Глава IV.
Глава IV.
Я ясно различала громадное сборище народа, толпившагося на об?ихъ берегахъ р?ки, такъ какъ на него падалъ невидимый для людей св?тъ. То не было сіяніе зв?здъ, осв?щавшее ночь, то не былъ св?тъ, падавшій съ неба, но блескъ, сверкавшій въ моихъ очахъ, при которомъ я не т?ла ихъ вид?ла, но ихъ сердца, ихъ самихъ и безошибочно узнавала своихъ преданныхъ поклонниковъ. Одного б?глаго взгляда, брошеннаго на собравшіяся зд?сь толпы людей, было для меня достаточно, чтобы уб?диться въ томъ, что почти вс? они готовы были служить мн?. Да, у меня было доблестное воинство, готовое сл?по повиноваться мн?, если не по чувству долга, то по влеченію похоти.
Я вид?ла, что каждое сердце чего нибудь алчетъ, и знала, какъ и ч?мъ утолить его голодъ.
Въ теченіе долгаго мгновенія я стояла неподвижно подъ устремленными на меня взорами, посл? чего отдала приказаніе направить судно къ берегу, чтобы мн? можно было на время покинуть своихъ любимыхъ рабовъ. Тусклыя челов?ческія очи усп?ли нагляд?ться на меня, и теперь я р?шила см?шаться съ толпой, чтобы коснуться т?хъ, кого изберу, и дать имъ услышать свой голосъ. Пылкая жизнь молодого жреца была достаточно сильна, чтобы въ теченіе н?котораго времени питать физическій св?тильникъ моего могущества, если я только не использую ея слишкомъ быстро.
Я спустилась на берегъ и см?шалась съ толпой людей каждому нашептывая на ухо тайное желаніе его сердца и указывая способъ добиться осуществленія втайн? лел?емой мечты. Не было ни одного мужчины, ни одной женщины, которые не таили бы въ глубин? сердца такого гнуснаго желанія, что не р?шилась бы отъ стыда признаться въ немъ даже духовнику. Но я извлекала его изъ тайниковъ души, и оно переставало казаться ч?мъ-то постыднымъ; мало того, я показывала какого ничтожнаго напряженія воли, какой ничтожной ступени знанія было довольно, чтобы сд?лать первый шагъ на пути самоуслажденія. Я проходила тамъ и сямъ, по густымъ рядамъ народа, оставляя везд? за собой обезум?вшую отъ похотей толпу, которая, не будучи больше въ состояніи сдержать б?шенаго порыва страсти, вызваннаго моимъ присутствіемъ, разразилась дикой п?снью, отъ которой во мн? закип?ла кровь.
Разв? я ужъ раньше не слыхала, какъ подъ другими небесами ту же п?снь п?ли другіе голоса? Не возносилась ли она ко мн? отъ иныхъ, давно исчезнувшихъ народовъ? Не слагалась ли она въ честь меня на многихъ, теперь забытыхъ языкахъ? И не предстоитъ-ли мн? еще и еще услышать ее въ грядущіе в?ка отъ новыхъ, еще не родившихся расъ, м?ста поселеній которыхъ пока даже не созданы? Она для меня — источникъ жизни, проп?тая безъ словъ въ отд?льномъ сердц?; она — вопль невысказанной страсти, скрытое безуміе „я“; вырвавшаяся изъ груди многотысячной толпы, она — крикъ поклонниковъ наслажденія, изступленная р?чь открытой оргіи, потому что стыдъ пропалъ, и таиться больше нечего!..
Достигши своей ц?ли, — бросивши въ толпу искру, которая превратилась въ пламя, подобно л?сному пожару, охватившее ее всю, — я повернулась назадъ и направилась къ тому м?сту, куда причалило священное судно. Мои избранники, высшіе жрецы храма, все еще стояли неподвижно въ ожиданіи моего возвращенія. О, какъ они были велики въ своихъ страстяхъ, эти цари похоти, князья по желаніямъ!..
А зд?сь-ли еще молодой жрецъ? Все ли еще выглядитъ трупомъ? Да, онъ все еще лежалъ недвижимъ, смертельно бл?дный, посредин? круга, образованнаго десятью жрецами, распростертый у ногъ Агмахда, который стоялъ около него.
Едва пришла мн? на умъ мысль о Сенс?, какъ мн? показалось, что я въ силу какого-то таинственнаго процесса отрываюсь отъ бушевавшаго моря страстей, которое передъ этимъ захлестнуло меня и унесло на своихъ волнахъ. Снова почувствовалъ я себя самимъ собой — Сенсой — понялъ, что я — не богиня, а былъ лишь поглощенъ, всосанъ, такъ сказать, ея всеохватывающей личностью, но что теперь мы — вновь съ ней разъединены.
Но я не вернулся къ бл?дному образу, безжизненно лежавшему на палуб? священнаго судна, а перенесся въ храмъ и очутился во мрак?; и тутъ я понялъ, что я — въ Святая Святыхъ.
Вдругъ въ окружавшей меня тьм? забрезжилъ св?тъ. Я насторожился; св?тъ все разгорался, и я увид?лъ, что внутренняя пещера вдругъ ярко осв?тилась сіяніемъ, среди котораго стояла во весь ростъ Царица Лотоса.
Я остановился у входа въ пещеру, въ пол? зр?нія богини, въ ея непосредственномъ сос?дств?. Я сд?лалъ попытку, чтобы уб?жать… попробовалъ отвернуться… но не могъ… и задрожалъ такъ, какъ никогда въ жизни ни отъ чего не дрожалъ, даже отъ страха или ужаса. Она стояла неподвижно, не сводя съ меня очей, гор?вшихъ сильнымъ гн?вомъ. Та, которая была когда-то н?жнымъ другомъ для меня, которая ласкала меня, какъ любящая, кроткая мать, явилась теперь во всемъ своемъ величіи передо мной, и я сознавалъ, что прогн?валъ божество, самаго грознаго изъ вс?хъ изв?стныхъ людямъ боговъ.
— Для этого-ли ты былъ рожденъ на св?тъ, о Сенса, любимецъ боговъ? Разв? ради этого были открыты очи твои, а чувства сд?ланы доступны высшему воспріятію? Теперь ты знаешь, что не ради этого, потому что эти ясновидящіе глаза и тонкія чувства послужили, наконецъ, и теб? самому, своему владык?, показавъ теб? кому и чему ты до сихъ поръ служилъ. Что-же, ты и посл? этого нам?ренъ ей дальше служить? Теперь ты — мужчина: можешь выбирать сознательно. Или ты такъ низко палъ, что хочешь на в?къ остаться ея рабомъ? Въ такомъ случа? — иди! Я явилась сюда, чтобы очистить свое святилище, потому что не допущу дальн?йшаго оскверненія его. Пусть оно стоитъ безгласное, и пусть люди забудутъ о томъ, что есть боги! Но я не могу допустить, чтобы искушала ихъ тьма и обманывали лживыя уста. Иди! Святилище мое он?м?ло, и голосъ его замеръ; я замкну дверь его, и никто уже не вступитъ въ него! Я буду скрываться зд?сь, въ одиночеств? и молчаніи, да безгласной проживу в?ка, и люди скажутъ, что я умерла. Пусть такъ! Но пройдутъ в?ка, настанутъ другія времена, сыны мои снова возстанутъ, и тьма разс?ется! Иди! Ты выбралъ! Спускайся все ниже и ниже! Ты лишился своего высокаго званія! Оставь меня! Не нарушай молчанія святыни!
Она подняла руку такимъ повелительнымъ царственнымъ жестомъ, приглашая меня оставить ее, что я не могъ ослушаться; удрученный, съ низко опущенной головой, я повернулся и медленными шагами направился къ наружной двери святилища; но ни открыть ея, ни уйти изъ капища, ни даже двинуться съ м?ста я не могъ: тоска отчаянія сжала мн? сердце и приковала ноги мои къ полу. Я опустился на кол?ни, и изъ моей груди вырвался вопль: — Мать! Царица и мать!
Прошло н?сколько мгновеній въ благогов?йномъ молчаніи, въ теченіе которыхъ я все чего-то ждалъ, терзаемый душевнымъ голодомъ и отчаяніемъ.
Среди наступившей тишины воспоминанія прошлаго выступали изъ окружавшаго меня мрака и страшной вереницей проходили передо мной. Я вид?лъ себя глашатаемъ и оракуломъ того порожденія тьмы, черную душу котораго я теперь такъ хорошо зналъ; вид?лъ себя сл?по исполнявшимъ свои гнусныя обязанности, не разбираясь въ ихъ значеніи, помышлялъ лишь о предстоявшихъ удовольствіяхъ, служившихъ для меня приманкой и наградой; вид?лъ себя добровольно отдававшимъ душу и умъ на поруганіе, мирившимся съ оц?пен?ніемъ, въ которое ихъ сознательно повергали жрецы, какъ пьяница мирится съ похм?льемъ; и въ этихъ воспоминаніяхъ неизм?нно переплетались между собою постыдное д?ло и чувственныя наслажденія. И прошлое это показалось мн? такимъ грознымъ и живучимъ въ своей яркости, обвиненія его были такъ ужасны, что я вторично воззвалъ изъ мрака: — Мать! Спаси меня!
Въ тоже мгновеніе я почувствовалъ, какъ богиня коснулась моего лица и руки, а въ ушахъ и сердце у меня прозвучали слова: — Ты спасенъ! Будь силенъ!
И св?тъ озарилъ мои глаза. Но я ничего не вид?лъ: потоки слезъ смывали съ нихъ посл?дніе сл?ды страшныхъ картинъ, прошедшихъ передъ ними…