«Мать, дай счастья жигану»
«Мать, дай счастья жигану»
Несколько раз перекусив в городе, я вдруг обнаружила, что нахожусь совсем неподалеку от Ваганьковского кладбища. А неслабо я сегодня прогулялась! Ну что ж, давно не бывала тут, можно и зайти. Последний раз, если быть более-менее точной, на Ваганьковском я была в начале восьмидесятых прошлого столетия. Родители привезли меня туда, чтоб самим посмотреть и ребенку показать могилы Есенина, Высоцкого и еще кого-то.
Медленно прогуливаясь по аллеям, просматривая надписи на надгробных памятниках, я наслаждалась тишиной и шуршащими листьями. К слову сказать, здесь людей не только хоронили. Здесь их и убивали. В ноябре 1850 года неподалеку от ограды Ваганьковского кладбища был обнаружен труп молодой женщины, которую изнасиловали, а затем перерезали ей горло. Луиза Симон-Деманш — любовница известного драматурга Сухово-Кобылина. Следствие решило, что убийство совершил крепостной Сухово-Кобылина Ефим Егоров, действовавший, естественно, по наущению хозяина. Мол, Луиза не отпускала его к другой, а именно — к восходящей звезде светского общества Надежде Нарышкиной, которая ждала от драматурга ребенка. Мадемуазель Деманш постоянно закатывала литератору скандалы, грозилась даже пойти к царю, и драматург решил избавиться от надоевшей любовницы. Такая была версия.
Тут же, на Ваганьковском кладбище, через год после смерти Есенина застрелилась на его могиле Талина Бениславская, его любовница. Похоронена была рядом с ним.
И здесь же лежит тот, который собственноручно расстрелял более пятисот человек. Это матрос Железняк.
Так, вспоминая факты и легенды кладбища, брела я по дорожкам, шурша листвой и изредка встречая или обгоняя других посетителей. Вот я опять стала нагонять какую-то женщину. Ничего примечательного, разве что длина юбки да приталенный жакет. да плавность походки с зонтиком. Сейчас так не ходят — нет такой стати и так не держат спину. Наверное, пришла к кому-нибудь на могилку, подумалось мне.
Вдруг, пока я любовалась походкой, из рук женщины выскользнуло что-то блестящее.
Я ускорилась и наклонилась. Колечко, изящное, с тремя камушками, вроде бы как золотое. Я поднялась, чтоб окликнуть даму и вернуть кольцо, но она уже заворачивала за какой-то памятник. «Ну куда можно пропасть с кладбища? Да в общем-то, никуда» И я пошла за незнакомкой.
Завернула за тот же памятник, но женщины. не было.
Огляделась. Передо мной стояла железная пальма, а рядом — статуя без головы. «Куда ж она подевалась-то, здесь же все просматривается». Я крутила в пальцах кольцо и недоуменно оглядывалась. Меня окружал лес могил и надгробий, но спрятаться за ними можно было, только улегшись на землю.
— Что, сестра, тоже к Соньке пришла? — услышала я вдруг из-за плеча голос и чуть не подпрыгнула от неожиданности.
Сбоку от меня стоял молодой натренированный мужчина в довольно дорогом костюме и легком пальто. В руках — огромный букет ярко-алых роз.
Похоже, не поняв моего замешательства, он приятным баритоном продолжил:
— Ну да не буду тебе мешать, подожду в сторонке.
Повернувшись, он отошел к лавочке неподалеку, закурил и погрузился в какие-то размышления. Я вгляделась в надгробие уже с большим интересом. Женская фигура из некогда шикарного белого мрамора под огромной черной пальмой. На могиле — огромное количество живых цветов и россыпи монет, а пьедестал памятника покрыт надписями: «Соня, научи жить», «Солнцевская братва тебя не забудет», «Мать, дай счастья жигану» и все в таком духе.
— Простите, — прервала я думы мужчины. — А чья это могила? — Правда, я начала уже догадываться.
Он оторвался от размышлений и быстро подошел ко мне:
— Тю-ю-ю, — протянул он. — А я-то думал, ты фарт пришла у Сони просить. Это могила Соньки Золотой Ручки, королевы воров. А приходят сюда. ну кто за чем. Говорят, Сонька и с того света помогает мошенникам и ворам, но следит, чтобы всё меж ними было по понятиям. Так что ты давай загадывай желание, а я — после тебя. Хотя, — пожал он плечами, — можно и рядышком. О! — встрепенулся он. — Ты колечко не клади только, а то сторожа враз срисуют. Жалко будет.
— Я как-то и не собиралась. Это не мое кольцо. Его женщина обронила, а я за ней пошла, чтоб отдать, да вот не догнала. Тут она и пропала куда-то, у этого самого надгробия.
— Да ну?! Не врешь? — Мужчина даже как-то подобрался. — А продай! — вдруг с азартом воскликнул он. — Ну на кой тебе это кольцо, я тебе таких миллион куплю! Продай, а?
— Послушайте, не могу я его продать, — улыбнулась я. — Сейчас дальше пойду, постараюсь эту женщину найти.
— Ты чего, совсем больная? Это ж сама Сонька тебе подарок сделала! Слыхал я о таком, но чтоб человека встретить. — Он недоуменно покачал головой и в раздумье протянул: — Да-а-а, свезло тебе. И кольцо это покупать бесполезно будет, оно — только тебе, и, если чего, в помощь может пойти. А дай посмотреть.
Я протянула ему кольцо, он взял его бережно, как реликвию, и долго любовался, играя отсветами камней в закатном солнышке. Наконец сокрушенно протянул мне и твердо сказал:
— Держи, твое по праву. Меня, кстати, Митей зовут. Дмитрием, то есть, — поправился он. Затем положил цветы к могиле и, уже не обращая на меня внимания, притронулся пальцами к статуе и что-то неслышно и жарко зашептал.
А я стояла и смотрела, и почему-то вела внутреннюю беседу. С кем? Да не знаю, может, и с Сонькой. Я не просила ее ни о чем, только поблагодарила за кольцо и пообещала, что когда-нибудь вновь приеду на Ваганьковское кладбище к ее могиле.
Потом мы с Митей брели по дорожкам к выходу, а я все сомневалась, оставить ли кольцо у себя или прикопать под Сонькиным надгробием. По всему выходило, что у себя оставить страшно, а прикопаешь — может и обидеться хозяйка колечка. Так ничего и не решила.
Мы вышли с кладбища, и Митя предложил доехать до какой-нибудь кафешки.
— Знаешь, — рассказывал он уже в тепле кофейни, — такое редко, но случается, причем странно, что Сонька дарит что-то случайным людям, ну то есть не только ворам, а и просто прохожим. Я знаю три таких случая, твой — четвертый. Один раз она подарила какой-то девчонке платок с вышивкой. Так вот, когда девица отнесла его на экспертизу, оказалось, что возраст этого платочка о-го-го какой! Второй раз цепочку с крестиком — старушке древней, лет под девяносто. А у той как раз такой крестик с цепочкой пропали давным-давно, еще в детстве сопливом. Она потом рассказывала, что его еще ее бабушка носила. Третий подарок — знаю, что получил олигарх, который начинал с кооператива, а теперь в Лондоне живет и здесь меценатством занимается. А симпатичное, однако, колечко, — глянул он на мою руку, когда я уже надела кольцо. — Да и пальчики ничего, — с многозначительной уже улыбкой заметил он. — Продолжим знакомство?
Но продолжение знакомства в мои планы не входило, поэтому мы только обменялись телефонами, и вскоре, отговорившись делами, я отправилась в маркет — покупать вино для вечерних посиделок на кухне друзей.
На следующий день, проснувшись, я вдруг поняла, что я должна сделать. И отправилась в ближайший ювелирный магазин, где купила золотое колечко с тремя камушками, весьма изящно сделанное. Спустилась в метро, доехала до «905-го года» и вскоре уже стояла у знакомого надгробия. Вокруг было тихо, ни души. Я присела у основания и припасенным ножичком вырыла довольно глубокую ямку, куда и положила свой подарок. Нелепый, конечно, поступок, но мне показалось, что он больше понравится Соньке, чем просто душевные метания по поводу того, что мне делать с кольцом, подаренным призраком. Вот так вот.
Кстати, тут же неподалеку, по рассказам Мити, Дмитрия, похоронен и главарь банды «Черная кошка» Иван Митин. Хм, забавное совпадение имени одного и фамилии другого. Так вот, «Черная кошка», оказывается, — не выдумка режиссера, а правда жизни. А Иван Митин был для своих знакомых и соседей не злобным уркой, а мастером смены оборонного завода № 34. На момент ликвидации банды Митин был представлен к высокой правительственной награде — ордену Трудового Красного Знамени.
Около шести вечера зазвонил мобильник. Позвонил Митя и предложил прогуляться по городу. Отчего бы нет? Я и назначила встречу на Хитровке.
— Давай подъезжай через часик к Подкопаевскому переулку, где раньше «Каторга» была. Ты, как поклонник Соньки Золотой Ручки, должен знать этот дом, — сказала я и отключилась.
Через час мы там и встретились. Митя и вправду не знал, что в доме 11 по Подкопаевскому переулку когда-то располагалась легендарная «Каторга», совсем неподалеку — кабаки «Пересыльный» и «Сибирь», а вокруг ночлежки, малины и снова ночлежки.
Побродив по улочкам, часов в девять вечера мы отправились поужинать в московскую «Солянку», где днем — еда, а вечером и ночью — клубный тусняк.
Перед этим созвонились с Йолой, которая устроила нас как ВИП-гостей в уютном закутке и обеспечила практически безупречное обслуживание.
— Попробуйте абсент, а я скоро к вам присоединюсь, если вы не против, — сказала она и упорхнула в свою бухгалтерию.
Ужин, приглушенный свет, гламурщики всех мастей и «Зеленая Фея», то бишь абсент.
О... абсент!!! Вот тот способ пития, который люблю. нет, теперь уже любила я:
Берутся два стакана (коньячный и снифтер), кусочек сахара, салфетка, абсентная ложка и трубочка. Абсент наливают в коньячный бокал, сверху кладут абсентную ложку (в ней прорези), на нее кладется кусочек коричневого тростникового сахара, который чуть смачивается абсентом и поджигается. Капли горящего сахара тягуче падают в бокал, и абсент начинает гореть. В течение некоторого времени огонь в бокале поддерживают, чтоб тот прогрелся. Теперь накрывают бокал подставкой под бокал, чтоб огонь потух, а затем резким движением содержимое бокала выливают в снифтер, и этот бокал ставят ножкой кверху на блюдечко, покрытое салфеткой, и просовывают под него трубочку. Выпивают абсент из снифтера и делают затяжку из трубочки.
Вот так мы и пили — порцию, вторую, третью, четвертую.
А потом я поплыла, прикрыла глаза и просто слушала гомон посетителей и легкую музыку. Митя тоже находился в блаженном состоянии, лишь периодически приоткрывая глаз.
В какой-то момент ритм шума сменился с радостного гомона тусовки на угрожающепьяный. Я приоткрыла веки — чуть-чуть, чтоб никто не подумал, что я выплыла из абсентового состояния, и в следующий миг широко раскрыла глаза. «Ой, мамочка!!!» — только и смогла произнести я и побыстрее подтянула ноги на кресло.
Вокруг меня копошились страшные личности в обрывках лохмотьев, от них несло перегаром и вонью. Эта кишащая масса постоянно передвигалась, ругалась и материлась, сверкала страшными блевотными язвами и выясняла между собой отношения.
«Ой, мамочка!!!» — во второй раз подумалось мне. «Надо меньше пить! Надо меньше пить, надо меньше пить», — панически забилось в голове.
А маргиналы наседали со всех сторон и уже задевали меня своими грязными обносками. Вот мимо протолкнулась какая-то женщина в полуразорванном платье: «Да пусти же ты, ирод! Пьянь подзаборная. Вот Ваньке все скажу — порешит тебя, ублюдка.»
Свет плошек с колышущимся огнем метался по грязным стенам. Какие-то веревки, на которых висело тряпье, перегораживая проход или огораживая углы. Детский плач и заросшие, небритые рожи в шрамах, тянущие ко мне руки: «Барыня, дай копеечку. Помираю, дай выпить».
«Приехали, — билась в голове мысль. — Надо меньше пить! Чтоб я еще раз выпила абсент. А может, это уже „белочка“? Или я сошла с ума?»
— Таня. Танюш? С тобой все в порядке?..
В очередной раз приоткрыв глаза, я в мути увидела Йолкино лицо, которое то надвигалось, разрастаясь до неимоверных размеров, как великий Гудвин, то удалялось, стягиваясь в точку.
— Угу, — стряхивая оцепенение, сказала я. — Всё ок. А можно мне домой?
— Танюш, давай я сейчас такси вызову, хорошо? Мне пока еду на завтра соберут, и я тебя к себе отвезу на оперквартиру, хорошо? Только ты не засыпай опять.
— Давай, — пробормотала я и вновь провалилась в какой-то кошмар. Но на сей раз в нем присутствовала знакомая фигура.
«Интересно, где я ее видела?»
Молодая женщина, в довольно-таки приличном платье, весьма развязно смеясь, чокалась бокалами с жуткими каторжниками: «Ну что, друзья мои, — за ювелирный дом Хлебникова? Вот она, ваша доля, разгребайте! — Ина стол посыпались из небольшого ридикюля сверкающие камни и золотые кольца. — Ваше это — ваше!!! Сонька никогда не забывает своих! — в пьяном воодушевлении воскликнула молодая женщина. — Сонька за всех заплатит!»
«Господи, вытащи меня из этого кошмара!!!» — уже просто ору я в астрал или не знаю куда!
А тем временем, пытаясь вырваться из кумара, вижу следующую картинку: женщина, — это, видимо, действительно Сонька, осматривается шальным взглядом и говорит:
— Сеня, здесь, в ночлежке Расторгуева, негоже прятать. Пошли подвалами.
Я вижу ступеньки, по которым кто-то спускается, но не я, это точно.
— Сеня, — свистящий шопот, — тише!!! Пошли. Сейчас до «утюга» доберемся, я там хороший закуток знаю. Там и спрячем.
Две тени скользят по сумрачному подвалу и вваливаются в освещенное масляными плошками помещение.
— Ну что, братики, не ждали? — развязно кричит Сонька. — А вот и я, дорогие мои! — Покачиваясь и пьяно улыбаясь, она подходит к столу и вываливает из-за корсажа драгоценности и красные купюры. — Вот, Соня обещала — Соня выполнила! А где моя девочка? Где моя кровиночка, Тонечка. — Качнувшись, Сонька валится на стол.
— Сонь. — Рвань и мужики участливо двигаются к столику. — Ну, мы это. как тебе сказать. Ну отдали мы ее на воспитание в дом, чтоб жилось ей сладко. В дом Румянцевых. Мы за ней наблюдаем. Там тетки-няньки сопли подтирают.
— А Софа? Софка где? — Женщина оседает на табурет и, роняя голову на скрещенные руки, пьяно плачет.
К ней тихо подкрадывается какой-то здоровый мужик и, осклабившись, хватает за попу.
— Руки мыл? — вскидываясь, ощеривается Сонька.
— А чё, грязные, что ли? — развязно цедит мужик.
— Смотря куда лезешь, — абсолютно трезво отвечает вдруг королева воров.
— Хм. К своей цыпе, от которой мурашки по всему телу. К своей марухе, с которой у нас две дочки. К жене своей, к мадонне.
— Остынь, Митя, я тебе не маруха, — устало и гордо отвечает женщина. — Да и не про меня это.
— Сонь, а ты знаешь, что Сура объявилась? Из Варшавы приехала и дом тут снимает. Твоя дочка! Работает чисто!
Сонька мотает головой по сложенным кренделем холеным рукам на грубом столе и засыпает. Видимо, и я вместе с ней.
— Ваше здоровье, господа. Вы ждете кого-то или так, отдохнуть зашли?
— Да жду! Не вас! — И руки упали.
— Судьба — индейка, жизнь — копейка, — последнее, что я слышу в этой вакханалии.
Наплевав на мелкие тревоги,
На душевность делая акцент,
Мы колдуем рьяно, как Ван Гоги,
Разбавляем водкою абсент.
(Gexogen)
Наутро я открыла глаза и увидела белый потолок. Опасаясь всего на свете, скосила глаза: полка с книжками и светильниками. Угу, ни о чем не говорит. Стакан с водой. Тоже мимо кассы. Мобильник — вот то, что надо!
За завтраком рассказала Йоле про абсентовые красочные галлюцинации.
— А знаешь. — Йола помешала сахар в своей чашке. — Ведь на самом деле, говорят, в этих ночлежках Соня появлялась, когда бывала в Москве. Так что, может, это и глюки, а может, и нет. Абсент ведь — тоже непростой напиток. Не зря же его весь бомонд Серебряного века пил, а потом свои гениальные произведения творил.
Мы помолчали, продолжая жевать бутерброды и запивать крепким сладким чаем.
— Тань, а может, у нас уже паранойя после той поездки, а?
— А может, просто надо от всех штучек избавиться, что мы в экспедиции понабрали?
Йолка покрутилась на диванчике и, устроившись поудобнее, протянула:
— Так жа-алко ведь. Они красивые.
— Ну, значит, так и будем с призраками общаться, пока не надоест. — Поставив чашку в раковину, я занялась мытьем посуды. — А знаешь, Йол, я вот думаю. Может, наши приключения в Пнет выложить? — Задумчиво споласкивая тарелку, я оглянулась на Йолку: — Пусть народ посмотрит, а мы комменты почитаем. Забавно может получиться.
— Ага, прочитают и подумают, что нас так по укурке плющило, что никуда мы не ездили, а дома на кухне коньяк хлестали и траву курили. Ну а под конец ты все это еще абсентом полирнула. Кстати, звонил Мишаня, приглашал в Псков, он туда на выходные к бабушке поехал. Может, заглянем? Грибочков пособираем, отдохнем от всей мистической мутотени на нормальной природе с шашлыками.
— Чего б нет? Давай. Ты во сколько сегодня высвобождаешься, в три? — Йолка кивнула. — Ну вот и отличненько, тогда ты на работу, а я на вокзал. Встречаемся в четыре здесь. И если не сложно, закажи еды с собой из рестика, ок?
Быстро собрав свой рюкзак, Йолка оставила мне ключи и упорхнула на работу, а я, дождавшись вызванного такси, отправилась на квартиру друзей за своим рюкзаком и на вокзал за билетами.
В 18.30 наш поезд уже отчаливал от перрона, сердито перестукивая всеми своими колесами.