица волчьего трупа и что, заиграв на скрипке, струны которой сделаны из волчьих внутренностей, можно разогнать какое угодно стадо. Мы смеемся над Демокритом, полагавшим. что люди были первоначально под формой червей и, увеличиваясь мало-помалу, совершенствовались и приняли настоящую форму. Анаксимандр производил нас из скорлупы, похожей на скорлупку каштана, которая, раскрывшись от действия теплоты, произвела на свет мужчину и женщину, распространивших род человеческий. По словам Плиния, одна знакомая ему римскас дама родила стона, потому что во время беременности часто с вниманием смотрела на этих колоссальных животных. Другая римлянка, любившая глядеть на львов, родила львенка. В позднейшее время Малье утверждал, будто бы существуют действительно морские люди, тритоны и сирены, и что эти морские дива — мужчины и женщины, не успевшие еще сбросить рыбьих хвостов. После этих замечаний нечего удивляться, что и образованные люди древности и средних веков склонны были верить всякой галиматье и иногда мололи страшную чепуху.

Впрочем, объяснять все подобные явления с этой точки зрения нельзя. Бесспорно то, что в каждом из них человек бывает обманут; но дело в том, что в первом случае он бывает жертвой обмана другого человека, и этого рода обман не может быть продолжителен, — в других же случаях он может быть обманут своими собственными чувствами, и в этом случае обман бывает слишком глубок и продолжителен; чтобы отрешиться от него, необходимо иметь большой запас умственной трезвости и твердости и научных знаний.

Относительно явлений духов, домовых, привидений и мертвецов часто приходится встречаться с такого рода доказательствами: «Я сам это собственными глазами видел, или собственными ушами слышал!», и притом часто приходится слышать это от людей почтенных, честных, не имеющих в виду никаких посторонних целей. По-видимому, против такого рода аргументации и возражать нет никакой возможности. Это особенно нужно сказать о первом доказательстве, т. е. когда человек свидетельствует, что он сам видел известное явление. Ни одно внешнее чувство не пользуется с нашей стороны таким полным доверием, как чувство зрения, и ни один внешний орган, кроме глаза, не имеет такого широкого значения в нашей внутренней жизни, в образовании наших мыслей, суждений, представлений. Значение других внешних чувств в этом процессе ограничено и сила ощущений, передаваемых ими нашему уму, значительно слабее ощущений глаза. Попадается ли, например, в темноте под руку какой-нибудь неизвестный предмет, слышатся ли уху какие-нибудь странные звуки, ощущает ли нос какой-нибудь особенный запах; но если глаз не видит этого предмета, издающего эти странные звуки и тот особенный запах, наш ум не испытывает в это время определенного впечатления. Наше ощущение в эту минуту, приятно ли оно или неприятно, во всяком случае оно есть более результат воображения, нежели действия наших внешних чувств. Когда же предмет известный является нашему глазу, и является в ясных и определенных чертах, то для нас нет лучшего доказательства действительности его существования. Мы никак не можем усомниться в истинности бытия того предмета, который мы видим нашими глазами. Если наша мысль не в состоянии объяснить естественными причинами явления этого предмета, то мы скорее готовы признать здесь участие непонятной для нас или даже сверъхе-стественной причины, чем признать этот предмет недействительным. «Хорошо, обыкновенно говорят, толковать тому, кто ничего не видел. Как убедите меня, что я не видал того, что видел»? и т. п. Здесь, естественно, возникает вопрос: всегда ли наши глаза представляют нам вещи в их настоящем свете? Пользуясь с нашей стороны таким неограниченным доверием, не употребляют ли они во зло нашей доверенности, не обманывают ли нас?

Для решения этих вопросов необходимо поговорить об оптических обманах, обманах зрения, как одной из главных причин, поддерживающих веру в возможность чудесных явлений, в существование домовых, привидений и других неземных существ, посещающих смертный люд. И в наш скептический век нередко приходится слышать рассказы очевидцев о подобных чудесных явлениях, только теперь эти рассказы не производят уже того глубокого впечатления, какое производили они в темные времена отдаленной старины. Теперь они легко и скоро объясняются причинами и законами природы, при помощи тех важных открытий по естественным наукам, каких так много сделано в наше время. Но все-таки подобные случаи имеют важное значение. Люди, подвергающиеся оптическим обманам, в силу ли частных особенностей их зрительных органов или же по причинам, вне их находящимся, надолго сохраняют впечатление, произведенное этими обманами. Если люди, подвергавшиеся таким обманам, люди простые, неспособные силой размышления и знания разъяснять эти обманы, то их ум всегда будет находиться под гнетом суеверия, предрассудков. Да и самые образованные люди испытывают от этих обманов часто очень печальные следствия. Обманы зрения иногда могут сопровождаться расстройством умственных сил, а непременно всегда глубоким нервным потрясением. Мы нарочно сказали несколько слов об общем характере обманов зрения, чтобы показать, в какой мере они могут влиять на нашу психическую жизнь и каким богатым источником они могут служить для всякого рода суеверий.

Теперь мы займемся объяснением происхождения самых процессов оптических обманов.

Всякому известно, что большая часть духов, домовых, привидений является непременно ночью и притом не в совершенной темноте, а в полусвете, когда наш глаз может еще различать предметы только неясно, неопределенно. Пугала эти большей частью являются белыми. Местами их явлений бывают обыкновенно: кладбище, лес, сад или вообще какое-нибудь уединенное место, огуменники, овины, задние дворы и другие нелюдные места. Таким образом, время и место слишком много благоприятствуют всякого рода оптическим иллюзиям, и если в самом человеке есть благоприятствуюшие условия, если, например, человек суеверен, или в болезненном состоянии, то ему никак не избежать в этом случае обмана. В таких уединенных местах мы обыкновенно не знаем хорошо расположения предметов, а наш глаз в таком полусвете не может определенно различать их, и потому с первого же взгляда предметы эти нам покажутся какими-то незнакомыми, странными. При большем усилии рассмотреть эти предметы, зрачок нашего глаза необыкновенно расширяется, чтобы собрать как можно более света, а при таком напряженном состоянии естественно, что зрительные нервы приходят в раздраженное состояние, в глазе чувствуется боль и сотрясение. От этих сотрясений в глазном нерве нам представляются все окружающие предметы тоже в каком-то неспокойном состоянии, — они колеблются, движут своими частями. Это движение предметов еще более усиливается от того обстоятельства, что в полутемноте наш глаз может хорошо различать только один цвет, цвет белый; от этого все освещенные места и черты в предметах мы видим хорошо, а черты темные, неосвещенные попеременно то являются, то исчезают для нашего глаза. Здесь заключается также и причина того, что все предметы при таком освещении нам кажутся большей частью белыми.

Представьте же себе человека суеверного, робкого, слышавшего в детстве множество рассказов о разного рода диковинках и чудесах; представьте, что этот человек поставлен в такое уединенное место, в среду таких незнакомых ему предметов. Вдруг предметы эти под белыми покровами начинают двигаться, кружиться. Воображение в эти минуты работает особенно сильно, оно дорисовывает картину: неясным чертам оно сообщает определенный образ, образ иногда в высшей степени фантастический. Испуганному зрителю, вместо могильных крестов, вместо развесистых деревьев, представятся целые сонмы живых существ, странных до уродливости, в разных положениях и одеждах, и все это снует взад и вперед, движется без цели, и постоянно меняет свои очертания, свой образ. Поневоле суеверу придет на ум, что он попал на проклятое место, где потешается нечистая сила. После того он с глубокою уверенностью и искренностью расскажет этот случай на поучение своим детям и внукам, и пойдет из рода в род предание об этом проклятом месте, предание, постоянно разрастающееся, под влиянием которого и неробкого десятка человек струсит на этом месте и ему почудятся какие-нибудь звуки, покажутся какие-нибудь чертовские чары.

Между другими особенностями нашего глаза есть одна очень замечательная, которая тоже может служить источником разного рода оптических иллюзий, особенно при болезненном состоянии организма. Особенность эта называется фосфоричностью зрительного нерва. Наблюдать обнаружение этой особенности легко при такого рода обстоятельствах: когда, например, сильно сжать глазное яблооко, или нам придется каким-нибудь нечаянным образом сильно ушибить голову, то при этом мы заметим, что от глаза отделяется свет, иногда в виде разноцветных кругов, а иногда просто в виде синеватых искр. Чтобы убедиться в том, что подобные явления, явления света, имеют причиной единственно наш глаз, и не имеют ничего соответствующего себе в действительности, для этого достаточно повторить опыт сжатия глазного яблока в совершенной темноте. Тогда мы заметим, что чем темнее комната, тем более будет блестящ круг около нашего глаза. Если такие явления бывают заметны хорошо в здоровом состоянии, то в болезненном они принимают слишком большие размеры. В горячке, например, или при болезнях желудка, кровь, устремляясь к голове, давит между прочим на сетчатую плеву глаза, т. е. на зрительный нерв, вследствие чего перед глазами больного являются большие массы света в виде разноцветных кругов. Эти круги будут постоянно двигаться и изменяться, а больное воображение составит из них самые разнообразные, самые странные картины. В минуту успокоения больной припомнит эти картины, и если он суеверен и незнаком с законами природы, то он убедительнейшим образом будет указывать, что его комната за минуту была полна духами и привидениями. Такие случаи, впрочем, могут быть и при незначительном расстройстве организма, например при совершенно легком расстройстве желудка, при случайном несварении пищи. Здесь оптические иллюзии тем опаснее, что человек чувствует себя совершенно здоровым, а между тем перед его глазами совершаются такие диковинные вещи.

Говоря об обманах зрения, нельзя упустить из виду очень важного явления, замечаемого в нашем глазе. Всякому, конечно, случалось наблюдать, что когда переходить из темной комнаты в другую, ярко освещенную, то глаза наши, пораженные внезапно большим приливом света, невольно закрываются, но и при этом перед нашими глазами продолжают мелькать те вещи, которые мы видели несколько секунд назад. Только эти вещи представляются нам не в том цвете, в каком мы их видели, а в другом. Если, например, входя из темной передней в ярко освещенный зал, ваши глаза встретили группу женщин в красноватых платьях, то, закрыв глаза, вы увидите эту группу в зеленых; голубые, например, обои зала увидите оранжевыми. Такого рода явления называются явлениями глазных спектров; те цвета, в которых нам представляются предметы по закрытии глаз, называются спектрами случайными, дополнительными. Не место здесь говорить о причинах такой особенности наших зрительных органов. Цель наша показать, как эта особенность может быть источником оптических обманов, и в какие заблуждения может впасть человек, не подозревающий в своем глазе этой предательской особенности. Общий закон этой особенности нашего глаза таков: чем более блестящ предмет, внезапно поражающий наш глаз, тем долее в глазе сохраняется спектр его. Самый близкий и самый убедительный пример у нас под руками: если посмотреть на солнце, или хоть на отражение его в воде, зеркале, то перед нашими глазами долго будет являться образ этого светила. Время, сколько может продолжаться этот обман, не для всех одинаково: для одних он может продолжаться несколько минут, для других гораздо более, а для некоторых он может повторяться целые годы. Так, например, знаменитый естествоиспытатель Бойль, посмотревши сряду несколько раз на солнце, в течение многих лет видел перед своими глазами солнечный круг. Эта разность совершенно зависит от индивидуальных особенностей человека. Как бы то ни было, с каждым из нас может повториться такого рода обстоятельство: увидавши какой-нибудь ярко освещенный предмет, например, человека, зверя, или что-либо другое, мы через несколько времени, даже ночью, в совершенной темноте, можем увидеть в нашем глазе спектр этого предмета. В этот раз предмет может явиться в другом совершенно свете, в дополнительном, так что очень трудно бывает узнать настоящую причину такого явления.

Можно было бы привести множество случаев таких, где человек был жертвой обмана, обмана своего собственного глаза, но подобными примерами и без того богаты предыдущие главы. Если бы мы имели возможность исследовать пообстоятельнее все помещенные там рассказы о разных домовых, мертвецах и привидениях, то мы бы скоро заметили, что большая часть из них имеют своей причиной иллюзии зрения, с одной стороны, и совершенное незнакомство с особенностями нашего глаза, с другой.

Мы заканчиваем наши замечания об оптических обманах, как источнике суеверных убеждений в возможности явлений привидений, домовых и других существ из отряда нечистой силы правдивым мнением естествоиспытателя Брюстера: «Наш глаз есть самое обманчивое орудие из всех внешних чувств». Повторяем, что обманы этого орудия — самые опасные обманы. Разубеждать людей, обманутых подобным образом, и притом если люди эти с ограниченными сведениями о законах природы, дело не легкое.

Объяснять, однако ж, всякого рода явления привидений одними обманами зрения, конечно, недостаточно. Но мы и не имели этого в виду. Напротив, мы думаем, что здесь на помощь обманывающему нас глазу приходят и другие наши чувства. Лучшим же помощником глазу в этом случае бывает наше ухо. Кто бывал в хорошо устроенных театрах, кто слышал искусных чревовещателей и других фокусников, тот знает, что наше ухо очень способно вдаваться в обманы самые очевидные. Обманывается оно не относительно звука, а относительно причины его. Искусно представленный на сцене гром, вой бури, плеск морских волн, так кажутся естественными, что не видавший таких диковинок подумает, пожалуй, что перед ним на самом деле разгулялись эти буйные стихии. Подобные обманы слуха, при другой обстановке и в других размерах, так же легко могут повториться и наполнить нашу душу ужасом, как в театре они вызывали у нас удивление. Завыл ветер в трубе в темный осенний вечер, а робкому, покинутому одному в комнате ребенку кажется, что воют и свистят на чердаке тысячи тех домовых, о которых натвердила ему рассказчица-бабушка. Свистит ветер в дуло ружья, зашуршали ветви о сумку патронташа, а заблудившемуся охотнику в лесу ночью грезится, что это зеленый леший потешается, обходя ему дорогу. Шумит мельничное колесо, бурлит вода из-под ставок, а суеверному мельнику в ночной тишине слышатся какие-то особенные звуки, и думает он, что это дедушка водяной хозяйничает вокруг его мельницы. Заметим, что одни и те же звуки ночью слышатся в наших ушах совершенно иначе, нежели днем; один и тот же стук часов, скрип дверей звучит иначе в пустых комнатах, нежели в жилых. В первом случае это объясняется особенным раздражением нервов в ночное время и внутренним психическим настроением; а во втором особенным отражением звуков, зависящим от совершенной прозрачности и равномерной плотности воздуха в ночное время, по объяснению Гумбольдта. Теперь припомним, когда и где являются обыкновенно привидения, духи и проч. Ночное время — обычный час явлений домовых и привидений; нежилые дома, где жили когда-то злые господа, мельницы, где творили свои нечестивые дела колдуны-мельники — вот любимые места собраний мертвецов-вам-пиров. Сообразивши все это, легко понять, что все эти чудесные явления — плоды обмана наших же собственных чувств, которому слишком хорошо благоприятствуют ночное время, пустынность места, а особенно те фантастические, чудесные сказки, которые мы с такой охотой слушали во время нашего детства.

Есть места, особенно благоприятствующие обманам слуха. На море, например, на поразительном расстоянии наше ухо может различать звуки колокола, протяжного пения или музыки, так что мы будем совершенно не в состоянии определить причины этих звуков. В былые времена, при незнании законов акустики (науки о звуках), подобные явления наводили смертельный страх и тоску на суеверных моряков. Зазвонят на корабле в колокол, на другом корабле, удаленном от первого иногда за несколько десятков миль, отчетливо услышат матросы эти звуки и начнут приготовлять свои запасные белые сорочки, и тоскливо со дня на день ждут страшного урагана, повальной болезни или штиля и голодной смерти. Теперь разъяснены такие явления, а все-таки матросу жутко слышать колокольный, например, звон в открытом море, где, в минуту затишья, как-то особенно заунывно разносятся эти звуки.

На очень высоких горах, где воздух разрежен, происходит явление, совершенно противоположное сейчас рассказанному. Там слова людей, находящихся друг подле друга, бывают едва различаемы, звук ружейного выстрела на расстоянии каких-нибудь десяти саженей слышится не сильнее звука от разрыва бумажного мешка, надутого воздухом. Отражение звуков, обыкновенно называемое эхом, тоже не во всех местах происходит одинаково. В обыкновенной комнате без сводов оно бывает совершенно не слышно; в лесу же или между скал, где неровность поверхностей благоприятствует разнообразным отражениям звуков, эхо делается до того сложным, что в нем нельзя узнать его первоначального звука. В длинных узких коридорах самый слабый звук слышится на огромном пространстве. Все эти явления очень убедительно доказывают, как наше ухо может ошибаться насчет первоначальной причины звука, и как непонятность происхождения этих звуков может служить к образованию разнообразных нелепых представлений о говорящих привидениях, поющих мертвецах и т. п.

Наше ухо не знает покоя. При глубоком сне, покое всех органов, ухо может принимать возбуждения, под влиянием которых составляются иногда разнообразные сновидения. Причина этого находится в самом положении нашего уха. Все другие наши органы мы можем удобно изолировать от внешних возбуждений — закроем глаза, удалим предметы, действующие на наше чувство осязания, обоняния, вкуса, это все легко и удобно; но удалить звуки, действующие на наши слуховые органы, мы почти не в состоянии, на это у нас недостанет средств. Такая постоянная напряженность наших слуховых нервов бывает часто причиной того, что при внезапном переходе от большого шума к совершенной тишине нам положительно без всякой посторонней причины слышатся разные звуки, звон или что-либо другое.

При обманах слуха, поверхностное исследование о причинах происхождения известных звуков не только не может принести пользы, разъяснить дело, но может совершенно сбить с толку и запутать исследователя. Нужен для него большой запас твердости и убеждения в том, что вокруг его не происходит ничего сверхъестественного. Часто настоящая причина звуков бывает так далека, что при одном опыте и при спокойном состоянии мысли ее совершенно найти нельзя. Мысль ищет причины и, не находя ее, все более и более поддается влиянию мечты и фантазии, создающих свои причины, творящих разные дива. При таком взволнованном состоянии самый здравомыслящий человек удобно поддается разным страхам, разным суеверным представлениям. Присоединится к этому иллюзия зрения, и готов рассказ о привидении, издающем странные нечеловеческие звуки и этим еще более наводящем ужас. При расследовании этих явлений необходимо самое невозмутимое хладнокровие, знание дела, а главное — твердое желание отыскать и исследовать причину явления. Только при таком ходе исследований можно ждать хороших результатов. Когда человек дойдет до такой степени развития, тогда исчезнут скорее, чем от пения петуха, все эти привидения, блуждающие мертвецы, домовые и вся эта нечистая сила, смущающая робкую душу простолюдина.

Оканчивая наши замечания о разнообразных обманах внешних чувств, доставляющих человеку столько напрасной тревоги и беспокойства, считаем нужным коснуться причин другого рода, еще более поддерживающих в человеке суеверное настроение. Говоря об обманах наших внешних чувств, зрения и слуха, мы видели, что обманы эти имеют свою полную силу при обстановке известного только рода. Так, например, в театре постоянно обманывают наш слух или наше зрение, однако мы не чувствуем никакого ужаса; фокусник — какие чудеса творит перед нами, однако мы смотрим на него совершенно спокойно, с полным убеждением, что перед нами ничего не совершается сверхъестественного. Но бывают состояния, когда ни время, ни место не спасают человека от иллюзий. В жилой комнате, среди многолюдного общества, видит человек или людей давно умерших, или далеко отсутствующих, или наконец видит каких-нибудь существ совершенно фантастических. Подобные случаи не редки и притом они могут быть с людьми, не страдающими ни белой горячкой, ни помешательством ума. Это особая болезнь, известная под именем наклонности к галлюцинациям. Что эта болезнь возможна и у людей очень сильных, у натур богатых, но истощенных или слишком большими лишениями, или наоборот, истощены совершенной неумеренностью в жизни, пьянством, сладострастием. У таких субъектов подобное состояние продолжается недолго. Они обыкновенно скоро кончают жизнь или самоубийством, или в белой горячке. Гораздо продолжительнее, иногда целые годы, выносят эту болезнь люди от природы слабые, нежные, нервные, ведущие жизнь совершенно праздную. Положение таких людей в высшей степени печально. Вечно они находятся в обществе каких-то чудесных существ, нашептывающих им какие-то таинственные речи. Темнота их пугает невыразимо, малейший шорох, звук заставляет болезненно вздрагивать. Они обыкновенно скучны, молчаливы, рассеяны, потому что их внимание постоянно двоится между миром вещей действительных и существами, созданными их больным воображением, и имеющими для них все качества и свойства предметов действительных. Хорошо, если это человек образованный, который или сам поймет или поверит умному медику, что состояние его болезненное, что причины всех его видений находятся в нем самом, в раздражении его нервной системы, в ненормальном отправлении его мозга. Он может избавиться от своих идеальных друзей простыми вареньями медицинской кухни. Если же этот человек упорный суевер, объясняющий все эти явления проделками над ним нечистой силы, то это такое положение, хуже которого и представить себе невозможно. Подобная пытка бывает до того невыносима, особенно если она продолжается много лет, что люди эти, несмотря на совершенное отсутствие в них всякого характера и решительности, часто оканчивают жизнь свою самоубийством. Впрочем, при таком состоянии трудно и ожидать более благоприятного исхода. Здесь совершенно изменяется порядок всей нашей жизнедеятельности. В ряду с действительными предметами, на которые мы смотрим, являются другие предметы и картины из далекого прошлого, сохраненные и воспроизведенные памятью, а с этим вместе являются и такие образы, которых мы положительно никогда не видели и которые созданы нашим больным воображением. Сила внутренних представлений в этих случаях бывает так велика, что человек бывает совершенно не в состоянии различать, что перед его глазами есть действительного, и что воображаемого: то и другое имеет для него положительно одинаковое значение.

Склонность к галлюцинациям, как и всякая другая болезнь, имеет свои степени. Степень, о которой мы сейчас говорили, есть самая высшая степень развития этой болезни. Низшие степени обнаружения этой болезни мы имеем возможность наблюдать постоянно. Люди, боящиеся оставаться одни в комнате, представляют самую низшую и самую обыкновенную степень этой болезни. Кроме того, болезнь эта может иметь чисто временный, случайный характер. Прием внутрь какого-нибудь сильного наркотического вещества, белены, например, опия, или наконец большой прием обыкновенной водки, производит в человеческом организме явление очень сходное с обнаружениями болезни, склонности к галлюцинациям. После таких приемов долгое время человеку действительные вещи представляются не теми, каковы они на самом деле; а его собственные представления принимаются им за действительные вещи. Люди, привыкшие к курению опиума, к употреблению водки, всегда почти живут в мире своих собственных грез, постоянно окружены существами, созданными их собственным расстроенным воображением. Весь этот призрачный мир для них кажется так осязателен, что они совершенно не в состоянии высвободиться из-под влияния его, тем более потому, что сила мысли у таких людей слабеет обыкновенно до последней степени.