Сорни-Най, или «Золотая Хозяйка»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Сорни-Най, или «Золотая Хозяйка»

Вполне естественно, что следующим объектом нашего поиска стали легенды о Золотой Бабе, которая напугала нас ночным воем. И лучше не просто легенды, а реальные подтверждения ее существования, особенно после того глюка на перевале.

Когда мы спустились с Горы мертвецов вниз, в поселок Вижай (теперь его нет, сгорел в 2010 году за два часа — может, это тоже какая-то месть горы?), нас встретили как пришельцев с того света, и местный старожил, услышав наше краткое повествование, сообщил, что теперь мы проживем до ста лет, — дескать, Золотая Баба благословила, раз не извела нас там же. На прочность, типа, проверила.

Заночевали мы в поселке, а с утра пораньше. Нет, не поехали мы никуда, остались в селе еще на пару дней — отдохнуть, в себя прийти да стариков послушать. Понимали, что мы не первые, кто заинтересовался этой темой. Вот уже второе столетие искатели приключений, ученые и авантюристы ищут следы легендарной матери гор.

Краткая справка. Легенды о сказочных богатствах Севера стали проникать на Русь еще в XI столетии. Побывавшие в Югре, «за Камнем» (за Уральским хребтом), рассказывали про обилие в тамошних краях серебра и пушнины, о том, что там даже «тучи разряжаются не дождем или снегом, а веверицами (белками) и оленцами». И еще рассказывали о том, что в приуральских лесах люди поклоняются Золотой Бабе — фигуре Великой богини Севера, отлитой из чистого золота. Выглядит она как женщина, держащая на руках двух младенцев.

Старики присоветовали нам в императорское село заглянуть — дескать, есть там каменный лик Золотой Бабы, который желания исполняет. Только вот почему село так называется, сказать не могли. Приклеилось, говорят, в давние времена прозвище «императорское» из-за того, что туда царь приезжал. Ну и ладно, подумали мы. Найдем.

Решили оставить машины и сплавляться по реке — благо все нужное с собой, а машины заберут ребята из Ивделя. Сели на паровоз и поехали до Чусового. Уже в поезде, разговорившись с местными, пожалели, что оставили машины, потому как те рассказали нам о поселке Растес, из которого исчезли все жители: множество покинутых домиков с оставленными вещами, размытые могилы. Аномальная местность, недосягаемая для вандалов. К слову сказать, на Урале таких сел и поселков — великое множество. Вот, помню, как-то, учась еще в девятом классе, я со школьной туристической командой отправилась на байдарках по Чусовой, и тогда мы тоже наткнулись на подобную деревушку — старую, с почерневшими избами. Самое странное и неприятное было то, что на кроватях лежало истлевшее постельное белье, и было четкое ощущение, что людей подняли ночью и куда-то увезли, даже не дав собрать скарб.

И вот начали мы сплавляться по реке, периодически приставая к берегу и выспрашивая у аборигенов, где тут есть каменный лик Золотой Бабы.

Так сплавлялись, и однажды вдруг поймали себя на мысли, что уже трое суток не видели ни одного человека. Со всех сторон — скалы, лес и вода, а мы все плывем и плывем по бурной живой реке. Как-то, когда уже смеркалось, мы решили остановиться на каменном плесе и разбить лагерь. И сил грести уже не было, да и вообще хотелось отдохнуть. Вытащили плоты, принайтовали. Начали вытаскивать на берег шмотки. Наш плот был самым груженным и пристал последним. А я словно увидела берег из своего детства. Тот же плес, те же камушки, та же поляна. Мелькнула по краю сознания какая-то тревога, и растаяла. Мы причалили, и ощущение дежавю назойливо вертелось у меня в голове. Расставив палатки, мы развели на площадке между ними костер и, как обычно бывает, стали обсуждать ничего не значащие вещи. В том числе и то, что за эти сутки мы не нашли ничего, связанного с Золотой Бабой.

Ночь прошла спокойно, и утро встретило нас птичьим пением и золотистыми лучами солнца. Все разбрелись по своим утренним делам, а нам, девушкам, пришлось их закончить быстрее всех и приступить к приготовлению нехитрого завтрака туриста — каши на сгущенном молоке с добавлением ста граммов сливочного масла на котелок. Ну и в отдельной посудине, конечно, варился утренний кофе. Знакомо? Думаю, да. Дзынь-дзынь-дзынь!!! Завтрак! Вскоре все писавшие и умывавшиеся подтянулись на «стойбище», достали свои миски и с голодным восторгом начали потреблять геркулесовый кулинарный изыск. Все? Нет, не все! К тому моменту, как котелок почти опустел, мы заметили, что Ленки — репортера «Невского времени» — среди нас нет!

— Ди-им! — позвала я.

Он посмотрел на меня меланхолично. «Все еще за Феликса переживает, бедняга», — подумала я. И спросила:

— А где Ленка? Вы ж в одной палатке спали.

— А хрен ее знает. Она сказала, что пробежится, осмотрится вокруг. Да и искупается без лишних глаз.

— Дима, — вкрадчиво, многозначительно и угрожающе промурлыкала Йола. — Ты помнишь, где мы? И что мы — (непечатная фраза) — тут делаем? Ты помнишь, что вокруг нас сплошная — (непечатная фраза) — глушь с неизвестными уфологическими прибебешками? Ты вообще башкой своей думаешь или только ешь? — И посмотрела на него совсем грозно: — Где Ленка? Куда она отправилась?

— Ле-е-е-ена-а-а-а-а! А-у-у-у-у-у-у!!

Так мы орали почти час. Ни ответа, ни привета.

Мы ее все же нашли. В пятистах метрах от лагеря. Она лежала на пригорке, обнимая кочку. На шее — небольшое умывальное полотенечко, голова вывернута в сторону, а в левой руке — зубная щетка, на которой — стекшая капля зубной пасты. Она лежала такая маленькая, трогательная в своих спальных шортах и маленькой маечке. Среди тайги, в сотнях километров от людей, на какой-то идиотской кочке лежала девчонка с зубной щеткой. И материлась, потому что не могла встать. Она — попала в болото. Мы сначала не поняли, думали, что она без сознания, погибла, умерла. Потом разозлились, а потом просто начали ржать долго и самозабвенно. В итоге мы вытянули ее из трясины, подхватили на руки и отнесли в лагерь. Она материлась так, как не смог бы ни один матрос!

После омовений Ленка рассказала, что ближе к рассвету кто-то из наших ее позвал, просто коротко гаркнул: «Подъем!» Она подхватила умывальные принадлежности, пнула Димку и со словами «Я — купаться, умываться, пробежаться» вылезла наружу. А вот потом начались чудеса. Из палатки она выбралась не на нашу поляну, а в центр какого-то селения, а обернувшись, обнаружила, что палатки-то и нет. Сон, подумала Ленка и пошла осматриваться. К ней подошла женщина в полотняном платье до земли, предложила выпить травяного чая и поманила за собой. Зачем Ленка выпила этот чай, она сказать не смогла — это было как наваждение какое-то. Затем, приведя нашу подругу на какую-то полянку, женщина обернулась и спросила: «Вы ищете Сорни-Най? Через три дня найдете, только смотрите, не пожалейте». Крутанула как-то по-хитрому руками перед Ленкиным лицом и исчезла. А та больше ничего не помнит, говорит — как сознание потеряла. А очнулась уже по пояс в том болотце, где мы ее нашли, в объятиях с кочкой.

В тот же день нам повстречалось небольшое селение, где мы решили остановиться и отдохнуть. Там жили несколько глубоких стариков манси, которые перебрались с Северного Урала сюда с десяток лет назад. К вечеру, угостив местных старожилов огненной водой, мы начали аккуратные расспросы про так интересующую нас Золотую Бабу. Оказалось, что на привычном месте обитания Золотой Бабы мы практически уже побывали. Это — гора Манья-Тумп неподалеку от Холатчахль. До самого последнего времени оленеводы, перегоняющие летом свои стада по Уральскому хребту, и близко не подходили к ней. «Давно-давно гора ходи никак нельзя было. А кто ходи, тот болей долго и умирай тяжело. Старый люди говори, там пупы, камни высокий стоял, Сорни Эква, Золотой Баба. Страшно было близко гора ходи. Баба кричал сильно страшным голосом».

А еще старики рассказали, что немного севернее стоит гора Койп. Говорят, что там целое капище Золотой Бабы было. У подножия горы — совершенно круглое озеро, такого больше нет на Северном Урале. На его берегу лежат покрытые лишайниками глыбы. И там же — четырехугольный гигантский гранитный стол, на котором до сих пор манси оставляют свои дары. Но потом ушла оттуда Золотая Баба, и теперь, говорят, спрятали ее в шаимских болотах. И появляется в местных лесах ее призрак часто. Иногда просто молчит, иногда предупреждает, а бывает, что и заморочит до смерти. Не советовали нам старики искать ее, от греха подальше. А если больше узнать хотим, то в Пермском крае о ней надо спрашивать, оттуда она пришла.

Разместившись кто в палатке, кто у местного населения в домах, мы для начала решили выспаться. А ночью Ленке стало плохо. Она металась в бреду, повторяя: «Сорни-Най, Сорни-Най». Температура зашкаливала, не помогали ни аспирин, ни парацетамол. В итоге на ногах провели ночь и мы, и несколько жителей деревни. «А чего ж девонька Золотую Бабу-то все зовет?» — вопрошали они. Мы рассказали историю, которая произошла на предыдущем привале.

— Не стоит вам больше Бабу искать, не желает она этого. А не бросите поиски, то и помереть может ваша подружка, — услышали мы.

К утру Ленка забылась тревожным сном. Днем ничего не изменилось: все та же температура, тот же бред и ни одно лекарство из наших аптечек не помогает.

После полудня Иван Митрофанович, хозяин избушки, где лежала Лена, привел ветхую старушку. Она зашла, оглядела всех нас, покачала головой и прошла к кровати. Присела рядышком и начала тихонько напевать себе что-то под нос. Это было похоже одновременно и на колыбельную, и на молитву. Иван потихоньку оттеснил всех вон из избы, показывая, что нам тут делать нечего, а уже на свежем воздухе сообщил:

— Травница это наша, ведунья Софья Никандровна. Уж ежели кто и вытащит вашу подружку из рук Золотой Бабы, так только она.