Глава 3 Искусство смирения

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 3

Искусство смирения

Запел мобильник.

— Алло!

— Ма! У тебя всё в порядке?

— Привет, Лешка!

— Привет! Так, как у тебя дела?

— Нормально всё, а почему ты спрашиваешь?

— Да так, просто позвонил, а что? Что-то случилось?

— Да нет… ничего… Вернее — случилось. Возможно, грядет большая работа. По мебели.

— Вау! Поздравляю!

— Пока рано, я же сказала, что «возможно».

— Раз «возможно», значит — возможно. В общем, я понял: отдала эскизы и сидишь ответа ждешь, да подушку грызешь.

— Да, наверное, что-то вроде того.

— Ну, давай! Удачи! Пока!

— Пока!

— Ну, что там? — пытаясь скрыть волнение, спросил Влад — однокурсник и сосед Лешки по крохотной, снимаемой совместно однокомнатной хрущёвке.

— Да всё нормально, — ответил ему Лешка.

— Ты уверен?

— Ну-у-у-у… Ты же знаешь, мама давно хотела сделать что-нибудь по мебели и вот сейчас кому-то отдала эскизы и сидит, ждет ответа. Волнуется! А в остальном всё в полном порядке.

Лешка с Владом познакомились благодаря Ирине несколько лет назад, еще будучи школьниками.

Как-то в компанию, с которой отдыхала Иришка, затесалась училка биологии и весь вечер рассказывала об «идиотских придурках подростках», с которыми сладу ну никакого нету. На замечание Иры о том, что детей всего лишь любить надо — ответила: «А вот пошла бы сама и „полюбила“!». И Ира, на спор устроилась на работу в школу. Ее предложение собрать в один класс всех самых-самых отъявленных и отдать ей, встретило бурный восторг директора. Учителей не хватало, и, несмотря на неполную «вышку» и несколько иной профиль образования, ей отдали специально сформированный «отпадный» 9Д, в котором она стала учителем Русского, Литературы, Истории, Культурологии, Этики и Эстетики (школа взвалила на себя статус гимназии), а заодно и классным руководителем.

Таким образом, первого сентября Ирина Борисовна Палладина переступила в качестве учителя порог «термоядерного» класса. Эффект превзошел все ожидания. В Иришкином арсенале имелось всего две оценки — «4» и «5», притом «4» она ставила только в самых «тяжелых» случаях. Нет, она не делала своим подопечным никаких поблажек. Дело в том, что если выполненная работа не соответствовала имеющимся в распоряжении оценкам, то ее следовало сделать заново и так до тех пор, пока не будет достигнуто это полное соответствие.

Ира имела непоколебимое убеждение, что учитель в школе для того, чтобы заинтересовать и научить, а не для того, чтобы уличить в лени и недобросовестности, и поставить «2». Она сумела одним, известным только ей, способом построить в классе крепкие дружеские взаимоотношения. Не прошло и месяца, как подопечные стали доверять ей свои самые сокровенные тайны и проблемы. «Придурки-подростки» буквально преобразились.

Однако столь несвойственные школе отношения стали раздражать руководство. Палладину попытались приструнить, но не тут-то было! На защиту поднялся весь класс вместе с родителями, которые, в отличие от общепринятых, полным составом неслись на все (у Иришки более частые) родительские собрания и принимали активнейшее участие в школьной и внешкольной жизни своих чад (естественно, тоже с Иришкиной подачи). Руководство «поджало губки» и вынужденно ретировалось. Незаметно ребята подтянулись и по предметам не входящим в компетенцию Иры. Вторую четверть класс окончил почти без троек, а на экзаменах, предшествующих обретению аттестата об общем среднем образовании, 9Д показал лучшие в школе знания.

Сам Влад, до Иришкиного прихода в школу, раза три оставался на второй год. Окромя карьеры дворника, если, конечно, не загремит на зону, ему ничего не прочили. Девятый класс он окончил с одной тройкой, по биологии — дура-училка не простила Владу его прошлых «подвигов». В аттестате о полном среднем образовании троек уже не было, да и четверки попадались редко. (Биологичка, стараниями родительского комитета, из школы свалила. Один из пап героически забрал ее в свой офис. Намучался, но детей в обиду не дал). Окончив школу, Влад честно отслужил в армии, а когда вернулся, Лешка потащил его с собой в Москву: «Ты же ничего не теряешь!», — и они оба поступили.

Долгожданный звонок раздался, как и было обещано, к вечеру второго дня.

— Ирина? Здравствуйте. Это Стас. Я просмотрел Ваши эскизы и готов к серьезному разговору.

— Где? Когда?

— Если не возражаете, завтра в 14.30, гостиница «Москва», офис 555.

«Хорошо, хоть не 666», — подумала Ира и ответила:

— Замечательно. Я подъеду.

— Жду. До встречи.

— До свидания, — сказала Ира и тут же поняла, что разговаривает уже только сама с собой.

До 14.30 завтра оставался еще целый вечер и целое утро. Можно расслабиться. Утонув в подушках дивана, Ира томно пролистала «Контакты» мобильника и выбрала «Женечка».

— Здравствуй, Женечка!

— Ира! Очень рад тебя слышать!

— А как насчет увидеть?

— Да неужели?! — воскликнул Женечка, будто свершилось нечто весьма долгожданное.

— Истинно! — усмехнулась Ира. — У меня завтра в 14.30 встреча в центре, а до этого я совершенно свободна. Правда, придется еще заехать домой, чтобы привести себя в порядок.

— Ира! — прошелестела укоризненная интонация. — Неужели ты сомневаешься, что после меня будешь в полном порядке?

— Ну-у…

— Собирайся. А я вызову тебе такси.

Элегантно, изысканно, роскошно, тонко, экстравагантно, стильно, изумительно, безупречно. Эти эпитеты имели прямое и непосредственное отношение к Женечке и ко всему, что его окружало. Познакомилась с ним Ира очень давно, еще тогда, когда работала у Игоря в офисе. Женечке понадобились визитки. Заказ оказался непростым. Визитки требовались на японском языке. Ирине пришлось тщательно вырисовывать каждый иероглиф. Женечка сидел рядом, источая тонкое изысканное благоухание, и объяснял ей смысл каждой линии и закорючки экзотической письменности.

Занимался он художественными переводами литературы всех областей гуманитарных знаний, отдавая предпочтение философии, филологии, эзотерике и оккультизму. На вопрос, сколько же на самом деле он знает языков, ответ звучал весьма туманный: «Достаточно…». Кроме переводов, Женечка также издавал и свои авторские труды в тех же областях.

За время их бдения над «японской» визиткой они прониклись друг к другу теплыми дружескими чувствами. Женечка стал постоянным клиентом Иры, а она, в свою очередь, его личным дизайнером и художником. Работы он подбрасывал немало: визитки на всех мыслимых и немыслимых языках, иллюстрации ко всевозможным статьям и очеркам в различных мировых изданиях. Приходилось ей заниматься и оформлением написанных им книг, а также и книг им переведенных.

Женечка фактически являлся гражданином Мира, но постоянно жить предпочитал в Сочи. В этом благодатном во всех отношениях и девственном во многих сферах крае, он спокойно работал, наслаждался жизнью и прикалывался, как хотел. А вот к Ире он относился очень серьезно. Они были настоящими друзьями. Без напряга. Могли достаточно часто встречаться, а потом месяцами даже не созваниваться. Как-то они где-то с полгода прожили вместе в его квартире, сидя на его диване каждый со своим ноутбуком (в тот год Ирин Лешка по обмену учился в Англии).

Когда Женечка не загружал ее работой, Ира вспоминала о нем, если ей хотелось по-настоящему расслабиться. Она не отдавала себе отчета, что месяцами вообще не помнит о его существовании, а когда вспоминает, то сразу звонит и после второго гудка Женечка всегда берет трубку, и телефон не бывает никогда занят, или выключен, или вне зоны действия. Ее никогда не удивляло, что Женечка, активно разъезжающий по Миру, в то время, когда она о нем вспоминает, всегда оказывается в Сочи и даже будто ждет ее звонка. Обо всем об этом она никогда не задумывалась — она этого просто не замечала.

Как и всегда Женечка встретил у подъезда. Расплатившись с водителем, он помог Ире выйти из машины и, нежно взяв за руку, повел к себе.

Ира никогда не заходила к нему на кухню. Это находилось под негласным запретом. Гостиная, спальня, даже кабинет и библиотека — пожалуйста, но кухня — нет. Вообще, организацией Женечкиного быта, по его словам, ведала Анастасия Максимовна — домработница, однако Ира ее никогда не видела. Но Анастасия Максимовна — это будни. В особых случаях хозяин всегда готовил сам, притом равных ему не было.

Ира сидела на роскошном диване в изысканно, тонко, едва ощутимо благоухающей гостиной, наполненной негромкими звуками чего-то из ультрасовременного джаза. Женечка появился с плотно уставленным подносом. Он сервировал стол и сел рядом с Ирой, глядя в ее глаза с легкой загадочной улыбкой Джоконды.

— Рассказывай, — мягко, таинственно, и в то же время жестко и настойчиво произнес он. Ира почувствовала, что испугалась:

— Что?

— Ира, с тобой что-то случилось, — он мягко положил руку на ее плечо. Интонация была утвердительной.

— Жень! Неужели ты думаешь, что я приехала поплакаться тебе в жилетку?

— Нет. Я так не думаю. Ты позвонила мне, когда сумела абстрагироваться от того, что случилось.

— И откуда ты все знаешь? — попыталась отшутиться Ира.

— Я тебя чувствую, — Женечка все так же улыбался.

— Ты меня пугаешь…

— Не бойся. Лучше рассказывай.

— Мне кажется — ты и так все знаешь… — Ира сказала это без какого-либо умысла просто для поддержания беседы, ничего не имея в виду и ни на что не намекая. Ее била мелкая дрожь.

— Знаю, — гипнотически медленно подтвердил Женечка.

Ира молчала, впав в оцепенение без чувств, без мыслей. Ее всегда поражала проницательность Женечки, но сейчас, по ее ощущениям, происходило нечто из ряда вон выходящее.

— Ира, у меня очень тепло — разденься.

— Что? — Ира пришла, а точнее «впрыгнула» в себя.

— У меня очень тепло — разденься, — повторил он.

— В смысле?

— В смысле, сними с себя всю одежду.

Ира смутилась. Дрожь стала крупной.

— И-ра… — очень жестко произнес Женечка.

За всей его видимой мягкостью, бархатностью, приторностью скрывалась железная, стальная непреклонность. Он выжидающе смотрел на Иру. Она поднялась и стала медленно раздеваться, вся дрожа от термоядерной смеси страха, неловкости, возбуждения и смущения.

— Кидай на пол. Я уберу, — сказал он, когда ей, в конце концов, удалось стянуть с себя свитер. Свитер выскользнул из ее рук и упал.

— Дальше… — исключая возражения, произнес Женечка.

Он в упор жестко смотрел на Иру, от чего смесь ужаса и смущения становилась нестерпимой. На теле остались только трусики и лифчик — остальная одежда валялась на полу.

— Снимай, снимай… — Женечка поднялся и отвернулся, направившись к стоявшему в углу креслу.

Ире показалось, что он сжалился над ней, но, как только ее руки коснулись застежки бюстгальтера, его безжалостный взгляд вновь впился в нее. Он так и смотрел, одновременно пододвигая кресло.

— Садись.

Пока Женечка аккуратно складывал ее одежду, Ира вжалась глубже в кресло, закинув ногу на ногу и сложив руки на груди прикрывшись. Они давно знали друг друга, их связывала крепкая дружба, они плодотворно сотрудничали и, будучи очень близкими духовно, не раз оказывались и в одной постели, но то, что происходило сейчас, напрочь выбило Иру из колеи.

Женечка сел напротив и снова пристально уставился на нее.

— Тебе холодно? — его голос убивал своей беспощадностью.

— Нет, — еле слышно проговорила Ира.

— Сядь на самый краешек, — она повиновалась. — Откинься на спинку. Руки на подлокотники, — Ира замешкалась. Женечкин взгляд стал еще жестче. Она медленно развела руки и положила, как сказано. — Раздвинь ноги… шире…

Женечка невыносимо беспощадно разглядывал Ирино тело во всех подробностях. В глазах потемнело, но окончательно потерять сознание он ей не дал, поймав последнюю его искорку, вставши позади и положив руки ей на голову.

— А теперь — рассказывай. Рассказывай все, что видела, слышала, чувствовала, переживала, и все, что делала и наяву, и во сне, начиная с отключения света и заканчивая звонком мне. Все в мельчайших подробностях.

Пока Ира рассказывала, он нежно перебирал ее волосы.

— … и позвонила тебе.

После этой фразы Ира, не успев понять «как», оказалась на диване.

Реальность начала вновь обретать привычные черты. Ира обнаружила себя сначала у Женечки на руках, потом в горячей ванне с целой горой пены. Женечка сидел на краешке и рассказывал ей детские, но при этом очень смешные анекдоты. Затем он смыл с нее остатки пены, завернул в огромное белоснежное мягкое пушистое полотенце и отнес в комнату.

— Ну? Полегчало? — тепло спросил Женечка.

— Да.

— Прости, что пришлось малость поизмываться над тобой, — Женечка добродушно усмехнулся. — А признайся честно — ведь понравилось?

— Честно?

— Конечно, честно!

— Понравилось, — процедила Ира сквозь зубы, опустив глаза.

— Может, как-нибудь, повторим?

— А может, не надо?

Женечка расхохотался и чмокнул ее в щеку.

— Не бойся. В следующий раз я постараюсь быть помягче.

Женечка приторно улыбнулся и внезапно перешел на серьезный тон.

— А теперь выслушай меня внимательно и поверь на слово. Я ждал, что с тобой случится что-то подобное. Я, правда, думал, что ты сразу появишься у меня, но…

— Жень, я не понимаю…

— А разве я просил понять? Я сказал: выслушай и поверь на слово. Итак, ты теперь знаешь все, что тебе нужно знать для начала. Ты не помнишь, не понимаешь, но знаешь. Если б ты сразу пришла ко мне, я не избавил бы тебя от страданий. Видишь ли, когда ты в курсе, что происходящие с тобой далеко не самые приятные процессы не плод каких-то нарушений, а закономерная необходимая неизбежность, уже легче. Готовься! Дальше будет еще и хуже, и мучительней, и страшней. Наберись терпения и сил, так как выход только один: просто пережить. Ты, правда, решила, что отыскала другой выход — закрыться повседневностью.

— Ничем я не закрывалась, — вставила Ира.

— Разве? Явилась ты ко мне во вполне умиротворенном состоянии.

— Меня отпустило после Лешкиного звонка.

Женечка как-то странно усмехнулся.

— Понятно… и все же, хочу обратить твое внимание на то, что закрываться повседневностью — это не выход. Это лишь обеспечение себе передышки. Кстати, можешь этим пользоваться, если совсем худо будет. Но не увлекайся.

— Женечка, а ты можешь хоть намекнуть мне, что такое эдакое я знаю, но не помню?

— Нет, не могу. Во-первых, потому что ты сама должна вспомнить, а во-вторых, если я тебе сейчас стану это рассказывать, то… В общем, если ты воспримешь сие с точки зрения обычного человека, то непременно вызовешь мне «скорую помощь» из психушки. Ну а если даже и воспримешь как должное, то, возможно, тебе самой «скорая» понадобится. Так что всему свое время. Главное — это смирение, а смирение — это отказ от бесплодной борьбы с обстоятельствами в пользу овладения собой. Проблемы не коснуться твоей жизни во миру, а это труднее. Когда что-то не так в обычной жизни, у тебя есть сочувствие, понимание и поддержка родных и близких. А вот когда тебе во всем, по меркам окружающих, сопутствует успех и удача, и тебе, по их мнению, и пожаловаться не на что — это гораздо тяжелее. В общем, я тебе сочувствую. Но не отчаивайся — всякий ношу по плечу берет.

Ира хотела что-то спросить, но Женечка остановил ее жестом.

— Запомни главное: СМИРИСЬ. Смирись, но не покоряйся. Смирение и покорность — разные вещи. Покорность — это подчинение обстоятельствам, потакание и следование им. Смирение — это отсутствие попыток каким-либо образом изменять обстоятельства, влиять на них. Не пытайся изменять обстоятельства, какими бы они ни были, в какой бы реальности ни происходили. И учти: отгораживаться чем бы то ни было — это не смирение, не владение собой. Это смесь тупой покорности с попыткой бесплодной борьбы с обстоятельствами. И жалеть себя, упиваться своими страданиями — это тоже не смирение, не владение собой. Это тоже смесь тупой покорности с попыткой бесплодной борьбы с обстоятельствами. А теперь давай займемся твоим сном.

— Женечка, ты думаешь, это вещий сон? — Ира спросила с иронией, которой тщетно пыталась защититься от натиска.

Женечка рассмеялся:

— Ой, Ирка! Не борись с обстоятельствами — прими. Сама ведь знаешь, что не сон.

— Жень, но ведь и не явь?

— Явь. Только не вот эта вот, — Женечка обвел вокруг себя руками. — Ты молодец, что сама осознанно узнала одного из присутствовавших, но он там не единственный твой знакомый. Прокрути сейчас еще раз эти события и внимательнее присмотрись к людям.

Ира прикрыла глаза и на удивление быстро оказалась крепко привязанной к столбу. Снова орал черный священник, и толпа вторила ему. Она переходила от лица к лицу, внимательно разглядывая их. Для этого ей приходилось «останавливаться» на моменте вознесения и «возвращаться» к началу. Лица выглядели ясно, но знакомых она не находила. И вдруг… Влад, ее бывший ученик, и друг Лешки. В какой-то момент он перехватил ее взгляд и указал левее и назад. Ира посмотрела в ту сторону и увидела… Аристарха Поликарповича. Он улыбнулся ей, и она поняла, что не нужно больше возвращаться к началу. Ира, не сводя глаз с Аристарха Поликарповича, поддалась пламени и оказалась, как и положено, в небе. Аристарх Поликарпович указал глазами на Влада, затем на Радного, а потом, раскинув руки, на обоих, и все втроем помахали ей. Она поняла, что видела это все каждый раз, но не замечала, как в детской головоломке «Найди слона» или жирафа, или еще кого-нибудь. Ира, паря над горами, вдруг ощутила нежные ласки пламени и открыла глаза. Женечка нежно водил рукой по ее щеке. Иру как молния поразила.

— Ира, это не сон. Это действительно случилось. Случилось с тобой. Что именно? Сейчас ты этого не сможешь понять. Скажу одно: с тобой произошло то, что по своим масштабам сопоставимо со смертью или с рождением.

— Женечка! — у Иры все клокотало от любопытства. Женечка улыбнулся ей. — Я не знаю, как это правильнее сказать…

— Скажи, как есть.

— Жень… ты… был… пламенем?

— Ну почему же «был»? — и он вдруг заструился по ней нежными, ласковыми красно-желто-оранжевыми языками. Ира ошалела. Женечка снова принял человеческий облик. — Я могу становиться пламенем.

Ира долго сидела, уставившись в точку, а затем изрекла:

— Тихо шифером шурша, едет крыша, не спеша…

Женечка рассмеялся:

— Да-а… На сегодня с тебя, пожалуй, хватит. Идем баиньки.

Новый день начался с пенной ванны, массажа, легкого изысканного завтрака…

— Ира, выйдешь пораньше. Тебе обязательно нужно немного прогуляться. Не заморачивайся по поводу вчерашнего. Не задавай себе слишком много вопросов, лучше потом задашь их мне.

— А можно сейчас?

— Нельзя. Ты сама должна принять, что то, что произошло — реально произошло, и не только это принять, а и еще нечто, словами невыразимое. И принять, это не значит насильно втиснуть в свой мозг тупую веру. Ты должна принять это всем своим существом, а на это нужно время и еще нечто словами невыразимое и, пожалуй, более важное, чем время. Пока этого не случится, я больше ничем помочь тебе не могу… А хотелось бы… Для тебя наступили не лучшие времена, хотя, как сказать… Будет тяжко, но у тебя получится… уже получается. Всё. Тебе пора.

Женечка проводил Иру до Ривьеры, рассказывая смешные детские анекдоты, нежно поцеловал и попрощался. Она осталась одна. Сочи благополучно жил своей сонной зимней жизнью. И тут на нее накатило. Она ярко вспомнила вчерашний вечер и не просто вспомнила — ее била вчерашняя дрожь, но без каких-либо оттенков эротики.

Женечка далеко непраздно интересовался эзотерикой и оккультизмом, великолепно разбирался в психологии. Ира это знала, как никто другой. Его проницательность почти не ведала предела. Это она тоже знала. Он умел манипулировать людьми. И это она тоже не раз наблюдала и испытывала на себе. Но такое? Что это — гипноз? А может, он что-то подсыпал ей? С другой стороны, ее необычный сон приснился ей безо всякого его участия. А может…

Ира присела на лавочку и закурила. С другой стороны, зачем это ему? Решил поупражняться? Нет, вряд ли. Она знала его давно — это не в его правилах. С морально-этической стороной у него все было в порядке. Или она все же его плохо знала? И вдруг вздёрг внезапно оборвался.

— Все нормально? Это тебе подарок, но только на сегодня, — Женечка говорил тихо у самого уха. — Прости, но иначе — никак.

Ира повернулась и подняла голову — никого не было. Секундная дрожь пробежала по телу, и все стихло. Новая резкая перемена настроения понравилась ей больше, и она, следуя совету Женечки, решила больше «не заморачиваться», как минимум, хотя бы сегодня. В конце концов, сегодня решалась ее судьба, по крайней мере, в сфере повседневности, а это, что бы там ни говорил Женечка, тоже немаловажно, мягко говоря.

— Ира! Какими судьбами? — Игорь Александрович как из-под земли вырос перед ней.

— У меня встреча с Радным в полтретьего.

— А-а! Видел его вчера. Он от твоих бурных фантазий в диком щенячьем восторге. Спит и видит подписанный с тобой контракт.

— А ты, смотрю, не разделяешь его восторгов, так?

— Ир, я, как всегда, на твоей стороне, тем более что имею к этому непосредственный сугубо личный интерес, но… Я тоже просмотрел.

— И что?

— Видишь ли, Стас прекрасный бизнесмен, но он не инженер и не дизайнер. У него есть чутье, но… Ира, по-моему — это бред. Его инженеры на дыбы встанут.

— Ничего страшного. Поеду и верну в исходное положение.

— Даже если так, а если все провалится в самом принципе, а? Ира, ты — одаренный художник, слов нет, но тут ведь точные расчеты: сопроматы, перцентили всякие, а?

— Игорёшь, рассчитаем.

— Ну, Ирка!!! — незаметно они подошли к «Фениксу». — Посидим?

— Пожалуй, да.

Они зашли.

— Игорь, все хотела спросить: как там Аристарх Поликарпович?

— Давно к себе вернулся.

— Вроде ты говорил, он какой-то важной встречи ждал — дождался?

— Знаешь, я сам не понял. Три месяца в Сочи сидел, а улетел к себе на следующее же утро, после того как вы уехали. Я его даже спрашивал, в аэропорту уже, а он только улыбнулся, сказал: «Мне пора», — и ушел на регистрацию. А почему тебя это интересует?

— Да так… праздное любопытство… Ой! Двадцать минут третьего! Игорешь, я побежала.

— Беги, беги… Удачи! Зайди ко мне после.

— Ладно!

Радный сосредоточенно таращился в монитор ноутбука.

— Присаживайтесь, — он кивнул Ирине, не отрываясь от поглотившей его внимание деятельности, и указал на единственное, изрядно потрепанное, кресло. — Это — временное пристанище, — пояснил он, оправдывая убожество обстановки крохотного гостиничного номера, снятого под офис.

Ира молча села и, пользуясь крайней сосредоточенностью хозяина, стала его разглядывать. Радный поражал своими габаритами. От него веяло немыслимой тяжестью. Эта тяжесть присутствовала во всем и даже в невероятно тихом голосе. А говорил он действительно очень тихо, но слова произносились настолько тяжело, отчетливо и ясно, что, казалось, никакой шум и грохот неспособны помешать им достичь слуха собеседника. Еще Ира поняла, что он отнюдь не жирный и не медлительный, как показалось ей при первой встрече. Теперь он представился ей огромной многомиллиарднотонной урановой планетой, стремительно мчащейся по своей орбите.

Результат общения превзошел все, даже самые смелые Иришкины ожидания как по масштабу предстоящей работы, так и по размеру денежного вознаграждения. Ира, привыкшая работать только честно, откровенно высказала Радному опасения Игоря Александровича, не забыв на него сослаться. Радный обозвал последнего премудрым пескарем и заверил Ирину, что даже если подобного рода проблемы и возникнут, то он обязательно вызовет ее на место, а своих инженеров обяжет исхитриться, но найти совместно с ней оптимальное решение. Иру поразила и немного напугала его безграничная в нее вера, и она заявила, что если честно, то даже мелкие мастерские послали ее с ее фантазиями куда подальше. Их Радный обозвал болванами.

— Ира, у меня такое впечатление, что Вы пытаетесь отговорить меня с Вами работать.

— Нет, конечно. Просто, возможные проблемы лучше стараться заранее предотвратить, нежели пытаться решать, если они действительно возникнут.

— Короче, Вас устраивают предложенные мною условия?

— Да.

— Тогда подписываем контракт, и за дело. Сроки я Вам не устанавливаю. В Вашем случае меня интересует результат. В конце концов, к этому сезону мы все равно не успеем.

— Станислав Андреевич…

— Стас.

— Хорошо. Стас, к этому сезону мы не успеем сделать весь объем, но если двигаться поэтапно, то уже к лету, по крайней мере, к середине, можно предложить часть ассортимента, и если потенциальный заказчик заинтересуется — привлечь инвестиции.

— А Вы хорошо мыслите не только в дизайне. Сможете самостоятельно разработать этот вариант?

— Думаю, что да.

— Действуйте, но помните, сроками я в любом случае Вас не обременяю. Получится — здорово. Нет — тоже не страшно.

На том и порешили, контракт подписали, и счастливая Иришка полетела в сторону офиса Игоря Александровича.

Всё!!! Долой рутину! До оскомины надоевшие визитки, буклеты, баннеры — долой! Как здорово, что она успела расквитаться со всеми последними заказами. Она без стука материализовалась в офисе Николаева и, не присев, порхая из стороны в сторону, взахлёб обрушила на него все свои новости. Иришкин эмоциональный взрыв застал Игоря Александровича врасплох. У него периодически возникали сложности с пониманием ее неуемного рвения. Наконец, Ира оказалась в кресле.

— Игорь, а расскажи мне про Радного. Сегодня он мне понравился больше, но все равно, какой-то он жутковатый.

— Я хорошо знал его отца. Андрюха уже при Брежневе занимал неплохой пост в партийных структурах. При Андропове уверенно пошел вверх, а во времена Перестройки удачно перестроился — деньгами ворочал только так! Стаську довольно рано к делу подпустил и не зря. Мальчишка воздух в золото превращал. Природный дар. Да еще две вышки — экономический и юридический — параллельно оканчивал. Мы несколько лет не общались, и вдруг узнаю — Андрюха застрелился, а у Стаса, окромя материной квартиры в Химках, ничего не осталось. И тут ему невеста с приданым подвернулась — Ларочка. На шею сама вешалась, а он жутко переживал, что по расчету женится. Ларочка русская, но гражданка Франции. По одним данным, ее бабка с дедом — эмигранты, по другим — родители после войны и плена правдами-неправдами в Европе остались. Что на самом деле — никто не знает, но наследство у нее приличное. Почти сразу после свадьбы Ларочка укатила на Гавайи — ей там, видите ли, климат самый подходящий, а Стас впрягся в работу. Ездит к ней в гости, только она ему на шею там так активно вешается, что он больше трех дней не выдерживает. Подозреваю, что так и задумано — я имею в виду Ларочкой. В работе Стас пунктуален и честен. Платит щедро. Иметь с ним дело легко, просто, понятно, спокойно и выгодно. Вот, в сущности, и все. Я удовлетворил твое любопытство?

— Наверное… — Ира задумалась. — Просто ангел во плоти, только плоти переборщили.

— Да, еще. У них с Ларочкой есть сын. Правда, сомневаюсь, что Стас его когда-нибудь видел, кроме как на фотографиях. Воспитывается в каком-то ультрановомодном пансионе. Ир, а может, нам отметить начало твоей новой деятельности?

— Не возражаю, — на самом деле Ире не терпелось попасть домой, но она чувствовала себя обязанной Игорю и посчитала, что отказываться нехорошо.

— Ирина Борисовна, жду Ваших распоряжений!

Ира рассмеялась, и они отправились в ближайший кабак.

Игорь Александрович привез ее домой в начале второго ночи. Ира была абсолютно трезвой, но знала об этом только она сама. Ей не терпелось, в конце концов, остаться одной, и поэтому пришлось убедительно демонстрировать полную невменяемость.