СУДМЕДЭКСПЕРТ АНЯ ШАТУНОВА

СУДМЕДЭКСПЕРТ АНЯ ШАТУНОВА

Познакомились Аня с Юрой в 1993 году очень любопытно. Да и сама жизнь, надо сказать, у неё с тех пор очень любопытная пошла. Жила она, как ещё до сих пор живут многие москвичи, в коммунальной квартире на Красной Пресне. Одна с сыном, на личном фронте без перемен. Никто из мужчин ее не волновал, все казались скучными и неинтересными. Только, вот, работа у Ани была не вполне рядовая, особенно для женщины, — судмедэксперт, Дежурила по Москве, ездила на выезды на место происшествия, как врач, для констатации смерти по поводу несчастного случая. Чтобы на такой работе работать нужны закалённый характер и крепкая нервная система…

Включила Аня однажды свой допотопный квадратный радиоприёмник, а там как раз передача какая-то шла и голос Юрия Лонго: «Я сейчас одинокий. Не знаю, найду ли я её вообще когда-нибудь. Наверное, я её узнаю по руке. По правой». А руки у Ани тогда ещё нормальные были, без всех этих шрамов. И она подумала тогда: «Нашёл бы он меня». Причём она не знала тогда, кто это — Юрий Лонго. И тут ей бабушка говорит: «Ты представляешь, показывали по телевизору человека, который говорит, что он колдун, и трупы оживляет». А она отвечает: «Да ну, бабуль, прекрати. Какие там колдуны». У неё же профессия была прагматичная, к тому же телевизор смотреть времени совсем не было.

После того разговора выходит Аня из дома, подходит к киоску Роспечати напротив подъезда… А книгу Юрия Лонго «Исповедь колдуна» тогда именно в киосках продавали, поэтому Аня ее сразу увидела. На первой странице — краеивая фотография на тёмном фоне, и первая мысль, которая у нее мелькнула: «А он симпатичный. Только маленького роста».

«После отпуска в конце августа выхожу я на работу, — рассказывала потом Аня, — и со мной вдруг дежурит непонятным образом начальник отдела «А» Сашка Ясьников. Из отдела агентуры. Эти люди вообще не дежурят, они начальники, они не должны сыщиками работать. А он со мной дежурил в качестве сыщика. Съездили с ним на выезд, и вдруг он мне говорит прямо в машине при всех:

— А с кем Вас познакомить? Хотите я Вас познакомлю с Лонго или с Жириновским?

Я спрашиваю:

— А Вы что, Лонго знаете?

— Да.

А Аня только что книжку «Исповедь колдуна» прочитала, и все эти магические вещи ей вдруг стали очень интересны. Но в первую очередь заинтересовал, конечно, сам маг. Она расчувствовалась, так как Юрий писал, что очень одинок, что его дочь живёт с мамой.

«Сашка набирает его номер прямо из моей экспертной комнаты:

— Тут девушка, наша сотрудница, хочет с Вами познакомиться.

— Ну-ка, дай мне сотрудницу.

Я говорю:

— Я прочитала Вашу книгу.

Он говорит:

— Вы должны сейчас же ко мне приехать. Немедленно.

Я говорю:

— Я сейчас не могу. Я сейчас дежурю по городу. Целые сутки. Я на сутки заступила.

— Хорошо. Тогда берите у Саши Ясьникова мой телефон и свяжитесь со мной после дежурства.

Сашка говорит:

— Слушай, я же его телефон никому не даю.

— Ну, вот, слышал же. Давай телефон.

Пришла с дежурства, отвела сына в школу, оделась красиво — чёрная, бархатная юбка, хмодная кофта. До двух часов дня ещё умудрилась вскрыть два трупа и к двум часам прямо с работы поехала к Юрию. Поднимаясь по лестнице, подумала: «Мне очень надо посмотреть ему в глаза». А Юра незнакомым или малознакомым людям в глаза никогда прямо не смотрел, однако тут ещё через порог посмотрел на нее пристально и внимательно: «Проходите».

С самого начала они стали понимать друг друга без слов, телепатически. Провёл её на кухню, где, как обычно, всё завалено грязной посудой. «Я сижу, и у меня прямо свербит: «Помой посуду Помой посуду». Думаю: «Нет, не буду. Я первый раз сюда пришла к человеку в дом и буду посуду мыть. Может, ему приятно так жить». И сижу перед телевизором. А он в этом своём белом балахоне бегает по квартире. Вбежит, и то на меня посмотрит, то на посуду: «Хм, сейчас на стёкла положу».

Аня вспоминает: «Там у него корреспонденты были и ассистентка его Светка. Он с ней выступал на сцене, она с ним во Францию ездила. Ой, какая красивая! Мама дорогая! Я когда увидела эту Светку, то подумала: «Ну, мне здесь ничего не светит! Совсем». Она была высокая, стройная, с красивой фигурой, вот такая шапка рыжих волос и лицо, как писаное с иконы. Просто очень красивая. До сих пор я эту Светку помню». И пока он над ней колдовал, Аня тихонько присела на кресло и прямо на его цепь.

Юра всё бегает: «Где моя цепь? Где моя цепь?» А на цепи Аня сидит. Символически получилось, и Аня потом ещё шутила: «Ага, на цепь меня посадил, и теперь не отпускаешь». Даёт ему эту цепь, а он смотрит на её руки, а руки тогда ещё целые были, и вдруг спрашивает: «Аня, а у Вас на работе Вы череп чем пилите? Пила какая там? Циркулярная?» Она говорит: «Да». Он так съёжился весь, поморщился и глаза закрыл: «Бррр…». Это она, конечно, всё потом вспоминала и выводы делала. А тогда никакого значения не придала, не поняла, что вот сейчас он представил всё это.

Человек может управлять своими словами, знать, что можно говорить, а. что нельзя. Управлять мыслями сложнее. Они вдруг появляются и бегут независимо от желания человека. Так же, как и образ, картинка, рисуется вдруг перед глазами самопроизвольно и независимо от желания человека.

Свету Юрий выпроводил: «Светочка, у людей тоже проблемы». Мол, иди. Она ушла. Юра говорит:

— Ну, ладно. Давайте экспериментировать. Фотографию ко лбу прикладывайте. Что-нибудь видите?

— Нет.

— Хм. У меня Верочка, секретарь в школе, только фотографию ко лбу прикладывает, уже всё видит. Ну, хорошо. Давайте тогда такое упражнение. Мы берём с вами ручки. Одну вы, одну я. И я сейчас загадываю цифру. Одну из семи. Её я вам не скажу, я её себе отдельно напишу, а вы вычеркните ту, которую я загадал.

Я говорю:

— А как это?

И вычеркнула. Именно ту самую. И опять говорю:

— А как это?

— Ну, если бы все знали, как это, было бы всё очень просто.

Аня потом тот же самый фокус проделала с зам. начальника бюро судебно-медицинской экспертизы Василевским. Дала ему листочек бумаги с написанными на нём семью цифрами, и он вычеркнул нужную. И тоже: «А как это?» Аня так поняла, что это был фокус на телепатию.

Потом Юра её чаем угостил, конфетами, сухими причём. Откуда он их достал, из какого шкафа, и какой давности, неизвестно. Их можно было молотком разбивать. Коробки конфет ему нельзя было дарить. Потому что он их сразу убирал, и они лежали годами. Потом Юра Аню проводил и говорит:

— А с Вами можно поехать на выезд?

— Вообще-то нельзя, конечно, но Вам можно.

— А корреспондента можно я возьму?

— А вот корреспондента нельзя. Вы один можете поехать, я договорюсь в моё дежурство, а вот корреспондентов мы не любим.

— Ну, ладно.

На том и порешили. И распрощались.

И действительно, когда было дежурство, она договорилась, заехали за ним с Петровки, и они ездили на выезд, но Юра, конечно, никого не вскрывал. Он сидел рядом в машине «Скорой помощи», смотрел, как она работала над трупом. Там же следователь прокуратуры сидел, там же его стажёр сидел, и она диктовала им результаты обследования. Тот выезд, правда, неинтересный был. Есть интересные выезды, а есть неинтересные. Она проглядела повреждение на застёгнутой куртке с наружной стороны. Резаная линия на ткани одежды, от удара, с левой стороны. Это указывает на количество ударов, поэтому первоначальный осмотр на месте происшествия очень важен. Она пропустила, а Юра увидел: «А это что такое?»

И после этого Аня разрешила ему поехать с ней на вскрытие трупа в морг, но Юра был очень занят и не приехал. Звонит: «Давай телепатически. Давай телепатически». И она молча стала надиктовывать ему всё вскрытие. Это был мальчик, висельник, который повесился из-за несчастной любви. Аня подумала тогда: «Ну, висельника мне пара минут вскрыть». Аня же после ординатуры, у неё первая врачебная категория. Но это была единственная экспертиза, которую она так и не закончила.

«Юра на телефоне сидит, а я делаю и все ему транслирую телепатически. И дотранслировалась. Дошла до головы, побежала за санитарами, потому что это дело санитаров — распилить череп, но они были заняты и отказались мне помогать. Тогда я взяла сама пилу, чего раньше никогда не делала. Уже половину пропилила, и вдруг на пилу намоталась тряпка, которая валялась поблизости. «Adidas». Я за эту тряпку потянула, а пила как подпрыгнет и мне по руке. Я ещё больше нажимаю на неё, а она на второй оборот пошла. Я стою одна с этой рукой, на которой всё отрезано, кровища хлещет. Шок». «Скорая», к счастью, стояла рядом, налили ей новокаин прямо в рану и прямо в секционном халате доставили в приёмное отделение в больницу. А там — сразу на операционный стол.

А у неё на следующий день дежурство на Петровке, и она просит врачей: «Пришейте мне руку, пожалуйста, обратно побыстрее, а то мне завтра на Петровку». А врачи Говорят: «бы знаете, побыстрее мы руку вам никак не пришьём. Побыстрее вы хотели череп распилить, и то не получилось. А что касается вашего дежурства, то мы думаем, что на дежурстве завтра придется обойтись без вас». Но Аня ведь ещё и пианисткой была, у неё пальцы такие красивые были. Плакала она ужасно. С тех пор она уже не играла больше на фортепьяно. Память в пальцах, конечно, осталась, но октаву не берёт.

И в квартире у нее постоянно какие-то странные штуки стали происходить. Это была обычная коммунальная квартира на Красной Пресне, у соседей всё нормально, но в её комнате то и дело стал выключаться свет и останавливаться часы. «Света нет. Включаю в полной темноте свой допотопный радиоприёмник и опять голос Юрия: «Завтра у меня открывается школа Юрия Андреевича Лонго». Звонит от соседки, а Юрий ей сразу, не спрашивая: «Ну что, Аня? В школу хочешь придти? Придёшь завтра к шести часам к Верочке, это секретарь, отметишься, и я тебя зачислю».

Школа у Юрия была на Белорусской, на 2-ой Тверской-Ямской улице, в том здании, где сейчас находится казино Шангри-Ла. И это был последний выпуск, который он вёл. Точнее сказать, последний был уже в Израиле в следующем 1994 году, когда Алла Пятигорская к нему попала. И всё. И с каждого курса он по одному человеку себе зацеплял. С этого зацепил Аню. В следующем году — Аллу.

Было начало ноября 1993 года. Дикое количество народа было возле его школы.

«Я стою и жду его около входа в зал. Он проходит, берёт меня за руку и проводит через весь этот зал: «Пошли». Мы идем, а с него прямо клочьями дублёнку рвут, чтобы дотронуться, чтобы кусок оторвать на фетиш. Я просто в шоке была. Он меня волочёт, тащит меня через весь этот зал, потому что иначе пройти невозможно. И он меня за собой вот таким тараном протащил через всю толпу. Говорит своему администратору Жене Вуколову: «Дайте ей стул, посадите её на первый ряд». И потом в перерыве: «Так. Иди за кулисы. Сиди, смотри, как я к выступлению готовлюсь. Учись всему». И всё время: «Аня, Аня. Где Аня?» А там за кулисами толпа народу стоит, которые не знаю, сколько лет к нему прорывались. Все просто в шоке были, так как он вообще никого вокруг не видел. Причём все происходило прилюдно. И я не могла понять, с чего это вдруг».

Обратно ехали молча, так как рассказывать Юрию о том, как ей руку отрезало, Аня была не в состоянии. Вот тогда она и начала писать стихи.

И сам сидел тогда он за рулём,

И двигались деревья и мосты.

Он не смеялся, думали о нём

Все эти люди, брошенные им.

Он думал вновь о том, как он страдал,

И как избавиться от боли колдовской.

Глядел за грань, переступал и лгал,

Чтобы избавиться от суеты людской.

Ну, конечно, она влюбилась, что там говорить. В самом деле, почему она не могла влюбиться? Она ведь была одна. Впрочем, любовь и не спрашивает — одна ты или не одна, замужем или не замужем, с детьми или без детей. Юрий часто приглашал её к себе домой. Последний раз она была у него 24 декабря 1993 года. Это был день рождения Заратустры- Посидели, поужинали. Юрий говорит: «А ты знаешь, мне понравился твой мальчик». А ведь он его и не видел. Просто

Аня как раз подумала: «А вдруг ему не понравится мой мальчик?» Он читал мысли сходу. И она вдруг ощутила, что видит его в последний раз. Аня вздрогнула, но отмахнулась от такой мысли. А Юрий тут же вслух сказал о себе: «А это такой старый, ворчливый колдун. Ты когда-нибудь увидишь его ещё».

А потом у неё опять случилось несчастье. Ведь беда никогда не ходит одна, а с детками.

Сначала сын Павлик убежал под пули к Белому дому, тогда война была на Красной Пресне. Потом попал под машину. Это было невероятно страшно, она думала, что просто спятит. Опять выключился свет, опять остановились часы. В общем, творилось что-то жуткое. Влетела в реанимацию… Но ничего. Всё обошлось. Позвонила Юрию, и он сказал: «Ложись спать. Уже завтра всё будет хорошо». Аня говорит, что, если бы он ей это не сказал, она бы «грызанулась» ещё в ноябре. Он очень помог.

И дикая нагрузка на работе. Если бы ещё квартира была бы нормальная, а не коммуналка с соседями, может, она бы и выдержала. Если бы была поддержка хоть с какой-то стороны. Но никакой поддержки у нее не было. Вообще. Сколько должно было навалиться, чтобы не выдержать! Человеческие силы не беспредельны… Да еще Юра добавил. И она не выдержала…

Аня рассказывала: «Почему я попала в Кащенко, знает только он и я. Это даже не секрет. Это непонятно что. Он в могилу унёс, и я в могилу унесу. Это чисто магические штучки, к которым я просто была не готова на тот момент. Но все было не просто так. Я же у него тогда прошла посвящение. Но чтобы это магическое посвящение после его школы устаканилось, мне потребовались три года. Как минимум. Тяжёлые годы, но я не жаловалась и никогда его ни в чём не винила. Если бы я хотя бы мысленно его в чем-то винила, я никогда бы больше не стала с ним общаться. Никого винить нельзя. Даже если я осознаю, что всё случается из-за того, что я рядом с ним, то это мой выбор, именно я сама осознанно выбирала свой путь рядом с ним. И поэтому он не виноват. Вот и всё». Рядом с Юрием жизнь начинала меняться и, к сожалению, во многих вещах не в лучшую сторону.

И всё. И она попала в Алексеевскую больницу. Самый натуральный психоз был. Шок. Но ничего. Вылечили. Правда, вылечили так, что добавили депрессивный хвост, и она уже сама потом легла туда же в санаторное отделение. Пришла и всё. А потом как пришла, так и ушла. Сбежала оттуда. Вот как Юра в феврале из Скли-фа босиком зимой. Такси поймала и прямо в халате и в тапочках уехала. Даже пальто не было. А на дворе зима. Надоело, а врачи её не выписывали, сказали, что у неё настроение поменялось. Это означало, что если сейчас от них не удрать, то положат в «острое» отделение и будут колоть чем-нибудь… Тогда вообще оттуда не выползешь. Оттуда уже не сбежишь. «И я их обманула. Говорят: «Ну, пошли». А я же знаю, куда меня ведут. Я ж сама психиатр. Врач только отвернулась, рот открыла, а я прямо по дороге в «острое» отделение от них и сбежала. Я хорошо бегала тогда, не то, что сейчас — ноги больные, хромаю и с палочкой хожу. И закрылась на своей Пресне».

Сейчас уже десять лет прошло, и диагноз сняли. Аня потом, после того, даже сама психиатром работала.

У них с Юрием наступил долгий перерыв в отношениях. Сложились и проявились все отрицательные, негативные вещи. Аню забрали с выкидышем во вторую гинекологическую больницу и долго оттуда не выпускали. Она уже была на инвалидности. Потеряла страховой полис, а в больнице говорят: «У вас нет страхового полиса. Вы нам должны за лечение заплатить два миллиона. И ещё за гистологию». И опять никакой поддержки, никакой помощи. Маме дозвонилась, но та не приехала: «Я к тебе пока приехать не могу». Любимый человек, Дима, приехал, оскорблял, сказал, что они расстаются. Да ещё последствия ужасного наркоза. Да ещё сигареты «Космос», неизвестно откуда взявшиеся на тумбочке… Тоже, наверное, какую-то роль сыграли.

Аня вспоминает: «Я хотела оттуда уйти. Они меня не отпускали. Я начала носиться по этажам, рапсоидное состояние у меня наступило. А врачи меня закрыли, так что я не могла никуда деться. Я взяла и шуганулась из окна. Не знаю, какой этаж был. Там потолки высоченные. Когда я приземлилась на землю и посмотрела на небо, у меня в голове Юрин голос: «Милая, потерпи ещё, недолго осталось». И я отключилась. Я вообще не собиралась никуда бросаться. Просто была чисто психологическая стрессовая ситуация. В психиатрии это называется рапсус. Я ничего не соображала, поэтому страха не чувствовала. Алкоголя у меня в крови не было, хотя до этого я выпила три пузырька валокордина, чтобы успокоиться. Я не могла остановиться.

Теперь я знаю, что такое рапсус. Такой шок сильный. И до того, как я выбросилась, вот вся-вся жизнь у меня так вот перед глазами и встала — ой! Что я никому не нужна, что место моё на помойке, и вон там помойная яма. Что сына моего они ещё потянут, а на меня ни у кого уже нет сил, и лучше мне уйти в другую жизнь. Ноги я тогда же себе изуродовала и поранила все. Никакого судебного разбирательства не было. Приходил следователь, и я сказала, что я сама так захотела. И никого не надо винить. Вот так всё и было».

А потом, наконец-то, случилось чудо. Мужа своего, почти как две капли воды похожего на Юру, она не искала. Он сам к ней притянулся, потому что это был образ, который она так долго любила. Она в тот момент искать этого Юру не могла, да и не найдёшь такого специально. Одна нога после вытяжки, другая после аппарата. Аня лежала с костылями и не выходила на улицу. Ну, как она могла бы его найти? А он всё равно притянулся, именно тогда сам и пришёл. Аня вспоминала: «Я ещё подумала тогда, что он мне сейчас скажет, что его зовут Юра. И он мне в палате через порог: «Юра». Кармическое совпадение — он действительно очень похож».

Юрий Лонго её потом спрашивал:

— А что, ты замуж вышла?

— Да, вышла.

ШАХМАТЫ

Одинокая, чёрная Пешка

Своего Короля защищала.

Может чёрной стать Королевой,

Ей прабабка её завещала.

Не заметил Король перемены

В этой чёрной маленькой Пешке.

Может, если б была она белой?

Я пока постою без спешки.

Пусть её защитят Офицеры

На Конях из-за каменных башен.

Я пока постою в сторонке,

Погадаю: страшно — не страшно.

Погадаю: больно — не больно.

Прорываться сквозь линию цвета.

Будешь, Пешка, моей Королевой?

Благодарен буду за это.

Ну, а Пешка подумала и стала женой Офицера.

Аня говорит: «Юра сейчас стал несравнимо лучше и по характеру, и по обращению. С ним раньше было вообще невозможно и невыносимо. Он сам повернулся к Свету. Он раньше был очень злым, причём это зависело от того, какой халат он оденет — белый или тёмный. Одевая халат, он настраивался на разные энергии. На использование разных сил. Действительно страшно было. Это магия. А магами просто так не становятся».

Аня говорила Юрию: «Самая большая месть — это непрощение». А Юра сказал: «Прощение». Ну, как всегда, наоборот. Незадолго до смерти он всё спрашивал Аню: «Ань, можно я расскажу на телевидении про всё это?» Не помню, какая тема была: «Простить — не простить» или что-то про месть. Аня не разрешила:

— Нет! Нельзя!

А он:

— Прости. Извини.

Юра был для Ани очень близким человеком и другом. Она очень сильно винит себя за то, что не позвонила Юре 14 февраля 2006 года на день Святого Валентина, когда приступ случился. Они уже договорились встретиться 17-го, в пятницу. Ну что надоедать-то на самом деле? Сейчас она работает главным администратором в астрологическом центре Павла Глобы. Посмотрела в конце 2005 года свой соляр на следующий 2006 год, то есть свой гороскоп, и увидела, что если она Новый год здесь, в Москве, будет встречать, то у неё очень плохая ситуация складывается с восьмым домом, домом смерти. И она решила: для того, чтобы что-то изменить, надо уехать. Поменять широту и долготу. Поэтому 2006 год она не в Москве встречала, а в Геленджике. И день рождения, 9 января, тоже в Геленджике. Вернулась в Москву только 11 января, и ничего не изменила. Она не думала, что ситуация складывалась вокруг Юры. Тем не менее вернулась и сразу стала ему звонить: «Юра, как ты себя чувствуешь?» А он: «А что?» Никогда она ему таких вопросов не задавала, потому что знала — он мнительный. Аня приехала и заболела, потому что в Геленджике дул очень холодный ветер с гор — Бора. Вся была в лихорадках. И потому все никак они с Юрой не могли встретиться. Договорились на пятницу — 17 февраля…