Глава 34 Табу

Глава 34

Табу

Ира открыла глаза. В прямоугольник окна сквозь сумерки несмело пробивался рассвет. Все ее тело находилось в плотных Женечкиных объятьях, а он сам смотрел на нее каким-то уж совсем непонятным взглядом.

— Женечка-а! — протянула Ира последний слог. — Ну что с тобой? Посмотри вокруг: Земля с орбиты не сошла, ни Всемирного Потопа, ни какого-либо иного варианта Конца Света явно не наблюдается. Жень! Такое впечатление, что все две с половиной тысячи лет твоего существования, ну, по крайней мере, последние лет пятьсот, с тобой ничего, по твоим меркам из ряда вон выходящего, не происходило, и ты представить себе не можешь, что на свете может существовать или происходить нечто для тебя неожиданное.

— Не поверишь, Ира, но кое-какие сложности и неожиданности имели место лишь первые лет триста, а потом ничто в этом мире уже и не пыталось щекотать мне нервы экстравагантностью и оригинальностью.

— Неужто для тебя все всегда было до такой степени предсказуемым?

— Знаешь, подчас выкрутасы хорошо тебе знакомого Генки предсказать не всегда получалось, и всё же, они никогда не выходили за достаточно узкие рамки.

— Я так понимаю, что я в эти рамки не вписалась?

— У-у-у-у, Ирка! Ты ни в какие рамки не вписываешься! Знаешь, а ведь я помню тебя. А потому с ужасом ждал твоих здесь появлений, но во все прошлые разы за последние две с половиной тысячи лет всё проходило вполне безобидно. Для меня безобидно. Я не успевал и глазом моргнуть, как ты успешно разделывалась с собственным телом. В самый последний, если не считать твое нынешнее воплощение, мне, правда, как ты знаешь, пришлось лично поучаствовать в части этого процесса. Ирка! Ты — стихийное бедствие! Однако, несколько своих прошлых воплощений сфокусированное на себе самой, и только поэтому, как говорится, никто не пострадал.

— Женечка, ты так говоришь, что у меня закрадывается подозрение, будто я рождалась и до начала твоей двух с половиной тысячелетней эпопеи?

Ира спросила в шутку, по крайней мере, она сама себе объяснила, что спрашивает в шутку, но Женечка не обратил внимания на ее тон и продолжал вполне серьезно:

— Да, Ир, ты и ранее воплощалась в этом мире, только не человеком.

— И кем же я была? — продолжала шутить Ира.

— Я не могу сказать тебе доподлинно точно, — продолжал не обращать внимания на ее несерьезный настрой Женечка. — Мои воспоминания о тех очень далеких временах весьма смутны. В этом я почти такой же слепой, как Генка. Если до конца честно, то я вообще об этом наверняка ничего не знаю, лишь смутно ловлю отблеск нечто. Ира, я ведь тебе не разнообразия ради талдычу с самого первого дня знакомства: читай мифы. В них есть весьма полезная для тебя информация.

— То есть, твои последние две с половиной тысячи лет это не первое твое воплощение на Земле?

— Нет. Я здесь с самого начала, впрочем, как и ты. Только, в отличие от тебя, не покидал очень уж надолго «шедевр» под названием Вселенная, — Женечка усмехнулся. — И знаешь, за последние две с половиной тысячи лет я настолько привык, что иногда даже начинаю видеть какой-то смысл во всей этой галиматье.

— Что ты подразумеваешь под термином «галиматья»?

— Всё вот это, — Женечка оторвал руку от Иры и сделал пространный жест. — То, что люди называют земным бытием.

— То есть, ты хочешь сказать, что в том, что люди называют земным бытием, смысла на самом деле нет?

Женечка усмехнулся:

— Может, это действительно некий высший промысел. Но, воплотившись здесь, ведь ни хрена толком не помнишь! Так! Смутные проблески и всё! Увязаешь напрочь в процессах гениального изобретения под названием мозг, которые в свою очередь называются человеческой логикой. И вот посредством именно этих логических построений начинаешь понимать, какой это все бред. Ира, я ни до этого, ни за все свое нынешнее здесь пребывание так и не смог по-настоящему понять: зачем? Ира, просто, как человек, подумай и, мне кажется, ты со мной согласишься: тут никого бы и духу давно не было, если б не предусмотрительно состряпанный инстинкт самосохранения.

— Женечка-а! Ошибаешься! Не соглашусь! Не думаю, что все живое на Земле, и человек в том числе, желает жить исключительно лишь благодаря наличию инстинкта самосохранения.

— Ира, а ты никогда не задумывалась, что именно из своей деятельности люди на самом деле, сами того не подозревая, подразумевают под понятием «жить» в его самом что ни на есть прямом смысле?

— Жень, оно включает в себя все виды деятельности сразу — это всеобъемлющее понятие.

— Оно не настолько всеобъемлющее, как тебе кажется. Подумай, что подразумевает человек, когда говорит: «я здесь живу»; или какие сведения предполагают получить, когда спрашивают: «где ты живешь?».

— Это сведения о месте, где протекают все виды деятельности человека.

— Так уж и все?! Хотя, если иметь в виду такую единицу, как населенный пункт, то ты, конечно же, права, но я говорю о самом узком понятии местожительства. Вот, к примеру, ты живешь в этом доме, так?

— Ну, так…

— Ты у нас дама особенная, и в этом самом доме действительно протекает большинство из твоих родов деятельности. Однако если бы ты работала в другом месте, ты бы не перестала говорить, что живешь именно здесь, так же, как если бы ты принимала пищу в другом месте, ты бы тоже не перестала считать, что живешь здесь. Из места, называемого домом, в котором человек ЖИВЕТ, можно отбросить абсолютно все, кроме одного. Самое главное и определяющее действие для места проживания — это сон. Человек живет там, где он спит. То есть, получается, что человек по-настоящему живет только тогда, когда он спит.

Ира, это не пустые умствования, это так и есть, а потому и отражается в вербальных символах, хоть люди и не придают этому значения и даже вовсе не обращают на это внимания. Несложно догадаться, что человек понятия не имеет, как он живет, а то, что каким-то образом достигает его сознания в виде сновидений, по большей части является фантасмагорическими интерпретациями мозга. Жизнь лежит за гранью человеческого восприятия, а то, что мы вытворяем в период бодрствования, это и есть то, что я назвал галиматьей, в которой мне иногда начинает мерещиться какой-то смысл.

Ира вздрогнула, посмотрела Женечке в глаза и немного сменила тему:

— Жень, я понимаю, что это праздное любопытство, но все же: ты не мог бы рассказать мне о моих прошлых жизнях?

— Ир, что я могу рассказать тебе, если в свою бытность Эрианой ты мужественно облетела на шарике Земля вокруг шарика Солнце всего двадцать три раза и это стало на тот момент твоим личным рекордом, так как все предыдущие воплощения у тебя не получалось сделать и двадцати кругов?! А как я тебе уже когда-то говорил, осознать себя, как правило, возможно только после тридцати-сорока лет земного существования.

— Ну, может быть, я и протянула бы гораздо дольше, если б тебе не пришла в голову гениальная идея меня сжечь.

Ира предусмотрительно не отдавала себе отчета в том, серьезно она обо всем об этом или просто прикалывается.

— Ты будешь очень удивлена, — Женечка перешел на свой излюбленный саркастичный тон, — но сия, как ты сказала, гениальная идея пришла не мне в голову. В твою голову, если быть честным, она тоже не приходила. Надо сказать, что во все твои прошлые пришествия на грешную Землю первое, что ты сотворяла, так это напрочь сносила себе мозги еще при рождении, а может и до этого. Ира, не обижайся, но девица по имени Эриана была, мягко говоря, со странностями, а если точнее, то современная медицина поставила бы ей однозначный диагноз «олигофрения». И, тем не менее, тебе, несмотря на разнесенный тобою вдребезги собственный мозг, удалось стянуть обстоятельства так, чтобы обеспечить себе на будущее воплощение яркое воспоминание о земном бытие. Я лишь смиренно сыграл свою роль — только и всего.

— И в чем она состояла?

— Отделяя от тебя земное тело, мне удалось помочь тебе некоторым образом изменить твою энергетическую структуру, снизить ее интенсивность, благодаря которой, Вы, госпожа Палладина, сносили себе мозги, а заодно так закручивали обстоятельства, что в редких случаях выходили за пределы раннего детства.

— А теперь, — перебила его Ира, — произошло что-то вроде восстановления, и ты в ужасе ждешь, что ж теперь будет?

— Истинно! Купаться идем, или ты решила сменить традиции?

— В отношении традиций все по-прежнему!

Ира легко спрыгнула с кровати и через миг уже была одета.

— Полотенце не забудь, — напомнил Женечка, надевая свитер.

— Доброе утро, — томно приветствовал их в гостиной Лоренц.

— А где Зив? — спросила Ира.

— Караулит Татьяну Николаевну, пока вы отношения выясняете.

Ира улыбнулась:

— Лоренц, она б все равно в спальню подниматься б не стала.

— Думаю, что да, но, видишь ли, несмотря на возраст, со слухом у нее все в порядке, — Лоренц многозначительно посмотрел на них.

— Мы — купаться, — ответив таким же многозначительным взглядом на его замечания, сказала Ира. — Компанию составите, надеюсь?

— А как же! — промурлыкал Лоренц и спрыгнул с дивана.

Зив присоединился к ним по дороге, а на обратном пути их окликнула со своего двора Татьяна Николаевна. Женечка быстренько сообщил ей, что как минимум до обеда ее присутствие вовсе необязательно. Татьяна Николаевна обрадовалась и испросила разрешение не появляться сегодня вовсе, так как приглашена к друзьям на день рождения.

— О чем речь, Татьяна Николаевна! Конечно, идите!

— Спасибо, Ирочка, я просто волнуюсь, что без обеда и без ужина тебя оставлю.

— Татьяна Николаевна, неужто Вы считаете, что я позволю Палладиной умереть голодной смертью? Ни за что! — весело отчеканил Женечка.

— Значит так, господа! — заявила Ира уверенным тоном, но с шутливо-проказливыми искорками в глазах, когда они вчетвером уселись в гостиной за столом. — Мне тут Евгений Вениаминович очень кстати заметил, что ему, не пойми с чего, в земном бытие периодически начинает мерещиться нечто вроде смысла. В связи с этим у меня возникла непреодолимая потребность избавить его, себя и всех окружающих от всевозможных наваждений. А потому, друзья мои, всякое словоблудие относительно осмысления сего бренного мира настоятельно рекомендую прекратить, хотя бы на время, и вплотную заняться дальнейшим совершенствованием того, что более не будет, как я надеюсь, хотя бы временно, подвергаться словоблудию.

Женечка хохотал. Зив с Лоренцем тоже предались веселью.

— Ребят, серьезно, — теперь стало понятно, что Ира говорит действительно серьезно, — пока я торжественно не сдам в печать Женечкину книгу, а поющий дом его хозяину, в полностью готовом к проживанию виде, до этих самых пор прошу вас: никаких даже намеков на… впрочем, вы все прекрасно знаете на что.

— Табу, так табу. Уговорила, — томно промурлыкав, ответил за всех присутствующих Лоренц.

— Ир, — начал Женечка, — тебе, по большому счету, больше нет смысла заниматься моей книгой.

— Женечка, в том смысле, на который рассчитывал ты, наверное, нет, а вот в том, в котором на нее рассчитываю я — невообразимо огромный. И потом, неужели тебе не хочется увидеть свое детище опубликованным?

— Вообще-то, хочется, — честно признался Женечка.

— Так чего ты канючишь?

Чего это он канючит, Женечка объяснять не стал, и смешанная по видовому признаку компания принялась за светскую беседу. Правда, непринужденно болтали только Зив, Лоренц и Женечка, а Ира, тем временем, стала набирать Влада.

— Привет, Влад!

— Ира!!!!!!!!!

Влад завопил так, что Ире пришлось отдернуть трубку подальше от уха, и его вопль заполнил всю гостиную.

— Влад, мне, конечно, приятно, что ты рад меня слышать, но все ж будет лучше, если при этом мои барабанные перепонки останутся в целости и сохранности.

— Извини, Ир! Просто, я так соскучился!

— Ты когда возвращаешься?

— Я уже дома — вчера вечером прилетел.

— Так значит, твоей благоверной в радиусе пяти километров не наблюдается?

— Как ты догадалась?

— Ну, знаешь, мне кажется, ты не стал бы так искренне радостно вопить мое имя в ее присутствии.

— Наверное, ты права, но знаешь, я так по тебе соскучился, что не уверен, что удержался бы.

— Ладно… Как сессию сдал?

— Сдал.

— И то радует.

— А ты где? Дома уже?

— Дома.

— А можно я к тебе приеду?

— Нужно, Влад.

— Ура!!!!!!!!!

Влад, как видно, забыл, что его просили заботиться о сохранности Ириных барабанных перепонок, и верещал с удвоенной силой, так что Ире пришлось вновь срочно удалять трубку на безопасное расстояние, а гостиную вновь затопил Владов голос.

— Я так думаю, завтрак никому не помешает, — сказал Женечка, поднялся и скрылся на кухне.

Ира, пользуясь его отсутствием, обвела взглядом Зива и Лоренца, и полушепотом спросила:

— Я не совсем поняла, точнее совсем не поняла, с чего это такие изменения по отношению к Женечке?

— Мне не нравится его позиция по многим пунктам, но вот в отношении тебя она вызывает восхищение, — промурлыкал Лоренц.

— Он по-настоящему предан тебе, так что некоторыми его убеждениями можно и пренебречь, — проурчал Зив.

— Знаете, я что-то не заметила со стороны Женечки в отношении ко мне ничего нового.

— Мы — тоже, — очень серьезно промурлыкал Лоренц. — А потому и изменили свое отношение к нему.

Ира затруднялась точно определить, что произошло раньше: стих шум двигателя подъехавшей видавшей виды «Нивы» или раздался оглушительный радостный вопль Влада в прихожей, но совершенно однозначно, что после того и другого она полетела под потолок, подбрасываемая его сильными руками.

— Влад, никогда не думал, что ты некрофил, — спокойным язвительным тоном процедил Женечка.

— А? Что? — бестолково-радостно озираясь, спросил Влад.

— Прекрати швыряться Палладиной — ее так и угробить недолго! — весело улыбался Женечка.

— Здравствуйте, Евгений Вениаминович! — не столь громко, как приветствие Ире, но и не менее радостно воскликнул Влад, сжимая Иру в объятьях так, что она с трудом переводила дыхания.

— Влад, ну что ты в нее вцепился! Никто ее не отнимет! А вот если и дальше так держать будешь, то, чего доброго, придушишь ненароком! — Женечка рассмеялся.

— Я соскучился! — виновато оправдывался Влад, выпуская Иру на волю.

— Фу-ух! — перевела дух Ира. — Спасибо, Женечка! Теперь я обязана тебе жизнью!

— Пожалуйста, Ира! А в следующий раз знай, что если ты давно не имела счастья лицезреть сего отрока, то совершенно нелишне спасаться бегством.

— Я учту, — с притворной серьезностью изрекла Ира, но потом рассмеялась и, высоко задрав руку, потрепала Влада по голове.

И начался торжественный поздний завтрак, который плавно перетек в обед, а затем и в ужин. Ира рассказала о мебельной эпопее, правда, далеко не все. Влад поведал о своей сессии и о том, что, начиная с грядущего семестра, будет обучаться дистанционно, а потому его периодическое присутствие в «горячо любимом» ВУЗе вплоть до защиты диплома более не является обязательным. Затем на повестку дня встал вопрос о судьбе поющего дома. Ира собиралась дать Владу пару выходных, но он отказался. Валентиныч с бригадой уже больше недели пребывали в отпуске, в который их Ира отправила, когда поняла, что более не в состоянии рваться на части, а оставлять поющий дом без своего бдительного внимания не хотела. Она позвонила ему. Валентиныч не возражал начать, а точнее продолжить работу завтра же.

Уже совсем стемнело, когда запел мобильник Влада. Он вытащил его из кармана, скривился и с тяжелым вздохом включил. В трубку из его уст поскакали заиньки с солнышками и, наконец, с трудом выдавленное «скоро буду, ласточка».

— Мне пора, — он обреченно поднялся с дивана.

Ира, Женечка, Зив и Лоренц вышли его проводить. Садясь за руль, Влад кинул взгляд на Женечку, но понял, что тот ехать с ним не собирается, и не стал предлагать свои услуги.

— Понятливый мальчик, — заметил Женечка.

Вечер совсем недавно вступил в свои права, но, убрав последствия завтрако-обедо-ужина, они отправились в спальню. Женечка незнамо с чего осмелел и позволил себе не только обнять Иру.

Новый день Ира, не оставив никому выбора, начала с обсуждения дальнейшей работы над Женечкиной книгой. Получилось оно уж больно формальным, что ничуть не повлияло на удовлетворенность Иры свершенным процессом. Следующим пунктом на повестке дня стояло возобновление работ в поющем доме. Женечка через проход ушел к себе, и вскоре приехал Влад.

— Ира, — как-то несмело обратился он к ней.

— Что, Влад?

— Знаешь, такое ощущение, что ты…

— Неважно, — оборвала его Ира и сосредоточила общение на предстоящей работе.

Дом встретил их, излагая квартетом саксофонов один из джазовых стандартов, насколько Ира помнила, это, скорее всего, была «Стэлла в свете звезд», и погрузился в транс джазовых импровизаций. Небо светилось чистым утренним светом. Ира отправилась внимательно осматривать дом. В это время подъехал Валентиныч.

— Здравствуй, Ирочка! Ну как?

— Практически так, как я и ожидала.

— Еще бы, указания такие давала, будто все своими глазами видела!

— А как же! Почти каждый вечер заглядывала посмотреть, чего вы тут творите! — честно призналась Ира, и Валентиныч весело рассмеялся «шутке». — Валентиныч, — продолжила она, — мне жизненно необходимо, что бы вы привели в порядок территорию.

— Ир, может уж, когда все закончим, порядки наведем?

— Нет, Валентиныч. Мне тут еще и ландшафт предстоит сотворить, а сейчас для этого по природным часам самое время.

— Понял, начальник! — отрапортовал Валентиныч.

У Иры запел мобильник.

— Алло, — ответила Ира машинально.

— Иришка! Привет! — радостно вопила трубка голосом Натали.

— Ой! Натусик!

— А ты знаешь — Влад сдал тебя с потрохами! — довольно заявила «Натусик».

— В смысле?

— Сказал, что ты наконец-то вернулась.

— Да-а! Есть немного!

— Иришка! Я не сомневаюсь, что сейчас открою тебе великую тайну.

— О-о! Открывай!

— Представляешь! В понедельник будет 8 марта!

— Батюшки! А ведь и вправду!

— Слушай! Давай-ка к нам, а то мы тут без тебе прям как осиротели!

— Натусик! Я только сейчас поняла, как по вам с Люсиком соскучилась! А давайте у меня соберемся! Прям с утра! Если погода не испортится — пикник устроим!

— Класс!

— Как там у вас отношения с новыми соседями? Ну, с Владом и Алиночкой?

— Замечательные. А что?

— Так и их тоже с собою берите.

— Договорились!

— Ну, пока!

— Пока!

От Наташкиного звонка на душе стало как-то очень тепло и радостно, и что самое удивительное — появилось щемящее предвкушение праздника, напрочь забытое еще в ранней юности, в годы печально памятного замужества. Ире захотелось действительно массового веселья, и она решила пригласить к себе на 8 марта всех, кто встретится ей на пути.

Пока она говорила с Наташей, Валентиныч успел провести небольшое совещание.

— Ирочка, ничего, если чистку территории устроим в пятницу?

— Нормально.

— Я ж так понял, что только мусор да сухую траву поубирать надо?

— Да, верно, только мусор да сухую траву. Все деревья и кусты пока останутся на своих местах, а может, и насовсем останутся. Я пока не знаю.

Ира прошла с Валентинычем по дому, дала несколько ЦУ и попросила себя не беспокоить, сказав, что будет в саду. Впрочем, именно туда она и собиралась. Только не сразу. Вначале она зашла к себе домой, взяла рулетку, стопку бумаги и пару карандашей с перочинным ножичком и ластиком, а также свой старый ноутбук — новому нечего делать на сырой холодной земле. Произведя экипировку, она вновь спустилась в цоколь и вышла в сад поющего дома, в котором провела за работой весь день.

На следующий — Ира снова вместе с Владом отправилась к поющему дому и, проведя «пятиминутку», вроде как снова спустилась в сад. И она там действительно периодически появлялась, однако большую часть времени просидела у себя дома за компьютером.

Третий рабочий день прошел по схеме второго. За Женечкину книгу Ира пока не бралась, целиком и полностью погрузившись в вопросы озеленения. Ранее она их для себя даже не пыталась поднимать, потому что еще во время экскурсии с Радным примерно представила, как в конечном итоге должна выглядеть придомовая территория. Теперь настало время сделать более конкретный проект, который ближе к вечеру третьего рабочего дня был в целом готов.

Ближе к вечеру третьего дня Ира поднялась из сада в дом и, присоединившись к чаепитию и перекуру, стала обзванивать своих бывших партнеров по созданию ландшафта.

— Валентиныч, а у меня беда, — обратилась она к нему, несоответствующим «беде», вполне спокойным голосом.

— Что стряслось, Ирочка?

— Только то, что все, с кем я когда-то воплощала в жизнь свои проекты озеленения, нынче по разным причинам помочь мне не в состоянии. Может, у тебя есть кто на примете?

— Дай подумать…

Валентиныч честно думал, но ничего подходящего предложить так и не смог. Когда он окончательно сдался, в разговор несмело вмешался Влад:

— Ир, пап, вы меня, конечно, извините, может, совсем не к месту, но…

— Говори, говори, Влад, — поддержал его Валентиныч.

Влад еще немного помялся, но, в конце концов, собравшись с духом, продолжил:

— Ир, пап, мама ведь всю жизнь в санаторном парковом хозяйстве проработала…

Ира поняла, с чего это Влад мялся, и не стала выражать сразу своего мнения, предоставив первым высказаться Валинтинычу.

— Классная идея, сынок! Ир, а ты как думаешь?

— Влад, но ведь твоя мама так и работает в санатории?

— Ну, если сидение в отпуске без содержания это работа, то конечно! Ира, она очень хороший специалист и бригаду запросто из своих же сотрудников соберет!

— Тогда звони!

Влад тут же набрал номер. Уж кого-кого, а Ирину Борисовну Галина Андреевна просто боготворила. Ирина Борисовна ведь из ее сына, с которым она, мать родная, справиться в свое время никакими силами не могла, «человека сделала, в люди вывела!». В общем, никаких сложностей в переговорах не возникло, тем более что, официально числясь работником санаторного паркового хозяйства, она действительно работала там, а соответственно и получала зарплату, к тому же откровенно мизерную, от силы два-три месяца в году. Не увольнялась только из-за жилья и понимания руководства, требующего выкладываться ровно настолько, насколько оплачивало труд.

Договорились, что сразу после праздников, то есть во вторник на следующей неделе она вместе со своей бригадой приедет на объект и приступит к работе, а вот 8 марта отпразднует у Иры.

— Влад, на что же она живет у тебя? — спросила Ира.

— Для какого-то цветочного магазина на даче рассаду выращивает, ну и подрабатывает, если возможность появляется. Ир, поверь — не бедствует. Неужели ты думаешь, что я мать родную с голоду умирать бы оставил?

— Я так не думаю.