Письмо 158

Письмо 158

(отсутствует начало)

… нам бесполезно пытаться что-нибудь предпринимать. Я еще не успела раскрыть рот для ответа и протеста, как увидела его отображение над письменным столом и услышала слова: "Пожалуйста, пишите сейчас". Я не прислушивалась к продиктованным мне словам – я воспринимала как-то механически, но я знаю, с каким вниманием и усиленным интересом я следила за "светами мыслей и чувств" и аурой, если вы понимаете смысл сказанного мною. Я полагаю, что Махатма именно этого и хотел от меня; иначе его мысли и внутренняя работа остались бы для меня непроницаемыми. И я говорю, что никогда с тех пор, как вы его знаете, никогда в нем не было по отношению к вам столько доброты, подлинной ласки и полного отсутствия критицизма или упрека, как в это время. Не будьте неблагодарным, не допускайте недоразумения. Раскройте ваше внутреннее сердце, раскройте целиком чувство и не смотрите через ваши холодные, рассудочные, мирские очки. Спросите графиню, которой было прочитано это письмо и которой я рассказала то, что теперь рассказываю вам, и что услышать она была так рада, ибо она сочувствует вам и вашему положению и одобряет, как и я, все то, что вы сделали. Все, что вы говорите, совершенно верно, и это как раз то, как я думаю, что я разглядела в ауре Махатмы. Желто-сероватые полоски все были направлены к Олькотту (это Лондонский период, не теперь), Мохини, Финчу (более красноватые) и к другим, которых я не буду называть. Ваш портрет в полный рост или син-лека получал целый поток синего чисто серебристого цвета; Зал Княгини, инцидент с Кингсфорд и даже с Холлоуэем – все были далеко от вас в тумане, и это является неоспоримым доказательством, что вы были замешаны в них не по вашей личной вине, а были вовлечены неодолимою общею Кармой. Где же там был "критицизм" или упрек? Ни один человек не может сделать больше того, что в нем имеется. Мы не могли избегнуть собрания в Зале Княгини, так как Общество избрало путь, по которому оно должно было пойти. Но если бы все, в том числе вы первый, задолго до этого собрания спасли бы положение тем, что каждый из вас произнес бы речь, вы даже могли прочитать ее, что было бы лучше – прочесть или произнести речь, которая дошла бы до сознания публики, вместо того, что произошло.

Ваша речь была единственной, против которой ничего нельзя было возразить, но – вследствие вашего нежелания (ведь вас же затащили в это дело) она была так холодна, настолько лишена энтузиазма или даже серьезности, что задала тон другим. Речь Олькотта представляла собою регулярную чепуху янки, притом одну из самых худших. Речь "Ангельского Мохини" была весьма глупа, это были цветы риторики Бабу и т. п. Но это дело прошлого. Разумеется, это была неудача, но она могла быть удачей, несмотря на все противодействующее, если бы перед тем подготовились. Прием со стороны публики шел по избранному пути, и это должно было совершиться, ибо было бы еще хуже, если бы он не состоялся. Холлоуэй была послана и находилась в программе трюков и разрушений. Она принесла вам в десять раз больше вреда, чем Обществу; но это были целиком ваша вина, и теперь она танцует военный танец вокруг Олькотта, который ей такой же верный друг, каким были вы ей и даже более. Она поставляет ежедневные корреспонденции, беспрестанные и привлекательные, очаровательна – на нее любо глядеть, и она его дорогой агент в Бруклине по оккультным делам и т. п. Оставим это. Oб учениках – это более серьезный вопрос. Ни один из них не дурак. Если они еще не знают, то чувствуют, что пропасть между ними и Учителем с каждым днем расширяется. Они чувствуют, что находятся на неправой левой стороне, и чувствуют, что они повернут к тому, к чему все такие "неудачники" поворачиваются. Если бы сейчас Учителя приказали им возвратиться обратно в Индию, я не думаю, что сейчас, будучи вдохновляемы Баваджи, они возвратились бы. Мохини упущен им, вне всякого сомнения. А мисс… в их компании поедет ко всем чертям. Вы должны действовать независимо от них, не порывать с ними внешне, но действовать так, как будто их не существует. Послушайте, я хочу, чтобы вы написали Артуру Джебхардту серьезное письмо и рассказали ему все, что вы знаете о Баваджи. Он переписывается с американцами вовсю и обманывает их так же, как он обманул Джебхардов. Я писала ему, и графиня писала. Но он нам не поверит, если вы нас не поддержите. Ему наверняка к этому времени наговорили, что она находится целиком под моим психологическим влиянием.

Франц, бедняга, в этом уверен. Если вы не предостережете его, эти двое или один из учеников непременно поедут в Америку. Если бы вы могли убедить второго требовать его отправки в Индию, как меры урегулирования, тогда у него не было бы никаких оправданий для дальнейшего пребывания. Но как это сделать? Если бы я только знала, как подойти к этой особе, я была бы готова принести себя в жертву. На все что угодно, лишь бы очистить Общество от всей этой ядовитой растительности. Но вы можете работать независимо от них всех – это без сомнения.

До 15 апреля мы будем недалеко от вас по ту сторону потока. Графиня приедет со мною и попытает свое счастье до половины мая. Я должна быть около вас на случай, если что-нибудь случится, чтобы спастись, так я думаю, что в этом широком Мире нет у меня другого настоящего друга, кроме вас самого и м-с Синнет. "Подобие" теософического м-ра Хайда (доктора Джекила) сделало все, что могло. Я могла бы остановить это в течение одного часа, если бы только могла обрушиться на них неожиданно. Клянусь в этом. Но как это сделать? Если бы только я могла незамеченной приехать и остановиться на два дня в Лондоне, я бы это сделала, пошла бы к ним в 8 часов утра. Но сперва я должна увидеться с вами и обдумать.

Если бы только я обладала тем здоровьем, которого у меня нет. Эти "не более двух лет жизни" лондонского доктора, приведенного м-ром Джебхардт, а также моего доктора в Адьяре уже подходят к концу. Если Учитель не вмешается еще раз, тогда – прощайте.

Вы ничего не сказали о маленьких трюках Гладстона. Разве вы в это не верите? Смешно. Мне говорили, что по этому поводу вы получили письмо еще во время скандала Либерта Билла. Ладно, я могу вам рассказать хорошенькие штучки об иезуитах и их проделках. Но, разумеется, это бесполезно. И все же, в самом деле, это действительно серьезно.

Ну, до свидания! Пишите же. Ваша всегда верна[я] Е. П. Б.