Глава 23 Разновидности неравенства

Глава 23

Разновидности неравенства

— А по-моему, она уже давно готова, только, из-за сосредоточенности на другом, производит иное впечатление.

— Ну, не знаю… По мне так: пытаться разговаривать с ней пока бессмысленно.

— А я все же попробую. Ира! И-ра!

Ира открыла глаза. Прислышавшийся во сне диалог разбудил ее. Напротив кровати чинно сидели Зив и Лоренц.

— Доброе утро, — спокойно проурчал Зив.

Ира от неожиданности аж подпрыгнула в постели и резко села. Так резко, что аж голова закружилась.

— Не бойся.

Ирино сердце бешено колотилось. Она во все глаза смотрела на Зива. Он вроде урчал как обычно, но казалось, что вместе с его низким абсолютно собачьим урчанием слышалась и вполне человеческая речь. Ира окинула взглядом комнату — кроме нее и живности никого не было.

— Не бойся. Тебе не послышалось — это я говорю. Я. Зив.

Ира уставилась на него. Он не говорил — он только урчал, как всегда, но теперь в его урчании Ира совершенно отчетливо слышала слова, точнее, никаких слов слышно не было — она понимала его урчание как слова. Мозг советовал испугаться, но, как ни странно, страха Ира не испытывала. К ней на постель запрыгнул Лоренц.

— Ирочка, ну не бойся… — мурлыкал он.

— Легко сказать… — изрекла она, поддерживая на всякий случай во внешнем проявлении причитающуюся в данной ситуации реакцию. — Господи! Я, кажется, действительно с ума схожу!

— Если не отключишь рациональность своего восприятия — тогда точно сойдешь, — спокойно мурлыкал Лоренц. — Представь, что говорящие кот с собакой это вполне нормальное явление. Успокойся. А потом, как-нибудь на досуге, поразмышляешь на эту тему, и, может быть, даже найдешь объяснение, которое удовлетворит твою рациональную суть.

— Лоренц, ты, часом, докторскую диссертацию по философии или психологии не защищал?

— Ну вот, уже шутишь, а значит тебе не так уже и страшно. Идем купаться! Водопад соскучился! — поднимаясь, обрадовано виляя хвостом, проурчал Зив.

— Он теперь тоже говорящий? — Ира перестала притворяться, будто сей неожиданный поворот в ее жизни, испугал ее.

— Он всегда разговаривает, но мы его не понимаем. Дословно не понимаем, но общий смысл, как правило, более-менее ясен, — выдал научную консультацию Лоренц и спрыгнул с кровати. — Идем.

— Подождите! Я теперь что, всех животных понимать буду?

— Ты их всегда неплохо понимала, но если имеется в виду речь — то нет. По крайней мере, не всех, — пояснил Лоренц.

— Видишь ли, мы не совсем такие, как все, — пояснил Зив.

— А точнее — совсем не такие, — добавил Лоренц.

— А Женечка вас понимает?

— Понимать-то понимает, но слышать, что мы говорим — не слышит.

— Мы не собираемся с ним беседовать, — важно промурлыкал Лоренц и уселся вылизывать свою шкурку.

— Почему?

— Как тебе сказать… — Лоренц продолжал усердно умываться. — Не хотим… Видишь ли, он, безусловно, очень многое знает, но далеко не всегда правильно интерпретирует свое знание, так как редко возвращается домой, и даже когда возвращается, не отягощает себя лишними напрягами.

— Не поняла, что значит «редко возвращается домой»?

— Домой, значит в Изначальность. Там наш дом. И наш, и твой, и его… — проурчал Зив, как бы с намеком глядя Ире в глаза.

— Он говорит, что живет уже две с половиной тысячи лет… — задумчиво проговорила Ира.

— Необязательно умирать, чтобы возвращаться домой, — промурлыкал Лоренц. — Вот мы, к примеру, тоже не первый век по Земле шляемся, но домой заглядывать не забываем. И ты, кстати, тоже. Несмотря на то, что ты совсем недавно здесь.

— Я!?

— Ты осознавать пока не можешь, — Зив положил ей голову на колени и продолжил, преданно глядя в глаза. — Вот скажи, что ты делала с того момента как вылетела из горы и до благополучного пробуждения у себя в постели? Не помнишь?

— Нет…

Холодок пробежал у Иры по позвоночнику.

— Зив, по-моему, ты увлекся! — оборвал друга, хотевшего еще что-то сказать, Лоренц. — Пойдемте, в конце концов, купаться!

— Но…

— Ира, Лоренц прав. Нужно освежиться с утречка, а уж потом и болтать сколько влезет. У тебя ведь сегодня выходной?

— Да…

— Вот и отдохнешь с пользой.

Ира поднялась с кровати и начала одеваться.

— Да, Ира, чуть не забыл, — промурлыкал Лоренц, — на водопад идем молча и обратно — тоже. И вообще, никому никогда не показывай вида, что ты нас слышишь. Даже своему любимому Женечки.

— С чего это он у меня любимый?

— Да ты без него и шаг сделать боишься!

— Не надо, Лоренц! Не так уж она и боится — просто посоветоваться-то больше не с кем. Себя вспомни! Каково приходилось, когда здесь только появился, а? Забыл?

— И то верно… Ладно, идем. И ни звука, а то нашу Иру, чего доброго, в психушку отправят.

— К счастью, хоть не на костер! — проурчал Зив.

— Ну, это мы уже проходили, правда, Ир? — промурлыкал Лоренц.

— Вы там тоже были? — спросила в ответ Ира.

— А как же! И даже явились полуневольной причиной твоей захватывающей кончины, — с оттенком гордости промурлыкал Лоренц.

— Лоренц! Хватит! Сам же предложил сначала в водопаде искупаться.

— Ладно, ладно. Идем.

Водопадная эпопея прошла как обычно, за исключением того, что, как правило, урчащий Зив и мурлыкающий Лоренц, сегодня всю дорогу шли молча.

— Первое, чему тебе нужно научиться, — наставлял Иру Лоренц, когда они вернулись домой и дождались ухода Татьяны Николаевны, — слушать нас в присутствие других людей, не подавая вида, что ты нас слышишь.

— Очень сложно раздробить внимание и сосредоточить его в равном количестве сразу в нескольких направлениях. Притом так, словно оно целиком и полностью направлено на что-то одно в этом многообразии. Если ты этому научишься — емкость твоего внимания расширится, оно станет более глубоким и гибким, и ты начнешь замечать очень много интересного, что пока ускользает от тебя.

Ира усмехнулась.

— Знаете, с недавних пор меня само слово «внимание» стало ввергать в немыслимый ужас.

— Знаем, конечно, — спокойно ответил Зив. — Твое внимание позвало тебя. На самом деле оно шире и глубже, чем тебе кажется, но ты пока не используешь его в полной мере.

— Постойте, ведь если внимание сосредотачивается на чем-то одном, то все остальное остается за его пределами, а если попытаться фиксировать его сразу на нескольких объектах, то оно перестанет быть сосредоточенным вообще хоть на чем-то.

— В том-то и состоит трудность, но лишь для человека, — проурчал Зив, глядя Ире в глаза. — Притом, только для обычного человека.

— Видишь ли, — глубокомысленно замурлыкал Лоренц, — человек, когда ему предлагается сосредоточить на чем-нибудь внимание, автоматически, то есть по привычке, начинает вербализировать получаемую информацию и именно вербализация поглощает все внимание, притом, даже, вытесняя саму получаемую информацию. Лишь в экстремальных ситуациях обычный человек перестает думать словами, вследствие чего его внимание высвобождается, и он начитает действовать так, что потом сам изумляется своим действиям.

— Ты прекрасно знаешь, что облекать мысли в слова нужно лишь тогда, когда принимаешь решение и подводишь итог. В процессе действия вербализация — это совершенно лишняя обуза для внимания, — назидательно заметил Зив.

— Да. Я это знаю, но знать и делать — не одно и то же.

— Конечно, не одно и то же! — согласился Лоренц. — Но ведь иногда и притом очень даже часто у тебя получается! К примеру, когда ты работаешь. Мы давно наблюдаем за тобой, и я знаю, о чем говорю.

— Кстати, даже совсем обычные люди в случаях, когда нужно мгновенно донести большой объем информации, используют невербальные символы, к примеру: дорожные знаки.

— Зив абсолютно прав. Представь, что стало бы, если б информацию, заключенную в дорожном знаке, стали передавать словами?

— Это понятно, но ведь вы сейчас сами предложили мне тренировать внимание, воспринимая с одинаковым сосредоточением сразу, как минимум, два вербальных источника информации. Да еще при этом создавая у присутствующих впечатление, якобы он всего один.

— Безусловно, манипулировать и собственным, и чужим вниманием очень сложно, да еще в рамках вербальных символов, — согласился Лоренц. — Однако учти, что и вербальные символы можно воспринимать по-разному. Видишь ли, обычный человек, внимательно слушая собеседника, неосознанно повторяет за ним его слова, но можно этого и не делать… — он многозначительно посмотрел на Иру и добавил. — Именно это повторение, то есть повторная вербализация, и захватывает внимание полностью, не оставляя на что-либо еще…

Ира надолго задумалась. Зив и Лоренц молча ждали.

— Когда-то, очень давно, — как бы разговаривая сама с собой, начала она, — мне было лет девятнадцать-двадцать, я слышала голос. Точнее, я его не слышала — он как бы проносился у меня в сознании. Так вот, он говорил вроде бы с обычной скоростью, но я не успевала улавливать смысла… То, что я успевала повторить за ним, обретало смысл и укладывалось у меня в памяти. То, что не успевала — пролетало мимо, хотя все слова и казались понятными, но они не обретали смысла и не запоминались, — Ира ненадолго замолчала. — Во время обычного общения я не замечала за собой, что проговариваю вслед за собеседником.

— Тебе тогда только казалось, что скорость обычная, — пояснил Зив. — Когда ты смотришь на летящий самолет, его скорость в твоем восприятии тоже не соответствует действительной. Именно благодаря несоответствию скоростей ты и заметила, что проговариваешь. У тебя создалась иллюзия, словно голос говорит в обычном темпе, а ты — в замедленном. Когда же скорости одинаковые — это практически неощутимо.

— Если это даже заметить практически невозможно…

— Этого и не нужно замечать, — перебил ее Лоренц. — Если ты займешься наблюдением за собой, то твоего внимания точно уже ни на что не хватит.

— И как же тогда с этим бороться?

— Путем прекращения вербализации с помощью глубокого сосредоточения, — глубокомысленно промурлыкал Лоренц.

— О как! — Лоренц своими формулировками Иру определенно забавлял.

— Дело в том, — продолжал он задушевно мурлыкать, — что обычный человек, если требуется сосредоточиться на чем-либо, в первую очередь сосредотачивается именно на вербализации. Лишь в экстремальных ситуациях, когда думать словами попросту некогда, он на некоторый незначительный отрезок времени достигает истинного сосредоточения. И в этот миг постигает сущность мира, но, не имея возможности по ходу вербализировать полученные ощущения, он помнит о них лишь нечто весьма смутное. То, что мы предлагаем тебе практиковать, и есть в некотором смысле экстремальная ситуация. Поначалу будет очень сложно, но если ты вместо того, чтобы осознать «как», просто будешь пытаться делать это, то есть делать, не задумываясь о том, как именно ты это делаешь, постепенно у тебя начнет получаться то, что нужно.

— Ира, — добавил Зив, — твоя главная проблема и состоит в том, что ты уделяешь чрезмерное количество внимания пониманию, а не действию.

— Абсолютно верно, Зив, — продолжал Лоренц. — Тратить время и силы — чем, собственно, и является в данном случае внимание — на понимание можно и даже нужно «до» и «после», но не «во время». Это единственный способ действовать с максимальной эффективностью и полностью контролировать и себя, и то, что вовне. Однако попытки сознательно прекратить вербализацию приводят лишь к запуску ее с удвоенной силой и поглощению всего без остатка внимания этим процессом. Только глубокое сосредоточение на действии вводит тебя в нужное состояние, которое длится до тех пор, пока ты не начинаешь его анализировать…

— …чем, собственно, мы сейчас и занимаемся, — перебил его Зив, — хотя на самом деле хотели помочь тебе приятно провести выходной, а заодно показать одну очень полезную штуку.

— Простите меня. Я несколько увлекся. Ира, мы на самом деле хотели показать тебе одну весьма и весьма нужную вещь. Ее суть лежит в сфере иррационального, но вот применение сулит тебе немалые чисто практические удобства.

— Это ведь только ты нас слышать стала лишь с нынешнего утра. Мы-то, можно сказать, все о тебе знаем, — проурчал Зив, и они с Лоренцем заговорщически переглянулись.

— Идем, — позвал Лоренц.

Ира с любопытством последовала за ними. Они спустились по лестнице, ведущей в цоколь. Дверь в сад, через которую, как считала Ира до сего момента, и попадали в дом Зив с Лоренцем, а заодно и Женечка с Владом, была наглухо заперта.

— Ее замкнул твой сын перед отъездом, — ответил на не прозвучавший вопрос Зив. — Тебе она ни к чему, — заключил он и направился к другой двери.

Та дверь тоже вела в сад, но Ира с Лешкой так и не смогли открыть ее, потому что ни один из выданных Аристархом Поликарповичем ключей не подходил к замку.

— А вот эта дверь, — продолжал Зив, — как раз то, что тебе будет совершенно нелишним. Через нее, казалось бы, проще всего попасть в сад, но на самом деле и в целый ряд других весьма полезных мест, не куда угодно, но, к примеру, в дом, в котором тебе понадобится вскоре появляться все чаще и чаще, — можно.

— То есть… Я не поняла…

— Открывай дверь, — наставительным тоном промурлыкал Лоренц.

— Она на замке и ни один ключ к ней не подошел.

— Она не на обычном замке и для того, чтобы его открыть, не нужен обычный ключ, — проурчал Зив. — Мы без труда открываем ее и твои друзья — тоже. Единственное, они не могут попадать через нее в другие места, кроме как из сада в дом и из дома в сад — мы охраняем эту дверь. Именно поэтому она совсем не поддалась, когда вы с Лешей пытались открыть ее. Твой сын, хоть ты и родила его, не имеет с тобой ничего общего, впрочем, как и ты со своими родителями. Открывай дверь!

Целая куча вопросов бурлила в Ирином мозгу и рвалась наружу, но она понимала, что сейчас не время, а потому усилием воли заставила рассудок замолчать, на мгновение расслабилась и толкнула дверь. Та, даже не скрипнув, распахнулась в цоколь поющего дома, который радостно горланил задористрые частушки. Как только Ира, а следом за ней Зив и Лоренц, зашли, частушки оборвались на полуслове, и во всей своей торжественной красе грянула увертюра к опере Бизе «Кармен» в интерпретации автора для «Opera-Comique».

— Ну вот, — промурлыкал Лоренц, — теперь ты легко можешь быть почти одновременно в двух достаточно отдаленных друг от друга местах.

— Но как? — спокойно спросила Ира. — Насколько я понимаю, в данном случае я зашла сюда, мягко говоря, не без вашей помощи, ведь так?

— Верно, — утвердительно мяукнул Лоренц. — Мы — стражи прохода, и нам дано право самим решать, кому открывать его, а кому нет.

— Боюсь, что если даже вы будете держать проход для меня открытым, я вряд ли смогу им воспользоваться самостоятельно, то есть пройти туда, куда мне надо.

— Ты совершенно права, — подтвердил Зив. — Сегодня мы провели тебя сюда. Если б проход был просто открыт, ты бы заблудилась, а мы направили тебя туда, куда нужно. На самом деле, это несложно, и ты постепенно научишься делать это сама. Тем более что для начала тебе необходимо освоить лишь этот путь.

— То есть, начинаем с малого и будем двигаться к более сложному, — пояснил Лоренц. — Думаю, нет необходимости тебе объяснять, почему мы для тебя, как первый, выбрали именно этот вариант?

— К счастью, хоть это для меня ясно целиком и полностью, — слегка усмехнувшись, сказала Ира.

— Но при этом у тебя целая куча мала вопросов по другим поводам? — как бы хитро улыбаясь, спросил Зив.

— Ага…

— Ну, это неудивительно, — важно промурлыкал Лоренц. — У меня есть предложение: давайте вернемся в наш дом, пообедаем и сгоняем на Ажек. Тебе ведь, Ира, нужно отдохнуть от трудов праведных? Вот! А по дороге туда и обратно как раз и поболтаем. Заодно потренируешься делать вид, будто мы ничего и не говорим вовсе. Конечно, если встретим каких-нибудь людей по пути. Идет?

— Идет… — с многозначительным вздохом ответила Ира.

— По саду гуляла, Ирочка? — поинтересовалась Татьяна Николаевна, выглянув из кухни, когда Ира поднялась с цокольного на первый этаж.

— Да, Татьяна Николаевна.

— Молодец! Общение с природой — лучший отдых! И аппетит, небось, хороший нагуляла!

— Есть немного….

— Ну, так уж и немного!?

— Шучу! Голодная, как сто тигров!

— А вот это приятно слышать! Садись, ешь.

— Компанию составите?

— Нет, Ирочка. Я уже перекусила, а сейчас в город хочу съездить.

— Как знаете…

— Приятного аппетита!

— Спасибо!

Татьяна Николаевна покинула дом, а Иришка, Зив и Лоренц занялись поглощением обеда. При этом Ира пригласила их вместе с собой за стол, чему они весьма обрадовались. К ее немалому удивлению оказалось, что они умеют это делать — в смысле есть за столом — очень даже изысканно, притом настолько, что, пожалуй, даже светила этикета обзавидовались бы их манерами.

— Первое, что ты должна понять, — начал Лоренц, когда они вышли на тропу, — это то, что весь Мир — живой. Я имею в виду не только Землю, а вообще абсолютно все. Но он живой неодинаково и неравнозначно. То есть, существуют живые объекты и объекты, являющиеся частью живых объектов. К примеру: ты — живая, твоя рука тоже живая, но живая не сама по себе, а лишь как часть тебя. Все является живым постоянно, всегда, но что-то из этого всего постоянно живое само по себе, то есть является осознанием, осознанием себя и окружающего мира, то есть личностью. Что-то постоянно остается лишь частью живого, являющегося личностью, а что-то в самом принципе являясь частью живого, на некоторый период в некотором нечто становится самостоятельно живым, то есть его самостоятельная жизнь в смысле обладания осознанием себя и окружающего мира — явление непостоянное. Таких существ в Мире подавляющее большинство.

— Представь, — воспользовался паузой Зив, — будто весь Мир — это бесчисленное множество нитей. Все нити наделены жизнью, но не все наделены осознанием. Осознание возникает лишь там, где эти нити переплетаются, или завязываются узелками, или сматываются в клубки, или что-то другое в том же роде — вот в местах этих соединений и появляется личность.

— Верно, — подхватил Лоренц. — Теоретически любой такой пучок нитей может существовать вечно или распутаться через определенный период. На практике же есть очень незначительное количество эдаких клубочков, которые никогда не разматываются, а все остальные, которые составляют подавляющее большинство, не успев сплестись, почти тут же разъединяются. В воспринимаемой нами в данный момент земной реальности эти клубочки, в первую очередь, представлены растениями, животными и, конечно же, людьми. Почему в первую очередь? Потому что иные объекты, по преимуществу являясь лишь частью живого, нет-нет, да и обзаводятся собственным осознанием, притом, гораздо более устойчивым, чем у многих из людей. К таким относится и наш дом и, как ты его называешь, поющий дом. Мистики их, как правило, относят к другому типу осознания, но на самом деле осознаний только три типа — непостоянное, относительно постоянное и постоянное.

— О чем-то подобном мне уже рассказывал Женечка, — отметила Ира.

— Было б удивительно, если б умолчал, — язвительно заметил Лоренц.

— И говорил он только о людях, — медленно проурчал Зив, — не так ли?

— Я, честно говоря, точно не помню, но, кажется, он отметил, что касается это не только людей.

— Ну хоть отметил! — съязвил Лоренц. — Человеческой форме свойственна иллюзия исключительности. Человек не берет в расчет никого, кроме себя, даже тот, кто является воплощением относительно постоянного осознания. От того и все беды человечества, но, возможно, таков Первопричинный замысел.

— Видишь ли, Ира, постоянное или относительно постоянное осознание может воплотиться на Земле как в человеке, так и в муравье или… ну в папоротнике, к примеру. Короче, абсолютно во всем, также как и непостоянное. То есть, и дождевой червяк может на самом деле оказаться богом, а человек — существом абсолютно примитивным.

— Как я понимаю, неравенство существует, но не в принадлежности к определенной классификационной категории, скажем: вид, класс,…

— …профессия, общественное положение… — дополнил Зив список сугубо человеческим.

— …а только в зависимости от качества осознания, так? — закончила свою мысль Ира.

— Именно так, — подтвердил Лоренц с явным удовлетворением.

— А что значит, «Первопричинный замысел»?

— Все бесчисленное множество нитей есть один огромный вечный и бесконечный клубок, то есть Первопричина, то есть Мироздание, Бытие, Всевышний, — пояснил Зив.

— Верно, — подтвердил Лоренц. — Но вернемся на Землю. Земная жизнь — испытание и для относительно постоянных, и для непостоянных осознаний. Ведя ее определенным образом, у непостоянных есть шанс стать относительно постоянными, а некоторые относительно постоянные подвержены опасности прекратить свое существование. Впрочем, это не является отличительной особенностью земного существования — подобное происходит и на иных уровнях Бытия. И на всех уровнях Бытия постоянные и относительно постоянные осознания управляют ходом существования, только не в том смысле, в который перековеркали сие люди. На самом деле, управление — это излучение и направление энергетических потоков, а вовсе не издание законов и контроль их выполнения или, что еще хуже, самовлюбленное самодурство. Непостоянные осознания занимаются усилением и закреплением этих потоков. Тот, кто преуспевает в этом — укрепляет собственную структуру и со временем становится способным сам излучать и направлять энергию. Я понимаю, это все слишком обобщенно и абстрактно, но если начать вдаваться во все частности — этот наш разговор никогда не окончится.

— Я поняла общую идею, и она не является для меня новой.

— Женечка постарался? — язвительно заметил Лоренц.

— Да.

— Лоренц, не язви! — рявкнул Зив. — Что плохого в том, что Ира все это знает!?

— Да нет, хорошо, конечно, но…

— Но ты просто недолюбливаешь Женечку, — закончил Зив.

— А ты?

— Действительно, что он вам такого сделал? — с любопытством спросила Ира.

— Ничего он особого не делал, просто за время своего вочеловечивания, а человеком он предпочитает жить не только последние две с половиной тысячи лет непрерывной земной жизни…

— …он и до этого почти только сим и баловался, — брюзжа, перебил Лоренц.

— Он, хоть теоретически и знает, что разница между всеми существами лишь в качестве осознания, что подобные ему воплощаются и пиявками, и водорослями, и кем угодно еще, но он, как все люди, сторонится и не принимает их во внимание.

— Вот, к примеру, настоятельно советовал тебе выкинуть приглашения. А ведь их, к тому же, не пиявка какая-нибудь послала! — буквально фыркнул Лоренц.

— А что это за приглашения? Кто их… прислал?

— Отвечать на подобные вопросы не в нашей компетенции. Когда получишь третье — сама узнаешь, — важно промурлыкал Лоренц.

— У меня есть ощущение, что эти, как вы их называете, приглашения напугали Женечку.

— Еще бы не напугали! — почти ликовал Лоренц. — Он, конечно, наверняка не может знать, от кого они, но догадывается — это уж точно.

— Он мне не поведал о своих догадках…

— И не поведает — это не в его компетенции… — проурчал Зив.

— …а уж это он знает очень определенно, — тем же ликующим тоном промурлыкал Лоренц.

— Но если это нечто до такой степени серьезное, неужели просто выбросив их, я смогу избежать того, что с точки зрения Женечки несет угрозу?

— Во-первых, я рад, что, судя по твоим словам, у тебя иная точка зрения на сей предмет, — довольно промурлыкал Лоренц, — а во-вторых, в этом случае он, к сожалению, прав. В смысле, что если ты их просто выбросишь, они тот час же будут отменены.

— Надо признаться, вы меня, ребята, прямо-таки заинтриговали!

— Потерпи, — мягко и ласково проурчал Зив. — Как только ты будешь готова, придет третье приглашение, и ты все узнаешь.

— И все-таки, давайте вернемся к нашей теме, — важничал Лоренц. — Так вот, у каждого осознания — и непостоянного, и относительно постоянного, и постоянного — своя задача. У постоянных и относительно постоянных осознаний задачи более сложные и глобальные, у непостоянных — более простые и прозаичные, но это не значит, что менее важные. В зависимости от задачи осознание воплощается в том или ином качестве. Между прочим, на то, в чем заключается сложность и глобальность, у людей тоже иная точка зрения.

— Кстати, Лоренц, да и ты, Зив, мне кажется — вы очень недолюбливаете людей.

— Да, это так, — спокойно подтвердил Лоренц.

— Что ж вы так со мной-то носитесь?

— Ты не человек, — «констатировал факт» Лоренц. — То есть ты человек, конечно же, по крайней мере, сейчас, но ты совершенно необычное осознание, по крайней мере, для Вселенной, и при этом за весь путь своего земного бытия ты очень мало и очень ненадолго воплощалась в человека, а потому не вочеловечилась.

— Ты не испытываешь человеческой иллюзии исключительности и не по-человечески относишься к другим формам воплощений, — пояснил Зив.

— По-моему, вы меня переоценили.

— Ничуть!

— Видишь ли, Ира, внешним поведением ты, может быть, и не сильно отличаешься от людей, но мы ведь видим не только проявления этой реальности.

— Мы видим и твои, как это поправильней выразить… излучения, что ли…

— ОН, между прочим, тоже ВИДИТ, потому и посылает тебе приглашения, — Зив остановился и многозначительно посмотрел на Иру.

— Класс! Мне нравится! Все что-то во мне видят, что я какая-то ну сверхособенная! Ну прям супернеобычная! Одна я ни сном, ни духом!

— Не скромничай, Ира.

— Постараюсь, — она улыбнулась, но затем ее лицо вновь стало серьезным. — Послушайте, меня тут один вопрос мучает…

— Не мучайся — спрашивай. Мы тебе не Женечка и не считаем, что любопытство бывает праздным.

— Какими способностями нужно обладать, чтобы пройти через ту дверь.

— Способностью ходить, и пользоваться обычными дверьми. Видишь ли, через такие проходы может пройти абсолютно любой человек, абсолютно куда угодно, естественно в пределах того, куда они могут вести. Для того и существуют стражи, гарантирующие проходы от посягательства кого попало. Именно поэтому мы наглухо закрыли проход, когда ты осматривала его со своим сыном. Твоему сыну не нужно знать о его свойствах, и ты сама понимаешь причину.

— А как с Женечкой и с Владом?

— Мы позволяем им пользоваться проходом как обычной дверью, когда это необходимо тебе.

— Женечка видит, что это проход, но он прекрасно знает, что без разрешения стража он может и не мечтать им воспользоваться в полной мере.

— Кстати, в его квартире тоже есть проход. Даже целых два. Вот ими он пользуется и очень активно.

— Один проход в его квартире — это входная дверь. Именно потому он всегда всех своих гостей встречает в подъезде и провожает аж на улицу. А второй находится на кухне, куда он вообще никого не пускает.

— У него есть домработница.

Зив и Лоренц демонстративно легли по обе стороны тропинки и посмотрели на Иру, смешно выпучив глаза.

— Ты ее когда-нибудь видела? — спросил Лоренц.

— Нет, но я как-то говорила с ней по телефону.

Зив и Лоренц в неуемном веселье катались по траве. А когда успокоились, Лоренц продолжил намурлыкивать свою лекцию.

— Видишь ли, проходы существуют в виде сетей. У каждой сети проходов есть свой страж. Люди никогда не бывают стражами проходов. Одна из причин, я думаю, в том, что они считают это занятие ниже своего достоинства. Но это, конечно, не единственная и не главная причина.

Как бы там ни было, а стражами проходов становятся относительно постоянные осознания, воплощенные в различных животных и растениях, а также так называемые духи, то есть относительно постоянные осознания, воплощающиеся в различные природные и рукотворные стихии: камни, реки, ветры, дома, книги, кастрюли и т. п. — во что угодно, что у людей считается неживым. Их люди назвали духами, потому что они воплощаются по иным законам и совершенно по-иному связаны со своим телом воплощения. К тому же растение или животное обязательно имеет осознание, а стихия может быть как воплощением осознания, так и только лишь частью живого, то есть не являться воплощением осознания.

Страж сети проходов, которой пользуется Женечка почти все две с половиной тысячи лет своего нынешнего существования на Земле, — дух. Вочеловеченные осознания гораздо легче находят общий язык с духами, нежели с животными и растениями. Вот и Женечка нашел. Он всегда селится только в тех местах, где есть проходы сети этого духа. С последним пристанищем ему особо повезло, так как там целых два прохода.

— Послушайте, но ведь это большой многоквартирный дом, притом построенный…

— Знаем, знаем. Дело в том, что дверь — лишь воплощение прохода. Это отдельная тема, и если она тебе интересна, мы поговорим об этом, но в другой раз. Сейчас нам бы хотелось, чтобы ты узнала более практичную информацию о проходах.

Итак, у каждой сети проходов есть свой страж. Он, в первую очередь, заботится о том, чтоб туда случайно не забредали воплощенные непостоянные осознания — проходы вообще не для них делались. Да и относительно постоянным далеко не всем открываются проходы, а если и открываются, то далеко небезгранично.

Исключение составляют критические ситуации. К примеру, за дамой гонится грабитель. Она забегает в дверь и оказывается в трех кварталах оттуда, он забегает в ту же дверь и тоже оказывается в трех кварталах оттуда, но только в противоположном направлении. В подобных ситуациях, наверное, любой страж откроет проход, тем более что и дама, и грабитель находятся в состоянии стресса и не особо удивятся странности произошедшего, то есть спишут это на пресловутый стресс.

В обычных ситуациях двери проходов редко бывают не на замке, а если и не на замке, так функционируют только как обычные двери. И лишь избранным страж позволяет пользоваться проходом по его прямому назначению. Существует нечто типа содружеств стражей и тогда тот, кому позволено пользоваться одной сетью может также беспрепятственно попадать и в другие. Диапазон перемещений за счет этого невообразимо расширяется. Но даже и одна сеть проходов — это очень неплохо, потому что расположение всех ее входов-выходов никак не связано с законами физической географии. К слову, ехать тебе к Радному необязательно — в нашей сети есть выход в старое и новое здания его мебельной фабрики и в дом, где находится его квартира.

— Что!!!???

— А ты думаешь, он просто так именно поющий дом купил?

У Иры глаза из орбит вылезли.

— Не пугайся, не думаю, что он сам, сугубо как человек, об этом догадывается, а тем более знает. Нет, он, конечно, знает, но совершенно на другом уровне.

— У меня с Радным связано какое-то очень сильное, но совершенно мне непонятное ощущение.

— Это неудивительно. Он тоже далеко не самое обычное существо. Видишь ли, он…

— Лоренц!

— Ты прав. Извини.

— Понятно. Мне еще рано об этом знать.

— Не в том дело, что рано, Ира. Ну не мы должны тебе об этом рассказывать.

— Ладно. Придушим свое любопытство. А еще лучше — переключим. Вы мне так и не сказали что же там с домработницей Женечки? Или это мне тоже еще знать нельзя?

— Ну-у! Это можно! Нет у него никакой домработницы. А если ты не поленишься и сходишь в салон сотовой связи, то тебе там русским языком объяснят, что и номера такого не существует. С тобой дух игрался.

— Вот что-что, а дух, общающийся по мобильнику, представить себе ну никак не могу.

— Это — проще простого. Элементарная школьная физика за какой-то там класс. Электромагнитные волны, которые духи воспроизводят, как ты мычание коровы или блеянье овцы.

— А номер?

— Тебя удивит, если ты дозвонишься по этому несуществующему номеру, находясь вне зоны действия всех операторов мобильной связи?

— Удивит.

— Мобильник с собой?

— Да.

— Доставай!

Ира достала.

— Что там с зоной?

— Даже намеков нет.

— Для чистоты эксперимента попробуй кому-нибудь позвонить.

— К чему? Я и так верю.

— А ты попробуй!

Последним номером, с которым зафиксировалось соединение, был Наташкин. Ира набрала его. Естественно, телефон и пытаться искать Наташку не стал.

— А теперь набирай его домработницу. Как ее звать-то, кстати?

— Анастасия Максимовна.

— Набирай…

Ира еще раз глянула на экранчик — сеть, как и следовало ожидать, отсутствовала напрочь. Ира набрала номер. К ее изумлению тут же раздался длинный гудок, который не дозвучал до конца:

— Алло, я Вас слушаю? — сказал немолодой женский голос.

Ира не ожидала такой прыти и растерялась, не успев придумать, что говорить дальше:

— И-извините, Анастасия Максимовна… я, кажется, набрала Ваш номер по ошибке…

— Ничего страшного. Удачи Вам, Ирочка — доброжелательно проговорила «Анастасия Максимовна», и в трубке воцарилась тишина.

Довольные рожицы Зива и Лоренца светились счастьем.

— Ну как? — тоном Багиры из отечественного мультика «Маугли» промурлыкал Лоренц.

— Впечатляет. Особенно собственное воображение, пытающееся воссоздать образ духа с мобильником.

— Ну, как ты сама понимаешь, никакого мобильника у духа нет. Он ему попросту не нужен.

— Слушайте, а сам он позвонить кому-нибудь может?

— Запросто, притом с любого приглянувшегося ему номера, то есть у тебя в момент звонка может высветиться любой номер.

— Как только люди изобрели мобильную связь, у духов появилась новая развлекуха. Когда мобильников было мало, они осторожничали, чтоб не попасться, а сейчас шалят, как хотят и как могут. Истории со странными звонками тонут в гуще телефонных переговоров и не попадают под огласку, а следовательно, люди этого вмешательства не замечают.

— Круто! Интересно, а передаст ли «Анастасия Максимовна» Женечке, что я звонила?

— Обязательно.

— Ма-ма….

— Не переживай! Ты же «Анастасии Максимовне» сказала, что набрала ее номер по ошибке.

— А заодно добавь, что звонила из лощины по дороге на Ажек, и Женечка тогда точно ни о чем не догадается.

Ира рассмеялась.

— Очень смешно, Лоренц!

Около устья Ажечки, несмотря на конец октября и рабочий день недели, отдыхали от прелестей цивилизации несколько компаний.

— Вот и замечательно, — проурчал Зив, — есть хороший повод не полениться и пробраться к водопаду.

Ира, как учили, сделала вид, будто не слышала, что ей сказал ее «песик», хотя в данном случае предосторожность была абсолютно излишней — каждая компания находилась в состоянии тотального сосредоточения на собственных действиях, и никто не обратил никакого внимание на появление особы женского пола в сопровождении кота и собаки. Но зато на обратном пути обратили, да так сильно! да все сразу! А Лоренц с Зивом не преминули воспользоваться возможностью и от души «поиздевались», отпуская в адрес человекообразных столь едкие замечания, что Ире стоило неимоверных усилий держать себя в руках и изображать спокойствие во время удовлетворения любопытства своих собратьев по воплощению.

— Издеваетесь? — спросила Ира, уже на тропе.

— Есть немного, — довольно промурлыкал Лоренц. — Но ты держалась молодцом, а это радует.

Весь обратный путь они шутили и подкалывали друг друга, и лишь уже дома серьезный разговор ненадолго продолжился. Зив и Лоренц инструктировали Иру относительно прохода.

— С сегодняшнего дня, Ира, мы открыли для тебя проход, и пока только из твоего дома в поющий и обратно. То есть, поначалу, тебе ничего особого и делать не придется — просто будешь ходить, как через обычную дверь.

— Я думаю, излишне обращать твое внимание на то, что у твоих хождений не должно быть никаких свидетелей, кроме нас, конечно, — вставил Лоренц.

— А если Влад или Валентиныч, или кто-нибудь из рабочих вдруг воспользуется этой дверью?

— Будь спокойна, они к ней, пока нельзя, вообще подходить и близко не будут, ну если только ты их сама настоятельно не позовешь, — ответил Лоренц. — Видишь ли, мы не только можем открывать и закрывать проходы своей сети, но и отводить от них внимание.

— В смысле отвлекать?

— Нет.

— Отвлекать внимание или переключать его — это значит воздействовать на источник внимание, то есть субъект. А отводить — это значит воздействовать на объект внимания, выводя его из поля действия внимания субъекта. Пример:

Отвлечь внимание или переключить:

Человек ищет ключи. В этот момент падает и разбивается чашка. Человек забывает, что ему нужно найти ключи, и занимается уборкой осколков чашки.

Отвести внимание:

Человек ищет ключи. Они лежат прямо перед ним. Он смотрит на них в упор, но не видит, хотя со зрением у него все в полном порядке.

— Поняла.

— Так вот, — продолжал Зив, — потом, когда немного пообвыкнешься, мы откроем обе двери еще и в их обычном направлении, и тогда тебе придется кое-чему поучиться, чтобы попадать туда, куда тебе нужно. А когда и с этим полностью освоишься, тогда откроем еще один-два выхода, ну а потом — все. Понятно?

— В целом — да.

— А больше пока и не требуется.

— Пока, Ира, относись к наличию прохода как к элементарному удобству и возможности экономить время, — добродушно проурчал Зив.