Глава 24 Разделяй и властвуй

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 24

Разделяй и властвуй

— Доброе утро, Ир! — сказал мобильник голосом Влада. — Надеюсь, не разбудил?

— Разбудил.

— Ой, прости. Мне почему-то показалось, что сегодня ты должна встать очень рано.

— Мне тоже вчера казалось, что я рано проснусь, тем более что и спать улеглась, мягко говоря, не поздно, но, как видишь, заспалась малость, так что спасибо за побудку.

— Ну что, сегодня в бой?

— Да. Сегодня в бой.

— Тогда выезжаю в твоем направлении.

— Давай! Жду.

Ира бодро и легко спрыгнула с постели.

— Доброе утро! — проурчал вошедший Зив.

По телу побежала крупная дрожь.

— По-моему, она считает, что все, произошедшее вчера, ей приснилось, — промурлыкал входящий следом Лоренц.

— Неправда. Просто сейчас мне почему-то не по себе.

— Это нормально, — начал умничать Лоренц. — Сегодня ты собираешься заняться вполне обыденными делами, и твое рациональное начало вышло наружу во всей красе. Как пить дать с минуты на минуту потребует научно обоснованных объяснений относительно говорящих котов и собак, а также и не укладывающихся в его понимании проходов. Не обращай на его претензии внимания и не поддавайся его скепсису. Оно никогда ничему не поверит, и будет только мучить тебя. Принимай все как есть и игнорируй собственное сопротивление — не подавляй, а просто игнорируй. Этому тебя, как мне кажется, Женечка не учил?

— Этому не учил.

— А мы научим, — с энтузиазмом заявил Лоренц.

— По-моему, уже научили. Вчера, как мне кажется, я только этим и занималась.

— Ну вот! Еще немного потренируешься, и в привычку войдет, — заключил Зив.

— А Женечка, между прочим, мне рекомендовал не иметь привычек! — весело съязвила Ира.

— А ты знаешь — он прав! Не иметь привычек — это самая замечательная привычка! — подхватил веселый тон Зив.

— «Ощущение полноты и целостности Мироздания и есть преодоление всех преград и избавление от всех привычек, абсолютно от всех, ведь именно привычки — и хорошие, и плохие — парализуют нашу волю», — торжественно процитировал Женечку Лоренц. — Хоть бы думал головой, что мелет!

— Лоренц! Зря ты так! Привычки, сами по себе, действительно парализуют волю. Да всё на свете парализует волю, если ты позволяешь этому управлять тобой! Ира, не слушай его! Видишь ли, в мире либо управляешь ты, то есть используешь свою волю, либо управляют тобой, парализуя твою волю. То, что ты начинаешь делать без участия или с минимальным участием внимания, как говорится автоматически, это — привычка и это удобно. Представь, если б каждое действие требовало твоего внимания? Плохо, когда привычки управляют тобой, но если ты управляешь своими привычками — это очень даже здорово! Обзаведясь привычкой постоянного ощущения полноты и целостности Мироздания, ты в полной мере овладеваешь волей и начинаешь управлять всем в своей жизни и привычками в том числе. Лоренц, ее Женечка не совсем правильно выразился: нужно не избавиться от привычек, а научиться управлять ими. Просто когда человек, я подчеркиваю ЧЕ-ЛО-ВЕК, начинает управлять своими привычками, у него создается иллюзия, что у него их больше нет — входит в привычку ощущение отсутствия привычек.

— Всё! Сдаюсь! — торжественно промурлыкал Лоренц. — Но Женечку вы меня любить все равно не заставите!

Встречая Влада, Ира светилась счастьем. Его озадачил ее откровенно радостный вид, поводов к которому даже погода не давала: на улице моросил нудный осенний дождь.

Две чашечки с горячим кофе, источая голубоватую дымку, стояли на столе. Ира с грустью вздохнула — как она вчера выяснила, Зив с Лоренцем тоже значились в списках заядлых кофеманов, но предложить им божественного напитка она сейчас, естественно, никак не могла.

— Не сожалей о невозможном или недопустимом, — проурчал ей Зив.

— И вообще не сожалей, — добавил Лоренц.

— Ира, ты сегодня какая-то странная, — сказал Влад, окинув ее пристальным взглядом.

— Влад, ты при каждой смене моего настроения собрался впадать в панику?

— Нет… Но…

— Так! Влад! Ну неужели не понятно! Я с успехом закончила самый главный этап работы по мебели. Это же офонарительный повод для радости! Кстати! Я вот тебе сейчас тут одну штуку показать хочу…

Ира стремительно вскочила со своего места. Зив и Лоренц, без проблем поняв, что у нее на уме, тут же принялись дружелюбно терзать Влада, не давая ему возможности проследить за перемещениями хозяйки. А Ира тем временем принесла с кухни два «нейтральных» табурета, а из мастерской — «благоприятный» и «неблагоприятный», которые после своих опытов уволокла туда на всякий случай. Она выстроила их перед Владом в определенном порядке. Ира решила провести свой эксперимент в новом варианте. Решила поначалу лишь затем, чтобы переключить внимание Влада, но в процессе подготовки ей и самой стало интересно. Как только она завершила свои манипуляции, Зив и Лоренц «выпустили» Влада «на волю».

— Влад, посмотри на эти табуреты.

— Ну, посмотрел…

— Какой из них тебе больше всех нравится?

— Да все хорошие! Ир, что ты хочешь от меня?

— Хочу, чтобы ты выбрал лучший табурет.

— Ир, но они ведь все одинаковые!

— Хорошо, тогда сядь на любой из них.

— Зачем?

— Влад, я прошу тебя, пожалуйста!

— Ну как хочешь…

Влад поднялся и, не задумываясь, плюхнулся на «благоприятный».

— Замечательно! А теперь встань и отвернись.

Влад послушно поднялся и повернулся к табуретам спиной. Ира поменяла их местами.

— А теперь снова сядь.

Влад было хотел сесть на тот же самый, в смысле на стоявший на том же месте (теперь это был «неблагоприятный»), но «на пол пути» к нему вдруг выпрямился и уверенно сел на тот, что был через один от него («благоприятный»).

— Ну?

— Просто класс! Хотя я иного и не ожидала.

— Что просто класс? Чего ты не ожидала?

— Влад! Не придуривайся! Ты ведь сразу все понял!

— Ир, ничего я не понял!

В его голосе слышалось раздражение.

— Не обращай внимание! Он все еще волнуется из-за того, чего не понимает, то есть из-за твоего не в меру радостного настроя, — прокомментировал Лоренц.

— Влад! Я ж тебе показывала свои предварительные эскизы! Помнишь? Так вот, два из этих табуретов сделаны в соответствии с моей идеей. Точнее — один в полном соответствии, а второй — в соответствии ему обратном.

Искорки интереса засверкали в глазах Влада. Его внимание наконец-то попалось в Ирины сети.

— То есть, — продолжала Ира, — два старых табурета — «нейтральные», один новый — «благоприятный», а второй новый — «неблагоприятный».

— Та-ак…

— Так вот, ты оба раза сел на «благоприятный», как, впрочем, уже многие до тебя.

— Значит я не первый?

— О-о! Тебя больше всего интересует именно это? — ехидно улыбаясь, спросила Ира. — Влад, поверь, лишь искреннее расположение к тебе заставило меня сначала проводить эксперименты на других! — Ира рассмеялась. — К тому же они и понятия не имеют, что играли роль подопытных.

Напряжение, наконец, окончательно покинуло Влада.

— Вот, смотри! — продолжала Ира, перевернув табуреты и показывая метки. — Давай еще раз проверим теперь, когда ты еще и в курсе.

— А на себе ты проверяла?

— На себе не получится — я их отличаю без всяких меток.

— Ясно.

Влад со все возрастающим азартом принялся экспериментировать, сам, закрыв глаза, «перемешивая» табуреты. Результат оказался невообразимым: 100 % попаданий на «благоприятный».

— Это невероятно! — буквально завелся Влад. — Ирка! Ты ведь сделала самое гениальное открытие всех времен и народов!

— Ну вот! У самого лихорадочный румянец выступил! А то моему состоянию дивился!

— Да, Ир, теперь я тебя понимаю…

— Ну слава богу!

— Это надо отметить! — воскликнул Влад и «улетел» на кухню.

— Ира, а ты очень и очень неплохо действуешь… — начал Зив.

— …когда не занимаешься составлением списков реального и ирреального, — закончил Лоренц.

— Не забудь сегодня хотя бы раз воспользоваться проходом.

— Хорошо, Зив, обязательно попробую.

— Удачи. Мы будем дежурить с этой стороны.

В поющем доме Иру и Влада уже поджидал Валентиныч. И не просто поджидал, а уже успел заварить чай. Они втроем уселись за неказистым столом на неказистых лавочках, перенесенных ввиду неуклонно меняющегося времени года в дом. Ира включила ноутбук и открыла файлы с эскизами интерьера. Ей вдруг стало немного не по себе, ведь за все это время она ни разу не вернулась к ним и даже не удосужилась хотя бы тупо просмотреть перед сегодняшним днем. Возникло жгучее желание проверить свои давние идеи и расчеты на предмет соответствия открытым ею не так давно пространственным закономерностям. Но в данный момент, естественно, такая возможность отсутствовала. «Не сожалей о невозможном», — пронеслось в мозгу. Легко сказать! А если это невозможное так необходимо? Конечно, стоило об этом задумываться раньше, но отчего-то она не сделала этого вовремя. Что-то отвело ее внимание от этой необходимости. А раз так случилось, может, это на самом деле не является необходимостью? «Я просто ищу оправдания своему растяпству», — сказала сама себе Ира.

— Ир, ну что там? — спросил Валентиныч с ноткой легкого нетерпения в голосе.

— Сейчас, минутку… Я занималась другой работой и малость подзабыла, что задумывала здесь… Мне нужно освежить в памяти свои идеи…

— Ладно-ладно! Не спеши!

Хоть спеши, хоть не спеши, а то, чем ей давно следовало заняться, сейчас ну никак не сделаешь. «Может, извиниться, отправить всех по домам на неопределенный срок и пересмотреть всё?». Идея была хоть и не самая приятная в своем воплощении, но при этом самая здравая. Ира долго собиралась с духом и, наконец, сказала:

— Валентиныч, Влад, я дико извиняюсь, что заставила вас сегодня ехать сюда под таким дождем, но простите — действительно замоталась и не сделала одной очень важной штуки. В общем, на сегодня вы свободны, а когда приступим — я не знаю… Я позвоню… Извините, ради бога!

— Ничего страшного! — успокаивал ее Валентиныч. — Со всеми бывает! — говорил он в некотором недоумении, так как бывает-то, конечно, со всеми, но вот подобное в его практике общения с Ириной случилось впервые. — Давайте расслабимся, попьем чайку, а уж потом и поедем по домам.

— Да, давайте попьем чайку, а потом вы поедете по домам, а я останусь здесь.

— Как скажешь!

И они еще немного почаевничали, болтая на отвлеченные темы.

— Позвони, как будешь заканчивать — я за тобой заеду, — сказал Влад на прощанье.

— Хорошо.

Ира проводила их до калитки. Вернувшись, она согрела себе еще чаю и в задумчивости уставилась в монитор ноутбука.

— Ну и что я собираюсь здесь увидеть? — спросила она, в конце концов, сама себя вслух. — Блин! Даже в голову не пришло промерить дом чем-нибудь, кроме рулетки!

И сейчас ничего, кроме рулетки, она с собой не захватила.

— И Влада отпустила… — проговорила она, роясь в рюкзачке в поисках мобильника.

И тут на нее снизошло озарение: «Проход!». Не терзая себя размышлениями по поводу того, почему она и про проход запамятовала, Ира с бешено колотящимся сердцем спустилась в цокольный этаж к заветной двери.

Ее, как и обещали, встретили Зив и Лоренц и, не став досаждать поздравлениями с успешной самостоятельной попыткой пользования проходом, проводили на третий этаж, а потом обратно до двери прохода.

Ира перепромерила весь дом снаружи и внутри, занося все данные на листок бумаги. Потом собрала свои пожитки и через проход отправилась к себе домой, к родному компьютеру, в котором находились все файлы, фиксировавшие ход работ. В виртуальное трехмерное изображение Ира внесла все поправки в соответствии с новыми промерами, а потом произвела наложение магических крестов и кругов. Дом имел идеальные изначальные параметры, а ее изменения и дополнения усиливали их. «Почему же он вначале показался мне просто монстром?».

— Ну, Ирочка, скелет тоже не вызывает приятных эмоций! — промурлыкал сидевший рядом Лоренц.

— Это верно… — полумашинально согласилась Ира. — Послушайте! — уже более осознанно обратилась она к Зиву и Лоренцу. — Мне не кажется случайным то, что я напрочь на определенном уровне забыла про дом, но сегодня — вспомнила.

— Конечно, неслучайно! — проурчал Зив. — Твое иррациональное и так все знало наверняка, а потому и не беспокоилось по этому поводу. А вот рациональное, оставленное без внимания по нашему совету, решило таким образом заявить о себе, как бы выказав беспокойство, заботу и желание помочь, но, как и следовало ожидать, лишь внесло ненужную суету, да еще и в не самый подходящий момент. Но это все не так уж важно, а впрочем, совсем неважно — и сам факт, и способ его объяснения.

— А что тогда важно?

— Важно то, — промурлыкал Лоренц, — что поющий дом является воплощением осознания. Он — живой. Сам по себе живой. У него есть собственная воля, и он станет лишь таким, каким желает стать. Своими усилиями ты только помогаешь ему, в большей степени лишь тем, что сокращаешь количество времени на приобретение им желаемой формы воплощения.

— Так значит, делая эскизы, я ничего не придумывала?

— Ну, начнем с того, — продолжал Лоренц, — что придумать вообще ничего невозможно, и ты об этом сама знаешь. Можно лишь подключить сознание, к взаимодействию с определенным участком знания…

— Постойте! Получается, поющий дом помог мне зацепиться за нужную нить и… и, собственно, это его заслуга?

— Ох, люди-люди! — урчал Зив. — Все бы вам выяснять, где, чья заслуга и раздавать пальмы первенства! Но если уж говорить о заслугах, то его заслуга состоит в том, что он сумел привлечь внимание Радного и направить твое в нужном направлении.

— Если мы сейчас займемся разборкой всех причинно-следственных связей данной ситуации, то погрязнем в этой теме навечно. Дело в том, что изначальной точки не существует в самом принципе. Есть лишь бесконечное множество точек отсчета на бесконечной прямой, уходящей в бесконечность в обе стороны от любой точки отсчета. Однако точка отсчета не может находиться где попало. Она может находиться только на переходе от «вдоха» к «выдоху» или от «выдоха» к «вдоху», — Лоренц выжидающе-многозначительно посмотрел на Иру.

— М-м-м… Что-то со «вдохами-выдохами» не совсем понятно.

— Обычное дыхание — одно из воплощений основы жизни вообще, основы связи и взаимодействия Знания с Сознанием.

— Спасибо, Лоренц, стало гораздо понятнее! — съязвила Ира.

— Не расстраивайся, Ира, постепенно тебе станет ясным очень многое, — Зив положил ей на колени свою голову. — Не терзайся тем, что ты пока не в состоянии понять. Что-то просто на время отбрось, а что-то на время просто прими на веру.

— Перестань беспокоиться! — подхватил Лоренц.

— Просто, порадуйся тому, — продолжал Зив, — что теперь тебе не нужно тратить время на дорогу из дома, в котором ты живешь, в дом, который тебе предстоит довести до совершенства. Просто, порадуйся тому, что теперь ты знаешь, что поющий дом не позволит делать с собой то, что не соответствует твоим и его замыслам, а значит, тебе нет нужды так уж пристально следить за работами, которые в нем вот-вот начнутся, а потом, когда тебе придется уехать, прерывать их. Ведь, во-первых, он сам не позволит сделать что-то не так, а во-вторых, ты, несмотря на расстояние, сможешь бывать в нем регулярно. Почему это так? Какая разница! Главное то, что это так!

— Но ведь интересно!

— И это здорово! Это значить, что для тебя настанет время ответов на вопросы. И ответишь ты на них сама, — глаза Зива светились умиротворением.

— Пока что, с недавних пор, со вчерашнего дня, на мои вопросы отвечаете вы.

— Нет. Мы только подталкиваем тебя к тому, чтобы ты задалась самым важным, — многозначительно промурлыкал Лоренц.

— Каким?

— Как устроен Мир? Но не в смысле жизни на Земле, но и не в смысле абстрактного философствования, — Лоренц загадочно и многозначительно посмотрел на Иру.

— И отвечать на него придется не логическим путем, — добавил Зив.

— Но пока все это неважно, и не нужно об этом беспокоиться. Еще не время, — продолжал философствовать Лоренц.

— Сейчас ты должна делать то, что должна — приводить мебельные разработки в полную боевую готовность и одним глазом приглядывать за поющим домом.

— А значить, на сей момент самое оптимальное — это придумать, как без лишней траты времени выдать распоряжения по дому, чтобы потом со спокойной душой приступить к завершению работы по мебели.

— Значит, все вот так вот просто? — усмехнулась Ира.

— А к чему усложнять? Тебе, к счастью, чуждо многое из человеческого, так и ни к чему обзаводиться ненужными привычками, — проурчал Зив.

День клонился к вечеру, и по всем признакам наступило время «возвращаться» домой. Ира набрала Влада и минут через десять перешла в поющий дом, откуда он ее забрал и вполне естественным путем повез обратно.

— Что там у тебя случилось такого страшного?

— К счастью, ничего. Я давно не видела собственных эскизов и, когда глянула, мне показалось, будто я допустила ряд просчетов, но лишь показалось. Сам понимаешь, лучше лишний раз проверить, чем потом хвататься за голову.

— Согласен.

— Я уже позвонила Валентинычу, так что завтра в девять утра определяем цели и задачи и в бой.

— Я готов — ты знаешь. А у тебя нет желания позвать сегодня Евгения Вениаминовича?

— Сегодня — нет. Да и тебе, не обижайся, сегодня у меня гостить не придется. Кстати, а чего это ты про Женечку вдруг вспомнил?

— Он места себе не находит. Я его таким потерянным еще никогда не видел, даже когда ты пропала, он лучше держался.

— Ну что ж, раз так — завтра устроим вечерние посиделки, но сегодня я буду очень занята.

Во дворе их радостно встретили Зив и Лоренц. Ну совсем обычные пес и кот! У Иры аж холодок по позвоночнику пробежал. Влад, следуя желанию Иры, тут же уехал.

— Ну что, развеялась немного? — спросил Лоренц.

— Фух! — облегченно вздохнула Ира. — Вы меня напугали.

— Мы? Напугали? — выказал искреннее удивление Зив.

— Еще бы! Возвращаюсь домой, а у меня там премиленькие котик с песиком!

— Еще позавчера тебя этот факт ничуть не беспокоил, — заметил Лоренц.

— Знаете, к хорошему быстро привыкаешь.

— Так значит тебе хорошо от общения с нами? — поинтересовался Зив.

— Не просто хорошо! С меня будто бы какой-то невероятный груз сняли или наоборот — добавили то, чего мне катастрофически не хватало.

— То есть, ты обрела нечто до боли свое и теперь испытываешь облегчение?

— Вот именно, Зив.

— Это радует, — промурлыкал Лоренц.

— Так, все это замечательно, но пора приниматься за дело.

— Всё-всё-всё. Более не докучаем, — проурчал, пятясь задом и увлекая за собой Лоренца, Зив.

Работа спорилась, и уже через час был готов четкий план на завтра, а, следовательно, и на ближайшее будущее.

Утром за Ирой заехал Влад. Как и давеча в поющем доме их уже ждал с заваренным чаем Валентиныч. Только теперь, едва включив ноутбук и открыв файлы с эскизами, Ира тут же стала давать четкие инструкции, которые вдобавок подкрепила вытащенными из рюкзачка распечатками. «Доклад» занял не более десяти минут, «прения» — минут сорок. И закипела работа. Они всем скопом подъехали к дому Валентиныча, там пересели на грузовую «ГАЗель» и отправились за материалами. Валентиныч с Владом не уставали дивиться Ирине: она четко говорила куда ехать и уверенной походкой подходила сразу к нужному стенду. Создавалось впечатление, словно она все эти две недели не дома за компьютером сидела, а с утра до ночи изучала ассортимент сочинских строительных магазинов. В общем, к четырем вечера они, захватив по дороге пару ребят из бригады Валентиныча, подъехали к поющему дому и занялись разгрузкой. Правда, Иры с ними уже не было. Она отправилась домой пешком после завершения покупок в магазинчиках расположенных вдоль реки Сочи за Краснодарским кольцом.

Ей казалось, что она не идет, а летит. Иру как на крыльях несло уже давно забытое чувство глубокого умиротворения. Да. В ее душе воцарился мир. Мир в смысле отсутствия войны. Рациональное с иррациональным не подружились. Они просто перестали общаться. Конечно, игнорирование друг друга — состояние мира далекое от идеала, но, как говорится, «худой мир лучше доброй войны».

Ну почему так немыслимо сложно постигать — и в теории, и на практике — простые истины! Ну куда проще не обращать внимания на тягостное состояние души, чем копаться в его причинах и все более, как в трясине, увязать в его навязчивой, изматывающей, но лишь кажущейся неотвратимости! А внимание — это действительно великая штука! Разумеется, если можешь управлять им, то есть нацеливать только на то, на что необходимо. Не всегда, правда, удается точно определить то, чему следует уделить его большую часть, но вот то, чему точно не нужно — овеяно обостренной ясностью. Действительно, зачем тратить внимание, а следом за ним силы и время, на то, что мешает полноте наслаждения жизнью, на то, что в данный момент в самом принципе невозможно или недопустимо!

Вот сегодня, к примеру, рациональное проснулось раньше, чем Ира успела открыть глаза, и тут же настойчиво стало добиваться аудиенции, с намерением высказать, а еще лучше навязать свое компетентное мнение относительно проходов и говорящих животных. И ему не было отказано в приватном общении! Вот только вместо того, чтобы выслушивать его доводы относительно невозможности существования дыр в пространстве и говорящих животных, Ира тут же загрузила его по уши теми проблемами, в которых ему нет равных, в которых иррациональное, считающее нормой прямую зависимость картины Мира от восприятия, полнейший беспомощный профан. И все стало на свои места: богу — богово, кесарю — кесарево, — и все довольны! А главное — состояние полного умиротворения, так давно забытое, а если прислушаться к ощущениям и быть честной с собой, то никогда ранее в такой полноте неиспытанное.

Ира усмехнулась своим мыслям: «Меня хлебом не корми — дай в себе поковыряться!». Как бы там ни было, а ей удалось, пусть даже на время, встать между рациональным и иррациональным в себе и озадачить каждое адекватными проблемами. Пусть даже на время, но у нее появилась, как минимум, передышка, и она поймала ощущение этого состояния, а значит, сможет вернуться в него вновь, если по каким-то причинам нечто выбьет ее из этой колеи. Иру переполняло ликование победы «Я» над двойственностью своего существа. Да, это было ликование победы, но что-то еще примешивалось к нему, нечто окрашивающее ощущения в по-особенному теплые тона. Ира вслушалась в это едва уловимое нечто… Что-то похожее возникало, когда она возвращалась домой после долгой отлучки или когда вновь встречалась после долгой разлуки с кем-то из особо близких. Вслушивание обострило это только что едва уловимое чувство, и на глаза навернулись слезы радости. То ли она куда-то вернулась, то ли кто-то или что-то вернулось к ней — она не могла пока понять. И не стала пытаться. Не стала пытаться, чтоб не спугнуть саму щемяще-умиляющую радость.

Дома ее застала живописнейшая картина: на диване в гостиной восседал Женечка, а у него на коленях изо всех сил ластящийся к нему Лоренц.

— Женечка! — воскликнула Ира в легком радостном удивлении.

— Прошу прощения, госпожа Палладина, за вторжение без приглашения, но дождаться его от Вас, мне показалось нереальным, так что свое внезапное нашествие оправдываю в Ваших глазах сообщением Влада, о том, что именно сегодня Вы намеривались удостоить меня чести посетить Вашу особу.

— Ба! Как церемонно!

Интонации Женечки переполнялись язвительным ядом, но Ира оставила это без внимания и ответила ему с совершенно искренней радостью. Женечка обмяк, пересадил Лоренца со своих колен на диван, поднялся, поспешил, явно чувствуя облегчение, навстречу Ирине и обнял ее со всей доступной ему теплотой.

— Ирка! Извини! Не звонишь, и я почти не вижу тебя, только смутно ощущаю, что у тебя все вроде как в порядке. Но вот в каком? В общем, нервишки шалят.

— Женечка! Я так рада тебя видеть! Сейчас даже собственноручно кофе сварю!

— Как жаль!

— Чего жаль?

— Упущенной возможности.

— В смысле?

— В смысле испить кофея, сотворенного твоей божественной рукой.

— Why? — чтобы более достоверно изобразить удивление Ира перешла на английский, благо на сие изречение ее скромного словарного запаса оказалось вполне достаточно.

— Видишь ли, я его уже сварил, — пояснил Женечка. — Присаживайся, — добавил он и скрылся на кухне.

Ира не имела ничего против, тем более что ноги после многокилометровой прогулки слегка гудели. Она опустилась на диван рядом с особой тщательностью вылизывавшимся Лоренцем.

— Лицемер! — сказала она ему сквозь зубы.

— Это ты мне? — спросил Лоренц, оторвавшись от «наиважнейшего» занятия и бросив на Иру наполненный притворной невинностью короткий взгляд.

— Угу… — хитро скосив глаза, подтвердила она.

— Ну… есть немного… вообще-то, мне просто хотелось сделать тебе что-нибудь приятное.

На этом их обмен любезностями прервался, так как в гостиную возвратился Женечка.

— Как живешь, Палладина? — спросил он, накрыв на стол и усевшись в кресло напротив.

— Знаешь, Жень, замечательно!

И она принялась подробно рассказывать ему про свои практически готовые и требующие теперь лишь чистового оформления мебельные эскизы, а главное про табуреты, естественно, с демонстрацией последних в действии. Рассказала и про проверку «алгеброй гармонии» поющего дома. И все в таких восторженных тонах, что Женечка и не почувствовал, что она из своего наиподробнейшего рассказа намеренно изъяла целый ряд весьма примечательных обстоятельств, касающихся последних трех дней. Но при этом его что-то терзало:

— Ир, мне как-то странно, что ты ни разу не поинтересовалась тем, каким образом я оказываюсь внутри твоего запертого дома.

— Ты сам приучил меня не проявлять праздного любопытства.

Ира ответила вполне спокойно, но у нее внутри екнуло.

— Не волнуйся. Он ни о чем не догадывается, — промурлыкал Лоренц.

— Он испытывает необъяснимое волнение и пытается его унять, завязав новую тему для разговора взамен исчерпанной, — проурчал Зив.

— Тема проходов его самого особо занимает с момента, как ты поселилась здесь. Его страж не раз пытался с нами договориться, чтобы мы открыли свою сеть для Женечки, но мы против.

— По крайней мере, до того момента, пока ты с ней полностью не освоишься.

— И только при условии, что сеть духа будет открыта для тебя.

— Притом раньше, чем мы откроем свою для Женечки.

— Видишь ли, духам, как и людям, нельзя полностью доверять.

Пока Зив с Лоренцем вещали, Женечка, рассеянно улыбаясь, в задумчивости молчал, видимо пытаясь придумать дальнейшее развитие наобум начатой темы. Ира, вроде как из вежливости выждав (ровно столько, сколько ей понадобилось, чтобы прослушать комментарии Зива с Лоренцем), продолжила:

— К тому же, увидев тебя со стороны, противоположной главному входу, когда мы беседовали с Владом, мне не составило труда догадаться, как ты это делаешь.

Женечка очень заметно весь напрягся. Ира видела, как он всеми силами пытается унять волнение и как плохо это у него получается. По ее телу прокатилась легкая волна торжества. Она еще немного потянула паузу и продолжила:

— В цокольном этаже есть дверь… — начала Ира загадочным тоном и едва начав, сделала многозначительную паузу, не без удовольствия наслаждаясь взволнованным состоянием Женечки. — Такая, самая обычная дверь… — Ира потянула еще одну паузу. Ей показалось, а может, и не показалось, что она слышит, как бьется Женечкино сердце. — Если ты считаешь, что я ни разу не спускалась в цоколь собственного дома, ты глубоко заблуждаешься. Хотя и не очень далек от истины. Если б не Лешка, мне бы и в голову не пришло лазить по подвалу, — Женечка немного перевел дух. — И знаешь, что я там обнаружила? — Женечкино сердце вновь загрохотало на всю гостиную. — Я обнаружила там дверь. Самую обычную дверь, ведущую в сад, — Женечка вроде снова немного успокоился. — И к тому же не одну! — Ире показалось, что Женечка близок к обмороку. Она выдержала паузу и сменила тон с загадочного на веселый. — Но вторая не в счет — ее ни один ключ не отмыкает.

— Я на минутку… — вскочив, проговорил Женечка и, судя по направлению его траектории в пространстве, скрылся в туалетной комнате.

— Даже мне его жаль, — промурлыкал Лоренц.

— Да, Ир, к чему такое изуверство?

— Я мщу.

— Знаешь, месть, вообще-то, — не самое лучшее занятие, но в данном случае тобой нельзя было не восхищаться! — Лоренц с уважением посмотрел на нее.

— Я в курсе, что мстить плохо, — проигнорировала Ира похвалу. — Просто, я не нашла лучшего способа закрыть эту тему.

— Держу пари, что если ты закрыла ее и не навсегда, то о-о-очень надолго.

— Ну, Лоренц, ты же знаешь, что когда-то настанет момент, когда им придется говорить об этом.

— Необязательно. Все зависит от духа. Если не получится взаимного открытия сетей, я не думаю, что у Иры будет необходимость обсуждать с ее любимым Женечкой тему проходов, — Лоренц особо выделил слово «любимым».

— Ох, а любит-то она его как! — весело съязвил Зив.

Тему нежных чувств Иры к Женечке пришлось прервать, так как последний вновь материализовался в гостиной. Ира встала ему навстречу.

— Жень, что с тобой сегодня?

— Не знаю, — буркнул он.

— Может, я заразила тебя своими, не столь отдаленными во времени, терзаниями? Если так, то я знаю прекрасное средство: тебе срочно нужно взяться за какой-нибудь перевод с какого-нибудь особо абракадабрового языка. Напряженная работа — лучший проход в умиротворенное состояние духа!

На слове «проход» Женечку передернуло так, что Ире пришлось отступить на шаг.

— Жень, да что с тобой творится!?

К счастью Женечки, ему не пришлось рассказывать, что с ним твориться или каким-то образом отверчиваться от вопроса. В этот момент в гостиную влетел радостный Влад и с порога, едва поздоровавшись, начал взахлеб рассказывать, как они лихо разгрузились и разобрались с покупками.

Буквально следом за Владом пришла Татьяна Николаевна с большим яблочным пирогом, и они все вместе уселись пить чай. И вечер прошел по-будничному мило, если, конечно, не считать колких комментариев к происходящему от Зива и Лоренца. Ребятки забавлялись по полной программе, так что Ире далеко не влегкую удавалось держать собственное внимание в двух направлениях сразу и одновременно внимание других отводить от своего занятия. И все же она справилась, хотя, конечно, ощутимо устала, но ее учителя остались довольны успехами своей ученицы.

Первой общество покинула Татьяна Николаевна. Следом за ней домой засобирался Женечка, но Ира не отпустила его, а выставила Влада. Достаточно вежливо, но при этом несколько беспардонно.

— Ира, по-моему, сегодня в тебе проснулся весь дремавший до поры садизм, — сказал Женечка, убирая со стола. — И, надо заметить, тебе его не занимать.

— Жень, это не садизм. Это безжалостность.

— Безжалостность не должна быть жестокостью.

— Я в курсе. И ни на йоту не отступила от этого принципа, а если тебе что-то там показалось, так это твои, а не мои проблемы.

— Да-а, надо отдать тебе должное — с обаянием у тебя все в порядке.

— Жень, да ты никак, «Силу безмолвия» Карлоса Кастанеды перечитываешь?

— Мне ни к чему перечитывать — я его почти наизусть знаю притом не только на русском.

— Вау! А я и не подозревала! Но мне тоже есть чем похвастаться. Конечно, мои достижения не идут ни в какое сравнение с твоими, и всех произведений Кастанеды я даже близко к тексту не помню, но вот по поводу четырех настроений сталкинга кое-что могу процитировать.

— Валяй!

— Четыре настроения сталкинга — безжалостность, хитрость, терпение и мягкость. Безжалостность не должна быть жестокостью, ловкость — коварством, терпение — безразличием и мягкость — глупостью. Будь безжалостным, но обаятельным. Будь хитрым, но деликатным. Будь терпеливым, но активным. Будь мягким, но смертельно опасным.

— Вот что тебе действительно с блеском сегодня удалось, так это быть активной, обаятельной и смертельно опасной, правда, без деликатности и мягкости, и с львиной долей жестокости.

— Ирочка! Ты его победила — он ни словом не обмолвился о коварстве! — победоносно промурлыкал Лоренц.

— Жень, находись ты в другом настроении, твоя оценка меня оказалась бы совершенно иной.

— Скорее всего… Мир таков, каким мы его воспринимаем… — задумчиво изрек Женечка

— У меня предложение, — Ира улыбнулась ему, — Попытайся воспринять этот мир из положения лежа. Может быть, он изменится?

— Ты знаешь, это хорошее предложение, — сказал Женечка с легкой улыбкой, подхватил Иру на руки и поднялся в спальню.

Часа через полтора, после того как Ира на руках у Женечки покинула гостиную, в дверном проеме темной спальни показалась лохматая голова Зива и тихо проурчала:

— Ира…

Ира аккуратно убрала Женечкину руку со своего плеча и тихонько вышла.

— Вы уверены, что Женечка нас здесь не застукает?

— Уверены, — проурчал Зив.

— Слушайте, а почему он так дергается из-за проходов?

— Он дергается не из-за проходов, а из-за нас, — взял слово Лоренц. — Но при этом, он не знает, что именно из-за нас. Духи, хоть им и нельзя полностью доверять, тем не менее, ребята с принципами. Есть соглашение, в соответствии с которым мы можем сообщать, какого типа существо является стражем той или иной сети, но никогда не рассекретим его полностью. Так что твой Женечка знает, что стражем прохода, расположенного у тебя в доме, является животное, но он не знает какое. Скорее всего, он думает, что это гадюка — ну, та черная гадюка. Будет нелишним, если ты поддержишь в нем эту уверенность. Она сможет за себя постоять, да и вряд ли ему удастся до нее добраться, да и делать он этого не станет — предпочтет напрягать духа. Он ведь не в ладах с животными.

— Не знаю, но мне кажется, что в общении с животными у него все в порядке. Вы сами, насколько я заметила, пока не заговорили со мной, очень даже неплохо с ним ладили. Вспомнить хотя бы летний пикник.

— В отношениях-то все в порядке, — задумчиво заурчал Зив. — Он добрый и заботливый. Ира, не в этом дело! Дело в том, что он, как и любой человек, не принимает животных, растений и духов, в расчет. Для него абсолютно все, кто не является людьми, — бесплатное приложение к планете Земля, существующее для удобства его и ему подобных.

— Между прочим, если ты заметила, то в ранг бесплатного приложения он и подавляющее большинство людей возводит.

— Он в меру своих сил, — продолжал Зив, — заботится об этом бесплатном приложении, заботится со всей ответственностью, но…

— Видишь ли, речь идет не о любви к флоре и фауне, и не о природоохранных мерах, хотя это тоже немаловажно и неплохо бы людям задумываться об этом чаще и действовать эффективнее. Сам Женечка много сил отдает заботе об экологии. Но все гораздо серьезнее, чем представляет себе и ваш Greenpeace, и Женечка.

— Мне кажется, я подсознательно улавливаю, о чем вы, но это слишком смутное ощущение, чтобы что-нибудь понять.

— Сейчас, мы просто объясняем тебе причину нашего определенного отношения к Женечке и не более того. А понять и не пытайся. Пока не пытайся. Вот когда придет время, тогда и пытаться не понадобится — все само станет ясным и понятным.

— Хорошо. Не настаиваю. И все-таки, почему Женечку так беспокоит тема проходов?

— Воплощенное в человека относительно постоянное осознание, — начал объяснение Зив, — если ему удается осознать свою суть, рано или поздно селится там, где есть проходы. Притом, как правило, это проходы, стражами которых являются духи. Животные и растения редко открывают свои сети людям и то, как правило, да практически всегда, только по просьбе дружественных духов.

— Женечка, естественно, сразу увидел, что в этом доме есть проход, — продолжил Лоренц. — Но долгое время он не знал, кто является его стражем. И до поры до времени даже не задавался этим вопросом. Ему и в голову не могло прийти, что стражем твоего прохода может оказаться животное. С его точки зрения такое в принципе невозможно.

— Свободы перемещения ему с лихвой хватает, — снова взял слово Зив. — Как ты понимаешь, за две с половиной тысячи лет со многими можно договориться. Так что сетью, которая со временем должна будет оказаться предоставленной тебе, он не особо интересовался. Он и не стал бы ею интересоваться даже тогда, когда ты начала бы ею активно пользоваться.

— Но тут случилось нечто Женечкой непредвиденное и нежданное. А случилось это совершенно банально и прозаично, по совершенно банальной и прозаичной причине: ему осточертело мотаться к тебе на такси, выслушивая каждый раз брюзжания водителя по поводу разбитой дороги.

— И вот тут-то он и обратился к своему стражу с просьбой открыть для него наш проход. Он считал это плевым делом, так как вся сеть ему совершенно ни к чему. В таких случаях загвоздок, как правило, не возникает даже между стражами, которые не испытывают друг к другу дружеских чувств. Его страж, естественно, вступил с нами в переговоры, ну а мы, как ты уже знаешь, выставили свои условия.

— Можно один вопрос?

— Хоть тысячу! — промурлыкал Лоренц, вытягиваясь на диване.

— Вы о страже всегда говорите в единственном числе, но ведь вас двое?

— Мы уже очень давно объединили наши сети в одну и контролируем ее напару. Но если быть точным, то дверь в цоколе — относится к моей сети, — проурчал Зив.

— Ясно, — сказал Ира. — Давайте вернемся к Женечке.

— Давайте, — согласился Зив. — Так вот, когда Женечка услышал о том, что страж этого прохода животное, он не поверил своим ушам. А когда узнал о наших условиях, ему и вовсе поплохело. Он вспомнил о приглашениях, которых к этому моменту было уже два, и ему стало окончательно хреново.

— Теперь он всерьез боится за тебя и еще сильнее боится тебя саму.

— Ох! Как хочется спросить: ну почему? Однако знаю — не скажете.

— Ира, не переживай, твой Женечка хороший, — как бы стараясь подбодрить ее, урчал Зив. — И ты хорошая, и мы хорошие, и тот, кто послал тебе приглашения, тоже хороший. Это люди все разногласия битвой добра со злом объясняют. Воюют, как правило, хорошие с хорошими. Вот то, что они воюют — это воплощение зла, но не они сами. Сейчас главное пойми, что Женечка тебе не враг и мы тоже. И тебе не нужно выбирать с кем идти по жизни, тем более что у тебя своя дорога. Многое в этом огромном Мире невозможно примирить, но это не значит, что война объективно неизбежна. Что бы ни случилось, не давай злу воплощаться и заставлять страдать тебя.

— А других?

— У тебя реально, на всех уровнях реально, есть только ты сама, — ответил ей Зив.

— Разделяй и властвуй! Замечательный лозунг, если понимать его, как: разделяй то, что невозможно примирить и властвуй собой, — посоветовал Лоренц.

— Я, кажется, поняла.

— Что именно? — спросил Зив.

— Сейчас попытаюсь сформулировать… В состоянии войны находятся не люди и другие формы жизни Земли, то есть животные, растения… В состоянии войны их естественные и сверхъестественные сути.

Неравнозначность воплощений в естественном и сверхъестественном смысле абсолютно различна. То есть, в реальной земной жизни: где червяк, а где президент какой-нибудь державы — между ними пропасть. Но не менее глубокая пропасть может быть между ними и в ирреальном, только вот червяк может оказаться богом, а президент — едва переплетенным на миг сгустком нитей.

Этого и не принимают в расчет люди. Обычные об этом и не подозревают. А такие, как Женечка, сознавая, что это так, тем не менее…

В реальной жизни они вполне могут быть лидерами Greenpeace-а и всеми силами защищать «братьев наших меньших». Но они и в ирреальном продолжают считать их таковыми.

В их понимании «меньшие братья» чересчур зарвались и посягают на положение для них не предусмотренное, по крайней мере, до тех пор, пока они остаются в земном не человеческом воплощении. Такие, как Женечка обожают все многообразие флоры и фауны, пока не видят в представителях не человеческой природы воплощения высших осознаний. Если же это в какой-то момент происходит, то даже безобидную в земной жизни козявку они начинают почитать за опаснейшее существо, посягающее на исключительность их самости. При этом, «исключительность самости» это атрибут человеческого естества, которое бьется не на жизнь, а на смерть с реалиями сверхъестественного.

То есть, реальное видит букашку, ирреальное — бога, они начинают драться, вследствие чего человеческое сознание решает, что сие существо опасно. Верно?

— Почти, — ответил Зив. — «Почти» не потому что ты в чем-то неправа, а потому что это действительно сложно объяснить.

— И лучше бы ты пока не пыталась этого делать — за словами легко потерять нить Истины.

Ира знала, что они правы. Всё, что она тут только что наформулировала, выглядело и для нее самой полнейшим идиотизмом, лишь отдаленно отразившим то, что она действительно поняла.

— Властвуй собой, разделяя то, что невозможно примирить, — несколько изменив формулировку, повторил ей Зив. — Это не человеческий принцип. Человеческий разум не допускает, что нечто по сути непримиримое и даже взаимоисключающее может сосуществовать, даже не пытаясь заниматься взаимным уничтожением, и даже не пытаясь вступать в борьбу. Человеческий мир это извечное поле битвы добра со злом. Притом добром объявляется все то, что в данный момент оказывается удобным, полезным, выгодным, а злом — все остальное.

Человеческий герой, сотворив кучу немыслимых гадостей, достает для себе подобных вожделенное благо — и это люди объявляют победой добра. А то, что уничтожение стража, который, естественно, с человеческой точки зрения является воплощением зла, и перемещение «вожделенного блага» с определенного ему Бытием места, рушит гармонию Мироздания, на восстановление которой могут потребоваться тысячелетия — этого люди в расчет не принимают. Они просто сетуют на то, что почему-то лишь в их сказках побеждает добро, а в жизни все происходит с точностью наоборот. «Почему?», я думаю, тебе объяснять не нужно.

Понятия «добро» и «зло» люди используют лишь затем, чтобы оправдывать творение последнего «благими» стремлениями во имя первого, — Зив сделал длинную паузу, после которой добродушно проурчал. — А теперь иди спать. И постарайся не мусолить в мозгах все то, о чем мы сейчас говорили. Тебе есть чем заняться в ближайшее время — вот и занимайся.