Поезд-призрак — золотой поезд Колчака

Поезд-призрак — золотой поезд Колчака

Поезд мерно постукивал колесами, мы распаковывали съестные припасы и балагурили. Несколько раз поезд останавливался на каких-то станциях и полустанках, но мы не вылезали из купе, в которое набились всей компанией. А нам и не надо было. В дорогу все закуплено, просто болтаться три минуты по перрону — удовольствие все же сомнительное. Где-то чуть позже полуночи решили расходиться по койкам и спать, а перед этим найти проводницу, чтоб разбудила за часик до Иркутска. Вывалились из купе в ночное освещение вагона. Тишина, все соседи то ли спят, то ли тоже в каморках своих сидят не высовываясь. Проводницы на месте не оказалось. Что тогда нас насторожило, я и сейчас не очень-то понимаю. Может, то, что к нам ни разу никто в купе не постучался, а может быть, потому что в тамбурах никто не курил. Ну не бывает такого, чтоб в вагоне все спали и никто не выходил в туалет или за водой. Мы рискнули постучаться в одно купе, во второе, в третье — везде тишина. Дернули дверь, та легко открылась — пусто. Нет ни одного человека, и постели не заправлены. Странно, мы же здоровались с пассажирами не так давно, неужели за четыре часа все вышли? Проверили все купе, и везде одна и та же картина: пусто. Стало как-то тревожно и очень неуютно. Еще раз отправились к проводнице, но она как сквозь землю провалилась.

Решили пройти в соседний вагон — может, она там. Прицепленный за нашим вагон оказался плацкартным и абсолютно пустым. Тут нас прошиб озноб, и подступило предчувствие паники. Мы ринулись дальше и домчались до конца поезда — ни души! На подгибающихся ногах мы вернулись в свой вагон, постоянно оглядываясь и боясь неизвестно чего. Вдруг, когда мы уже зашли в свой тамбур, свет мигнул и электричество отключилось. «Ой, мамочка», — пискнул кто-то из девчонок. Враз покрывшиеся липким потом, при свете зажигалок мы шли по своему вагону. У всех билась лишь одна мысль — только бы с нашими все было в порядке. Ребята сидели в купе и о чем-то трепались. Увидев нас с зажигалками, резко смолкли.

— Что случилось? На вас лица нет, — взгляд Юлика перебегал с одного на другого.

— Мы одни во всем поезде. В вагонах ни души, а теперь еще и свет выключился.

В это время поезд стал притормаживать, видимо приближаясь к какой-то станции. Однако это нас не успокоило, как-то подспудно мы ожидали очередной подлянки. И она не замедлила проявиться — поезд встал посреди леса. Но зато включилось ночное освещение.

— Ребята, мрачняк. Давайте-ка по-быстрому все шмотки сюда перетащим и закроемся в одном купе — фигня какая-то происходит. — Юлик первым ломанулся в соседнее купе за рюкзаками.

Кое-как мы уместили свой скарб и самих себя в одном купе и уже хотели закрыться, как услышали доносившийся снаружи голос:

— Эй, давайте ящики грузите в вагон. Шевелитесь, вши ползучие. Быстро.

Затем хлопнула дверь вагона, кажется нашего, и по проходу загремели сапоги. Мы опустили пипку, чтоб снаружи купе было не открыть, и затаили дыхание, стараясь сидеть как мыши.

— Матерь твою, — донеслось снаружи, — тяжелые эти ясчики, как сукки. Стэпан, перехвати.

— Ты давай это, Гануш, не ворчи, а то красные тебя быстро укоротят. Они долго ждать не будут. Эх, Александр Васильич.

Кто-то, кто был снаружи, покряхтел и протопал дальше. «Господи, помилуй, как мы в этом вагоне поедем в охранении, щели везде, а на дворе январь, и печки даже нет.» — донеслось до нас.

Мы сидели ни живы ни мертвы. Январь? Фильм снимают? Но это же обычный пассажирский поезд. Да и лето теперь. Мы сошли с ума все скопом? Это нам снится? Что вообще происходит? Глаза у всех были размером с блюдца, мы переглядывались и потихоньку понимали, что массовая галлюцинация проходить не собирается.

— Из Нижнего тогда тоже хотели вывезти золотой запас, — прошептал Юлик. — Его там больше четырехсот миллионов в золоте осталось. Мы, когда снимали сюжет про золотой поезд Колчака, перерыли все архивы. Но только белым не удалось нижегородское хранилище захватить. А давайте дверь откроем, хоть посмотрим, что там.

— Ты чего, совсем на голову больной? — так же шепотом высказался Рыжий. — А если нас расстреляют как шпионов или кто там у них был? Хотя, да. интересно.

Как известно — любопытство погубило кошку, и мы начали потихоньку открывать дверь купе. Снаружи пока было тихо. Но от тамбура явно тянуло холодом. Январь?!

— Слышь, Гануш, — опять послышался голос, — а может, вскроем ящичек, а? Возьмем себе немного да и рванем от Советов — что тебе эти русские, а я уж как-нибудь переживу. Да и не совсем я русский, мать полька.

— Ты, Степан, не говорил мне того, ая не слышаль. Ты все понял?

И тут послышалась какая-то возня, потом мат и вскрики.

— Ах ты, сука, сдашь ведь меня! Решил уже перед красными выслужиться? На, получай!

Звуки ударов, хрип и на какое-то время — тишина.

— Ишь ты, паскуда, — услышали мы наконец. — Сдать решил, сука, ну да ничего, вот я тебя за ящичками пристрою, а пока хватятся, много воды утечет. Скажу — не видел, куда делся. А золотишко-то взять надо. Кто ж его знает, как все повернется. — Послышался звук ломаемых досок и жадный перезвон металла. — Вот оно, родимое. Монетки, цепочки. Вот это жене возьму подарить. А может, и не подарю. — Голос Степана лихорадочно подрагивал. — Вот наберу в мешочек, никто не заметит и не обеднеет. И слиточек этот прихвачу, лишним не будет.

— Эй, Степан, вы чего там копаетесь? — прозвучало снаружи. — Давайте сюда быстрее, а то не погрузим всё. Нам еще пудов десять грузить.

— Иду, Гануш уже ушел давно. Приказал мне тут стоять и охранять то, что принесли.

— А... ну, стой. — И — уже удаляющийся голос: — Стой, коль приказал.

В этот момент Юлик щелкнул дверью и тихонько приоткрыл. В коридоре было пусто. Мирно светили ночные плафоны, на полу лежала красная истертая ковровая дорожка, и не было ни души.

— Эй! — донесся снаружи окрик. — Запечатывай. Отправляемся. Охранение — к вагонам! Пулеметы на крышу. В каждый вагон — по два человека.

И тут мы дернулись как от электрического удара — поезд тронулся. Сначала медленно, потом быстрее, набирая скорость. Спустя минут пятнадцать мы решились выйти из купе. Огляделись. Юлик, Рыжий и я пошли проверить соседний вагон. Там мирно спали люди. Несколько мужиков курили в тамбуре, а наша проводница весело проводила время с сослуживцами. Поезд мерно покачивался и постукивал колесами, неся нас в сторону Иркутска. На наши вопросы, почему была остановка, нам, пьяно и удивленно на нас посмотрев, сообщили, что на этом трехчасовом перегоне остановок нет и не бывает. Мы вернулись к своим. Уже входя в купе, я нагнулась за какими-то блестинками у порога. Это были монеты. Новенькие золотые рубли.

Ранним утром мы выгрузили свои шмотки в Иркутске, а в 11 часов перебрались в вертолет и к половине первого притарахтели на остров Ольхой. Все-таки есть прелесть в профессии журналиста, а быть известным вообще хорошо: вопросы решаются если не молниеносно, то гораздо быстрее.