Глава девятая

Глава девятая

Контанио Джидо, конгрессмен и хозяин более половины солидных изданий США, а на самом деле дзог низшей, предварительной ступени, исподлобья взглянул на главного редактора «Вашингтон-Пост» и спросил у него:

— Так что, вы говорите, сумел добыть ваш самый пронырливый и талантливый корреспондент?

— Сенсация! — уже в который раз во время беседы возбудился главный редактор. — Секретный видеофильм об экстренном совещании в Национальном Аэрокосмическом Агентстве. Там говорилось о том, что на Марсе обнаружены сооружения искусственного происхождения. На мой взгляд, самое сенсационное то, что на этом совещании были продемонстрированы снимки, которые скрывают от общественности и прессы уже черт знает сколько времени. Это снимки 1994 года с межпланетного зонда «Клементино», выполнившего с близкого расстояния более миллиона изображений Луны с различным разрешением и в разных частях спектра, от ультрафиолетового до инфракрасного, и снимки с межпланетного зонда «Марс Патфиндер», доставившего в июле 1997 года вездеход «Содзорнер» на Марс. Но самое главное — последние снимки с межпланетного зонда «Марс Глобал Сервейр», который с сентября 1997 года и до сей поры продолжает работу на орбите по составлению карты марсианской поверхности…

— Знаете что, — возмутился Контанио Джидо, что-то стряхивая правой рукой с лацканов пиджака, — не брызгайте слюной, пожалуйста, к черту ваши эмоции. Луна, Марс, — пренебрежительно произнес он, — должны занимать ум американца лишь во время высоких темпов роста инфляции, безработицы и уличной преступности. Сейчас же в стране период экономического благополучия, и мы должны убеждать американцев в том, что если жизнь на Марсе и возможна, то лишь после того, как там побывает Ева с лейблом «Маде ин США» на заднице и точно такого же качества Адам. В общем, — вдруг резко успокоился Контанио Джидо, предварительный дзог Оул, — никаких сенсаций с Марса. Наши граждане будут оскорблены, что жизнь на других планетах возникла без их участия, тем более что Марс я хорошо знаю, регулярно просматриваю рекламные буклеты в журнале НАСА «Маринер Глобал». Сами посудите, какая там, к черту, жизнь и искусство архитектуры, если даже потухшие марсианские вулканы достигают высоты двадцать семь километров, а это, как-никак, самая высокая гора в Солнечной системе?

— Я понял, — огрызнулся главный редактор «Вашингтон-Пост», — что вы обнаглели и охамели. Пресса в Америке свободная, и я пока еще главный редактор, поэтому опубликую все подробности об этом совещании в НАСА.

— Успокойтесь, ради Бога, успокойтесь, Аллен, — засуетился Контанио Джидо. — Зачем так много злости и неповиновения? Сейчас мы все устроим, — он нажал кнопку вызова. — Как, вы говорите, зовут корреспондента, доставшего видеопленку? Надо его пригласить сюда для обсуждения формы подачи материала.

— Гай Джеффери Лин, — ответил главный редактор. — И не пытайтесь меня переубеждать, я профессиональный журналист, а вы всего лишь мешок с деньгами…

— Вот его, — предварительный дзог Оул указал пальцем двум возникшим в кабинете неприметным мужчинам на Аллена Гульотта, — оттащите в дальний конец этажа и выбросьте без лишнего шума из окна.

— Я… — стал приподниматься в кресле Аллен Гульотт, но тут же один из мужчин перекинул его через плечо, вынес из кабинета и в дальнем конце офисного комплекса выбросил из окна 94-го этажа далеко не самого высокого небоскреба Америки.

Гай Джеффери Лин, корреспондент «Вашингтон-Пост», был из той породы журналистов, у которых нюх на сенсацию, выпивку и опасность попадал под определение «гениальность». Он был уникальной личностью даже по той причине, что при виде его политики, бизнесмены и знаменитости пытались скрыться, а если им этого не удавалось, они чувствовали себя при общении с ним, как на приеме у врача-проктолога. Интервью Джеффери начинал с вопроса:

— А это правда, что сказал о вас ваш коллега (называлось имя конкурента), как будто бы вы утаиваете свои доходы от налогообложения, ваша жена спит с вашим продюсером (клиентом, телохранителем), и вы как бы законченный подлец? Лично я не верю всему этому, — на всякий случай уточнял он, хотя мог бы порыться в памяти и добавить к сказанному еще пару формулировок к характеристике собеседника, тянущих лет на пять тюрьмы в любом штате Америки.

Само собой, респондент моментально возбуждался, хватал Лина за грудки и выпаливал ему в лицо всю правду и неправду о своем конкуренте, в гневе не замечая микрофон, подсоединенный к замаскированному диктофону на теле журналиста. Сразу же после этого Джеффери Лин мчался к противной стороне, давал ей прослушать пленку и взамен получал запись другой пленки с данными о только что покинутой стороне. Так что во лжи его никто не мог упрекнуть. Репортажи Лина были великолепны, интервью остроумны. Он умел остановиться именно на том мгновении, после которого кончается стиль «Вашингтон-Пост» и начинается стиль желто-политической «Либерасьон», газетного приложения к журналу «Плейбой», с которыми Джеффери Лин тоже сотрудничал, подписывая материалы псевдонимом Генри Фокс. Само собой, его постоянно разыскивали какие-то люди, с целью причинить какое-нибудь физическое увечье, но он всегда избегал встречи с ними, хотя за минуту до их появления пил виски в дружеской компании, ужинал в ресторане, правил материал за столиком в шахматном клубе, покупал цветы своей подружке, заключал пари или убеждал главу мормонской общины сняться в ролике, рекламирующем красно-желтое нижнее белье.

Тело главного редактора «Вашингтон-Пост» с раскинутыми в сторону руками Лин увидел по телевизору в дневной сводке городских происшествий и почти мгновенно связал это событие с видеозаписью, которую вчера вечером продемонстрировал Аллену Гульотту. Ему понадобилось три секунды, чтобы принять решение. Через два часа после этого Гай Джеффери Лин находился в штате Виргиния, Лэнгли, и входил в гостевой холл штаб-квартиры ЦРУ. Кассета была при нем, прикрепленная к внутренней стороне бедра липкой лентой.

— Лин, — вошел в холл Ким Клитвуд, специалист ЦРУ по контактам с прессой, — сегодня для тебя уже нет работы, весь мусор вывезли, унитазы почистили, если желаешь, можешь постирать мои носки.

— Ким, — Джеффери Лин чувствовал себя испуганным и поэтому не стал отвечать на сомнительные шутки своего бывшего друга детства, — убили Аллена, моего шефа, убили сразу же после того, как я его ознакомил с информацией из НАСА.

— Информация из НАСА? — Киму Клитвуду было наплевать на детство и юность, проведенные в районе Озонового парка Куинса в дружбе с Джеффери Лином. — Ты ее, конечно, почерпнул из официального пресс-релиза, да, Лин?

— Нет, — Гай Джеффери Лин наплевал на детство и юность в Куинсе гораздо раньше Кима Клитвуда, но делал вид, что это не так. — Информация секретная, девятый допуск.

— Это меняет дело. — Лицо Клитвуда стало беспристрастным. — Ты не должен знать о девятом допуске, значит, информация действительно серьезная. Я не буду спрашивать, как ты ее добыл, девятым допуском у нас занимается сектор «Экстрем». Спасибо, что пришел к нам.

Неожиданно Джеффери Лин почувствовал озноб, первый признак того, что приближается опасность и нужно срочно покинуть это место.

— Ну ты даешь, старик, — весело расхохотался Лин, хлопая Кима Клитвуда по плечу, — это же розыгрыш. Я, вообще-то, пришел узнать, не собираются ли США вывезти из Афганистана «бактрийские шары», найденные неделю назад под ступнями разрушенных моджахедами будд. Что это за шары, черт побери, растолкуй мне, старина?

— Я понимаю, — вежливо улыбнулся Ким Клитвуд, и Лин заметил, как два полицейских ЦРУ встали на выходе из холла, — но девятый допуск не в моей компетенции. Придется вам немного задержаться у нас.

«Задержаться у нас» означало необходимость пересечь мраморный холл с символикой ЦРУ, орлом над розой ветров на полу и, пройдя через обычный турникет под бдительным оком внутренней полиции, войти в святая святых американской политики…

Лэнгли — это 258 акров земли, окруженных сложным композиционным забором, в десяти километрах от Вашингтона, где расположились две шестиэтажные башни, между которыми зажата четырехэтажная начинка. Знакомство Лина с нравами, царящими внутри ЦРУ, началось с того, что он и Ким вошли в комнату с длинным столом и голыми стенами и их обыскали полицейские из внутренней службы.

— Офицер, — приказал Клитвуд, — доставьте этого человека в сектор «Экстрем» полковнику Олькоттому. Обращайтесь с ним, как с арестованным.

Еще не успел растаять в воздухе контур слова «арестованным», а Лин уже был в электронных наручниках темно-серого цвета.

Ким Клитвуд направился к выходу, но, прежде чем выйти, остановился, повернул голову к журналисту и чуть ли не с нежностью в голосе произнес:

— А помнишь, Лин, как ты после вечеринки в честь окончания колледжа в присутствии Молли сказал, что, когда я начинаю подражать героям Иствуда, то похож не на шерифа, а на его лошадь?

— Нет, что ты, Ким, — растерянно замотал головой журналист, — я не помню такого.

— Так вот, — холодно окинул его взглядом агент Клитвуд, выходя из комнаты в коридор и придерживая двери одной рукой, — скоро будет двадцать лет, как мы с Молли женаты, и все это время она напоминает мне о твоих словах. — И Ким Клитвуд медленно и аккуратно закрыл за собой дверь.

— Он придурок, — объяснил ошеломленному Лину полицейский, — но и тебе не повезло, сектор «Экстрем» — это что-то наподобие сумасшедшего дома при ЦРУ.

«Агент Генри Олькоттом (Полковник)

Великий Хранитель Сиреневого оттиска.

Доктор наук.

(Сектор „Экстрем“)»

Джеффери Лин прочитал эту табличку на двери, возле которой ему приказали остановиться.

Полицейский нажал клавишу с левой стороны двери и доложил в переговорное устройство:

— Гай Джеффери Лин задержан и отправлен к вам по приказу агента Кима.

— На каком основании? — поинтересовалось переговорное устройство приятным оперным баритоном.

— Что-то связанное с девятым допуском и кассетой, изъятой при обыске.

— Давай, — непонятно пропело переговорное устройство.

Полицейские сняли с журналиста наручники, дверь отодвинулась, уходя в стену вправо, и перед Лином открылось огромное белое помещение, в дальнем конце которого был виден ярко-желтый стол. За столом восседал человек в монашеском одеянии тибетского ламы пурпурного цвета, и Лин готов был поклясться, что такое же пурпурное гало (свечение) было вокруг его головы.

— Иди, — подтолкнул его в спину полицейский.

Будучи стопроцентным американцем, с журналистским уклоном, Джеффери Лин конечно же считал, что Бог есть и Бог любит Америку, но как журналист относился к этой любви несколько настороженно. Поэтому Лину стало немного не по себе, когда агент Генри Олькоттом спросил у него:

— Как вы думаете, Джеффери Лин, почему НАСА засекретило информацию с конференции, которую вы столь изобретательно добыли и столь целеустремленно пытаетесь предать гласности за небольшие, в общем-то, деньги?

— Ну, то, что засекретили, понятно, — Лин решил ничего не бояться, — НАСА под патронажем ЦРУ, а ЦРУ без секретов — это почти то же самое, что мясо из генетически модифицированной сои. А мое желание предать это все гласности защищено Конституцией США, то есть, это даже не желание, а моя обязанность, долг. — Он выжидательно посмотрел на странного полковника.

— Продолжайте, продолжайте, — полковнику явно хотелось спать, — интересно все-таки.

— Допустим, — продолжил Джеффери Лин, — что некоторые факты, связанные с космосом, и стоит выдавать общественности дозировано, вначале можно даже под видом фантазии в литературе и кинофильмах, предположения или версии. Но я не понимаю, зачем скрывать от американцев, что наука США обнаружила на Марсе следы воды и великой, но, к сожалению, погибшей десять тысяч лет назад цивилизации, и то, что Луна один из осколков этой цивилизации? По-моему, об этом надо кричать на весь мир, а не убивать за разглашение неоправданных секретов главных редакторов. — Произнося последнюю фразу, Лин внутренне «выругался», он не хотел ее произносить и, чтобы немного смягчить резкость своего заявления, поинтересовался у собеседника: — Какого черта вы напялили на себя эту красную сутану, агент Олькоттом? Вы в ней похожи на идиота. И вообще, какого черта меня притащили к вам, надели наручники, и за что вы убили моего главного редактора?

— Во-первых, и навсегда, — разозлился полковник Олькоттом, — вы какой-то нетипичный журналист, но это меня мало волнует. Во-вторых, Марс — это не та проблема, с которой нужно знакомить землян, они уже давно столкнулись с ней и, по-большому счету, лишь только ею и занимаются с тех пор, как мы пришли сюда…

— Вы? — напрягся Джеффери Лин, но, вспомнив предупреждение полицейского о «сумасшедшем доме», успокоился и закивал головой: — Это психологический тест, я понял, но только не понимаю, что вам нужно от меня? Если вы хотите узнать, как я записал видеокассету о секретном совещании НАСА, это одна сторона дела, а если хотите поступить со мной, как с моим главным редактором, — другая. Кстати, видеокассета и копия стенограммы с этого совещания размножены и хранятся у моих друзей журналистов. Если со мной что-нибудь случится, вся история получит огласку, так что секрета, как такового, уже нет. Друзья мои, без сомнения, надежные люди, но журналисты, и я почти уверен, независимо друг от друга они наверняка пришли к выводу, что информацию надо озвучивать, так как их сердца подсказали им, что я уже лечу, как мой главный редактор, из окна какого-нибудь небоскреба.

— Клянусь, — приложил руку к груди Генри Олькоттом, — если вы еще раз упомянете вашего главного редактора, мое сердце будет солидарно с сердцами ваших друзей.

Секретная информация НАСА попала в руки Джеффери Лина очень просто: все-таки он был настоящим журналистом и поэтому сенсации и женщины сами искали встречи с ним. Как-то вечером Джеффери Лин полистал официальные пресс-релизы национального аэрокосмического агентства и обнаружил в них информацию, что НАСА принадлежат один большой и два малых зала неподалеку от Белого дома. В большом зале проводились ежегодные шоу-конференции для общественности и банкетные торжества по случаю юбилеев космических и околокосмических крупных чиновников, а в малых залах — рабочие и закрытого типа встречи. Основную часть года помещения пустовали, то есть сдавались в аренду структурам секретно-силового и административно-бюрократического качества. От желающих арендовать, особенно малые залы, не было отбоя. НАСА оборудовало их новейшей демонстрационной техникой, а главное, удобными сенсорными креслами. Именно на этом НАСА и прокололось, на административно-бюрократической структуре, то есть на сдаче в пятичасовую аренду двух малых залов белодомовским аппаратчикам из сектора ЗОИ (экономически-обусловленные инвестиции) и сектора ПОИ (политически-обусловленные инвестиции), а в этой среде Лин чувствовал себя свободно и комфортно, как дружелюбная акула, охраняющая агрессивных селедок от происков других злобно-журналистских акул. Пяти часов ему вполне хватило, чтобы под видом проверки «выполнения условий арендного договора другой стороной» установить две цифровые видеокамеры с дистанционной системой включения и выключения в обоих залах. Установил грубо, даже примитивно, и, видимо, это сыграло свою роль — их не обнаружили при осмотре. Через три дня в одном из малых залов состоялось секретное совещание НАСА и ЦРУ, на котором присутствовали президент и несколько членов Конгресса. Один из средней руки чиновников, у Лина было на него досье, шепнул ему об этом, и Лин, ни на что серьезное не рассчитывая, «врубил» аппаратуру. «Снять результаты» удалось лишь через три дня, во время возобновления арендного сезона. Ознакомившись с записью, Лин понял, что это даже не сенсация, а нечто большее, к чему он, да и все остальное человечество, явно были не готовы…

Уверенность ученых в том, что на Марсе отсутствуют какие-либо следы цивилизации и что там нет даже примитивных форм жизни, поколебалась после того, как были обработаны данные, полученные с межпланетного зонда «Марс Патфиндер», высадившего на планету роботогнома «Соджорнер», и стали поступать данные с последнего межпланетного зонда «Марс Глобал Фантом», начавшего проводить проникающее сканирование поверхности планеты с применением «вязкого луча» на искусственных молекулах света и одновременно собирать данные о магнитном и гравитационном режиме планеты.

Оказалось, что вода на Марсе есть, и ее много не только в полярных районах, но и на всей площади красной планеты, океаны, моря, реки и ручьи которой как бы были покрыты толстым слоем холодной пыли странного, кремнисто-биологического происхождения. Если кто видел полностью покрытый ряской водоем, тому легче представить марсианские океаны, покрытые бурой «ряской» толщиной около пяти километров. Эта «ряска» очень эластична и прочна, чтобы добраться до воды, нужен натиск «болида» с характеристиками тунгусского метеорита или упорство буровой вышки для добычи нефти. Именно такую картину нарисовали для себя ученые, обработав данные, полученные от межпланетных зондов и малыша «Соджорнера».

Марс — планета цельная, состоящая из единой литосферной плиты, прочерченной между Северным и Южным полушариями швом горного района с особой морфологией.

Именно после того, как «Марс Глобал Фантом» начал проникающее сканирование планеты при помощи «вязкого луча», с триумфом подтвердились утверждения ряда ученых о существовании на Марсе водоемов. Лучом была пробита толща «ряски», под которой оказался первый океан с марсианской водой, то есть «маслянистым веществом грязевой консистенции». С этого момента Марс ожил и оперспективился для земной науки.

— Давайте назовем первый океан на Марсе моим именем, — предложила Клэр Гатсинг руководству НАСА. — В конце концов, искусственную молекулу света, примененную этими болванами в вязком луче, вывела я… — Джеффери Лин, прослушивавший кассету, так и не понял, кто скрывался под определением «этими болванами».

— Конечно, конечно, Клэр, — фальшиво заулыбался ненавидящий Клэр Гатсинг ведущий ученый научного блока в Пентагоне. — Я давно уже предлагаю называть Солнце не солнцем, а емко и просто — Гатсинг.

— Солнце не надо, — серьезно отреагировала Клэр. — Я океан хочу на Марсе.

…Марсианские сенсации следовали одна за другой. Оказалось, что Марс имеет что-то наподобие «болотисто-каменистой атмосферы», то, что находилось под «ряской» и условно называлось океаном, выделяло и удерживало в пятикилометровой толще этой «ряски» газовый режим жизни, повторяющий состав земной атмосферы: 75 процентов азота, 21 процент кислорода, 1 процент аргона и 1 процент нейтральных газов, тогда как тонкая атмосфера над планетой состояла из 95 процентов углекислого газа, 2,7 процента азота, 1,6 процента аргона и 0,13 процентов кислорода при 0,13 процентах водяных паров. Среди НАСАвских ученых даже возникла версия, что обнаруженные на Марсе океаны — это на самом деле дно океана, поверхность которого, с волнами, штилями, каравеллами, утренними восходами и вечерними закатами, находится где-то внутри планеты. Более того, некоторые ученые предположили, что по принципу внутренней жизни живут все планеты земной группы в Солнечной системе, и лишь одна Земля, что можно заметить по каждому человеку в отдельности, живет двойной жизнью — внешней И внутренней. Это предположение вызвало нервный, даже слегка истеричный смех среди политического и научного бомонда, собравшегося на секретном совещании. Президент США тут же дал указание главе ЦРУ и директору ФБР проверить «некоторых ученых на предмет их участия в антиконституционном заговоре против США» и буквально все по этому совещанию засекретить по абсолютной, девятой государственной категории.

Еще одной сенсацией, грозящей нарушить устоявшийся мировой порядок, было то, что «Марс Глобал Фантом» сделал наконец снимок высунувшейся из-за Солнца Глории, самой странной планеты в нашей Солнечной системе. Он же, «Марс Глобал Фантом», передал на землю такие глубокие изображения неба, что астрофизики и астрономы ахнули, затем схватились за головы и в конце концов глубоко задумались. Во-первых, впервые были получены изображения, предоставляющие объекты 70-й звездной величины. Оказалось, что в нашей галактике не то что существуют планеты, подобные нашей Земле, и системы, подобные нашей Солнечной системе, она буквально кишит планетоподобными сгустками и системами. Один лишь Млечный путь, тропинка Ангелов, насчитывает более десяти тысяч планетарных систем, аналогичных нашей Солнечной. Во-вторых, и самое главное, было то, что телескоп «Марса Глобал Фантом» обнаружил явление, которое не поддавалось осмыслению. Если «Хаббл» получил данные о существовании огромных черных дыр в центрах разных галактик, то «Марс Глобал Фантом» доставил данные о том, что эти черные дыры имеют прогрессирующую константу роста, они словно бы набухают и скоро сольются в одно целое, а это, зачесали затылки ученые, уже область чистой Веры, полномочия разума на этом прекращаются.

— Теперь вы понимаете, — спросил Генри Олькоттом, — для чего все эти данные засекретили? Если об этом узнает человечество, оно начнет громить магазины и плевать на все законы. Вы понимаете?

— Нет, — честно признался Джеффери Лин, — этого понять невозможно.

— Хорошо, — вздохнул полковник Олькоттом. — Вам повезло, у вас есть выбор. Хотите стать изредка послушным и постоянно высокооплачиваемым главным редактором «Вашингтон-Пост»?

— Да, — сразу все понял Лин, — конечно, хочу.