ГЛАВА 18
ГЛАВА 18
После тренировки. Одиннадцать часов вечера. Даже не стук В дверь поскреблись.
В последнее время мы жили нервно и чутко. Если и есть в этом мире люди, которые спокойно сидят за дверью, когда в нее стучат или звонят, то это не мы.
С годами терпеть стало невозможно. Татьяна без лишних вопросов открыла дверь. В квартиру неуклюже, однобоко кланяясь, зашла женщина лет сорока, держа за руку маленькую девочку. За той — паровозиком — трое детей. Она минуту молчала, а потом заплакала. В левой руке у женщины был зажат средних размеров мешок.
Вот, смотрите, — сквозь слезы сказала она, вытряхивая из мешка кучу денег.
Много бумажек — и все по рублю!
Что это? — ахнула жена, схватившись за сердце.
А это мне, — заходясь еще больше слезами, отвечала женщина, всем домом собирали. У нас много подъездов. И с каждой квартиры по рублю. Видите? Мне есть чем платить. Только помогите! Вот так я мог заработать "большие деньги"!
Рассказывайте, — строго потребовал я.
А Татьяна трясущимися руками быстро-быстро запихивала мятые рубли обратно в мешок.
История такова. Я знал, как лечатся многие болезни. Но я уже знал один из законов природы: не нужно ставить диагноз. Диагноз — это направленное лечение, которое, конечно же, никогда никого не приводило к здоровью. На Земле не так уж много продуктов мужского происхождения, а тем более, что сейчас все продукты подвержены обработке Мужские теряют свою силу Ян. И в связи с этим можно смело сказать, что «янистых» продуктов, то есть мужских, практически не осталось. Их нужно вычислять и понимать. В те времена понятия Инь-Ян стали просачиваться в нашу официальную медицину. Были даже умные профессора, которые написали на эту тему несколько статей, но они половину переписали из древних непонятных трактатов, а другая половина — собственные измышления.
Инь — это обволакивающее, вбирающее в себя, увеличивающее. Ян — это сжатое, стремящееся вперед, выталкивающее. Много ли сейчас осталось болезней, при которых органы, суставы, ткани уменьшаются? Все переходит только в плюс-ткань, в женское. Сколько болезней, где процесс идет на уменьшение, сжатие и тому подобное?
Бывает, когда после длительного воспаления или увеличения органы высыхают, но это уже другое.
Чем страдает сейчас человечество? Увеличением суставов, увеличением сердца, печени, почек, плюс-ткани, то есть раковыми заболеваниями, ожирением, язвами, увеличивающимися, захватывающими все большие и большие объемы. Увеличением веса. Человечество растет, рыхлеет, дряблеет, гниет.
Вот вам и Инь — натуральный и искусственный. Человечество погрязло в Инь. Так получилось. Все придуманное, все искусственное, начиная от зловонного черного дыма, заканчивая обработанными продуктами, — все это Инь. Посмотрите на наших мужчин. Разве не Инь они? Толстозадые, слабые и дряблые! Все просто. Нужно только хорошо понимать, где Инь, а где Ян. И тогда нетрудно все расставить по местам. Только, конечно, если этого захочет сам больной. Трудиться — это тоже состояние Ян. Легче лежать на кровати. Но даже в движении можно окутать себя состоянием Инь, превратиться в разрастающийся, неправильно развивающийся зародыш, который вырастет не во что-то нормальное, а в дряблое и никчемное создание!
А чтобы было понятно, я скажу об Инь и Ян со стороны человеческой природы. В двух словах.
Инь и Ян имеют огромное количество значений, но вот главное и простое. Земля и семя. Женщина и мужчина. Женское — это влагалище. Более женского, наверное, уже не придумаешь. Оно вбирает в себя, обволакивает, в себе взращивает и увеличивает. А что может быть более мужским, чем фаллос? Он стремится вперед, проталкивая и выталкивая на своем пути.
Но понятнее всего о женском и мужском могу рассказать на примере своей жены. Когда был в местах лишения свободы, Татьяна работала на заводе, в насквозь продуваемых цехах. И заработала воспаление тройничного нерва. А это значит — невероятные боли, и правая сторона лица в два раза больше, чем левая; опухоль твердая, как камень. У этих больных практически никогда не возвращается первоначальный облик. Не буду долго говорить о том, как я испугался и малодушно повел жену к врачам. Они так долго рассуждали, что повергли меня в панику. Инфекционное это или еще что-то? А один добрый врач, молодой мужчина, посоветовал разводиться и бежать.
Инъ-Ян. Один из самых сильных Ян — зеленый чай с морской солью. Самый сильный Инь — имбирь. Я решил воспользоваться законом природы. Кормил жену мало на протяжении двадцати пяти дней почти исключительно рисом и морковкой, немного подсолнечного масла. Это значит, в организме присутствовал в основном Ян. Из концентрированной настойки имбиря на правую сторону лица ставил примочки. Женское расширяющее разжижило, как бы растопило отвердевший гной, а постоянное употребление супер-Ян в виде зеленого чая с морской солью выталкивало гной, который должен был разъесть, как объяснили мудрые врачи, все на своем пути и войти в мозг. Значит, Инь размягчил. Ян вытолкнул! И из маленькой дырочки в углу глаза начал выходить толщиной со спичку столб гноя. Потом на правой щеке открылись две дырочки, из них тоже пошел размягченный, но все-таки твердый гной. Вот самый классический пример женского и мужского для спасения человеческой жизни.
Если хорошо вдуматься, вместо того чтобы пробивать дыры в легких и выкачивать гной через катетер, подобным способом, то есть правильным сочетанием Инь-Ян, можно беспрепятственно выгнать слизь из легких через естественные отверстия в организме.
Так вот, моя больная.
Можно начать как в сказке. Жила-была семья. Муж, жена, четверо детей. Жили, трудились, тянулись, как могли. Все было хорошо.
В народе это заболевание называется подагра. Им мучаются десятилетиями. И ничего! Плачут, скрипят зубами, подолгу не могут встать с кровати, но все же встают. А тут… Случай был редким.
Суставы являются естественными мельницами организма. Кровь несет в себе шлаки и кристаллы, которые размалываются в единственном месте — суставах. И я совершенно не знаю, почему иногда шлаков такое большое количество, что суставы не в состоянии их размолоть. Советую врачам не искать, отчего так много появляется шлаков, и не думать, почему суставы не в состоянии их перемолоть, а помогать больному избавиться от боли.
Вначале начинают воспаляться и болеть суставы. Болеть сильно, по ночам доводя человека до крика. Потом центральная нервная система выходит из положения как может. Чтобы человек не мучился, потому что это невыносимо, мозг делает суставы неподвижными, и они растут, чудовищно увеличиваясь в размерах. Но главное — не болят! Представьте женщину, у которой все пальцы уже год не гнутся, кисти рук неимоверно увеличились и закостенели. Не гнутся локти, гнется только одно колено и немного позвоночник. При этом боль неимоверная. Чем это кончается? Человек будет полностью обездвижен. В этом состоянии боли прекращаются. Потом заливается мозг. В таком состоянии больной может лежать долго. Через определенное время затихает, изуродованный, зашлакованный. А результат этого — муж в ужасе убежал. Он пытался лечить жену, но как — не знал никто. Все усердно пытались поставить диагноз, отчего и почему. Я не обвиняю этого мужчину. Зрелище действительно страшное.
Может, кто то способен и на большее. Может быть… Но женщина живет до сих пор. То, что начало застывать, не застыло. Я не сделал ее полностью здоровой. С трудом она растит своих детей. Пусть не гнется вся, но живет без боли и без дальнейшего ухудшения состояния. Она счастлива.
Дочитайте написанное до конца. Может быть, и вы сможете понять, как помогать таким людям, как помогать хотя бы своим близким И мне, наивному, кажется, что мир в лице наших близких и родных обретет большую силу.
До первой трагедии оставалось совсем немного. Было очень хлопотно, но это была работа. Впрочем, любая работа — если к ней относишься со всей душой — забирает много сил. Но дает новое, ни с чем не сравнимое состояние.
Я вселил, наверное, не совсем здоровую уверенность в своих учеников. Один из таких умников подошел и спросил, можно ли принять роды у жены на дому.
Как? — не понял я.
Вы понимаете, — выпятил грудь он, — вот уже два месяца я хожу на курсы, по три раза в неделю нам показывают, как принимать роды.
Что за курсы?! — ужаснулся я. — Какие роды?! Мне казалось, что он бредит.
Ну, есть такие курсы, — продолжал вундеркинд. — Называются "Роды на дому". Два месяца нам все объясняют и показывают по видику. А потом каждый принимает роды у своей жены.
"Ни фига ж себе демократия! — мелькнуло у меня в голове. — Ни фига ж себе курсы!"
Это как? — выдавил я.
Ну, кооператив такой, — ответил ученичок.
Ни черта ж себе кооператив! — пробормотал я.
Да! — Он снова гордо выпятил грудь. Очевидно, люди совершенно озверели, если в таких кооперативах, задуривая голову, тянут деньги! У меня не было слов. Как объяснить этому напыщенному, самовлюбленному уроду, что и он, и эти кооперативщики, которые "недорого берут", просто сошли с ума?
Послушай! — Я не выдержал и, схватив его за шиворот, несколько раз встряхнул. — Ты когда-нибудь видел огромную лужу крови? Может, знаешь, как она пахнет? Запах крови, сынок… — Я снова встряхнул его. — Ты нюхал ее, сволочь! — вырвалось у меня. — Или ты знаешь, что делать, если будет кровотечение? Что будешь делать ты, если твоя жена, мать твоего будущего ребенка, который еще не вышел из нее, начнет истекать кровью? Не грохнешься ли ты в обморок?
Но ведь нам все объясняли…
Иди отсюда! Я запрещаю тебе! Запомни, усвой, схавай, врубись, как можешь. Я запрещаю тебе!
И понял, что говорить с ним бесполезно. Я оттолкнул его от себя и, развернувшись, пошел в другой конец зала.
Огромный зал. Сто пятьдесят человек, триста глаз, столько же ушей. Я чувствую себя виноватым. Но кто же знал, что человечество породит такие кооперативы, которые только показывают по видео, без запаха, без звука, без прикосновения. Мир начал переворачиваться с ног на голову. Я всегда буду чувствовать себя виноватым в том, что случилось.
Прошло время. Сколько прошло, не помню. Тренировка была в разгаре. Я ненадолго заскочил в тренерскую. Следом сразу же зашел он.
Учитель!
Я вздрогнул от этого слова, как от удара.
Мне нужно с вами поговорить. У меня проблемы. С трудом в перепуганной физиономии можно было узнать нахального юнца.
Да. — Я внимательно начал вслушиваться в него.
Вы понимаете, я все-таки сделал.
Что? — спросил я.
В общем, мы родили.
Кто это "мы"?
Ну, это… — Он засмущался. — Жена моя. Уже прошло время, а ей все плохо и плохо. И запах от нее какой то странный… Вы знаете, как будто гниение. А ребенок, в общем, нормальный.
Он начал успокаиваться и уверенней смотреть на меня.
Я не гнал его, и он начал по-свойски улыбаться.
Я ведь знаю, — продолжала наглая морда, — вы самый прекрасный врач. Я столько слышал! И, конечно же, — в довершение улыбнулся он, — самый лучший гинеколог в мире.
На мгновение я перестал себя контролировать "Какая сука!" — мелькнуло в голове
Ткнув его ладонью в грудь и оглушив, выволок в зал. Все опешили. Сто пятьдесят человек остолбенели, глядя на нас.
Смотрите, — громко сказал я, швырнув его на пол. — Перед вами сидит обыкновенный убийца. Вот он, — я указал пальцем, — принимал роды у своей жены. Он насмотрелся на экране телевизора, как это нужно делать. Он получил документ в каком то кооперативе. А если бы его не было, этот подонок никогда бы не осмелился принять роды у своей жены. Этот документ ограждал его от ответственности. Если что — было на кого свернуть. Любил ли он свою жену и ребенка, которого принимал Вот они — те страшные амбиции, о которых я вам рассказывал Когда есть оправдание, можно совершить любое преступление. А здесь оправдание документальное: случись что, виноват вроде как и не он! А получится — правильно — ГЕРОЙ! И жена будет всегда скромно улыбаться, глядя преданными глазами на своего «героя», который, в сущности, преступник, совершающий действия на «авось». Авось получится! Не получилось! Куда он пришел! Он пришел к нам в зал. Ко мне. Клянусь вам, ребята, я отговаривал, запретил это делать. Не знаю, чем помочь. Никогда не принимал роды и никогда ни с чем подобным не сталкивался. Я даже не смотрел этих видеофильмов. И только что этот подлец заискивающе говорил, что я прекрасный доктор и великий гинеколог. Вот оно — отчаяние! Понятно без объяснений, что его гонят изо всех больниц, когда спрашивают, где рожала жена. Никто не берет на себя ответственности. Да и кому она нужна в нашей стране! "Рожала дома — дома и лечите", — отвечают, наверное, так?
Я пнул юнца в бок Он судорожно закивал в знак согласия.
— Ты говоришь, я прекрасный гинеколог! Да, я гинеколог. Сейчас ввезут в зал гинекологическое кресло, и я начну заниматься своей повседневной работой.
Парень сидел на полу, молча глотая слезы.
Не знаю, что делать, — обратился я к залу и к нему. И вдруг почувствовал себя виноватым. Виноватым перед всем миром, перед ним и перед его несчастной женой. "Бедная девочка! — подумал я — Если ты выживешь, то тебе же быть с ним!"
Пошел вон!
И я, развернувшись, зашел в тренерскую. Потом туда зашла моя жена.
Пойдем домой. Уже прошел час после тренировки, — тихо сказала она.
Мы вышли из зала, толпа ребят стояла молча. Не глядя на них, я побрел домой, а следом, не задавая вопросов, шел самый близкий человек. Когда нужно, она могла быть молчаливой. За это я буду благодарен ей всегда.
Две тренировки прошли без меня. Думаю, что нашлась замена. Уже тогда начали появляться добрые и преданные ребята, в лучшем пони мании этих слов. Несколько дней не спалось вообще. Не было даже дерганого сна. Не было ничего. Лежал, тупо уставившись в потолок, и вспоминал Общину. "Нужно ехать!" — мысль терзала безжалостно. Но больше всего пугала другая: "Почему же я не еду?!" Не пускали, наверное, те, кому был нужен.
Несколько дней я не реагировал на звонки. Жена понимала меня и не подходила к двери. Три дня полного молчания, давящей боли. Три дня мучений за совершенное не мной. "А может, все-таки я?> — эта мысль не давала покоя.
Стук в дверь становился все настойчивей и настойчивей. Мне захотелось открыть. В коридоре заклацал замок. Понимание без слов было не в первый раз Этим жена меня не удивляла.
Здравствуйте! — услышал я
Подняв глаза, увидел мужика с огромными кулаками.
"Боксер!" — мелькнуло в голове.
Говорите, — попросил я, даже не встав. Да, были курьезные случаи. Как говорят классики, это было бы очень смешно, если б не было так печально.
Первая больная, при воспоминании о которой я становлюсь гордым и надуваюсь как индюк.
Рассеянный склероз. Сколько об этом сказано и написано! По моим непроверенным данным где то в Америке какой то миллионер (откуда мне знать правду?! — но все же приятно!) оставил завещание, гласящее, что, если найдется человек, который вылечит рассеянный склероз, ему ставят золотой бюст и вручают миллион. Не каких нибудь там тугриков, а долларов! Вот уж не помешали бы! А бюст могут оставить себе. Зачем грабить Америку?
Она была жена боксера. Он мужественный человек. Полюбил женщину, у которой болезнь уже поселилась внутри. Хотел ребенка, несмотря ни на что. Сохранились сильные мужчины, слава Создателю, на нашей Земле!
Мой прекрасный боксер завел ее под руки. Женщина была на костылях. Это очень страшно. Я сел. Из больших красивых глаз медленно катились крупные слезы.
Послушай, — спросил я, — чего ты хочешь?
Слезы покатились быстрей, и, всхлипнув, она прошептала:
Хочу пройтись на шпильках!
Невинное желание при рассеянном склерозе! Я усмехнулся.
И пошли длительные ее мучения. Женщина была сильная, готовая на все. Приехала с мужем издалека. Объяснял два дня подряд, как нужно питаться, делал травы на целый год, твердил, что лучше быть при мне. Она говорила, что у нее работа, и обещала делать все, без запиночки, без малейшей ошибки. Я поверил. На целый год были составлены сборы трав, даны системы дыхания, пробуждающие чакры и даже кундалини — пробуждение "Великого Змея".
Они приезжали еще несколько раз. Через год женщина влетела в мой дом, радостная, на своих долгожданных шпильках и, конечно, полностью истыкала мой борцовский ковер, с таким трудом раздобытый. Я на нее наорал, а потом мы долго смеялись. Свирепый боксер залил шампанским весь дом.
Я даже испугался, что австралийские лягушки не выдержат в своем микробассейне шипучую смесь, но все обошлось. Потом ребята объявили, что через несколько месяцев у них будет ребенок. Прошел еще год. И на своем пороге я увидел похорошевшую, крепкую, стройную женщину. Она, счастливо улыбаясь, держала на руках румяную полугодовалую девочку. А боксер, мрачно насупившись, захотел поговорить со мной наедине. Я был потрясен.
Какая странная штука жизнь! Она любила мужа, она боролась со своей болезнью. Это была очень сильная, необыкновенно сильная женщина. Есть достаток. Есть прекрасный муж, ребенок. Живи! Но борьба вошла в ее жизнь очень прочно. Ей нужно было бороться. Хроническая нехватка борьбы. Ведь столько лет бороться с рассеянным склерозом…
Она умница, — сердито бубнил боксер. — Но случилось какое-то безумие. Все время чем-то недовольна. Может, с психикой что-то. Может, еще как поможешь? Пойми, — вздохнул он. — Ну, все ей не так! Ну, не было такого раньше! Что делать?
На боксера было жалко смотреть. По одному виду здоровенного мужика становилось понятно, что он просто боится попросить сделать так, чтоб жена хоть немного снова заболела. Хотя бы немного шаталась. Это было написано на его выпуклом лбу.
Подобного потом будет еще много. Будут приходить мужья жен, которые похудели и стали красавицами. Они будут всерьез просить, чтобы сделать жен прежними. Будут отчаявшиеся жены, у которых выздоровевшие мужья стали бегать на сторону. Но что поделаешь?
Лечить человека только телесно — это не лечить его совсем! Не осознавал еще своих действий я до конца. Да и сил бы никаких не хватило. Впрочем, настоящим лечением это нельзя было назвать. Сделанное наполовину — это хуже, чем не сделанное вообще.
Глядя на боксера, я ощутил такую вину, что стало не по себе. Но ведь это — здоровая семья, здоровый ребенок. Значит, все хорошо. А результат какой получился…
Я решительно встал и, взяв его за руку, потянул в комнату. В комнате сидела здоровая, красивая, розовощекая женщина с малышкой на руках. Та весело сопела, теребя ее за пальцы.
И я сделал то, чего делать нельзя. Слишком слабый я был и уставший.
Слушай, красавица, где твои костыли? Она удивленно захлопала глазами.
Дома остались, — сказала, пожав плечами.
А хочешь, я верну тебя на них?
Нет-нет! — вдруг крикнула она.
А это просто! — Я сделал страшное лицо. — Захочу — и верну! Женщина верила мне безмерно. Она потеряла дар речи и только отчаянно трясла головой.
Смотри! — Я погрозил ей пальцем, как маленькому ребенку. — Муж скажет — и верну! Так что не выбрасывай их! А теперь — слышите, стучат? Там таких, как вы, — куча! А троих я уже вернул обратно — кого на палку, кого на костыли!
Не надо! — Она обрела дар речи.
Тогда идите отсюда и здоровыми не возвращайтесь никогда!
Женщина, прижав ребенка к груди, буквально ломанулась на выход. А сзади, подмигнув мне и хмыкая, шел боксер. Больше их я не видел никогда.
Жизнь перестала щадить меня. И тогда я столкнулся с психологией детей. После стало понятно, что необходимо бежать к Учителю.
Дети — маленькие чудовища, которых создали большие чудовища-взрослые.
Во время очередной тренировки в кабинет постучали. После моего "да?" — дверь отворилась, вошла высокая красивая женщина лет сорока.
Я, наверное, к вам? — мягко улыбаясь, спросила она. За время работы с людьми я совсем забыл о красивых женщинах. А может, просто красивые женщины в этот период не попадались? Это была, наверное, самая красивая моя больная. Красиво она делала все.
Мы пили кофе в ее небольшой двухкомнатной квартире, и я, кивая с умным видом, внимательно слушал ее.
История в общем-то простая. Гордые и красивые женщины всегда тянули как магнитом. А разве может быть по-другому? Женщина, которая не выходит замуж только потому, что нужно, — это уже интересная женщина. Растить ребенка без мужа, конечно, сложно. Но выбирать мужчину для своего ребенка, заведомо зная, что мужа не будет, потому что нет достойных, — это уже загадочно. Нет достойных… Как понять это? Стоило задуматься. И я думал, попивая кофе, от которого уже отвык, слушая интересный рассказ. Его прервал звонок. Она побежала в коридор. Через мгновение послышался звонкий и жизнерадостный детский голос, и в дверь комнаты заглянула веселая мордочка лет двенадцати. Пропищав: "Здравствуйте!" — пацан убежал в другую комнату.
Потом снова хлопнула входная дверь.
— Это мой сын! — гордо сказала Наташа.
Лучше бы они и не рожали без мужей! Потому что без них получаются слишком страшные чудовища. Однобоко воспитанные однобокой любовью. Нет ничего страшнее в мире половинчатого состояния, но об этом чуть позже.
Моя больная Наташа. Еще в ранней юности испытывала головные боли. Они усиливались и с возрастом перешли в сильные головокружения с потерей координации и душащими рвотами. Где только она не лечилась и кто только ее не лечил! Последнее лекарство, которое я увидел на столе, меня развеселило от души. "Побочными явлениями, — там было написано, — может быть головокружение, головная боль и рвота". И если таковая случится, необходимо немедленно прекращать принимать лекарство.
После непродолжительной беседы оказалось, что встреча с унитазом у нее происходит раз в пять дней при помощи большой горсти слабительных таблеток.
Ай-яй-яй! — удивился я. — Такая красивая женщина — и такая глупая! Разве голова растет не оттуда? И разве не в голову бьет то, что гниет и лежит так долго?
Она была очень красивая, и это не слишком меня от нее оттолкнуло. Мы долго смеялись после того, когда она наконец поняла, в чем ее проблема. И то, что мучило всю жизнь, было уничтожено за несколько месяцев. Но уничтожение требовало сил.
Я часто приходил к ней. С ней было интересно. Умная сильная женщина. Это такая редкость. Они без мужей действительно слишком много набираются ума.
Она схватилась за Школу, за медицину. Это был мой первый больной, который согласился выдержать тяжелые испытания. Наталья хотела быть здоровой и очень тянулась ко мне. Опять назревало новое преступление, от которого, казалось, невозможно уйти. Но оно прервалось длительным скандалом, как только мы заговорили о ребенке.
Маленькое, хитрое двенадцатилетнее создание. С печатью равнодушия и поиска постоянной выгоды на противно улыбающейся мордашке.
Наталья рассказала ужасающую историю. По каким-то методикам, я не помню, но явно идиотским, у них были просто пугающие отношения с сыном. Она это рассказывала гордо, как великий педагог. В какой-то книге то ли австрийского, то ли шведского профессора Наталья вычитала, что с детьми необходимо вести себя абсолютно раскованно. Профессор утверждал (очевидно, он был маньяком), что с детьми нужно вести себя непринужденно с самого рождения. Подчеркиваю — не можно, а нужно переодеваться перед детьми, как, видите ли, делают у них во всех семьях! Бедная Наташа! Она, видимо, не вычитала, в каких. Таким, видите ли, образом дети якобы привыкают к необычному и сразу постигают все. Перед детьми нужно ходить обнаженными, нужно с ними мыться в душе. Тогда они ничего не скрывают от своих родителей, как и внешне (имеется в виду тело), так и внутренне, рассказывают все, не тая.
Эх, глянуть бы в лицо этому психологу! Он уж куда покруче старика Фрейда. Они постоянно все что-нибудь да путают. Никто вовремя им не объяснил элементарного понимания женского и мужского. Иначе бы никогда не запутались и не написали эту чушь, завязнув в собственных мыслях и желаниях. Нельзя переводить все на секс, хотя и без него тоже никак! Но не все же…
Да, он руководит практически всем в жизни. Но ведь это легко изуродовать. И, наверное, нужно правильно направлять детей. Но уж никак из-за бегания по дому голым не произойдет гармония!
Было у меня с Юнгом несколько коротких бесед на эту тему. Я сделал свои выводы, может и ошибочные, но все же свои. Впрочем, ошибся я вряд ли сильно.
Инь и Ян присутствуют в каждом человеке пятьдесят на пятьдесят. И как страшен должен быть ребенок, выращенный на сто процентов в одной половине! Что же она наделала! Чашка с кофе выпала у меня из рук.
Как?! — заорал я. — Что ты мелешь, дура!
Она посмотрела на меня с чувством превосходства.
Я сейчас найду книгу.
Сидеть! А знаешь ли ты, что такое по Школе стеснение?! Меня, милая моя, учили так. И запомни это! Я свято верю в то, что ты сейчас услышишь. Самая первая и самая яркая эмоция проявляется у ребенка в стеснении. Запомни, — шипел я на нее, — меня учили так. Если ребенок не стесняется с пяти шести лет и легко может не только при чужих, а даже при своих родителях быть обнаженным, то не вырастет он уже никем. Через стеснение познается мир. Если ты кого-то стесняешься, ты всматриваешься в этого человека и задумываешься, почему стесняешься его. Если ребенок что-то закрывает, чтобы не увидели другие, значит, он эмоционален.
Нудистка проклятая! — вырвалось у меня. — Твой же сын должен быть абсолютно равнодушным. Этим ты украла у него мир и ощущения. Он сперва должен стесняться своей обнаженности. Ты должна была говорить: смотри, тебя увидит чужая девочка, тебя может увидеть чужой человек, одевайся быстрей. И запомни, дура, — не мог остановиться я — Стесняясь этого, заложенного в самом начале, он начнет стесняться своей неопрятности, он будет задумываться над проступками и стесняться своих неправильных действий. Ты убила в нем все. А ребенок должен со временем научиться стесняться даже своих недостойных мыслей. Что же ты наделала!
Я метался по комнате, а она сидела, величественная, снисходительно глядя на меня. Я видел, что не верила.
И тут я решил ей все доказать. Жестокий эксперимент, но все-таки так было нужно.
У ребенка уже давно появилось равнодушие, поиск постоянной выгоды, неуважение
к окружающим.
Пойми, ты вырастила маленького монстра! А она сидела в кресле и уже не высокомерно, но все же недоверчиво усмехалась.
Что ж, будет доказательство, — решился я.
Демон черного эксперимента зашуршал над домом, и дверь собственными ключами открыло маленькое чудовище.
Эксперимент был на основе Школы. Наталья действительно страдала от достаточно сильной болезни. У Витюши голова еще не болела. Но ребенок уже начал мучиться жестокими запорами. Наташа желала своему сыну, как всегда, добра и поэтому лихо, несмотря на мои возражения, пересадила его, как и себя, на правильное питание. Она забыла, что в ребенке, закормленном конфетами и разными деликатесами, не было воли сорокалетней, прожившей нелегкую жизнь женщины.
И, как мы узнали потом после эксперимента, маленькое чудовище ходило по школьным друзьям, по родственникам и жалобно рассказывало, что мама плохо кормит, да и вообще издевается. Поэтому изменения в питании почти никак не отразились на ребенке. Единственное — дома он маялся, глотая ненавистную кашу, давясь зеленым чаем. Вот уж для кого действительно этот чай был "мочой больного корейца"!
С мамой он никогда не спорил. Да и зачем спорить? Ведь можно обмануть! Дети умеют обманывать строгих и сильно любящих ложной любовью родителей. Для них они выстраивают удивительно крепкие железобетонные стены, о которые разбивается все.
Уже очень рано такие дети учатся сидеть, умно глядя в глаза родным, с абсолютным пониманием кивать головой, отключаясь от всего мира, входя в дьявольскую медитацию, сквозь которую не проходит ни одно нравоучение.
Наверное, строгость и правильность — совсем не ключ к пониманию ребенка, так же как и попытка купить его, пообещать что-то за выполнение определенных действий. Никто на Земле не умеет так приспосабливаться, как маленькие дети. Дети, у которых нет никаких принципов и норм и которые формируются только за счет поступков и отношения к ним взрослых.
Я очень боюсь детей, как всего сложного и непонятного.
Проходи, Витюня, — позвала мать.
Он приехал от какой то далекой бабушки, которая явно не слишком заботилась о правильном питании А тут уже целых два дня мама правильно кормила!
Познакомься, вот наш чудесный доктор, — Наталья кивнула в мою сторону годовой В глазах, в глубине веселой мордашки я увидел плохо скрываемую ненависть. Еще бы! Конечно, было за что ненавидеть.
Здравствуй, Витюша — Я подошел к нему и двумя пальцами потрепал по бледной мордашке — У нас сегодня большой праздник. Твоя мама сделала чистку крови, и мы решили расслабиться — Я играл наверняка — Ты что, малыш, больше любишь пирожное или мороженое?! — улыбаясь, спросил я
Глаза хищно блеснули. Противная мордаха облизнулась.
Пирожное! — пропищало чудовище.
На! — Я сунул ему в руку деньги. — Лети! Нам с мамой — по два мороженых, а себе — пирожное.
Хищно хрюкнув, Витюня убежал Было видно, что ему очень хочется.
Ну, и что за эксперимент? — с удивлением спросила Наталья.
Не спеши, радость моя. Сейчас все узнаешь!
Я знал и был твердо убежден, что именно так и будет — в правильном действии не бывает ошибок. Все происходило, как тогда, в Общине. Прозрачное кино. Все, что будет, быстро пробегало перед глазами до того, как случалось.
Минут через пять дверь отворилась. В комнату вошел Витюша с маслеными от удовольствия глазами. В одной руке он держал два пирожных — «корзинки», а другой запихивал в рот третье.
Мама, — спокойно и радостно чвакая, произнес он, — в киоске мороженого нет.
Что-то в последнее время я начал часто срываться. Наверное, надо было срочно уезжать в Общину.
Правой рукой я схватил мальчика за загривок и крепко сжал. Левой долго размазывал оставшиеся «корзинки» по его круглой физиономии. Очевидно, у меня был зверский вид. Наталья, забившись в угол, испуганно молчала. А я, открыв дверь, безжалостно вышвырнул в коридор воющего Витюню.
А теперь слушай! — грозно рыкнул я. — И не смей перебивать! Ты не обратила внимания, что я специально сказал — пирожное и мороженое. И бежать было нужно в два разных места. Единственное, на чем мог быть прокол, — это если бы вдруг твой красавец захотел и то, и другое. Но он не до такой степени гурман. А теперь давай думать. От подъезда до гастронома метров пятьдесят. В гастрономе большая вероятность купить пирожное. Но иногда бывает и мороженое. Там его, конечно же, не было. А от гастронома до ближайшего ларька с мороженым — метров сто. Очень хочется верить, что он добежал хотя бы до него. Твоему сыну глубоко наплевать, хотя он прекрасно знает, сколько ты голодала, сколько ты не позволяла себе сладкого. В гастрономе, может, и купил бы. Дай Бог, чтобы он добежал до ближайшего ларька! От ближайшего до следующего — ну, может, метров сто. А потом — еще и еще.
Ну, ладно, пусть наплевать на меня! Но ведь ты же мать! Ты заботишься о нем. Ты, как говоришь, знаешь его душу. Ему настолько наплевать, что он даже не додумался: если нет мороженого в гастрономе, хотя бы купить пирожное и нам! Ведь им можно заменить то, чего хотели мы. Но он хотел только для себя.
Где же его чувства? Где эмоции? Где волнение за тебя? Ты понимаешь, что ему наплевать на все? И дай Бог, милая моя, чтобы была донесена до тебя кружка воды в глубокой старости! Читай больше свои книги, умничай, плюй на чувства, на подсознание и на эмоции. Умная ты моя! — Я злобно пнул кресло.
Из другой комнаты слышалось повизгивание измазанного кремом Витюши.
И еще. Если бы не было меня и твое чадо впрыгнуло в комнату и все это объяснило, ты бы ничего не ощутила и не заметила. Задумайся: не от тебя ли, такой чувствительной и понимающей, получился он? А по-моему, ребята, вы один другого стоите.
И я ушел, грохнув дверью.