6. ВЕЧЕР В ЛИМЕ, ПЕРУ
6. ВЕЧЕР В ЛИМЕ, ПЕРУ
Я нашла, наверное, единственную авиакомпанию, «Копу», которая летела из Панама-Сити в Лиму не кружным путем, а напрямую — и разница во времени перелета была существенная. Вместо тринадцати часов перелета, которые сулили другие авиакомпании на этом же маршруте — она обещала доставить пассажиров в пункт назначения прямиком и всего за три часа. Рюкзак побольше, рюкзак поменьше, а вслед за ними и я сама загрузились в самолет. Мы взлетели — и Панама осталась внизу. И не только внизу, но еще и позади, в прошлом… значит, всегда теперь можно вспомнить и тропический лес, который начинался в пяти минутах ходьбы от дома, и ярких панамских птиц, занимавших на рассвете все доступные им в ветки в саду вокруг дома, чтобы райской симфонией разбудить тех, кто мог бы без них восход солнца проспать.
И вот что стало происходить дальше. Вскоре самолет благополучно приземлился в Лиме. Уже в пять часов вечера я гуляла по Пласе де Армас и по площади Сан Мартин — обе в самом сердце столицы — и в очередной раз не могла не восхищаться — что и призывали сделать рекламные проспекты — «замечательными образцами латиноамериканской колониальной архитектуры». А вернувшсь в гостиницу, не преминула заодно повосхищаться и ей.
Гостиница «Гран Боливар» располагается прямо на площади Сан Мартин, и в свое время была самой роскошной гостиницей во всей Латинской Америке. Те времена, правда, давно миновали, но прошедшее столетие все-таки не стерло окончательно последние следы былой роскоши. Высоченный купол из витражного стекла, венчающий вестибюль; роскошные хрустальные люстры, столетие тому назад завезенные из Европы; паркетные полы с инкрустацией из разноцветных пород местных деревьев; развешенные по стенам громадные, слегка потускневшие зеркала, оправленные в широченные позолоченные рамы с барочными завитушками — такой представала сегодня гостиница «Гран Боливар» взору посетителя.
Сидя в большом полупустом зале на первом этаже, где уютно пахло воском, которым по-прежнему натирали полы, я воочию представляла себе балы и дипломатические приемы, бархатные туфельки, скользящие по сверкающему паркету, и чопорных официантов, разносящих шампанское на серебряных подносах — и все это под звуки волшебной и чарующей музыки, несущейся с высокого балкона: там располагался оркестр музыкантов, завезенный из Европы вслед за сияющими хрустальными люстрами.
Мои перуанские друзья говорили, что в последние годы этот отель пал жертвой классического перуанского мисменеджмента и в результате пришел в упадок. Но что они понимали… тем более, что для меня сегодняшний упадок было совершенно неактуален: стоило закрыть глаза, как его славное прошлое возвращалось ко мне в вихре воспоминаний. Нет, совсем не потому, что я якобы находилась там раньше, в прежней жизни. Все было не так замысловато. Просто когда я училась в университете на факультете романо-германской филологии, то специализировалась по литературе Латинской Америки. Из прочитанных романов, из книг по истории и культуре и возникали сейчас кружащие голову видения прошлого.
Наверное, потому, что в настоящем гостиница стояла только одной ногой, а другая застряла все-таки в прошлом, wifi был доступен только на первом этаже, в холле. Бережно прижимая к груди друга сердечного — то есть мой нежно любимый лэптоп, я медленно и торжественно спустилась в вестибюль по широкой каменной лестнице, устеленной толстым пружинящим ковром, и устроилась в кресле, стоящем почти под боком у новенького, блестящего и черного, как обещал производитель, Форда, выпуска 1929 года.
В Панаме, в эль Валье, я испытывала сильный интернетовский голод, можно сказать, просто извелась от разлуки с интернетом, поэтому вернувшись с вечерней прогулки по двум центральным площадям, тут же, не откладывая, припала к живительному источнику мировой сети.
Это, однако, не помешало мне заметить, что кресло напротив уже было занято. Мой взгляд скользнул по сидящему в этом кресле мужчине и задержался на нем на несколько секунд дольше обычного. Лишние секунды пришлись на его лэптоп — точно той же модели, что и у меня, и на поблескивающее на руке серебряное кольцо — точно с таким же календарем инков, что носила и я.
Кроме того, он был явно не перуанцем, но в то же время не походил ни на туриста, ни на заезжего бизнесмена… что он тут тогда делает, интересно? Однако зов интернета оказался неодолимым, в свое время и моряки против пения сирен устоять не могли, и как только мой лэптоп подключился к гостиничному вайфаю, то я и заметить не успела, как провалилась в виртуальный реальность — со своими виртуальными людьми и виртуальными радостями — и полностью позабыла обо всем, что находилось за его пределами.
По прошествии часа я как-то автоматически потерла уставшие глаза — и это простое действие чудесным образом сняло чары виртуального мира. Я снова оказалась в мире реальном, снова увидела сидящего напротив мужчину — он сидел на там же месте, где я его видела в последний раз час тому назад: похоже, что жертвой вайфая пала не я одна. Зато пока он пребывал в вайфаевском трансе, я могла разглядеть его детальней.
Вообще на фоне традиционно одетого местного населения не заметить его было просто нельзя — даже посреди уличной толпы, не то что в пустынном фойе гостиницы. Выглядел он примечательно, если не сказать колоритно. На голове у него красовалась цветная тюбетейка какого-то замысловатого фасона, а одет он был в темную рубашку — даже не в рубашку, а скорее, в короткую тунику. Под ней были видны светлые хэбэшные брюки, которые заканчивались коричневыми кожаными туфлями. Запястья были полностью скрыты рукава туники, оставляя в поле видимости только кисти рук. Каждому, кто бы удосужился на них взглянуть, они готовы были поведать, что принадлежат человеку городскому — уже во втором поколении — и с высшим — скорее всего, техническим — образованием.
Когда мы познакомились и разговорились, вышеописанную статическую композицию оживили элементы динамические, привнесенные галльской живостью его речи и глаз. И таки-да, он действительно оказался французом, хотя и натурализованным.
— Я аяуаскеро. Аяуаской занимаюсь, и много лет уже живу в Перу, — сказал он. Это вполне объясняло его совсем нетуристический и неофисный вид.
Не может быть! Как тут не обрадоваться такому интересному повороту событий… Я приехала в Перу как раз из-за аяуаски — и первый же человек, с которым тут познакомилась и разговорилась, именно ей и занимается. Невероятно! И как удачно.
Но все оказалось не так просто.
Жил сеньор-аяуаскеро в Тарапото. Город этот находится в провинции Сан Мартин и по расстоянию гораздо ближе к Лиме, чем Икитос, вообще затерявшийся в сельве Амазонки. В Икитос, куда согласно первоначальному плану я планировала попасть, нужно было или долго ехать плюс долго плыть или же быстро лететь: если Вы посмотрите на карту Перу, то увидите, что наземных путей туда нет. В отличие же от Икитоса, в Тарапото можно попасть самым традиционным образом — по асфальтированной дороге. Специально уточняю: по дороге асфальтированной, потому что в Перу такая дорога — еще далеко не повсеместно свершившийся факт.
Правда, хотя асфальтированная дорога и имеет свои неоспоримые преимущества, но в прошлый свой заезд в Перу я в большей мере оценила своеобразный шарм дорог неасфальтированных — они пролагали в перуанской сьерре, вдали от цивилизации и были лихим росчерком прочерчены по крутым бокам вековечных гор.
На этих дорогах пейзажи были такие, что глаза и рот просто сами по себе раскрывались от восторга — и так все десять часов, пока автобус, пусть невзрачный на вид, но прошедший огонь, воду и медные трубы и оставивший под колесами многие километры пути — пробирался по плотно утрамбованной грунтовой дороге.
Посмотришь в одну сторону — глаза упираются в бежевую отвесную скалу, к которой каким-то невообразимым образом приклеились большие, похожие на чаши цветы — пылающие, ярко-красные; над ними висит радужная пыль хрустального водопада. Посмотришь в другую сторону — глаза устремляются в головокружительный обрыв и, так и не нащупав его дно, утопают в море зелени. И такое продолжается час за часом. Фантастика, конечно, однако вполне земная.
Я хоть раньше для отвода глаз и соглашалась с Франсиско, что ехать надо в хотспот аяуаски, в Икитос, однако на самом деле четко оформленных планов, где же принимать аяуаску, а главное — с кем, у меня пока не было, поэтому как тут было со всем вниманием ни обратиться к рассказу оперуаневшегося француза.
В интересной беседе незаметно прошло около часа, однако в конкретный план действий — куда двигаться дальше? — она не вылилась. Загвоздка была в его методе. И даже, скорее не в ней самой, а в том, что лично я ею как-то не вполне прониклась.
Из его рассказа я узнала следующее. Основанный им центр целительства располагался прямо в сельве, неподалеку от Тарапото, и уже много лет он проводил в нем трехнедельные программы, которые строились вокруг приема аяуаски. Бизнес был поставлен на широкую ногу, и работал он исключительно с группами иностранцев, по 15–20 человек в каждой. Стоимость пребывания в его центре составляла 1200 евро за 21 день. В его трехнедельную программу целительства входили: общее очищение печени травами, массаж, обсуждение снов, дыхательные упражнения и йога. Аяуаску же, согласно его методике, принимают три раза, и происходит это в последнюю неделю пребывания в центре.
Все это звучало замечательно, я даже потом ознакомилась с его сайтом. Смущало только несколько моментов. Первый: каким образом к аяуаске приплелись хатха йога и пранаяма. Понятно, что они никогда и никому не помешают, но чтобы от йоги был эффект, то двух недель совершенно недостаточно. А про пранаяму и говорить нечего, серьезная это практика. Однако для их освоения и эффективного применения требуется время, и продолжительное.
— А где вы учились йоге? — нетактично спросила я.
— В Индии!
— Понятно, что в Индии. Индия большая. Где именно в Индии? — не унималась я.
— На юге я был, у индийского гуру. Две недели провел с ним, больше времени не было. Нужно было в Перу возвращаться.
Настаивать на дальнейших деталях при такой уклончивости его ответа было бы и вовсе бестактно. Так что название ашрама, где проходило его постижение йоги, или имя его гуру узнать не удалось, но это уже было неважно. Какой бы замечательный ни был этот ашрам, зная завидную неторопливость индийских учителей-гуру, трудно предположить, что за две недели — или даже за два месяца или два года — у них можно получить действительно системные знания, так, чтобы начать делиться ими со своими учениками. Не говоря уже о том, что асанам за две недели не научишься никак. Это даже начинающий practitioner Вам скажет. И после двух недель обучения он проводит занятия по йоге? Это меня несколько смутило.
А второе, что смутило — это стоимость. Стоимость трехнедельного пребывания в его центре примерно равнялась валовому национальному продукту Перу в расчете на душу населения. Другими словами, сколько среднестатистический перуанец потребляет за год, столько же стоит трехнедельная программа пребывания в центре француза. А третье — это касалось толкования снов — если бы я действительно решила проникнуть в тайну сновидений, то в первую очередь обратилась бы к учителям Тибетского Тантрического Буддизма традиции Нигма-па. А четвертое, если бы меня интересовал массаж, то обратилась бы к профессиональному массажисту. Ну и так далее. Но его идея про предварительное очищение печени показалась весьма здравой и стоящей того, чтобы ее взять на вооружение.
Таким было мое первое знакомство по прибытии в Перу. И что бы Вы думали? Что этой встречей странные и статистически маловероятные аяуасковые совпадения и ограничились? Если бы. Наоборот. Они только начались — и в последующие дни запланированные провидением встречи с аяуаской продолжились.
Слушайте, что было дальше.