Глава двенадцатая Церемония, сопровождаемая молнией

Глава двенадцатая

Церемония, сопровождаемая молнией

Каньон Антилопы

И все-таки мы еще на закончили наше дело, причем не знали, почему, хотя ощущали его как вполне завершенное. Я спросил Мать Землю, что еще нужно сделать, и она ответила просто: «Друнвало, остался еще дар для тебя. Дар в виде понимания». Увы, но я не понял сказанного.

И мы опять пустились в путь. Перед нами лежала долгая, прямо-таки гипнотизирующая дорога в местечко Пэйдж (штат Аризона), к верхним пределам Большого каньона. Здесь нам предстояло провести заключительную церемонию. Но вначале мы решили, что оставшуюся часть дня и начало вечера посвятим осмотру уникального природного «собора», известного как каньон Антилопы, где нас должен был встретить Далвин, шаман из племени навахо, под надежной защитой которого мы пройдем последнее испытание на веру и любовь.

Каньон Антилопы — священное место для навахо; посетители сюда допускаются только в сопровождении проводников. Эти проводники — Далвин и две его тетки, Кэрол и Лайза, — встретили наш автобус, и мы пересели в их пикап с прицепом, чтобы проделать пятнадцатимильный путь по самой настоящей пустыне. Затем пешком через почти невидимый проход мы перебрались из жары августовского вечера в уютную прохладу напоминающего пещеру каньона. Под ногами был светлый песок, устилавший дно. А сверху в случайно открывающиеся проемы просачивался свет самых разнообразных оттенков, сливаясь с кружившимися вокруг нас вихревыми энергиями, которые ясно ощущались всеми.

Каньон Антилопы — это длинный, извилистый, узкий желоб шириной не более шести метров, ведущий из одной части пустыни в другую между красных скалистых стен, выглядящих так, словно их изваял некий божественный скульптор. Этот скалистый коридор петлял и извивался точно так же, как и вода, его образовавшая. Места, подобного этому, я еще никогда не видел.

Далвин молча вел нас по каньону, а когда мы оказались на другом его конце, он сел на скалистый выступ и начал рассказывать легенды, посвященные культуре своего племени.

Он говорил медленно, размеренно и так тихо, что нам пришлось буквально сгрудиться вокруг него, чтобы расслышать его слова. Он рассказал о трагическом случае, который пережил в молодости, и о том, как этот случай подтолкнул его к выбору шаманской стези. Долгое время находясь в коме, он «путешествовал в запредельное», а когда вернулся и вышел из комы, то полностью преобразился.

Он рассказал нам о своем Пути Пейота и о том, что этот каньон — природная церковь пейота. И говоря, пристально глядел нам в глаза, словно доискиваясь, кто же мы такие на самом деле.

Спустя какое-то время Далвин вновь повел нас внутрь каньона. Я понял, что его одолевают сомнения в отношении нас, что он не разобрался в своих чувствах по поводу того, насколько мы полномочны проводить церемонию в столь священном месте, и не совсем убежден, что у нас есть право возводить шаманское колесо в Колорадо, о каковом намерении ему поведал один из членов нашей группы. Не только я, но и многие чувствовали одолевавшие его сомнения.

Придя наконец к кругообразной площадке в глубине каньона, мы вновь собрались вокруг Далвина. Он играл на гитаре и пел, а затем сказал, что хочет спеть нам пейотную песню, но у него нет с собой трещотки. Тогда Вайна, женщина из нашей группы, наполовину индианка, дала ему шаманскую трещотку, которую захватила с собой. Он тщательно осмотрел ее со всех сторон и несколько раз потряс ею, словно оценивая. А затем под звуки трещотки исполнил две шаманские пейотные песни из своего репертуара. Впоследствии Вайна рассказала, что, возвращая ей инструмент, Далвин сказал, что трещотка очень хорошая. «Она помогала мне петь», — доверительно сообщил он.

Прослушав песни Далвина, мы отблагодарили его, спев гимн «О благодать». Он удовлетворенно кивнул.

Одна из тетушек Далвина спросила нас, не пора ли начинать церемонию. Мы согласились и вместе с ними вошли в «пространство сердца», молясь о том, чтобы в районе Четырех Углов прошел дождь, изменив климат на этой священной для навахо земле, и чтобы белые и индейцы стали наконец единым целым.

Каньон озарялся мягким светом, и чувствовалось, как сердца всех сливаются воедино — увы, всех, кроме Далвина.

Одна из участниц нашей группы, Сузан Барбер, подсела к двум тетушкам Далвина и завела разговор с более старшей из них, красивой женщиной по имени Кэрол. Она спросила Кэрол, какие чувства владели ею во время церемонии.

— Многие, многие группы приходили сюда и совершали свои ритуалы, но ни один из них не казался мне истинным или настоящим, — ответила Кэрол. — И только сегодня, впервые за все это время, проводя церемонию с белыми людьми, я чувствовала то же, что чувствуем мы во время своих церемоний.

Затем, улыбнувшись так, что все ее лицо просияло, она сказала:

— Я «видела», как приближается дождь.

Затем заговорил Далвин, и от его слов у тех, кто стоял рядом и слышал его, пошли мурашки по коже. Ибо он сказал, что в шаманском колесе (указательным пальцем он начертил на своей рубашке воображаемый круг) должен быть крест (он начертил крест, с севера на юг и с востока на запад). Но проблема в том, что некоторые выполняют церемонию «почти правильно». Вместо того чтобы генерировать энергию в форме креста, они генерируют ее в форме буквы X. Он начертил воображаемый икс внутри воображаемого шаманского колеса на своей рубашке и сказал:

— Икс тянет в темную сторону.

Это был тот самый образ — круг на моей рубашке, — который предстал передо мной в видении во время поездки на автобусе, перед тем как мы спели детям анасази, приветствуя их на пути к свободе. Но, как я уже говорил, затем мне было показано, что это несоответствие устранено. Теперь же нам преподали урок в «реальной жизни», тем самым подтвердив мои видения.

Стало быть, Далвин по-прежнему сомневался.

Слепой прозревает

По пути назад, когда мы уже готовились вернуться в свой автобус, Далвин показал нам изображение змеи на стене у входа в каньон и рассказал о нем. Он иллюстрировал каждую деталь своего рассказа, указывая на змею и водя пальцем по сорокафутовой скале. В это время тетушка Кэрол обернулась к нам и тихо сказала:

— Удивительно, не правда ли?

Я спросил, что она имеет в виду, и та ответила:

— Он, знаете ли, совершенно слепой.

Так я узнал о том, что Далвин — тот самый человек, который перед этим в сопровождении нескольких человек из нашей группы самостоятельно шел к трейлеру, затем в полной темноте доставил нас к месту, потом безошибочно вел нас через Антилопий каньон, пристально глядел нам в глаза во время рассказа, а теперь указывал на изображение змеи, охраняющей его пейотскую церковь, — что Далвин лишился зрения в результате того давнего инцидента, о котором он сам нам поведал.

По словам Кэрол, посетителям каньона никогда не говорили о слепоте Далвина. Фактически о ней не знали даже его собственные дети.

Таким образом, мы удостоились чести получить еще один дар — тайное знание, обычно скрываемое от технократического ума современных людей, посещающих эти заповедные земли. Но я еще не знал, что Далвин готовил для нашей группы куда более основательное испытание.

На плотах по реке Колорадо

В тот же вечер мы подъехали к озеру Пауэлл, на берегу которого расположился городок Пэйдж (штат Аризона) — уединенное поселение, находящееся на самой северной оконечности Большого каньона. Здесь Дайан приготовила нам сюрприз: сплав на плотах по реке Колорадо через каньон Глен — двадцатипятикилометровую прогулку по одному из самых величественных мест на Земле.

По обеим сторонам реки над нами вздымались красноватые каменные стены до 550 метров в высоту. Мы смотрели на скользивших над самой водой больших голубых цапель и слушали истории (их нам рассказывали речные лоцманы) про людей, которые жили здесь задолго до того, как на эти земли пришел белый человек.

В одном месте мы высадились с плотов и прогулялись вдоль берега, рассматривая петроглифы, оставленные индейцами, жившими в этих каньонах столетия назад, и размышляя над тем, что могут означать эти изображения. Помнится, то один, то другой вдруг совершенно некстати восклицал: «Вот бы здесь поохотиться!» или «Идите-ка сюда, смотрите, какие жирные утки!»

На следующее утро мы пустились к конечному пункту нашего путешествия — национальному парку Большой каньон. Я знал, что здесь, на самом краю одного из семи чудес природы, находится то место, где и будет проведена заключительная церемония.

Церемония подношения даров

Мы остановили свой выбор на церемонии подношения даров, поскольку она проводилась древними людьми в давно минувшие времена, а в наши проводится коренными американцами. В этом случае выбирается некий предмет, к которому человек сильно привязан и которым он очень дорожит, и преподносится в качестве жертвенного подношения. Тем самым, верят индейцы, он исцеляет себя и гармонизирует свои отношения.

Кажется, что это совсем просто. Но, поскольку мы так высоко ценим то, что нам принадлежит, и поскольку к нашей собственности часто привязано наше эмоциональное тело, в результате этой церемонии возможно исцеление на глубинных уровнях.

Втроем мы — я и двое мужчин из нашей группы — долго искали среди лесистой местности Большого каньона нужное место, пока не обнаружили таковое среди деревьев, скрывающих его от глаз прочих посетителей. Мы отметили это место камнями, вдавив их в красную почву и составив из них небольшое шаманское колесо, после чего два моих спутника ушли за другими членами группы.

Как только они удалились, из леса вышла лосиха с лосенком — видимо, чтобы посмотреть, что же здесь происходит. Мы какое-то время смотрели друг на друга, а потом животные принялись мирно пастись, не выказывая ни малейших намерений уходить, и тут я понял: что бы ни произошло, место выбрано идеально.

Завершив все необходимые приготовления для проведения церемонии, я сел прямо на землю, чтобы немного помедитировать. Как только я погрузился в медитацию, тут же перед моим внутренним взором возник четкий образ Далвина. «Я хочу, — сказал Далвин, — чтобы вы доказали, что ваша группа действительно связана с Матерью Землей и Великим Духом. Если докажете, я от всего сердца присоединюсь к вам и буду всячески помогать. Но если вы не сможете этого доказать, то навсегда сделаетесь моими врагами».

Я ответил, что нам тоже не помешало бы доказательство, которое бы подтвердило, что цель нашего священного паломничества достигнута, и что после долгих поисков и размышлений я подыскал такое. По опыту я знал, что единственное доказательство, которое Далвин сочтет убедительным, должно исходить от Матери Природы и превосходить наши силы и возможности. Поэтому я сказал, что, как только начнется церемония подношения даров, в тот самый момент, когда первый человек вручит свой дар Матери, руководительнице церемонии, небо прорежет молния, которая ударит в землю поблизости от круга. Далвин согласился, что такого доказательства будет вполне достаточно.

Среди деревьев замелькали фигуры членов нашей группы, они подходили сначала по одному или по два, потом по нескольку человек и занимали места вдоль маленького круга из камней. При виде такого количества людей лоси встревожились и быстро исчезли в лесу.

Когда мы встали в круг, я попросил самую старую женщину в группе выйти вперед и взять на себя роль Бабушки. Она должна была принимать дары, выслушивать слова дарителей, а затем, в самом конце, выбрать для каждого участника ответный дар. Нашей Бабушкой стала Сузан Барбер, она же Лунный Ястреб (это ее шаманское имя).

Как только Бабушка вошла в шаманское колесо и встала по одну его сторону, мы сразу заметили явную перемену в погоде. День клонился к закату, и вместо гнетущего зноя, к которому мы уже привыкли за эти без малого две недели странствий, в воздухе неожиданно похолодало. Высокие ели, обступавшие нас со всех сторон, гнулись под порывами ветра, а по темнеющему небу неслись грозовые тучи, вселяя некое жуткое, сверхъестественное чувство соприкосновения с потусторонним миром.

Я прочел вступительную молитву, выразив надежду, что наша церемония пройдет в атмосфере любви и взаимного доверия, после чего Бабушка обратилась к первому человеку в круге и попросила его принести свой дар.

Это был Осирис Монтенегро. Со слезами на глазах — ибо церемония подношения даров невероятно много значила для него — он вышел вперед и, опустившись на колени перед Матерью, обеими руками протянул ей свой дар.

В тот момент, когда он протягивал подношение, небо озарила ослепительная вспышка света, раздался оглушительный раскат грома и в землю метрах в двадцати от круга ударила молния. Люди, сидевшие в круге, пораженные столь неожиданным явлением, вскочили на ноги.

Среди общей сумятицы только я оставался спокойным и безмятежным. Более того, я был счастлив, счастлив настолько, что засмеялся. Я не мог удержаться от смеха, ибо знал, что наше священное путешествие успешно завершилось. Помню, я смотрел на группу и думал о том, что передо мной великие души — души, исполненные подлинно глубокого участия и сострадания, мировое содружество мастеров жизни. Я ничего не говорил — просто смотрел в землю, а из меня продолжала струиться радость.

Вайна — та сама девушка, которая одолжила Далвину трещотку для исполнения пейотных песен и которая даже не подозревала о том, что случилось со мной во время медитации перед началом этой церемонии, — сказала, что сразу после ее окончания перед ней предстал Далвин и попросил вручить трещотку мне. Я понял, что означал этот символический жест: что отныне и впредь Далвин наш друг и он будет помогать нам в проведении сакральных церемоний на других землях. Дар Вайны — ее трещотка — предназначался всем нам. Ибо мы воистину являли собой Одно Сердце.

Церемония подношения даров длилась три часа. Все это время непрерывно дул ветер, а ветви деревьев над нашими головами с треском гнулись и хлопали. Многие были уверены, что надвигается сильнейшая буря. Однако, едва церемония завершилась, погода внезапно изменилась как по мановению волшебной палочки. Ветер прекратился, облака рассеялись и над нами в ночном небе засветились миллионы звезд.

Таков был четвертый день после возведения нами шаманского колеса в Колорадо.

И опять пошли дожди

На следующее утро мы отправились домой. Как только мы прибыли во Флагстафф, по крыше автобуса застучали капли дождя — событие, которое, как предсказала Мать Земля, случится после завершения целительной церемонии. Произошло это точно через пять дней после отъезда из Ховенвипа.

Когда в тот же день я сел в свою машину, небо над головой было затянуто темными тучами. Я возвращался в родной город под проливным дождем. Шаманские колеса отныне были Одним Сердцем, ибо являлись творениями наших рук.

Люди, недавно собравшиеся в пространстве Одного Сердца ради этого путешествия, отправились каждый своим путем по домам, к родным и близким. И хотя теперь нас разделяло изрядное расстояние, в своих сердцах мы неизменно будем едины и всегда будем помнить о том, что именно любовь освещала нам путь во время этого паломничества, о том, как встретились с людьми, ставшими для нас родными и близкими, и как отливали свою творческую мощь в единую силу, совершая церемонии ради исцеления этого мира.

Я знаю, что анасази теперь наши братья и сестры и что не за горами то время, когда их присутствие в наших сердцах, возможно, станет решающим вкладом в дело нашего великого вознесения.

Да благословит всех Великий Дух — как тех, кто возвращается в обычный мир, так и тех, с кем соприкасаются наши жизни!