97 Аран на шабаше

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

97 Аран на шабаше

Аран поддался влиянию лярвы, в высоты пробравшейся, но, прозрев, порвал с ней. Он решил искупить то, что своим падением называл, хотя только в помышлении заблуждался и зла не творил; и все же он пошел в низы, чтобы искупить там свою слабость.

В полном вооружении на боевом коне долго ехал рыцарь лесом, направляясь в отряд, отправлявшийся в Палестину освобождать захваченных сарацинами христиан и, наконец, понял, что заблудился. Заметив, что дорожка, по которой он ехал, все круче и круче поднимается в гору, он, опустив поводья, позволил своему коню идти туда, куда выберет сам, и тот повернул вправо по еле заметной тропинке. Вскоре навстречу рыцарю попался пожилой дворянин с двумя слугами, вооруженный, как вооружаются, охотясь на медведя. Он приветливо поздоровался с рыцарем, узнал куда тот едет и предложил вывести его на верную дорогу, поскольку рыцарь сильно уклонился от прямого пути. Рыцарь с благодарностью принял предложение, хотя чем-то неуловимым не понравился ему старый охотник. В проводники пожилой охотник отрядил одного из своих слуг, простился с рыцарем, повернул в кусты и тотчас же исчез за деревьями. А оставленный им слуга взял под узду коня рыцаря и, хотя он поднялся на дыбы и попятился от него, легко его укротил и повел в сторону от тропинки, по которой ехал рыцарь.

Медленно ехал рыцарь и через некоторое время заметил, что справа и слева в кустах движутся какие-то люди, обгоняя их. Он сказал об этом проводнику, но тот спокойно ответил, что местные жители спешат на праздник в соседнее селение. Вскоре проводник вывел рыцаря на другую тропинку и распрощался с ним, указав, куда надо ехать.

Тропинка постепенно превратилась в дорогу, расширилась, и сбоку на нее выехали два всадника — знатный мужчина и сопровождавшая его дама. Вежливо раскланявшись с рыцарем, всадник назвал себя, узнал имя рыцаря и представил его своей даме. Дама молча склонила голову, и рыцарь отметил, что у нее смуглое лицо поразительной, как ему показалось, красоты. Всадники весело разговаривали друг с другом, стараясь вовлечь в разговор молчаливую спутницу, но это им плохо удавалось. Внезапно дама громко вскрикнула и помчалась за ланью, выскочившей в нескольких шагах от всадников, сначала по дороге, а потом, поскольку лес кончился, по поднимающейся вверх поляне.

Рыцарь с удивлением отметил, что лицо дамы при этом приняло жестокое выражение, и подивился нравам страны, куда заехал. Его спутник быстро догнал даму, что-то сказал ей, и она, как видно недовольная, придержала коня, после чего три всадника снова поехали вместе.

Они проехали крутой подъем, миновали небольшую рощу, и перед путешественниками открылась горная долина. Быстро тёмнело, но там и тут по долине были разложены большие костры и около них толпились странно наряженные люди. Кое-где слышались звуки нестройной музыки, пение, видны были хороводы. Рыцарь и его спутники подъехали к каким-то людям, лица которых были запачканы чёрным. Чёрные были вооружены чем-то вроде бердышей и преградили дорогу подъехавшим.

Рыцарь попробовал легко ли вынимается меч из ножен, легко ли поднимается булава и быстро ли отстегивается щит. Но его спутник произнес два слова, как видно, пароль, и бердыши опустились. Рыцарь и его попутчики слезли с коней и вошли в очерченный небольшими кострами круг, в котором за большим овальным столом сидели мужчины и женщины, пожилые и молодые. Все они встали, приветствуя вошедших, и старший из них обратился к рыцарю со странной речью:

«Мы знаем, рыцарь, кто ты и откуда. Только Димы могут справиться с вами, да и то потому, что каждый Дим в себе громадный космос включает. Но ты пришел на нашу землю. Здесь ты тоже должен быть мощным, а потому обещай нам быть в наших рядах, и мы дадим тебе выпить такой напиток, который сделает тебя сильнее всех рыцарей». Перед духовными очами рыцаря мелькнуло видение: стройные ряды великанов рыцарей, грозно идущих на сильного врага, и он, рыцарь, в рядах этого воинства. Почувствовал рыцарь страшную мощь в своих мышцах, почувствовал он, что в сердце его горит огонь неземной, и отвечает рыцарь: «Я должен отклонить ваше предложение. Я и так сильнее сильнейшего. Большей силы, чем моя, не вынесет тело человека». Нахмурился старик, а одна из прекрасных дам говорит рыцарю: «В таком случае выпейте этот кубок за мое здоровье, за мою молодость и красоту». Отвечает рыцарь: «За вашу молодость, красоту и здоровье я не только этот кубок, но чашу громадную вина крепкого выпью, чтобы вы много столетий здоровы, молоды и красивы были!» И рыцарь взял со середины стола чашу, в которой 29 кубков помещалось, и выпил вино в ней находившееся.

Еще сильнее нахмурился старик и говорит: «Ты знаешь, кто ты, и подозреваешь, кто мы. Поступай, как знаешь, рыцарь. А пока не пройдешься ли со своей дамой и со всеми нами по нашему пиршественному месту? Если не захочешь еды без соли, то, может быть, Логосом низов причастишься».

«Я и так в низы спустился», — подумал рыцарь и пошел рядом со стариком и одной из дам. Вокруг первого костра, к которому подошли рыцарь и гости, вели хоровод ряженые: нимфы, сбросившие свои одежды, сильфиды с крылышками за спиною, молодые ведьмы, отчаянно размахивающие руками, в которых сверкали ножи, безобразные кикиморы и прочая нежить — лешие, гномы, кобольды и другие маски неслись в диком хороводе, громко выкрикивая: «Эвоэ! Слава тому, кто велит наслаждаться жизнью в низах!»

Мрачно смотрел рыцарь на хоровод, и старик видел, что не нравится рыцарю пляска. «Все это чёрнь, — сказал он. — У них вместо души — блуждающий огонек. Пусть веселятся, от этого мало вреда». И он пошел дальше. «В чем тут вред?» — подумал рыцарь, а идущая с ним рядом красавица, как бы в ответ на его мысли, ответила: «Они только веселятся и потому не считают необходимым со злом бороться. А тот, кто не выступает против зла, тот помогает ему властвовать. Следовательно, все эти прекрасные дамы — нимфы, ундины, сильфиды — злодейки. Не обращай на них внимания. Забудь о них».

А рыцарь подумал: «Не прав совет этот. Я постараюсь найти момент удобный и надлежащие слова, чтобы убедить их не только о своем удовольствии, но и о благе других думать; для себя — веселиться, для других — работать».

Подошли они к отдыхающему хороводу масок, которые парами сидели и беседовали за овальным столом. Слышит рыцарь: «Для того, чтобы мне и тебе было хорошо, необходимо, чтобы другим было плохо». — «На всех не хватит благ для роскошной жизни. Будем жить и наслаждаться, а так как для этого нужны материальные блага, возьмем их у тех, кто слабее нас». — «Так всегда и всюду происходит, как бы ни лицемерили люди, толкуя о братстве и даже о равенстве». — «Они правы. Незачем лицемерить. Жизнь — борьба, и в ней всегда будут побежденные и победители…» А рыцарь подумал: «Нет, не правы они. Мне кусок хлеба и роскошнейшее, самое вкусное кушанье не пойдут в горло, если есть голодный, которому я могу помочь. А если нет поблизости от меня такого голодного, то я буду работать и сражаться для того, чтобы и далеко от меня не было голодных и нуждающихся в благах материальных и духовных».

От одного круга к другому вел старик рыцаря с их спутниками, и они останавливались везде, где собирались и разговаривали люди и фантомы, как иной раз казалось рыцарю.

Вот подошли они к костру, около которого на срубленных деревьях сидели три человека: один молодой, другой в цвете лет, третий — старик. Перед ними стояла большая чаша и из нее чёрными клубами пары поднимались. Рыцарь почувствовал аромат этих паров, и у него слегка закружилась голова. Мелькнула мысль, что он — сильный и могучий — может прожить жизнь, думая только о своем благе, тратя избыток сил на ту забаву, в которую можно обратить общение с силами надземными. Но отмахнул от себя рыцарь пары чёрные и вздохнул полной грудью. С неодолимой силой вспыхнул в нем гнев, и он схватился за рукоять меча, желая обнажить его. Но рядом стоящая с ним красавица схватила его за руку и шепнула: «Спроси их, что они могут дать тебе?» Спросил рыцарь: «Что можете дать мне для блага других?» Молодой сказал: «Если вместишь, — то знание». Человек среднего возраста сказал: «Способность наслаждаться материальными благами и возможность наслаждаться ими, если отбросишь сентиментальность и только о себе думать будешь, — о себе, как только на земле сущем». А старик ответил рыцарю: «Мы можем дать тебе власть над десятками и сотнями лярв, и они будут беспрекословно служить тебе, раз будут уверены, что ты требуешь от них то, что твоим чувствам и страстям приятно».

Рыцарь отвернулся и сказал: «Ничего мне не нужно из того, что вы предлагаете; даже знание, вами данное, не прельщает меня».

И вдруг рыцарь почувствовал, как что-то произошло. Он обернулся к трем, но их уже не было. Не было и костра. Тонкое, как лезвие меча пламя высоко поднималось кверху и три красавицы, — одна лежа, другая стоя, третья — сидя, находились вокруг пламени тонкого.

«О, рыцарь! — сказала стоявшая. — Мы можем дать тебе силу творить чудеса». — «И мы ничем не свяжем тебя, — сказала другая, — живи, как хочешь и поступай, как находишь нужным». — «Ты можешь творить только доброе твоим волшебством. Нам все равно, как используешь ты силу твою», — сказала третья.

А рыцарь ответил: «Если мне, то и другим вы можете дать способность творить чудеса. Во зло может быть употреблена эта способность. Не надо давать её людям. Не надо принимать её, если она дается. Я отказываюсь от дара вашего».

Повернулся рыцарь и пошел дальше, а его спутники не пошли за ним.

Не прошел рыцарь и ста шагов, как его встретил высокий человек, вооруженный арбалетом, и спросил: «Не согласится ли рыцарь отказаться от поездки в Палестину, а здесь среди христиан работать над тем, чтобы разорвать те сети зла, которыми опутали человечество лярвы под видом духовных и светских вождей, под видом феодалов, кантонистов, промышленников всех видов, то есть, под видом тех, кто людей во власть нищеты отдают? А бедность — будь то бедность вынужденная или добровольная — в обоих случаях страшное зло».

«Почему ты добровольную бедность монахов злом считаешь?» — спросил рыцарь. «Потому, что добровольная бедность людей тщеславными и самоуверенными делает», — послышался ответ.

«Не будет вредного влияния богатства, если оно равномерно между всеми распространено будет, если не надо будет грабить других для того, чтобы богатым стать. За равенство в богатстве всех и каждого я готов бороться, когда придет мое время», — сказал рыцарь.

«Тогда — до следующего свидания через семьсот лет!» — крикнул высокий человек рыцарю.

Вскоре рыцарь увидал громадную толпу, жадно слушавшую горячо проповедующего человека: «Не надо, чтобы один человек имел больше прав, чем другой. Не надо, чтобы были рабы или крепостные или наемные рабочие. Все должны сообща трудиться, и по надобности своей каждый должен получать продукты. Если же кто не хочет работать — все равно дайте ему из ваших запасов то же, что и другим; но если какого-либо изделия не хватит на всех, — он первый не получит его. И все должны знать, что он живет за счет чужого труда, как больной и слабый. Но разница в том, что больные и слабые не могут так работать, как другие, а он не хочет. Правители нужны только самим себе и тем негодяям, при помощи которых они грабят других людей; нужны тем негодяям, которым они бросают частичку награбленного с их помощью. Не надо разновидностей рабства; не надо власти одного человека над другим. Все свободы должны быть достоянием всех. Не должно быть только свободы причинять кому либо зло, и против насильника должны восставать все и каждый. Все равны, и один неписаный закон для всех: всем делай только то, что им приятно!» — «А рыцари что будут тогда делать? Защищать вас от врагов?» — «Пока будут возможны враги, пока они будут нападать на нас, мы сами, все до одного, обучимся военному делу и всей массой будем защищаться от них, вооружившись так же, как враги вооружаются».

Рыцарь отошел от оратора и собравшихся и пошел туда, где не блестел огонь костров, где не было людей. Через двести шагов он увидал своего коня. Рыцарь быстро подошел к нему и с радостью заметил, что все было в порядке, а булава и щит висели на своих местах. Он сел на коня, и конь, которым не правил рыцарь, поскакал к лесу. Тяжелая мгла окружила рыцаря. Ему казалось, что он задыхается. Вдали среди листвы мелькнул голубоватый огонек, и рыцарь, взявшись за повод, направил коня к огоньку. Через несколько минут конь остановился около небольшого домика, из окон которого лился голубой свет. У дверей домика стоял пожилой человек и, приветствуя рыцаря, предложил ему войти в домик, а коня передать подбежавшему слуге.

«Прошу покормить, напоить, а раньше всего расседлать и проводить коня», — сказал рыцарь, давая конюху золотую монету, и вошел в домик. После ужина, за которым прислуживал тот человек, который был принят рыцарем за конюха, рыцарь и старик разговорились, и вот что рассказывал своим боевым товарищам рыцарь об этом разговоре:

«Я помню далеко не все, что сказал мне старик и что я ему говорил. Вначале разговор шел даже не между мною, стариком и тем, кто прислуживал нам: казалось, моими устами говорил кто-то другой»… В голосе старика-хозяина я слышал голос Элора, голос слуги звучал как голос Херуба, а сам я ощущал себя Араном.

Старик говорил, что раз я решил ехать в войско, с сарацинами сражающееся, то он не возражает против моей попытки освободить христиан из рабства сарацинского. «Но, — говорил он, — возвращайся скорее, здесь много рабов и господ, а, кроме того, лярвы поработили в странах Европы людей, и с их владычеством надо умело бороться борьбой беспощадной». Он говорил: «Всевозможные маски надевают лярвы и любят выдавать себя за благодетелей человечества или какой-либо части его. Трудно распознать их, но ты под любой маской узнаешь лярву, так как она питается испарениями крови жертв своих и свои злодеяния выдает за такие деяния, которые необходимы для общего блага. Трупным запахом и зловониями казематов отдает от нее, как бы часто ни умывалась она. Не ошибись и тогда, когда лярвы истребляют и мучают лярв: у них это в обычае, так как они сами себя кусать готовы, если мало для их жестокости других жертв…»

Много другого говорил он мне о владычестве лярв, настолько умело людьми прикидывающихся, что эти, нарядившиеся людьми лярвы сами забывают, что они лярвы, и искренне себя считают людьми, хотя не могут жить без людской крови или людских страданий. Их лярвистская натура сказывается в том лицемерии, с кото-рым они свои злодейства выдают за печальную или радостную необходимость. Придет время, нам, рыцарям, придется не с сарацинами в Азии, а с лярвами в Европе бороться, спасая плененных ими христиан. Учил меня старик, что христианами всех, к добру искренне тяготеющих, считать следует, хотя бы они не были крещены и ни слова о Нем не слыхали…

Так рассказывал рыцарь в Палестине о своем приключении, и часть рыцарей пожелала быть в Европе тогда, когда начнется борьба с лярвами, полагая, что для этой борьбы стоит спуститься на землю даже из райских обителей, как бы прекрасны они ни были.