Откровение Маркандеи
Откровение Маркандеи
Ткань без предела, картина без рамы,
Сонмы враждебных бесчисленных «я»,
Мрак отпаденья, от вечного Брамы,
Ужас мучительный, сон бытия.
Константин Бальмонт
Как-то один из царей, считавшийся самым справедливым, обратился к великому отшельнику Маркандее[1] с такой речью:
— О мудрейший, проникающий взором в глубины мира, выслушай мою просьбу и поведай мне о том времени, когда не останется ничего из того, что нас окружает, — ни солнца, ни огня, ни воздуха, ни луны, ни небес, ни земли, когда с лица земли исчезнет все, что её населяет, дышит и двигается, когда не станет ни богов, ни асуров, и ты один будешь поклоняться величайшему Брахме, покоящемуся в своем вечном и благоуханном обиталище — лотосе.
Маркандея, отвлекшись от мыслей, в которые был погружен, сказал:
— Слушай, о царь. День Брахмы — двенадцать тысяч божественных лет Махаюги. Она состоит из четырех юг. В первой из них, Критаюге, длящейся четыре тысячи небесных лет, люди наделены всевозможными достоинствами, не знают горя и хворей, богатства и бедности, поклоняются одному божеству и знают лишь одну Веду; дхарма же держится на четырех опорах. Тритаюга продолжается три тысячи лет, и дхарма её держится на трех опорах. Тогда справедливость понемногу уменьшается, возникают пороки, но все ещё строго соблюдаются религиозные предписания. Продолжительность Двапараюги — две тысячи лет, а дхарма её держится на двух опорах. В мире преобладают пороки и зло, а единая веда делится на четыре части. Калиюга длится тысячу лет, и её дхарма держится лишь на одной шаткой опоре. Уменьшается время человеческой жизни; иссякают духовная мощь и ум людей; дхарма перестает быть законом. Люди ею торгуют, словно мясом. Никто не в состоянии властвовать над своими чувствами. Алчность, злоба и глупость сплетают людей, как змей, в копошащийся клубок. Смешиваются между собою в брачных узах брахманы, кшатрии, вайшьи и, подобно шудрам, не признают ни истины, ни покаяния. Лишившись разумения, ненасытные правители любыми способами присваивают чужое. Левая рука крадет у правой. Те, кто слывут учеными, утрачивают разум, у стариков становится ум, как у младенцев, у младенцев как у стариков.
Люди начнут оголять берега священных рек, вскапывать их мотыгами, впрягать в ярмо коров, а для перевозок использовать годовалых телят. Земля покроется солончаками. Возьмут верх ворующие зерно, похищающие одежду, уносящие посуду[2]. Люди станут питаться мясом диких животных, птиц, рыб и собак, всякими насекомыми и плодами без различия, сделают себе одеяния из длинных листьев, рогов и шкур. Исчезнут коровы. Чтобы иметь молоко, будут разводить опустошающих леса коз.
Тех, кто обитал за пределами городов и селений, потянет в столицу. Умножится число просящих милостыню. Нищие будут благодетельствовать друг другу.
Девушек не будут ни сватать, ни выдавать замуж: они сами будут искать себе мужей. Когда мужья заснут, жены их будут уходить к другим мужчинам, а мужья, когда жены спят, — к другим женщинам. Девочки семи-восьми лет будут беременными, мальчики в десять-двенадцать лет станут отцами.
— Затем, о великий царь, — продолжал Маркандея, — наступит великая засуха. Земные существа, изголодавшиеся и немощные, начнут гибнуть одно за другим. Семь пылающих солнц выпьют воду рек, озер и морей. Все обратится в пепел. На мир, иссушенный солнцем, вихрем обрушится конечное пламя, которое повергнет в ужас богов и асуров, а затем пожрет три мира вместе со всеми, кто их населяет.
Небо затянется тучами. Одни из них покажутся величественными городами, другие — стадами животных, третьи — макарами. Сгущаясь, прорезаемые гирляндами молний, с оглушающим грохотом они заволокут небо, и оно опрокинется, как огромная чаша.
Двенадцать лет будет продолжаться бедствие. Затем тучи внезапно рассеются. Владыка всех живущих, обитающий в лотосе, глотнет страшный вихрь и погрузится в сон. Я видел все это сам, блуждая по миру, лишенному небес, нигде не находя себе приюта. Но вот я узрел среди безбрежного Океана огромный, мощный баньян. На широких ветвях этого древа раскинулось ложе, устланное дивными покрывалами. На нем покоилось дитя с лицом прекрасным, как полная луна, и огромными, как лепестки только что распустившегося лотоса, глазами. Дитя обратилось ко мне с речью:
— Я знаю, Маркандея, что в странствиях ты утомился и хочешь отдохнуть. Вступи же в меня, высочайший из отшельников, и пребывай там столько, сколько тебе угодно.
Внезапно дитя открыло рот и сделало вдох, и я против воли оказался втянутым в уста и, пройдя через горло, очутился во чреве, где увидел всю землю, пересеченную реками и покрытую городами. Над землей и омывающим её Океаном я увидел небосвод с сияющими на нем одновременно Солнцем и Луной, соперничающими между собою в красоте.
Перемещаясь во чреве, я миновал великое множество гор, среди них, о тигр из мужей, несравненную Мандару и сверкающую золотом Меру. На горах и под ними я узрел всех тварей, какие наполняли поверхность земли, — львов, тигров, вепрей, оленей, змей и птиц. На небе я увидел весь сонм богов во главе с самим Индрой, а также гандхарвов с апсарами, якшей, святых мудрецов. Одним словом, все, что видел на свете живого и неживого, весь этот мир предстал мне, пока я странствовал во чреве прекрасного ребенка с глазами, как лепестки лотоса.
Более ста лет я двигался внутри его тела, возвращаясь к уже посещенным мною местам и укромным уголкам, не находя выхода. Когда же я голосом обратился к высочайшему богу, то вырвался из его уст подобно ветру и вновь оказался близ того же мощного баньяна и снова увидел одетого во все желтое младенца, лучезарного сверкающего. И он сказал мне: «От меня происходит все, что было, есть и будет. Я тот, в ком проявлен мир».
И он снова проглотил Маркандею.
1. Маркандея — в постведийской мифологии аватара Вишну, легендарный мудрец, аватара связанный с многочисленными мифологическими сюжетами. Его погружение в божество мыслится как волшебная греза, однако она выражает эсхатологические представления индуизма. Будущее встает как время природных катастроф, которым предшествует деградация человеческого общества в форме нарушения законов социальной жизни и установлений религии.
2. Воровство в индийской мифологии — порок древнейшей поры. В «Атхарваведе» имеется заклятие против воров, такого же зола человеческой жизни, как дикие звери и колдуны. «Первым из зубастых мы разгрызаем тигра, затем и вора, потом змею, колдуна потом. Тот вор, что приходит сегодня, уходит раздавленным. Пусть убьет его Индра дубиною грома» (АV, IV, 3 — 5).