«Желаю быть мудрым»

«Желаю быть мудрым»

Люди часто путают дервишей, которые идут по суфийскому пути, и Суфи, которые уже прошли его.

Вот история, рассказанная дервишем, которая помогает осознать это различие.

Жил был однажды юноша, рассказывал он, который разыскал дервиша и спросил его: «Я хочу стать мудрым, как мне достигнуть этого?»

Дервиш вздохнул и ответил: «Жил некогда один юноша, похожий на тебя. Он хотел стать мудрым, и его желание было весьма сильным. Внезапно он обнаружил, что сидит, как я сейчас, напротив юноши, который спрашивает его: „Как мне стать мудрым?“»

Идрис Шах. Искатели истины

В годы студенчества Идрис, вероятно, чувствовал себя духовно одиноким — в нем происходила

огромная духовная и религиозная работа, а интересы его сокурсников ограничивались обычными заботами обеспеченной молодежи — танцами, вечеринками, знакомствами с девушками, новыми марками автомобилей. Но Идрис никогда не сторонился своих сверстников, напротив, осознав свое духовное превосходство, свою непохожесть, он не раздражался из-за пустой светской болтовни и находил в ней для себя определенный отдых.

В юности он увлекался теософией, трудами Сведенборга и Парацельса, теперь Идрис пытался и не мог найти объяснения своим сильнейшим мистическим переживаниям и некоторое время потратил на то, чтобы разграничить опыт мистический и оккультный. Выбор его чтения становился все более критическим и систематичным. Он увлекся философией Спинозы, объясняющего на свой лад то, что он давно чувствовал, — духовное всеединство мира (великий философ считал, что вся множественность материальных вещей происходит из единой духовной субстанции) и возможность «третьего познания», интуитивного. Идриса привлекало и религиозное восприятие жизни в трудах Шопенгауэра, его точка зрения западного буддиста, стремившегося к нирване — освобождению от страданий через подавление воли к бытию. Идрис решил, что необходимо пополнить свои знания об основных восточных религиях.

Ощутив, что занятия философией не могут удовлетворить матафизические запросы его духа, но и ортодоксальный ислам не отвечает полностью его духовным запросам, Идрис начал искать более гармоничное, более универсальное мировоззрение.

Неделями он просиживал в крупнейшей университетской библиотеке, основанной в XVI веке и содержащей более шести миллионов книг!

Он начал изучать стихи великого Руми и рубаи Омара Хайяма. Один из его американских приятелей рассказал ему историю о том, как одно рубаи Хайама спасло жизнь его земляку. Американец Эрл П. Хейни страдал от неизлечимой болезни и со дня на день ждал смерти. Но однажды в книжном магазине ему на глаза попался томик стихов Хайама, открытый на странице со следующим четверостишием:

Бери от жизни все, что в силах взять,

Пока сойдешь туда, где низок, тесен Твой будет дом, и без вина, без песен,

Как прах, во прахе будешь ты лежать.

Эрл купил себе гроб и... отправился в кругосветное путешествие. Он пил виски, курил (поняв слова притчи буквально), объедался и развлекался ночи напролет. Он попадал в страшные бури, дважды тонул, поймал акулу — и вернулся домой здоровым!

Идриса поразила эта история и он еще сильнее заинтересовался жизнью и творчеством великого поэта. Этот великий поэт и суфий был открыт западному миру в 1859 году, когда поэт и переводчик Эдвард Фицджералд, влюбленный в его стихи, издал первую книгу «Рубайят Омара Хайяма». Книга не пользовалась успехом, пока с ней совершенно случайно не познакомились популярнейшие тогда поэты Суинберн и Россетти. Они были поражены, они были вдохновлены и пропагандировали свое открытие на каждом шагу. Имя Хайяма стало модным, на Западе начался настоящий бум — только в Америке тиражи его изданий превысили тиражи всех поэтов.

Этому способствовала и аура тайны вокруг имени поэта — ведь при жизни он был известен только как великий астроном и математик, а о том, что он пишет стихи, никто не знал; ни одной, написанной лично им строчки, не сохранилось. Несколько четверостиший, авторство которых приписывалось Хайяму, впервые были обнародованы лишь через тридцать лет после его смерти. Через несколько лет открылось еще несколько. А через триста с небольшим лет в течение одного десятилетия были открыты рукописи с сотнями его рубаи!

До сих пор не обнаружено подлинных доказательств, что авторство всех пяти тысяч открытых на сегодняшний день рубаи принадлежит именно ему. Некоторые исследователи говорят, что доказано авторство только шести рубаи; другие настаивают на числе двенадцать; третьи утверждают, что Хайям точно написал 180 рубаи. А некоторые даже считают, что эти рубаи не могут иметь одного персонифицированного автора, что это все народное персидское творчество; такого мнения придерживался, например, знаменитый британский профессор-востоковед Лоренс Пол Элвелл-Саттон (позднее ставший одним из самых непримиримых оппонентов Идриса Шаха). Он писал: «Персидская поэзия, одна из самых богатых поэтических литератур мира, известна Западу в значительной степени благодаря личности автора, не написавшего за свою жизнь ни единого стиха».

Но Идрис видел красоту стихотворных строк, мистические глубины, намного более важные, чем простая бытовая мудрость.

Откуда мы пришли ? Куда свой путь вершим?

В чем нашей жизни смысл? Он нам непостижим.

Как много чистых душ под колесом лазурным

Сгорает в пепел, в прах! А где, скажите, дым?

Изучение сокровищниц мировой философии, истории, права, латыни не отдалило Идриса от его духовных корней, напротив, его необъяснимо потянуло к истокам. Он вспомнил сказки Симлы и истории, слышанные от бродячих дервишей. И рука сама потянулась к бумаге. Идрис начинает писать свои суфийские истории, похожие на сказки, но пока показывает их только отцу, полагаясь на его авторитет публициста и писателя. И тот, пе

релистав тонкую тетрадь, заполненную торопливым почерком, наползающим на края, внезапно для себя оказался в неведомом мире и неведомом времени, с людьми, которые не имели имен, а назывались просто «юноша», «ученик», «учитель», «женщина», «старец», «шейх». Он понял, что у Идриса несомненный талант рассказчика. А возможно, и более значительный талант — видеть окружающие жизненные ситуации духовным взором, отметающим шелуху условностей и обнажающим реальность, как она есть.

Возможно, именно тогда Идрис наконец почувствовал, что надо возвращаться к корням, истокам религиозности своей семьи — для него истинная жизнь открывалась только в суфизме. Но как же найти Знание самостоятельно, ведь дойти до понимания истины в одиночку было невозможно?

И он поразил семью сообщением о том, что бросает университет. Существует версия, что Идрису во сне было сообщено, что ему надо отправиться в пустыню, а затем в горы и найти там людей, обладающих тайным знанием, которые посвятят его.

Отец довольно спокойно отнесся к заявлению Идриса о том, что тот не видит необходимости в дальнейшем академическом обучении, а хочет прежде всего найти свой собственный путь.

—                 Но на что ты собираешься жить? Кем ты будешь работать, если ты не сдашь выпускные экзамены? Ты серьезно обдумал свое решение?

Идрис после непродолжительного молчания ответил отцу, что пока он не определился с выбором того, что ему необходимо предпринять для выбора своего предназначения, не согласится ли отец принять его на работу в одно из своих торговых представительств. И отец дал ему свое согласие и благословение.

Идрис впервые расставался с семьей и отправлялся в одиночное плавание по реке жизни. Он в последний раз попрощался с просторными светлыми аудиториями своего колледжа Сент-Катрин и отправился в Уругвай.

Несмотря на его дар предвидения, вряд ли он мог предполагать, что хотя он и не закончил Оксфорд, но спустя несколько десятилетий этот университет, как и многие другие английские учебные заведения, включит написанные им книги в свои учебные планы для обязательного прочтения.