Глава V. ТЕУРГИЧЕСКОЕ ЛЕЧЕНИЕ
Глава V. ТЕУРГИЧЕСКОЕ ЛЕЧЕНИЕ
И спросил я себя в поисках Истины: «Как же изучил я это Искусство, если нет подлинных учителей Медицины? Не иначе как по книге, открытой самой Природой и начертанной рукою Бога. Меня обвиняют и порицают за то, что, дескать, я вошел в лечительское Искусство через неправильную дверь. Но где она, эта «правильная» дверь?
Гален
«Авиценна, Месуе, Расис или честная Природа?» Убежден — последняя. Я вошел через эту дверь, и свет Природы, а не лампа аптекаря освещал мой путь.
Парацельс
«Вера должна подкреплять воображение, так как вера создает волю. Решительная воля есть начало всех магических действий. Именно потому, что люди не в состоянии развить в себе совершенное воображение и абсолютную веру, бывает так, что результаты их магических действий — сомнительны и неточны, иначе они были бы всегда и полностью достоверными».
Теофраст Парацельс с жестом отчаяния отбросил перо. Тяжело поднявшись из-за стола, он пересек убогую комнату и открыл дверь в соседнее помещение.
— Мария! — тихо позвал он. — Мария!
Ответа не было.
На кровати, облокотившись на груду подушек, сидела девушка. Ничего не отражалось на ее бескровном лице, точеные кисти рук аккуратно лежали на коленях. И хотя ее уже нельзя было назвать живой, видимо, она не умерла: глубокие синие глаза, широко раскрытые, время от времени моргали.
— Мария! — возвысил голос Парацельс. — Очнись!
Сила, отрывающаяся от его мозга, нервов, рук и губ и густыми струями потянувшаяся к девушке, показала: его целебный дар не иссяк. Нет. Но вместо того чтобы просочиться сквозь поры и нервы во все сосуды ее безжизненного тела и вернуть в него разум, сила, соприкоснувшись с кожей, — исчезла. Она куда-то провалилась, как в пропасть…
«Божественный Парацельс» и — впервые бессильный, он легко коснулся губами ее щеки. Девушка сидела, недвижимая и холодная.
Душа его плакала.
Сегодня пятый день, как Мария, его избранница, не встает с кровати, не разговаривает и не принимает пищу.
Но она жила. Все внутренние, химические процессы ее организма, многократно замедленные, удивительным образом продолжали функционировать.
Проклятые кони! Если бы не они… Несколько дней назад, он, следуя ее уговорам, погнал вскачь двух мощных, впряженных в повозку жеребцов, приобретенных накануне. Мария сидела рядом, обняв его одной рукой, и, приподнявшись на своей скамеечке, раскрасневшаяся, жадно следила за их великолепным бегом.
Какой-то мальчишеский, давно забытый азарт толкнул его, и он взмахнул бичом. Лошади, не привыкшие к кнуту, яростно рванули повозку.
Хриплый металлический скрежет, потом удар. Лопнул, за что- то зацепившись, кованый ободок колеса. Обдирая боковую нашивку, кони поволокли пустую повозку.
Падая, Парацельс заметил, как Мария катилась по крутому откосу, что был вырыт с незапамятных времен протекавшей там речушкой. Удар на мгновение оглушил его, но, собравшись и преодолев боль, очевидно, в сломанном ребре, он побежал вниз. Девушка лежала на камнях, одна ее щека кровоточила, платье было жестоко изорвано.
Не давая душевной и физической боли овладеть собой, он внимательно осмотрел ее, осторожно, но тщательно прощупал череп, височные и затылочные кости. Никаких повреждений. Рана на щеке оказалась сущей царапиной, он лечил такие за два дня, наблюдая, как, послушные его слову, сходятся края тканей и останавливается кровотечение.
Почему она не отвечает? Откуда этот странный, непостижимый обморок?
Он перенес ее в свою лабораторию, где хранились рукописи и инструменты, результаты его новейших исследований по ятрохимии, которым через несколько десятков лет суждено открыть новую эру в медицинской науке и преобразить мир. Там рождались чудные исцеления, больные вновь обретали веру и жизнь, вдохновленные и излеченные руками мастера и Учителя. В этих стенах и действовал дух великого Человека.
Мария, Мария… Что за страшное испытание!
Парацельс до боли в висках сжал ладонями пылающую голову. Он принуждал себя мыслить.
Она здесь… и одновременно ее нет.
Разобщение! — напряженное сознание озарилось. Не обморок, а вынужденное разобщение! Страх, испуг, — сознание механически попыталось предотвратить боль, проснулась коагулирующая, сгущающая сила души, собирающая воедино все ресурсы тела. Здесь, однако, ее действие было в тысячи раз усилено мгновенностью происходящего и ужасом падения. Сокращение нервной силы достигло предела и… Астросом оказался вынужденным покинуть тело: душевное начало не смогло удержаться в своих физических сосудах, объем которых многократно уменьшился.
Великий врач поднял голову. В его блестящих черных глазах была надежда.
Нет! Он с усмешкой отогнал это маленькое слово. Вера, воля и решимость — вот что горело в его взгляде. Он найдет дорогую душу и вернет ее. А сила любви будет нитью, которая приведет его к Марии. Хотя бы пришлось спуститься в чертоги самого дьявола.
«Разве меня не называли "Божественным"?» — горько подумал Парацельс.
Вспомнился Орфей. Как забытые видения, мелькнули лучистые образы Великого Иерофанта и Эвридики. Он не смог. Величайший Маг не вывел свою Эвридику.
Подумалось: «Мне ли меряться с сыном Божиим?» И уже зарождалось сомнение, когда громовой, полный огня и воспламеняющий мозг голос родился и зазвучал в сознании:
— Парацельс, Парацельс…
— Внемлю, Господи, — благоговейно ответил Маг, опускаюсь на колени. А голос, как океанские волны, то возвышался, то смолкал, рокотал, и невыносимо больно, но восторженно и трепетно было его присутствие.
— Ступай, ступай, верни любовь! Сосуды раскрыты…
Голос смолк, и обессиленный Теофраст Парацельс опустился на пол. Прошла минута, и глаза его открылись. Весь мир светился. Предметы в комнате стали прозрачными. Но удивительнее всего было другое. Его глаза… они видели все и спереди, и сзади сквозь череп. Охват зрения составлял полный периметр круга с центром в шишковидной железе.
Солнечные лучи просвечивали сквозь стены, преломляясь в их мутной, как бы туманной каменной кладке.
Фигура девушки, сидящей на кровати, также просвечивала. Но она не испускала того света, который он часто видел внутри нее и в телах других людей, яркость и чистота которого свидетельствовала о чистоте их душ. Его не было. Белесые, бескровные капилляры едва заметно трепетали под кожей, чуть слышно пульсировало сердце. Макушка и глаза тихо тлели, будто догорая… Но от центра груди тянулась поблескивающая нить, конец которой уходил куда- то в пустоту и терялся там.
Парацельс быстро перешел в соседнюю комнату и, открыв сундук, достал оттуда стальной трезубец на эбонитовой рукояти. Держа его в обеих руках, опустился на колени перед маленьким алтарем в углу.
— О Глубочайший Архей! Дух Исцеления, Дух Изгнания и Мудрости! Дух Страдавших! Укрепи меня в задуманном и даруй Твою великую и святую Веру! Призываю Твою мощь священными изречениями магов: OSER! SE TAIRE! SAVOIR! VOULOIR!
Сознание вновь начало наполняться дальним рокотом, но он не жег, а распространялся по мышцам и нервам тела, давая невероятную, могучую силу.
Перед его взором на трезубце запламенели надписи. Давным-давно каждую он нанес собственной рукой. Теперь Дух Божий входил в оружие.
— IN NOMINE PENTAGRAMMATICA LIBERTAS TRINITATE! IN DOX ET FATO! IMO! OBITO! ARCHEDOSEL! — в экстазе шептал Маг, прижимая к груди священный предмет.
Контуры окружающего мира бледнели, и под напором какой-то неведомой, мощной силы меняли свои очертания. Парацельс стоял, сжимая объятый пламенем трезубец. Голос его гремел в мирах:
Тебя я славлю,
Владетель лучезарный
Царства Мертвых
И первый — царства тишины!
Вот: я иду к Тебе…
Мне Воля ведома Твоя и царства Твоего законы; я властвую над формами и перевоплощеньям! свершаемыми в Царстве Мертвых.
Найди же для меня в Своих селеньях место у трона Властелина Истины и Правды!
В стране блаженных мне дозволь остаться,
и погребальные дары принять перед Твоим лицом!
О ТОТ, Осириса помощник верный,
чтоб восторжествовал Он над врагами,
защити меня в ночь мрака,
в ночь сраженья,
в ночь,
когда сраженными падут противящиеся
Властелину Света![234]
Окруженный сияющим ореолом, Парацельс распрямился. Что- то мягко толкнуло его, и трезубец на мгновение исчез, но затем снова появился в его руке. Теперь он светился ровным алым светом.
Маг обнаружил, что находится высоко над крышей своей лаборатории, а в небе зажглись звезды, хотя совсем недавно был день. Но и в темноте он видел весь ландшафт на десятки километров вокруг, воспринимая образы высшим, «венценосным» зрением.
Он видел свое тело, простертое внизу перед алтарем, от которого тянулась сверкающая шелковистая нить. Трезубец лежал в правой руке тела, на каменном полу. Но сила инструмента, его облик и сущность были здесь, со своим создателем.
Парацельс испытывал не сравнимое ни с чем наслаждение и легкость. Но глубоко в его душе всколыхнулась та сила, ради которой оставил он земной мир.
И он спустился вниз, к Марии.
Осторожно прикоснулся светящейся ладонью к нити, исходившей из ее груди. Она медленно меркла. Время жизни, отмеренное на часах Вечности, истекало. Его рука скользнула по нити, и он пошел.
Вскоре вязкий, темный туман окутал удаляющийся силуэт Теурга. Придерживаясь шелковистого жгута, он двигался сквозь мглу, клочья которой летели мимо. Начали неметь ноги.
Внезапно его потянуло вниз, и Парацельс почувствовал, что проваливается. Он легко, простым усилием воли мог бы остановить падение, но нить уходила туда…
В ушах засвистел ледяной ветер, смутно доносивший стоны и плач тысяч голосов. Напряженные до предела астральные нервы
Парацельса болели, странное жжение появилось в груди, а сознание путалось и заволакивалось дымкой. Падение продолжалось, и тело его стали сотрясать ровные, идущие изнутри удары. И навстречу им — какая-то жесткая сила схватила и плотно сжала все его органы. Боль, ощутимая и реальная, все возрастала, казалось, ей не будет конца…
— О Духи звездные Гелиополя и существа сияющие Хэр-Аха!.. — немеющими губами начал Теург.
Заклинание текло, как река, и уносило с собой боль. Из груди его заструился свет. Жемчужный, яркий, он разросся и шарообразным облаком окружил фигуру, но крутящийся ветер забушевал вокруг с удвоенной силой.
Тонкий белый жгут, который все это время он ощущал своей ладонью, под напорами этих вихрей трепетал. И все же не рвался и не рассеивался. Еще мгновение, и Теофраст Парацельс вынырнул из бешеной стихии. Но эта, только что оставленная им среда осталась не сзади, не сверху, не сбоку — она исчезла, будто растворилась.
И он увидел…
Там, в центре миров, колыхаясь, как темное марево, восседал на своем троне Бафомет. Две Луны медленно вращались вокруг собственной оси: одна слева, внизу, и то была ущербная Луна; а другая, полная — справа и наверху. Из макушки его козлиной головы вырывался столб огня, уходящий в пурпурное небо. Это низкое, грозовое, неизменное небо, как купол, охватывало владение Зверя.
И Парацельс понял: царь мира сего — узник.
Трон Бафомета в форме куба, сотканный из огня, переливался темными цветами.
Женская грудь, живот, покрытый рыбьей чешуей, раскинутые за спиной крылья.
Под кубом вращался Земной шар, окованный цепями, а на нем покоились скрещенные копыта Бафомета, как бы проникая сквозь земную твердь и океаны. Реки обтекали их, горы пропускали их сквозь себя, и казалось, что заснеженные вершины удерживают трон…
Из-за спины Бафомета вставал двойной кадуцей Египта, спереди — змеи, переплетенные и смотрящие друг другу в глаза, поднимались на высоту солнечного сплетения. Вокруг головы его рождались и бушевали астральные вихри. Сталкиваясь друг с другом, они меняли форму, внезапно отрывались и, крутясь, уносились в пустоту, а пурпурно-багровое небо поглощало их.
Сгущенное до предела, неподвижное пространство пронзал стон. Неслышимый, не имеющий источника, он тянулся не переставая, и такое нечеловеческое страдание было в нем, что Парацельс дрогнул. Он ощутил незримое присутствие миллионов человеческих душ.
Но, собрав воедино свою волю, наточенную, как горящее острие трезубца, он отрешился от них.
Руки Бафомета заканчивались длинными коническими ногтями: левая, на которой Маг прочел «COAGULA», показывала на ущербную Луну, а правая, с надписью «SOLVE», — на полную. Страшны были эти руки: тяжелые и неподвижные, казалось, будто вся тяжесть мира на них, а надписями они окованы навеки, точно цепями.
Земной шар медленно разворачивался, открывая картину, от которой Парацельс оледенел.
Там, прикованная тяжкой цепью, с опущенной безжизненной головой, вращалась вместе с Землей Мария.
Быстрым усилием вернув себе равновесие, Теофраст Парацельс сжал трезубец и понесся к трону Бафомета.
Чудовище ощутило приближение облаченной в ореол света фигуры, и зрачки его вспыхнули.
Маг быстро преодолел пространство, колеблющиеся контуры Бафомета нарастали. И тогда, проникнув сквозь лучистую оболочку, хриплый вопрос ударил его, отбрасывая назад:
— КТО Я?
Я Я….Я… — эхом отозвался удар в сознании.
— Ты Андрогин миров, окованный цепями падения! — смело отвечал Теург, поднимая лицо навстречу новому удару. И он пришел.
— НАЗОВИ ЦЕПИ-
ЦЕПИ…ЦЕПИ… — гудело в его голове, и стонали, шатаясь, миры, будто не было ничего неподвластного этому голосу.
— Разрешай и Сгущай! — крикнул Парацельс.
Зрачки Бафомета потемнели.
Тогда Маг воздел руки и шагнул вперед. Он читал древнее моление. Окружающий его ореол разрастался и поглощал тьму.
— АЛ АЛЕФ, ВЕАЛ РАБАНАН! ВЕАЛ ТАЛМИДЕОН! ВЕАЛ КОЛ ТАЛМИДЕ ТАЛМИДЕОН, ДЕАСКИН БЕОРАЙТА КАДИШТА…
Несколько вихрей отделились от головы Бафомета и, вращаясь, полетели к молящемуся. Но, лишь коснувшись световой оболочки, разбились в прах, который плавно обтек идущую фигуру и развеялся где-то сзади.
— ОСЕ ШАЛОМ БИМРОМАВ! О БЕРАХАМАВ! ЯАСЕ ШАЛОМ АЛЕНУ…
Парацельс наткнулся на упругую невидимую стену. По той глубокой режущей боли в правой стороне груди, которую вызвало соприкосновение со стеной, он понял, что преграда соткана из человеческого страдания.
— ВЕАЛ КОЛ АМО АЛЕФ ВЕИМРУ: АМЕН!
И тогда случилось удивительное. Пронзая хмурое красное небо, сверху, сквозь закрытое пространство темного царства, наискосок прошел луч… Этот луч, ослепительный и звенящий, упал на горестную стену, окружающую Бафомета, и стена распалась.
— Мария! — позвал Парацельс. — Веришь ли мне?
Окованная женщина с трудом подняла бледное лицо. Губы ее подрагивали, в глазах застыло мучение.
— Верю, Теофраст… — был тихий ответ.
— Зачатое во мраке создание! — волнами разливался голос Теурга. — Оставь эту душу! Она не принадлежит тебе!
Невозмутимый каменный лик Бафомета исказился, по козлиной бороде пробежал пламень. И, останавливая вращение Земного шара, крепящего трон, медленно поднялась его страшная левая рука. Указательный палец уперся в Парацельса. Железный ноготь будто кипел и дымился. Там рождался хаос.
Но, предотвращая атаку демона, Теофраст Парацельс высоко поднял сияющий трезубец и обрушил его на цепи.
С треском, на мгновение расколовшим небосвод, они рассыпались на части и упали. Трон Бафомета зашатался.
Дикий вопль во второй раз разодрал небо. То кричал демон. Звук гремел повсюду, протянулся до бесконечности — в бездонную пропасть, куда, нащупав ледяную руку Марии, летел, теряя сознание, Парацельс…
Солнце проникло сквозь пустой проем окна, осветило лицо простертого на полу Человека. Теофраст Парацельс застонал и с трудом открыл глаза. Изумленно огляделся.
Девушка лежала на его груди, неровно дыша. Кровать была пуста. Подушки, разбросанные по комнате, выбитые окна, изломанная мебель….
И лишь алтарь стоял на своем прежнем месте, нетронутый.
Взгляд механически перешел на трезубец, который правая рука продолжала до посинения сжимать.
Лезвие его треснуло.
Теургия… Что за странное название?
Даже такие издревле загадочные для «среднего» Человека термины, как Магия и мистика, понятнее.
Между тем многие выдающиеся и гениальные люди считали за честь и боролись за высокое право называть себя Теургами.
Исцеления Парацельса, не укладывающиеся в общепринятые и схоластические рамки средневековой (впрочем, как и нынешней) медицины, считались «чудотворными», «магическими», «божественными».
Одно из таких исцелений, в основе которого лежит конкретный исторический факт, дало сюжет для начала этой главы.
Теофраст Парацельс со времен древних мудрецов стал первым Магом и Посвященным Средневековья, объединившим искусство духовного исцеления, химию и алхимию в единый терапевтический метод.
В основе его лежала Теургия — тайная наука Посвященных Египта о сообщении с Божеством и применении Его воли.
Неоднократно гонимый и преследуемый церковью за свои «еретические» убеждения, коллегами-врачами — за чудотворные исцеления, а «благодарными» потомками — за «ненаучность», «мистичность» и «магию», этот великий человеческий Сын, «первый профессор химии со времен сотворения мира», согласно Герцену, первооткрыватель водорода, основоположник новой эпохи в медицине и благодетель Человечества, Парацельс заслужил всего лишь несколько строк вкуса подгнившего лимона в Большой Советской Энциклопедии:
«Материалистические, хотя и примитивные взгляды Парацельса и его практическая деятельность не были свободны от средневековой мистики, религии».
Пожалуй, еще никто из ученых не был так близок к созданию универсальной медицины, как Парацельс.
Воля, вера и воображение, подлинные качества Теурга, для него — главнейшие агенты всякого исцеления и магического действия.
«Как Ван Гельмонт, так и Парацельс, — пишет Е. Блаватская в своем труде «Разоблаченная Изида», — единодушны в утверждении относительно великого могущества человеческой воли, находящейся в состоянии экстаза. Они говорят, что "Дух повсюду, все насыщено им — Дух есть посредник магнетизма" и что чистая, первоначальная Магия составлена не из суеверных приемов в пустых обрядов, а зиждется на мощной воле человека».
Не случайно я избрал стиль художественного мистического повествования, чтобы передать сущность теургического действия. Логический анализ бессилен объяснить явление Теургии.
Теургия как наука целиком построена на анализе, но сама не поддается ему.
Однако мистический и аналитический метод, составляющий сущность Теургии (и объясняющий в некоторой степени ее истоки, возникновение и развитие питающих ее фундаментальных сил), доступен человеческому пониманию.
Так через совершенствование, рассуждение, анализ и учение рождается теургическая личность, долг которой — спасать, учить, исцелять.
Теме развития и воспитания теургических сил посвящены два Аркана в системе Двадцати Двух Тайн — Девятнадцатый и Двадцатый. Определенным образом касается ее и Двадцать Вторая Тайна, говоря: «Adaptatio Opens Magni» — приготовься к созданию совершенного искусства.
Конечно, приступать к теургическому лечению можно лишь после полного перевоплощения своего «Я», его изменения по теургическому образцу, почему я и решился вкратце изложить тайны этих Арканов.
ТАЙНА ДЕВЯТНАДЦАТОГО АРКАНА
За каменной загородкой играют дети, два голых мальчика. Над ними, ослепительный и щедрый, струит свои лучи солнечный диск. Свет, переполняющий картину Девятнадцатой Тайны, — ощутимый, материальный, золотой.
Он раздваивается: льющийся и жаркий наверху, наполняющий собою небо, но невидимый; и переходящий в сплошной золотой дождь внизу, над головами играющих детей.
Девятнадцатый Аркан Магии есть тайна Солнечного Делания.
Солнце — центральное светило нашей системы, также и ее разум. Солнце — воплощение Божественной Мысли, спроецированное в Солнечную систему. Поэтому в каббалистической астрологии у Солнца нет отрицательного влияния. Но это лишь общие оккультные выводы. Более всего интересует нас глубокая символическая связь, возникающая между солнечной тайной и теургическим действием.
Связь эта вытекает из значения солнечного символа, интерпретированного на картине и в заголовках Аркана тем или иным образом. Изучим ее.
Четыре последовательных и символических заголовка Аркана в Плане Божества, Человека, материи и общий оккультный заголовок постепенно приводят нас к пониманию явления Теургии.
Эти названия: Veritas Facunda; Veritus Humana, Aurum Philosophae и Lux Respiendes (Истина Высшая, Истинное Человечество, Философский камень и Ослепляющий Свет).
Мистическая наука Теургии есть наука о постижении Высшей Истины отдельными представителями истинного Человечества с тем, чтобы рано или поздно приобщить каждого Человека к такому Человечеству. Это Великое (Золотое) Солнечное Делание называется в Магии Деланием Философского камня (Aurum Philosophae Ingenio).
Эти важнейшие идеи древнего оккультизма отражены Гермесом так:
«Hinc erunt adaptationes mirabiles, quarum modus est hie.
Itaque vocatus sum Hermes Trismeqistus, habens tres partes philosophae totius mundi.
Completum (Verum) est quod dixi de operatione sobre Solis».
Переведем с латыни, которая сохранила это древнейшее свидетельство египетской мудрости:
«Отсюда возникнут удивительные приспособления, способ которых здесь. Поэтому я был назван Гермесом Триждывеличайшим ? обладающим познанием троякой сущности мира.
Истинно[235] то, что я сказал о работе произведений Солнца».
На первый взгляд — запутанно, туманно…
Однако картина Девятнадцатого Аркана Магии (кстати, картина египетской эпохи посвящения), его заголовки, иероглифическое изображение тайны (У — СОРН) и эти латинские строки связаны между собой в единое целое, являют ключ ко многим чудотворным деяниям и исцелениям, представляют целый тяжкий путь духовного воспитания.
Вот живой пример теургического могущества Девятнадцатой Тайны.
Тема лекции — Девятнадцатый Аркан Магии. Я объясняю целительную власть золотого делания, основанного на вере, воле и воображении. В перерыве одна из учениц подходит ко мне со следующей жалобой: на протяжении года ее преследуют тяжелые боли в мышцах и костях всего тела. Ухудшился сон. Утром боли возрастают, и становится трудно ходить. «Что делать? — спрашивает она. — Нельзя ли применить практически эту Тайну?»
Я объяснил, что ученик не должен желать совершенства во имя собственного здоровья, но увидел в глазах девушки глубокую веру.
— Когда вы придете домой, повторите эту целительную Тайну. Воссоздайте в своем сознании перед зажженной свечой картину Аркана. Впитайте б себя ее мудрость. Медитируя над картиной, скажите кровавую молитву МАШИАХ: «Возобновленные очищающей жаждой, к источнику Святого Огня Твоего припадаем. Духом своим — спаси нас, Господи! Амен».
— Говоря же это, будьте в единении с кровью величайшего из сынов Божиих, пролитой за вас, молясь — страдайте! Только через страдание можно победить страдание! И верьте. Утром вы проснетесь здоровой. Боли оставят вас. Они уйдут из тела духовного Человека.
На следующий день ученица позвонила:
— Впервые за этот год я проснулась без всяких болей! Возможно ли это?
— Сомневаетесь? — спросил я.
— Сама до конца не могу поверить!
— Тогда болезнь частично вернется к вам и уйдет лишь когда вера станет для вас ощутимой внутренней реальностью.
Через два дня ученица сообщила, что действительно появилась легкая боль в ногах.
— Разве Сын Человеческий не говорил, что страждущему воздается по вере? Идите, помолитесь снова, и, поверьте мне, вы не будете болеть!
К этой девушке больше не вернулась болезнь.
Итак, существуют следующие символические ступени Солнечного Делания, соответствующие основным сферам проявления теургического искусства:
1. Солнечное Делание Мага.
2. Делание ученика.
3. Делание пациента (больного).
4. Делание квинтэссенциального алхимического препарата, называемого «Философским камнем» и «Жизненным эликсиром».
Солнечное (Золотое) Делание Мага, ученика и пациента — элементы создания истинного Человечества, где Маг как проводник Божией Воли, будучи перевоплощен сам (переделан), приобщает к таинству делания других.
Каково же оно, истинное Человечество? Болезненный вопрос в этот век скорби, на границе умирания эпох!
На многие тысячелетия предвосхищая слова Сына Человеческого, явившегося «не нарушить, но исполнить Волю Отца Небесного», первые Посвященные, рожденные слиянием трех могучих рас: молодой, земной египетской расы, расы Атлантов и древнейшей расы
Сынов Звезд[236], начертали картину Девятнадцатого Таинства.
Голые дети — вот символ перерожденного Человечества. Здесь — высокая истина, отраженная Христом так: «Но Иисус сказал: пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное»[237].
А также:
«Блаженны нищие Духом, ибо их есть Царствие Небесное»[238].
— Что за «блаженство»? — спросят скептики. — Прикажете раздеться донага и впасть в детство?
Но разве не блаженны те, кто не знают земных скорбей, те, кто не источаемы постоянно червями корыстолюбия, животной похоти, ненависти? Разве не блаженны чистые, залитые благословенным солнечным светом, им одним по праву принадлежащим? Их дела кажутся вам детскими играми, их слова — пустым лепетом, их помыслы — свободными от жестокости и расчетливости, нищие земным разумом — мнятся вам бессмыслицей. Но они блаженны — ибо счастливы!
Уподобиться детям, свободным от оков Бафомета, — вот ваш долг, вот призвание Человека. Дети Девятнадцатого Аркана не носят одежды. Их совесть свободна, и им нечего скрывать. Вы, как и они, должны ходить нагими перед лицом Господа. Освободитесь от внешних оков. Не подчиняйтесь условностям. Не слушайте сплетен. Выработайте в себе качество Божественной интуиции, и с этих позиций рассматривайте окружающий мир.
Что есть Божественная интуиция? Вовремя почувствовать, кто «хорош», а кто — «плох»? С кем «иметь», а с кем «не иметь» дела? Предугадать опасность и предотвратить ее?
Нет. Божественная интуиция есть самое детское отношение к миру и Человеку.
Все наши страдания, внутренние барьеры, противоречия и неверие вызваны отсутствием Божественной интуиции.
Божественная интуиция, важнейшая часть Золотого Делания ученика, — умение интуитивно закрыть глаза на чужие недостатки, чтобы с удивлением обнаружить собственные. Такая интуиция означает умение не судить, ибо и Господь не осудил Человека. Эта интуиция требует быть наивными и открытыми, от чего наше общество все более и более отдаляется, сотрясаемое конвульсиями материализма. Как страшно, должно быть, звучат эти слова для «деловых» людей! Быть наивным! Открыть себя людям!
Бред! Безумие!
Однако вне этого — нет вообще никакой истины. Так говорит Господь, так говорили египтяне, так говорил Иисус Христос.
Никогда и никто не войдет в Царствие Небесное, не сбросив с себя земное одеяние.
Этому и учит картина Девятнадцатого Таинства. Те, кто пожелали очиститься, освободиться от груза своего прошлого, от болезней, от недоверия к людям и греха вообще, — разделись, уверовали и исцелились.
Так, постепенно освобождаясь от земных одежд, Человек приобретает теургические силы, ибо ничто больше не тяготит его и не влечет вниз.
Итак, Девятнадцатая Тайна — это духовный путь. Путь смерти и рождения, ибо перевоплощение личности есть смерть старого «Я» и рождение нового. После перевоплощения уже нет двух разных «Я»: сознательного и подсознательного, «хорошего» и «дурного», ибо личность приближается к эталону Божественного равновесия.
Предвидит ли качество Божественного равновесия некое состояние абсолютного покоя, о котором говорят и к которому стремятся некоторые восточные мистики и оккультисты? Тождественные ли это понятия? Вот очень важный вопрос для постижения сущности Теургии.
Нет, абсолютного покоя, равно как и полного слияния с Божеством (хотя это разные понятия) — не существует.
Докажем это.
Герметический принцип вибрации утверждает, что все сущее находится в состоянии постоянного внутреннего вибрирования; более того — через вибрации разные Планы материи сообщаются и взаимодействуют между собой.
Последние исследования из области электричества наглядно показали: всякая частица вещества совершает огромное количество колебательных движений в сотую долю секунды. Истины, известные египетским Посвященным тысячелетие назад, становятся реальностью для современной науки.
Так, для возникновения звука требуется до 32.768 вибраций в секунду, для электричества эта величина — от 1.048.576 до 34.359.738.368 вибраций в секунду.
«Материя, — говорил Демокрит, — есть пространство, наполненное силами». И сила вибрации — важнейшая из них, ибо она составляет энергетическую сущность материи.
Вибрации духовного характера — самые тонкие и самые частые, от этого и создается ощущение глубочайшего внутреннего покоя у мистиков, ибо вибрации эти — неуловимы…
Итак, свет и слово — вибрируют, и это доказано. Мы убеждены, что Божественный Свет и Божественное Слово (LOGOS) — также, и в первую очередь, следуют этому творческому принципу; ибо тончайшее, как известно, служит прототипом и материалом для плотного.
Но если мы утверждаем, что Божественная Мысль (Сущность) не находится в состоянии абсолютного покоя, то, несомненно, гармония — ее основное качество. Гармония и покой — две разные вещи. Ибо чем больше колебательных движений совершают частицы вещества, чем чаще их вибрирование, тем более упорядоченным, а значит, и гармоничным будет их движение.
Из центральной точки Божественной Мысли, которая определяется иероглифом IOD, тончайшие вибрации гармонически распространяются во все Планы без исключения.
Экстаз — есть состояние наивысшего вибрирования мысли.
Бесстрастие — есть не «покой», но свойство гармонии.
Гармония — есть высокая активность духовных вибраций и иерархическое подчинение низших вибраций высшим.
Поэтому задача Теурга — не достичь так называемого «состояния абсолютного покоя», что невозможно, но изменить характер вибраций своего ума, гармонизировать их и параллельно повысить их активность.
Вернемся, однако, к нашей теме.
Если Девятнадцатая Тайна представляет путь, то Двадцатая — его логическое разрешение; факт стяжания теургических сил.
Мужчина, женщина и ребенок стоят, обратившись лицом к небу. Там вышедший из среды огня Ангел трубит в рог. Присутствие звука на картине Двадцатого Таинства передано символически, но зримо.
Звук живет в напряженных позах прислушивающихся людей (жаждущих слышать) и в яркой световой насыщенности картины (звук как бы перерастает в свет).
Но за семейством, устремленным навстречу Ангелу, — разрытая могила.
То пробужденные властным зовом отец, мать и дитя восстали из мертвых.
Вот четыре заголовка этого Аркана — три практических и один общий, представляющие главные идеи теургического искусства.
1. Attractio Divina — Божественный зов (влечение).
2. Transformatio Astralis — Астральное перевоплощение.
3. Mutationes in Tempore — Изменение среды.
4. Resurrectio Mortuum — Воскрешение мертвых.
Быть может, именно здесь, в четвертом заголовке Тайны, — ключ к совершенному Парацельсом «чуду»…
Слышать Божественный зов и следовать ему, внимать вибрациям высшего, эссенциального характера и использовать их во благо перевоплощенного в будущем Человечества — вот основная задача Теурга Двадцатого Таинства.
Как осуществить ее и к каким результатам для личности самого Теурга она приведет?
На эти вопросы отвечают второй и третий заголовки: Божественный зов становится слышен Человеку по мере его астрального перевоплощения, а результатом такого перевоплощения личности станет комплексное изменение среды обитания Теурга.
Скажем так: информационная емкость объекта создает среду его обитания.
Назовем этот вывод Законом Attractio (Среды).
Значит ли это, что сама жизнь Теурга изменится? Да, смотря с позиций его предыдущей, уже развоплощенной личности, о которой сохранится у него лишь смутное воспоминание, — вся его жизнь изменится коренным образом; ибо проявленные внутренние качества личности, согласно Закону Attractio, предопределяют ее среду.
Типичный пример действия этого закона — жизнь великого русского ученого Ломоносова. Что иное, как не Attractio Divina, вывело его из глухого приморского города? Жажда знать, слышать, видеть и учить вела его. Сколько можно назвать таких примеров? Десятки, сотни и тысячи. Они и создают закон.
Человеческая личность выше обстоятельств. Не существует внешних условий, оправдывающих преступное отношение к своему таланту, Божиему Дару. А ведь всякая Человеческая личность изначально щедро одарена. Одарена Духом Божиим.
Разве это не очевидно? Но кто знает это?
Поэтому эзотерические школы настоятельно необходимы. Роль просветительской и терапевтической работы в образовании новой личности — огромна, и важность ее не может быть сравнима ни с чем.
Вспомним хотя бы поэтов Сергея Есенина и Шарля Бодлера. Что определило их жизненную позицию? Почему так много горечи, а порой и ненависти несут их произведения? И если это можно назвать созиданием через разрушение, то все же, полагаю, Есенин не сгорел бы в свои тридцать лет, еще полный творческих сил, а Бодлер написал бы свои «Литании Сатане» в иной, более просвещенной и логически обусловленной форме, — знай они, что в мире есть какой-то смысл…
Но никто, положительно никто не взялся объяснить отчаявшемуся гению этот смысл, и в безысходности своей он сказал: «Сатана, помоги мне в безмерной беде!»
Милость Божия бесконечна! И на своем смертном одре Бодлер, предчувствуя иную жизнь, создал строки:
«Тогда в простор небес он длани простирает, туда, где Вечный Трон торжественно горит…»[239]
Иному Человеку достаточно просто узнать, неожиданно обнаружить, что «ОН ЕСТЬ», чтобы умереть и родиться заново.
С этой мистической формулы Теургов, которая произносится как «ЭХЙАХ» (Я ЕСТЬ; Я ЕСТЬ СУЩИЙ), и начинается новое рождение Человека.
Вот некоторые практические условия, сопровождающие вторую смерть и второе рождение Человека еще при его физической жизни:
1. Harmonia Mixtorum или Transfomatio Astralis (см. главу «Психическое лечение»),
2. Умственное освобождение (см. главу «Ментальное лечение»).
3. Соблюдение правил духовной гигиены: мышления, воли и свободы.
Это внутреннее дело каждого. Изложенные здесь правила теургического воспитания требуют большого стремления и солидной внутренней отдачи. Однако рано или поздно все истинные пути духовного совершенствования заканчиваются мистическим поиском и сводятся к законам Девятнадцатого и Двадцатого Арканов — на сознательном, полусознательном или бессознательном уровне.
Подведем итог.
Resurrectia Mortuum Двадцатого Таинства — есть вторая смерть и второе рождение перевоплощенного еще при его физической жизни.
Эпоха материализма уходит. Уже слышен голос древнего Иерофанта, тихий, но властный:
«Любовь, Воля, Жертва; заклинаю тебя именами Меча, Чаши и Жезла — убей зверя».
Не пройдет и двух десятилетий, и смерть Зверя станет реальностью. Тогда придет время старому Человечеству умирать, а новому рождаться. Мы знаем, что, вновь рожденное, оно будет Истинным.
Таким образом в будущем все перевоплощенное Человечество воскреснет из мертвых в телах, чтобы затем явиться на Божий Суд.
О ДЕЛАНИИ КВИНТЭССЕНЦИАЛЬНОГО АЛХИМИЧЕСКОГО ТЕУРГИЧЕСКОГО ПРЕПАРАТА
В науке Теургии особая роль отводится теургическому освящению различных материальных символов: лекарств и препаратов, используемых в Магии и Священной Терапевтике.
Можно сказать, что лекарство или другой алхимический элемент, подвергающиеся объективному (истинному) теургическому освящению, не просто освящены духовно[240], но приобретают частицу подлинной и действующей Божественной Силы.
Теургическим (Золотым) Деланием квинтэссенциального алхимического препарата называется придание ему квинтэссенциальных сил не астрального, но высшего духовного характера.
Такое делание возможно только в момент экстатического единения Мага с Божеством.
Есть ли у экстаза, у состояния наивысшего вибрирования мысли Мага (согласно нашему определению) какие-то параметры — формульного или символического характера, в некоторой степени раскрывающие тайну его достижения, тайну возникновения и развития экстатических сил?
Такие теургические формулы существуют. Две из них мы сейчас рассмотрим, соблюдая, однако, определенную дистанцию: Законы Эзотерической Тайны отличаются полной бескомпромиссностью во всем, что касается теургической практики.
Но и существует определенный предел человеческого понимания, где заканчивается учительское слово и начинается сложная внутренняя работа ученика над своей душой и сознанием. Его личное Transformatio Astralis, собственное Opens Magni…. Роль Учителя — подвести стремящегося к пониманию Теургического, Божественного Эталона, возможно — дать какие-то вспомогательные формулы. Не более того. Сила Божия — не гаечный ключ и не топор дровосека…
Две формулы, два ключа, которые мы рассмотрим, применяются Теургами четвертого и пятого поколения[241] как для освящения алхимических веществ, так и для индивидуальной терапевтической и магической работы.
Автор первой формулы — знаменитый Маг и мистик девятнадцатого века Элифас Леви. Вторая формула (вместе с сопровождающим ее молением) создана мной.
Далее я привожу формулы Философского камня и пентаграммы «Маши- ах», которая была названа мной «Пентаграммой Крови».
ФОРМУЛА ФИЛОСОФСКОГО КАМНЯ
Элифас Леви (Альфонс Луи Констант) — знаменитый Маг четвертого поколения, составил следующую формулу, которую мы предлагаем применять для теургического освящения веществ (лекарств, инструментов, атрибутов, алхимических соединений и т. п.).
Формула эта не только глубока и практична — в определенном смысле она раскрывает делание внутреннего Философского камня отдельной человеческой души…
Символически, утверждает Леви, Жизненный эликсир имеет формулу куба[242].
Куб как геометрическая фигура представлен тремя парами противоположных сторон. Придав определенное символическое значение, обладающее реализационной силой, каждой из его сторон — получим магическую формулу проявленной материи или символическую формулу Философского камня.
Поэтому для куба проявленной материи актуальны следующие магические письмена. Для первой пары: Соломоново имя — (ШИН-ЛАМЕД-МЕМ-ХЭ;) и Великое Имя Божие — Тетраграмматон.
Для второй пары: имена Адам и Ева (также по-древнееврейски). И для третьей — формулы универсальных растворителя и обновителя: AZOTH и INRI.
Леви хочет показать в этой оригинальной трактовке «внутреннего камня» и «Золотого Делания», что магическое могущество можно стяжать как дар через три этапа так называемого «Тамплиерского посвящения» (инволютивного): первый раскрывает связь посвященного с Богом (SHALOME и TETRAGRAMMATON); на втором этапе появляется так называемый Закон Положительной отрицательности (это определение предложено мной), или иерархическое влияние положительного полюса на отрицательный (ADAM и HEVA); и третий, практический этап, этап влияния на формы окружающего мира, представлен Леви символами изменения природы: растворителем — Азотом и Обновителем — мессианским огнем[243]…
Такой теургический куб мы предлагаем готовить полым, чтобы во внутренность его могли поместиться освящаемые предметы, которые символически принимают кубическую форму и приобщаются таким образом к священным письменам.
После нанесения знаков и прочтения их, в предварительно выбранное время и в определенном заранее месте Маг читает над кубом священные псалмы, превращаясь — по отношению к нему — в теургический проводник, через который течет Божественная Сила…
Вторую формулу мы уже затрагивали в связи с разными вопросами, теперь изучим ее подробнее.
ПЕНТАГРАММА «МАШИАХ»
В переводе с древнееврейского языка слово «МАШИАХ» (официальное написание — MEM — ШИН — ЙОД — ХЭ) значит «Мессия».
Но…
Исследуя соотношение между двумя каббалистическими древнееврейскими формулами: ИЕШУА и МАШИАХ — я обнаружил определенное фактологическое несоответствие между их еврейским написанием и каббалистическим смысловым контекстом.
ИЕШУА, первое имя Христа, еще с Моисеевых времен, то есть задолго до рождества Христова (!), было известно иудейским каббалистам и разрешалось ими в виде пентраграмматической формулы. Эта формула — есть эталон воли Теургов, ибо все дело Человеческого Сына — здесь. Объясним ее:
Здесь читаются древнееврейские иероглифы ЙОД; ХЭ; ШИН; ВАУ; ХЭ.
Мистическое изречение ИЕШУА создано разложением Великого Имени Божиего (Тетраграмматона) на две части: ЙОД-ХЭ и ВАУ-ХЭ, что в переводе с тайного языка означает Бесконечный, Распространяющийся, с одной стороны, и Воплощающийся, Возобновляющий — с другой (согласно каббализе иероглифов).
— Однако, — скажет ученый-каббалист, — нужен еще какой-то знак, посредством которого Бесконечный и Распространяющийся ЙАХ Воплощается на Земле (в материи), чтобы Возобновить ее; и этот знак следует поместить между двух частей Великого Имени Божиего!
Этот символ — иероглиф огня ШИН (W). Ибо огонь — самое загадочное, необыкновенное, эфирное состояние материи, структура которого все так же остается за пределами исследования ученых. Мы, однако, знаем, что огненное, эфирное состояние материи — ближе всего к состоянию духовному. Поэтому символ огня ШИН является символом воплощенного на Земле Духа, иначе говоря — символом Мессии.
Поместив ШИН между двумя частями Тетраграмматона, получим: ЙОД-ХЭ-ШИН-ВАУ-ХЭ. Что читается как ИЕШУА.
Более того, мы различаем здесь всего пять мистических знаков (4+1), это — также число Мессии, уже независимо от каббализы иероглифов.
Почему?
Потому что для воплощения Сына Божиего (кстати, именно так и переводится буквально с тайного языка слово ИЕШУА) необходимо всего пять иерархических, последовательных проявлений Единого Божества: Сам ЕДИНЫЙ (ЙОД), иначе — Абсолютный Дух и Первопричина, Центральная Точка Божественной Мысли; Его первородное Дитя и одновременно Супруга (ХЭ)[244], называемая египтянами ИСИДОЙ и ДУШОЙ МИРА; разделение Великой Исиды (Всего Астрального Плана) на ОСИРИСА — первого Сына Божиего, невоплощенного (положительное, плодородное начало Мировой Души), и Изиду, его чисто астральную супругу, — коагулирующий, реализационный и пассивный полюс астрального мира. И уже от их брака рождается ТОТ, Божественный, пятое воплощение ЕДИНОГО, Мессия и Сын Божий, или ВАУ Тетраграмматона. Такова египетская теологическая схема.
Итак, видно: всего ПЯТЬ вместе с ЕДИНЫМ.
Но почему тогда само священное слово МАШИАХ, представляющее дальнейшее развитие формулы ИЕШУА (ее мессианское развитие), в своем еврейском написании состоит всего из четырех знаков, если только что мы доказали: их должно быть ПЯТЬ!
Это ошибка или умышленное видоизменение ранее существовавшей формулы. Только так и можно объяснить возникающее категорическое несоответствие.
Очевидно, каббала, во времена Моисея выполняющая роль государственной, идеологической и организующей системы, утратив свое политическое значение, либо просто перестала питать своими знаниями определенный слой языковедческих наук древнего Израиля (превратившись целиком в науку первосвященников и избранных), либо, гонимая властями (за свое родство с тайной наукой Египта), была вынуждена «удалиться в отшельничество»… Что привело, с другой стороны (со стороны теологов-реформаторов, людей зачастую научно и эзотерически неграмотных), к сознательному или несознательному видоизменению ее фундаментальных законов.
Не это ли и провидел во мраке грядущих веков Пророк? И тогда, подняв руки, в свой смертный час он проклял Израиль:
«И скажет последующий род, дети ваши, которые будут после вас, и чужеземец, который придет из земли дальней, увидев поражение земли сей и болезни, которыми изнурит ее Господь:
"Сера и соль, пожарище — вся земля; не засевается и не произращает она, и не выходит на ней никакой травы, как по истреблении Содома, Гоморры, Адмы и Севоима, которые ниспроверг Господь во гневе Своем и в ярости Своей". И скажут все народы: "За что Господь гак поступил с сею землею? Какая великая ярость гнева Его!" И скажут: "За то, что они оставили завет Господа, Бога отцов своих, который Он поставил с ними, когда вывел их из земли Египетской, И пошли, и стали служить иным Богам и поклоняться им, богам, которых они не знали и которых Он не назначал им…"»[245]
Итак, в «принятом» написании священного изречения МЕССИЯ мы различаем четыре символических иероглифа: МЕМ-ШИН-ЙОД- ХЭ, что можно перевести в определенном символическом контексте[246] как ЖАЖДУЩИЙ-ГОРЯЩИЙ, БЕСКОНЕЧНЫЙ — РАСПРОСТРАНЯЮЩИЙСЯ (MEM — вода, Святая Жажда; ШИН — Огонь Духа; ЙОД — Абсолютное, Бесконечное Начало; и ХЭ — Его распространение, эманации в миры, ибо здесь, в переводе с тайного еврейского языка, ХЭ — энергия).
Но этого недостаточно. Мы говорим, что такой кватернер лишен пентаграмматической и квинтэссенциальной силы, ибо отсутствует некий символ, разрешающий бинер воды и огня, сплавляющий их вместе, преобразующий в нечто единое, завершенное, действующее совместно.
Такой символ должен отвечать следующим требованиям: во-первых, не входить в смысловое и символическое противоречие с остальными иероглифами; во-вторых, не входить в противоречие лингвистическое и чисто грамматическое…
Задача сложная, ибо из всех иероглифов древнееврейского языка двадцать входят в такое противоречие.
Но вот великая тайна! Оба оставшихся иероглифа читаются как звук «А» — то есть грамматически способны занять место между MEM и ШИН, составив таким образом полное «МАШ», первый слог слова «МАШИАХ». Однако первый переводится как Человек (Сын Человеческий), а второй — как «разрушение», «смерть» и является ключевой буквой имени Антихриста!
Не потому ли так часто мы принимаем дьявольское за Божественное? Не потому ли привыкли считать дурное — человеческим и наоборот?
Существует глубочайшая мистическая связь между всеми иероглифами древнееврейского языка, где одно гармонически дополняет другое, и вместе они рождают третье, логически обусловленное, объективно выражающее некую загадку мира…
Итак, доказано, что пятый, утраченный иероглиф древнееврейской формулы (теперь уже — формулы) МЕССИЯ — есть иероглиф Алеф (К).
Он занимает свое исконное место между MEM и ШИН, и вместе они составляют тернер, а с другими иероглифами слова — пентаграмму, или мистическое единение пяти знаков.
Вот и перевод образовавшейся формулы с древнееврейского, согласно каббализе каждого иероглифа: