Глава 23 Я получаю университетскую степень

Глава 23

Я получаю университетскую степень

– Вы игнорируете философские определения из учебника, несомненно рассчитывая, что некая неутруждающая «интуиция» проведет вас через все экзамены. Но если вы срочно не обратитесь к более научному методу, то мне придется позаботиться о том, чтобы вы не закончили курс – такой суровый выговор сделал мне профессор кафедры философии Серампурского колледжа Д.Гхошал.

Если бы я не выдержал заключительного письменного зачета по его предмету, то меня не допустили бы до сдачи выпускных экзаменов, вопросы которых были сформулированы преподавателями Калькуттского университета, одним из филиалов которого является Серампурский колледж. В Индии студент университета, не сдавший заключительного экзамена на степень бакалавра хотя бы по одному предмету, на следующий год должен экзаменоваться вновь по всем предметам.

Педагоги колледжа обычно относились ко мне с доброжелательностью, не лишенной забавной терпимости. Они говорили: «Мукунда несколько излишне опьянен религией». Подводя такую черту, они тактично избавляли меня от затруднения отвечать на вопросы в классе, надеясь, что заключительные письменные зачеты исключат меня из числа кандидатов на степень бакалавра. Приговор, вынесенный соучениками, выражался в прозвище «сумасшедший монах».

Чтобы исключить угрозу, высказанную профессором Гхошалом, относительно провала на зачете по философии, я проницательно разработал один остроумный план. Когда результаты заключительного зачета вот-вот должны были публично объявить, я попросил сокурсника пойти со мной в рабочий кабинет профессора.

– Пойдем, мне нужен свидетель, – сказал я ему. – Я буду разочарован, если мне не удалось провести преподавателя.

Когда я спросил, как профессор оценил мою письменную работу, он только покачал головой.

– Вы среди тех, кто не сдал зачета, – сказал он торжественно. Затем профессор порылся в большой стопке письменных работ на своем столе. – Вашей работы здесь нет вообще; во всяком случае, вы провалились, не явившись на зачет.

– Господин, я был на нем. Можно мне поискать работу в этой пачке? – засмеялся я.

Профессор в замешательстве позволил, и я быстро нашел работу, на которой тщательно постарался не оставить никаких следов авторства, кроме номера переклички на зачете. Не предупрежденный «красным флажком» моей фамилии, педагог дал ответам высокую оценку, хотя они и не были украшены цитатами из учебника[1].

– Абсолютно бессовестная удача! – поняв хитрость, вскричал он. – Вы непременно провалитесь на заключительных экзаменах на степень, – с надеждой добавил профессор.

Для сдачи зачетов меня немного поднатаскали репетиторы, в частности дорогой друг и двоюродный брат Прабхаш Чандра Гхош, сын дяди Шарада. Я мучительно, но успешно, с самыми низкими проходными баллами, проковылял через все заключительные экзамены.

Только теперь, через четыре года учебы в колледже, можно было быть допущенным до экзаменов на степень бакалавра. Тем не менее я почти не ожидал, что воспользуюсь этой привилегией. Выпускные экзамены в Серампурском колледже были детской забавой по сравнению с жесткими требованиями на экзаменах на степень бакалавра в Калькуттском университете. Мои почти ежедневные посещения Шри Юктешвара оставляли мало времени для присутствия в залах колледжа. Возгласы удивления сокурсников скорее всего вызвало бы мое присутствие, нежели отсутствие.

Обычно по утрам в половине восьмого я на велосипеде выезжал из общежития. В одной руке было подношение гуру – несколько цветов из сада пансиона Пантхи. Приветливо встречая, учитель приглашал меня на второй завтрак. Я с готовностью неизменно соглашался, радуясь возможности отогнать мысли о колледже на этот день. Побыв несколько часов с Шри Юктешваром, слушая ни с чем не сравнимый поток его мудрости или помогая в ашраме, я около полуночи с неохотой отбывал в Пантхи или иной раз оставался с гуру на всю ночь, так счастливо поглощенный его словами, что едва замечал, как темнота сменялась рассветом.

Однажды, около одиннадцати вечера, когда я надевал туфли[2], собираясь ехать в пансион, учитель серьезно спросил меня:

– Когда у тебя начинаются экзамены на степень бакалавра?

– Через пять дней, господин!

– Я надеюсь, ты к ним готов.

В полном смятении я застыл с поднятой туфлей в руках.

– Учитель, – возразил я. – Вы же знаете, что дни мои проходили больше с вами, чем с профессорами. Как можно разыграть фарс, явившись на эти трудные экзамены?

– Ты должен явиться, – сказал он холодным повелительным тоном, пронизывающе глядя мне в глаза, – мы не можем давать повод твоему отцу и родным осуждать предпочтение тобою жизни в ашраме. Обещай мне, что пойдешь на экзамены и будешь отвечать на них как можно лучше.

По моему лицу полились непрошеные слезы. Я чувствовал, что требование учителя чрезмерно и, мягко говоря, запоздало.

– Если вы этого так хотите, я пойду на экзамены, – сказал я, всхлипывая. – Но для соответствующей подготовки не остается времени. В ответ на вопросы я заполню экзаменационные листы вашими учениями, – невнятно прошептал я.

Когда на следующее утро, войдя в ашрам в свой обычный час, я подал Шри Юктешвару букет с мрачным видом и почти похоронной торжественностью, он усмехнулся:

– Мукунда, разве Господь оставлял тебя когда-нибудь на экзамене или в других делах?

– Нет, господин, – тепло ответил я. Приятные воспоминания потекли живым потоком.

– Не лень, а пылкое рвение к Богу не давало тебе искать особых отличий в колледже, – мягко сказал гуру. Помолчав, он процитировал: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам»[3].

Уже, наверное, в тысячный раз в присутствии учителя я ощутил облегчение от чувства бремени. Когда мы покончили с ранним полдником, он предложил мне вернуться в Пантхи.

– Твой приятель Ромеш Чандра Датт все еще живет в пансионе?

– Да, господин.

– Свяжись с ним, Господь внушит ему помочь тебе в подготовке к экзаменам.

– Хорошо, учитель, но Ромеш необычайно занят. Он уважаемый студент в нашем классе, с более трудным курсом, чем у других.

– Ромеш найдет для тебя время. А теперь ступай, – отклонил мои возражения учитель.

Я вернулся в Пантхи на велосипеде. Первым, кого я встретил, был Ромеш. Он с готовностью согласился на мою застенчивую просьбу, как будто был совершенно свободен. В этот вечер и в последующие дни он тратил по несколько часов, натаскивая меня по разным предметам.

– Я думаю, что много вопросов на экзамене по английской литературе будут связаны с путем, проделанным Чайлдом Гарольдом, – сказал он мне. – Нам нужно достать атлас.

Я поспешил в дом дяди Сарады и взял у него на время атлас. Ромеш отметил на карте Европы места, которые посетил романтический путешественник Байрон.

Несколько учеников собралось послушать объяснения репетитора. В конце занятий один из них заметил, что Ромеш меня неверно консультирует, так как обычно бывает лишь пятьдесят процентов вопросов о произведениях, другую же половину составляют биографии авторов.

Когда на следующий день я держал экзамен по английской литературе, то при первом же взгляде на вопросы экзаменационного билета у меня полились слезы благодарности, замочившие бумагу. К столу подошел староста класса и с участием посмотрел на меня.

– Мой гуру сказал, что Ромеш поможет, – пояснил я. – Сравни вопросы, которые объяснял мне Ромеш, с вопросами экзаменационных билетов! К счастью, в этом году очень мало вопросов об английских авторах, жизнь которых окутана для меня глубокой тайной!

Когда я вернулся, пансион гудел от волнения. Ребята, высмеивавшие метод подготовки Ромеша, с благоговейным почтением смотрели на меня, почти оглушив поздравлениями. За неделю до экзаменов я провел много часов с Ромешем, который формулировал вопросы так, как они, по его мнению, скорее всего могли быть поставлены профессорами. День за днем вопросы Ромеша появлялись почти в той же самой формулировке на экзаменационных билетах.

В колледже широко распространились слухи о том, что происходит нечто похожее на чудо и что рассеянному «сумасшедшему монаху», кажется, сопутствует успех. Я не делал никаких попыток скрыть происходящие факты. Однако местные профессора были бессильны изменить вопросы Калькуттского университета.

Однажды утром обдумывая экзамен по английской литературе, я понял, что сделал серьезную ошибку. Один раздел вопросов был разбит на две части – «A или B» и «C или D». Вместо того чтобы ответить по одному вопросу из каждой части, я тщательно ответил на оба вопроса из первой части и оставил без внимания вопросы второй части. Высший балл, который я мог получить за эту работу, был тридцать три, то есть на три меньше, чем проходной.

Я бросился к учителю и излил ему свои сомнения:

– Учитель, я совершил непростительную ошибку. Я недостоин божественной милости, проявившейся через Ромеша.

– Утешься, Мукунда, – сказал Шри Юктешвар веселым, беззаботным тоном и указал на голубой свод небес. – Скорее солнце и луна поменяются местами в космосе, чем ты потерпишь неудачу в получении степени!

Я оставил его дом в более спокойном настроении, хотя чисто арифметически казалось непостижимым, чтобы я прошел. С тревогой раза два я взглянул на небо; дневное владыко как будто надежно держалось на обычной орбите!

Добравшись до Пантхи, я услышал замечание одного сокурсника: «Я только что узнал, что в этом году впервые требуемый проходной балл по английской литературе изменен». Ворвавшись в комнату этого парня с такой скоростью, что он тревожно взглянул на меня, я нетерпеливо переспросил его.

– Монах длинноволосый, – засмеялся он, – откуда вдруг такой интерес к ученым вопросам? Чего кричать в одиннадцатом часу? Но проходной балл действительно снижен до тридцати трех.

Несколько радостных прыжков – и я оказался в своей комнате, где, опустившись на колени, вознес хвалу математическим совершенствам Божественного Отца. Каждый день я трепетал от сознания Духовного Присутствия, Которое, как ясно чувствовал, направляло меня через Ромеша. В связи с экзаменом по бенгальскому языку произошел один знаменательный прецедент. Ромеш, мало касавшийся этого предмета, однажды утром, когда я оставил пансион и уже был на пути в экзаменационный зал, позвал меня обратно.

– Там тебя Ромеш зовет, – с нетерпением сказал мне один соученик. – Не возвращайся, а то мы опоздаем.

Не послушавшись его совета, я побежал домой.

– Бенгальские ребята экзамен по бенгальскому языку обычно сдают легко, – сказал мне Ромеш. – Но у меня только что было какое-то предчувствие, что в этом году профессора задумали срезать студентов, поставив вопросы из наших учебников, в которые мы и не заглядываем. – Затем мой друг письменно в общих чертах набросал несколько рассказов из учебника, в том числе и два случая из жизни Видьясагара, бенгальского филантропа, жившего в начале XIX века.

Я поблагодарил Ромеша и поскорее на велосипеде отправился в колледж. Оказалось, что в экзаменационном листе было две части. «Опишите два случая благотворительности из жизни Видьясагара»[4], – это была первая инструкция. Перенеся на бумагу так вовремя приобретенные сведения, я прошептал несколько слов благодарности за то, что не был оставлен без внимания и в последний момент вызван Ромешем. Будь я несведущ по части благодеяний, оказанных Видьясагаром человечеству (включая и меня, в конце концов), я не выдержал бы этого экзамена.

Вторая часть гласила: «Напишите на бенгали очерк о жизни человека, который оказал на вас большое влияние». Любезный читатель, вряд ли мне нужно говорить, какого человека я выбрал для своей темы. Наполняя страницу за страницей восхвалениями гуру, я улыбнулся, поняв, что прошептанное мною предсказание, оказалось правильным: «Я наполню экзаменационные листы вашими учениями!»

Я не чувствовал склонности спрашивать Ромеша по поводу институтского курса философии, ибо надеялся на длительное воспитание под руководством Шри Юктешвара, и с уверенностью пренебрег толкованиями учебника. Самой высокой оценкой из всех моих работ была отмечена работа по философии. Отметки по всем прочим предметам были как раз лишь в пределах проходных баллов.

Приятно отметить, что мой бескорыстный друг Ромеш получил ученую степень кум лауде.

Узнав, что я получил степень, отец расплылся в улыбке.

– Я и не думал, что ты выдержишь экзамены, Мукунда, – признался он. – Ты так много времени проводил со своим гуру.

Учитель поистине верно уловил невысказанное критическое отношение отца.

Несколько лет у меня не было уверенности, что когда-нибудь доживу до того дня, когда за моей фамилией будет следовать степень бакалавра. Я редко пользуюсь этим титулом, всегда помня о том, что это дар Божий, данный из каких-то не вполне ясных для меня соображений. Время от времени я слышу, как бывшие выпускники колледжей отмечают, что у них остается очень мало из вбитых в голову знаний после получения ими степени. Это признание несколько утешает меня в моей несомненно недостаточно высокой учености.

В тот день в июне 1915 года, когда я получил степень от Калькуттского университета, я преклонил колени у стоп гуру и поблагодарил за все благодеяния, изливающиеся из его жизни в мою[5].

– Встань, Мукунда, – милостиво сказал он. – Господь просто нашел более удобным, чтобы ты получил степень бакалавра, чем менять местами солнце с луной!