Глава 4. Светлана

Глава 4. Светлана

Наталья сидела на берегу небольшой зелёной речушки и смотрела на воду. Вместе с речными потоками куда-то вдаль тихо и незаметно уносились мысли.

Вначале Наталья с удивлением вспоминала, как во время Магнита ей вдруг неудержимо захотелось танцевать. И она закружилась в легком танце, чувствуя, что её тело стало вдруг послушным и гибким, как пластилин. Она чувствовала летящие сверху светящиеся искорки энергии, видела огненную спираль посреди Магнита, уходящую в небо. Ощущая себя так, будто в неё на некоторое время влилась незримая божественная энергия, Наталья всё больше входила в некий транс, когда совсем не воспринимаешь окружающего, а живешь своей внутренней сутью. Ей грёзилось, что она легкая неземная девушка в длинном белом одеянии среди таких же девушек на зелёном-зелёном лугу, ярком и свежем, а где-то высоко-высоко в небе стоит и смотрит вниз громадный белобородый старец, наблюдает за ними и улыбается. Затем он указал ей на серебряную лестницу, и она подошла к ней, и старец протянул ей руку, приглашая взобраться к нему. И она, лёгкая, невесомая, стала подниматься вверх. Оказалось, этим она пробила общий проход, соединение земного и небесного. И на землю полились ещё более лучистые энергии и мыслеформы, зримо обозначенные видением свитков, светящихся и постоянно меняющих форму геометрических тел, ярких вспышек света…

Затем Наталья размышляла о многом, но ни о чем конкретно. О том, что с каких-то пор отчетливо осознала, что теряет интерес к своей так называемой жизни. Окончив университет, она была вынуждена вернуться в свой родной, богом забытый городишко и устроиться на первую попавшуюся работу, совсем не по специальности. То есть, пополнить мощные ряды тех, чья жизнь не заладилась и не удалась. К тому же, тоже примерно с этого времени, ее перестали интересовать и книги, и иностранные языки, да и вообще её жизнь показалась ей пресной и бесцветной. Книг, конечно, она в некоторой мере «переела» во время учебы. Но дело было даже не в этом. Казалось, что-то нужное и важное исчезло для нее с их страниц, они стали пустой забавой и потерей времени. Любовные расклады, бурные страсти или отношения человека и общества — всё это расцветало и в жизни, так же как и маленький человечек со своими унизительными проблемами, сгибающими ежедневно каждого и повсюду, тоже всегда наличествовал. Философские рассуждения на страницах литературы казались ей теперь пустым трёпом. Да и описанное в книгах не имело уже лично к ней совсем никакого отношения. Ответов на свои вопросы она там не находила. «Распалась связь времен…»

Вот тогда-то она из любопытства кинулась в так называемую эзотерику. Читала поначалу всё подряд, хотя и попадалось иногда что-нибудь абсолютно бредовое. Ведь интересно, что будет, если порою допустить то, о чём говорится, а возможно, даже поверить… Впоследствии открыла она для себя таким образом некоторые интересные восточные учения с глубочайшей мыслью и развитыми философскими системами, а затем — ещё некоторые интересные книги. Но пока почти любая практика оставалась для неё закрытой, тем более что она была бы не уверена в правильности предпринимаемых самостоятельно действий в этой области. Кроме того, ей казалось, что если она найдет знающих и практикующих людей, которые подвигнут её на дальнейшие духовные подвиги, то вместе с ними будет чуточку легче выжить в этом враждебном и зверином мире. Ей казалось, что в одиночку — ещё немного, и она сорвется в пропасть деградации или отчаяния.

Так она пополнила стройные ряды эзотериков, найдя одну из групп в городе — почти случайно, по совету одного из знакомых.

Здесь, как оказалось, она была нужной, на своем месте, здесь происходило стремительное развитие, не было рутинного болота навязшей повседневности. Здесь налаживались связи и контакты с другими людьми и группами, а в дальнейшем, как ей казалось, состоится связь с другими мирами, и чудная, непостижимая Вселенная раскроет свои тайны.

«Вместе, группой — прорвемся, соединимся с энергиями Вселенной! Вот, все силы мои — пожалуйста! Нерастраченная, пылкая душа моя — вся, без остатка, только возьмите! Для Вселенской работы! Для общего блага! Для трансмутации! Для создания шестой расы человечества!» — и Наталья целиком и полностью, очертя голову, погрузилась в открывшийся перед ней мир эзотерики.

…Вы пойдете по водам, аки посуху, и разверзнутся перед вами надвое зыби водной глади, вы будете летать, как птицы, и читать мысли людей и говорить с животными. Высокие сущности будут идти среди вас, чей дух будет впереди освещать вам дорогу. Вы исцелитесь и обрадуетесь, и воскликнете: «Господи! Как хорошо!» Великий Боже, даруй нам свои земли, воды, реки и леса! Мы — народ шестой расы, племя избранное, мы населили очищенную от скверны Землю, мы те, кто не покинет её до конца времен, до её вознесения! Мы — дети атлантов, потомки великих лемурийцев, мы — те, кто пришел к вам с Венеры, оставив родную стихию, устремившись на зов о спасении Земли! Мы помогаем тебе, о матерь — святая земля! Ты прекрасна душой, как в первый день творения! Ты — жемчужина и сияние наших снов, и легкие тела наши своими энергиями тянутся, как растения, к свету, к солнцу, и поют тебе песнь хвалебную! Тонкий мир, красота чувств, ментальные построения добра, вы — как глоток чистого воздуха, что будет незримо пойман когда-то и где-то, быть может, далеким существом иной планеты, тем, кто усилит и донесет нашу песнь как откровение, прозревая от искреннего голоса тайного слова, что изливается по каналам наших светящихся тел от высших пластов мироздания до недр земли и вливает в костную материю красоту, силу, свет, любовь… Счастья тебе, человек шестой расы!

Аминь.

Быть может, она бы и сейчас продолжала витать в эзотерических облаках с прежним своим энтузиазмом. Но, познакомившись с Сергеем, человеком более критическим и недоверчивым, хотя и уважающим лично её «эзотеричность», Наталья вдруг стала прозревать череду промахов и ляпов своей возлюбленной братии.

«Быть может, единение духа всё же невозможно? Но что же тогда происходит здесь, в Магнитах? И — неужели не у всех такие же цели, как у меня? А какие тогда? Надо, пока не поздно, во всем разобраться. Понять, что происходит. Так запутанно всё», — размышляла она теперь.

И — чего не было раньше, или же она просто не замечала? — но вcё больше она понимала, что всё время так или иначе раздражает, и, вроде бы, даже без каких-либо действий с её стороны — присутствием, что ли? — братьев-эзотериков. Хотя, это проявилось только здесь, на Поляне. А отрываются «возлюбленные братья» злостно… Да и вообще, начались здесь у них постоянные склоки, вроде выяснений, кто тарелки за собой не помыл или кто на дольмен ушел один, без коллектива…

«Неужели, как считает матушка Мария, это мы карму свою здесь таким образом отрабатываем? Так сколько тогда, получается, я её уже отработала: в общежитии на кухне… И — сколько же у меня, бедной, этой кармы? На всех ли желающих меня обхамить её хватит? И — факт ли, что от подобной «отработки» её становится меньше? А может, книжку тут громко, вслух почитать — про психологию коллектива? Или — самой написать, на основе наблюдений? С советами, как ужрать ближнего своего так, чтобы никто этого не заметил и все тебя же поддержали?» — размышляла Наталья.

«Несомненно, что и людей интересных здесь много, и со многими хочется познакомиться и поговорить… Хотя, по большей части, именно они и не занимают никакой руководящей роли, теряются в толпе, как и везде… Как и везде», — мысли Натальи, казалось, отрывались от неё и уносились вместе с водами реки.

«Хорошо, что Сергей сейчас здесь, рядом, что он тоже поехал. А то бы взяли меня ещё больше в оборот, совсем бы крыша у меня улетела», — Наталья слегка улыбнулась. С Сергеем, как ни странно, ей сейчас было просто и легко общаться, хотя обычно она была человеком замкнутым, не сильно разговорчивым. В любых компаниях и группах людей её легко принимали и к ней хорошо относились — но никогда не принимали всерьёз и не считались с её мнением. Она была для всех просто милой девочкой, и никто и никогда не знал, что происходит в её голове и с её чувствами. А Сергеем она могла серьёзно и долго беседовать на любые темы.

«Впрочем, наверное, это из-за крайней общительности Сергея. Ему со всеми просто общаться, — подумала Наталья, — А главное, это не сдурить и не влюбиться. Вот уж будет глупо! Пропадёт откровенность и дружба, страшно станет слово сказать, начну избегать его. В общем, дребедень одна выйдет».

Наталья по-прежнему сидела на берегу, предаваясь размышлениям и будто потерявшись во времени, когда на берег вышла женщина из местных и остановилась неподалёку. Наталья её здесь уже видала, поскольку та частенько, и не первый год, заворачивала к эзотерикам в гости, и сегодня с утра тоже уже ходила к ближайшему от посёлка роднику, воды целебной набрать — и зашла на огонёк к лагерному костру. Звали женщину из местных Светланой.

Светлана была, как говорили другие «посельчане», приторговывавшие молоком для приезжих, женщиной «со странностями»: в отличие от них самих, она в лес ходила, на речку, в поле за травами… Была у неё такая странная блажь. Вот, вдобавок, «прибилась» к эзотерикам. Так говорили о ней и на Поляне со слов «местных».

Эзотерики, как и «местные», тоже зубоскалили на её счёт. «Под Анастасию работает», — хихикали одни. «Чайка хочет попить у костерка на халяву», — ехидничали другие. А если и чайка? Что, жалко стало? Впрочем, что же она, воды бы в котелок не набрала, травы не нарвала да костерок бы не развела сама, такая крепкая и сильная? Чаёк… Без заварки и сахара. А что ещё возьмёшь от небогатой братвы — эзотериков? Миллионеры по лесам не ходят. Какой правды им здесь искать?

Посидеть, погреться… Разговоры послушать. Самой что-нибудь рассказать: про травы, про камни. Лес — как книга, читаемая с детства. Под Анастасию? — а ведь что-то в ней такое и правда есть: крепкая, сильная, своенравная…

Когда местная «Анастасия» искупалась, и, выйдя из реки стала отжимать широким полотенцем длинные тёмно-русые волосы, она озорно глянула на Наталью чуть раскосыми, смеющимися, с лукавинкой, «ведьминскими» смелыми глазами и спросила шутливо: «Что не купаешься? Али какая дума сердце гложет?» И Наталью, неожиданно даже для неё самой, вдруг как прорвало, она заговорила сбивчиво:

— Думаю иногда, что, может, ерундой мы все — ну, кто на Поляну приехал — здесь занимаемся, ну, в лучшем случае, отдыхом на свежем воздухе, а для остального мира наша так называемая «работа» — просто смешна. Ну, а что иначе нужно делать? Идти деньги зашибать? Увы, не умею. Читаешь о том беспределе, который сейчас творится… Мурашки по коже. Мир чужой, холодный и страшный. Правда всего лишь такова, что мы все стремительно катимся в пропасть. Абсурд, кровавый кошмар. Одни — жируют, издеваясь над теми, кто беден, как же, ведь они — хозяева жизни. А бедные — голодают, умирают, не в состоянии этому противостоять. И никто и никому не нужен. Бедным — потому что они и хотели бы, но не могут никому помочь, а у богатых — совсем не на то желание доллары тратить. Не знаю, есть ли смысл прикладывать силы, чтобы всё это выдержать и выжить, не вижу смысла существования в подобном мире… Ненавижу! Иногда — и себя, и всех ненавижу. И надо всем этим, постоянно — на радио, по телевидению, в газетах — стелется просто какой-то апофеоз оскотинивания!

Светлана, поначалу растерявшись от неожиданности, с минуту молча смотрела Наталье в глаза, а потом, будто озаряясь неким внутренним светом, тихо начала:

— Вот что, милая! Ты, наверное, сама чувствуешь, я истину тебе не открою, и ты это внутренне сама знаешь: борьба идёт повсюду, страшная борьба. И не только физическая, за выживание, а ещё и на других планах. Да, могут, конечно, нас убить, могут — сено заставить жевать с голодухи. Но хуже смерти тогда ничего не будет. А она для верующего — освобождение. Главное — не быть такими, как они, ведь именно этого они хотят. Если продашь душу — тебе сразу и колбаса на стол будет, и «Мерседес» в придачу. Очень мало сейчас можно честно заработать, разве что — мужчине сильному, работая с утра до вечера, не покладая рук. И то — если с работой повезёт. Ещё меньше можно заработать «головой»: мыслительным трудом, если он с бизнесом или другим надувательством не связан. А потому, бедный и честный сейчас — синонимы. А значит, и не горюй, что на Руси мало богатых и много бедных… Конечно, есть и среди бедных такие, что с удовольствием и душу бы продали, да не покупает никто… Нечего покупать там. Те пьют, воруют, снова пьют. Отрепье. Но нищих и честных — их большинство. И умных много, и талантливых. Но не нужны сейчас ни умные, ни талантливые, ни работящие.

Особенность страны такова, что супостаты и без рабочего люда, и без крестьян, и без ученых и учителей — без всех нас, словом — преспокойно проживут, даже если вымрем мы все, и работать, конечно, перестанем. Потому, что всегда будет, что продать: богатство наше — беда для простого люда. Леса, земля, полезные ископаемые, иконы старинные… А ещё и ядерные отходы со всей Европы можно ввозить для захоронения — тоже деньги будут. Только вот что я тебе скажу… Видишь меня? Мне уже далеко за тридцать, а кто этого не знает, не дают и двадцати. Это — от бога, и остается для нас возможным, как бы не плохи были условия, в которых мы живем. Думаешь, каждая богачка, делающая косметические операции и на Канары катающаяся, сможет так выглядеть? Понятно, конечно, что с точки зрения людей её круга я не привлекательна. Сила моя таких отталкивает, а не притягивает. И не смазлива я. Разные мы, и наши жизни в разных мирах пролегают. И богачка мне не позавидует, и я тоже такой жизни не пожелаю, как у богатых. Они ведь всего боятся. Живут и дрожат. Впрочем, мне их не жалко: сами это выбрали. «Хорошую жизнь» свою. Девиз которой: хапай побольше и неси подальше, тешь во всем свою ненасытную утробу. Это сейчас называется коммерческой жилкой. Совсем без совести надо быть, проматывая большие богатства и зная, что рядом люди всю свою жизнь впроголодь проживут. Одно только знаю: их деньги ни на минуту не отсрочат и их, богатых, срока смертного. А туда — ничего с собой не захватишь. И за всё — в этой ли жизни, или после неё, но придётся заплатить. Не только и не столько деньгами. Не везде они в ходу…

Знаешь, была я как-то в нашем районном центре. Шла по улице. Остановилась машина. Такая, как говорится… Крутая. Вышел, как говорится, мальчик. Смазливый такой. В костюмчике с иголочки. С лоском. И вдруг — меня останавливает. Сказал что-то вроде: «Поехали со мной». А я молча смотрю на него в упор, а у него глазки сразу так и забегали. Ни взгляда не поймать, ни… человека. Знаешь, будто пустая оболочка передо мной стоит. А сущности там — совсем и нет. Не ощущаю человека. Кажется, задень случайно — и растает. Или — пройди сквозь него, как сквозь облако пыли. Не человек это… Так, структура — как здесь говорят, слышала я такое понятие. Мне тогда и страшно стало, и противно. Ну, и пошла я дальше, как мимо пустого места, не оборачиваясь. А — что их бояться? Пусть эти структуры, нелюди — сами нас боятся…

Скажу ещё так. Вот много ли взрослому человеку, в сущности, надо? Из еды мне, например, летом хватает двух яблок и полбуханки хлеба в день. И так — неделями. Вот чаю я много пью, воды родниковой. И — будто от леса какую энергию получаю. Хожу по лесу: то за грибами, то за ягодами, запасаюсь на зиму. А вот деток малых жаль. Им больше кушать надобно, организм растет. Потому, мало деток у нас рождается: боятся люди, что на голодную и страшную жизнь их обрекут. В будущем-то просвета никакого не предвидится.

А вообще, знаешь что, лучше всего — приезжай, поселяйся здесь, если будет возможность. Здесь хотя бы — лес, горы. Ягоды, грибы, орехи — всё есть. Сюда супостаты всякие не скоро доберутся, хотя и сюда уже их жирная лапа тянется: то с грязевого источника удумали всю грязь вычерпать, то лагерь для школьников организовать, чтобы большие деньги взять на том, что даром дадено: живут-то дети в палатках, под открытым небом, за едой в посёлок ходят, а пьют воду родниковую… Были даже умники, что эту самую воду собирались в бутылки разливать да продавать потом, да что-то у них у всех пока не заладилось… Конечно, они рано или поздно и сюда доберутся — это так, но горы — места сильные. Здесь, всё же, не пробыть им долго, и всё в свой карман не захапать. Скинут горы чужаков со своего горба, взбунтует стихия — смерчи, дожди начнутся, и смоет их всех, окаянных, долой отсюда. Пересохнут реки, вода станет горькой и грязной, пропадут душистые травы… Вот только восстанавливается потом всё это природное богатство долго. Разрушать всегда легче, чем созидать. Впрочем, пока ещё мы, местные, здесь легко выживаем, не город здесь всё же, есть ещё здесь природа, она спасает. У неё душа есть. Которая и поддержит, и поможет, коли плохо. Я часто в лес хожу, порой просто прогуляться — силы восстановить.

А что ещё делать остаётся? Только силой духа и продержишься. Уповать можно только на Господа, и сопротивляться до конца. А тут уж, в этом деле, как кому удобнее и лучше: с группой, без группы… Я, честно говоря, не знаю, строят ли здесь что-нибудь на тонком плане, и про все эти переходы в шестую расу ничего не скажу. Иногда кажется, что есть в этом что-то, а иногда — что муть и заблуждение. В любом случае, важнее то, что здесь, в этих местах, с тобой внутри происходит. Но и внутреннему иногда нужен внешний толчок, и некоторые его здесь получают. Многим здесь, на Поляне, открывается что-то. Я, конечно, не каналы в виду имею, которые здесь всем Евграфий налаживает. Всем желающим — а они постоянно отыскиваются. Не видала ты ещё Отца Всей Эзотерической Поляны — Евграфия? — спросила Светлана.

— Нет, — растерялась Наталья.

— Ещё увидишь. Так вот, иду я как-то, к примеру, через поляну, которую ваши Ромашковой прозвали, и стоит на солнцепёке женщина, в самый полдень. Вся уже совсем красная, ошпарилась. Руки к солнцу вверх тянет и проговаривает что-то. Я ей: «Ты что, получить тепловой удар хочешь? У тебя завтра вся кожа слезет!» А она в ответ, гордо: «Евграфий мне сказал, что я сегодня непременно получу канал». А солнечные лучи, мол, полезны для организма. Это — чистая энергия… «Зарядилась» она этой чистой энергией так, что неделю потом мучилась и из палатки не вылезала. Вся кожа у неё покраснела и волдырями пошла… Да, от таких контактов, конечно, никакой пользы нет…

А в общем, поживи здесь с недельку, и сама поймешь, что к чему. Больше у природы учись. Слейся с ней. Природа излечивает, а дальше — организм начинает сам восстанавливаться, и способности начинают открываться, если кому дано. Поваляйся на травке, походи по горам… И — пошли сейчас купаться, что сиднем на берегу сидеть! В лесу от дум тяжёлых и проблем городских отдыхать нужно. Давай, смелее! Вода — она очищает и силы придаёт, — с этими словами Светлана, к этому времени уже согревшаяся и обсохшая на солнце, бодро зашагала к воде, жестом призывая свою собеседницу последовать за ней.

Наталья, озадаченная горькой мудростью и длинной отповедью простой деревенской женщины, быстро разделась и вслед за Светланой вошла в холодную реку и стремительно поплыла, всем телом резко ощутив ледяную воду. Проплыла туда, обратно; хотела выйти, да Светлана вдруг настойчиво сказала:

— Нет, этого мало! Давай — ещё. Вода негатив снимает, прочь его уносит. Ты с головой нырни, обязательно — с головой! И — давай ещё проплывёмся, вперёд — назад!

Они долго так плавали вдоль всей глубокой лагуны, туда и обратно — пока Наталья, наконец, не перестала мёрзнуть в холодной воде, внутренне съёживаться, и почувствовала, как каждая клеточка её тела радуется, освежается, и всё оно теперь становится легким, чистым, искрящимся. И вот уже не холодно ей больше, только приятно. И видит она теперь, как солнечные блики играют на воде, сквозь которую видны на дне речные камни, как близко-близко подлетают к воде птицы, стрекозы; и слышит, как листья деревьев шумят, шелестят от ветра… То, что раньше будто и не замечала вовсе. И будто бы и все её проблемы вдруг разом ушли, унеслись куда-то далеко-далеко за горизонт, где остался не любимый, пыльный и душный город…