Глава 13. Контактёр из Краснодара

Глава 13. Контактёр из Краснодара

Матушка Мария отправилась к Эльмире, которая медитировала на краю поляны, неподалёку от палаточного лагеря, готовясь к вечернему Магниту. Увидев, что Эльмира приоткрыла глаза, продолжая сидеть в позе лотоса, и обратила на неё внимание, Матушка Мария важно произнесла:

— Я вот недавно обнаружила, что не совсем чиста ещё. Хотя, и к отцу-творцу три раза на день молитвы читаю, и к Учителям обращаюсь. Да вот, такое дело: бачок у меня недавно дома сломался, да унитаз забился. А так просто — ничего в жизни не бывает. И поняла я сразу: это сигнал. Ты уж, миленькая, глянь, какие каналы у меня загрязнились, ты ведь энергетические структуры хорошо видишь. Да и посоветуй, как дальше совершенствоваться.

Эльмира попросила матушку Марию стать от неё на расстоянии шести-семи шагов и начала диагностику, проводя руками сверху вниз:

— В нижней чакре что-то… Мочевой пузырь барахлит?

— Барахлит иногда, милая.

— Больше чайку здесь травного пей, и пройдет всё…

Диагностика продолжалась, когда мимо проходил Владимир Сергеевич, агни-йог, увлекающийся чтением книг Рерихов и Блаватской.

— А я вот что скажу, матушка Мария, — сказал он, — Среди своих это открыть можно. Ведь дольмен-то наш, это теперь ни для кого не секрет, строили посланцы с Ориона, чтобы донести до нас великие истины, большого значения, я бы сказал, космическую, информацию. Но ведь, она доступна не всем. Только избранным, единицам. Ну, а остальным и не к чему по горам бегать и пытаться выходить на контакт. А больше внимания надо уделять быту, простому серому дню — как сказано в «Двух жизнях»: может, важнее, к примеру, пойти и очистить сейчас у костра старую сковородку. И запоёт душа! Так ведь приятно сделать маленькое хорошее дело. Вот вы, Валентина… Сидели рядом с грязной посудой, и не пошевелились! Мы тут все шибко духовные, видите ли, собрались!

Маленькая стройная старушка с глазами семнадцатилетней девушки, также готовившаяся к Магниту и сидевшая на старом одеялке неподалёку от Эльмиры, услышав это, ахнула и прытко побежала к ручью, схватив по дороге в охапку все имевшиеся на столе немытые тарелки.

— Всех надо учить! — продолжал Владимир Сергеевич, — Все хотят чудес, а вымыть, подмести, сделать простое доброе дело — не могут. Опять-таки, идём сегодня на Лысую, а впереди — парень этот вертлявый, в белой рубашке и тёмных очках… Он — как включит свой магнитофон! На полную мощь! Я ему говорю: не мешай другим наслаждаться природой! Надо слушать голоса леса, вдыхать прану, настраиваться на работу…

— Это вы правильно, Владимир Сергеевич! Но — вам многое открыто, многое дано, а мы, многие, ещё такие несовершенные… Вы побольше учите молодежь, — умильным голосом сказала матушка Мария, — А ты — продолжай, милая!

— Анахата и вишудха у вас в порядке. В сахасраре — легкое облачко. Туман какой-то… Вы почаще молитвы читайте.

— Молитвы, молитвы, — проворчал Владимир Сергеевич, — Одними молитвами сыт не будешь. Вот что я всегда говорю: надобно устремление! Задача любого человека — это делать на земле своё маленькое дело, в простом сером дне, как говорится. А потом Учителя помогут. Создадут условия, и тогда можно будет заняться и духовным ростом.

— А какие условия они создавали, к примеру, Паганини, Бетховену, Лермонтову, или, на худой конец, Кюхельбекеру? — вмешался проходивший мимо Алексей, крутивший в руках алюминиевую рамку, с которой он не расставался, — Как говорится, лучше не придумаешь! Можно сказать, просто оранжерейные условия. И сейчас, вероятно, только тем и заняты, что «условия создают». От этих «условий» скоро дышать нечем будет. Будто за горло схватили — и жмут, жмут! Такие условия.

— Ну, с вами я и разговаривать не хочу, вы — строптивец. Вот увидите, что с вами ещё сделают, если вы не хотите слушать Учителей! Всё — сам да сам… Такие строптивцы всегда и получают по заслугам. А надо делать ту работу, на которую ты приставлен, и о более духовном не думать. Можно и посуду так помыть, что она просто сиять будет, и все вокруг будут радоваться. Или — подмести улицу очень чисто. В этом и есть земное предназначение: заниматься своим делом, а не соваться в чужие. Быть всегда на своём месте.

— Но, если не устремляться, хоть в мечтах, к другому, более значимому для человека занятию, не читать книг, не слушать музыку… Замкнуться в разгребании навоза, к примеру… И — что дальше? — спросила тётя Роза, заинтересовавшаяся разговором и вышедшая от костра на край поляны.

— Если человек достоин, то, как я сказал уже, ему создадут все условия для более продвинутой духовной работы. Как только он созреет, тут же ему сразу — и новую квартиру, и дачу или виллу с видом на море, если называть вещи своими именами. Только, прежде умей терпеть, работать на своём месте, быть довольным и ждать безропотно.

— Хорошая сказка для маленьких детей! Ещё раз догонят — и ещё раз дадут! — сказала тётя Роза.

— А строптивцы, — покосился на неё Владимир Сергеевич, — скоро своё получат сполна. От светлого воинства. Достанется им за их строптивость! А мир и сейчас устроен справедливо и замечательно, и думать о том, что он может измениться — греховно. Потому что мир создан Богом, а потому — совершенен.

После этих слов, Владимир Сергеевич гордо удалился, демонстративно собирая тоненькие прутики для костра.

— Эльмира, посмотри, пожалуйста, и меня. Что-то с утра горло побаливает, — прервала наступившую после ухода Владимира Сергеевича тишину тётя Роза.

— Да не могу я несколько человек подряд сразу диагностировать, сил пока не хватает. Завтра, быть может… Подходи ко мне с утра, я посмотрю! — предложила Эльмира.

— Ой! А я ещё молитву вечернюю не прочитала! — засуетилась Галина Константиновна, — Пойду очищаться и работать индивидуально.

Она, прихватив с собою маленькое одеялко, удалилась.

К костру, блаженно улыбаясь, подходил Мишка Возлюбленный.

— Друзья! Возлюбленные мои! — сказал он, сияя и широко распахнув руки, — красота-то здесь какая! Дух захватывает! Вот, возьму крупы всякой побольше, палатку утеплённую — и приеду сюда снова, уже осенью! И буду жить всю зиму! Только, в город к себе съезжу, дела кой-какие улажу, жене скажу, чтобы присылала мне крупы и сахар, больше мне ничего не надо: квартира, машина, дача — всё пусть за ней остаётся…

— А что, — сказала матушка Мария, — как я знаю, некоторые высокодуховные люди с прошлой осени здесь оставались на зиму. Николай — он сейчас на другой поляне стоит, Валерий — ну, некоторые из вас его здесь видели, на общем собрании он рассказывал о своей работе с горловым центром, с вишудхой. Это — опасная работа, не для каждого, но, практикуя её, сильно продвинуться можно.

— Ура! Да здравствует круглогодичное объединение на Поляне! — провозгласил Михаил, — Я — остаюсь! И нас, со временем, будет много! Ура — во имя общей работы!

— Тут Диана недавно, в прошлом году, приняла информацию, что здесь будет большой духовный центр. Всё, как полагается: красивые здания, библиотека. Зал для медитаций, конференций. Храм, конечно. Не прямо сейчас всё это будет, понятное дело. Но уже начали идти сильные, преобразующие энергии. Местные скоро перестанут выдерживать их и начнут потихоньку уезжать. А прибывать, поселяться здесь начнут совсем другие люди. Только, я думаю, что среди нас будут вести отбор, и не все мы сюда попадём, — сказала матушка Мария, — надо работать над собой, устремляться к совершенству!

— Возлюбленные мои! — закричал Мишка, — Ура! Давайте, я вас всех обниму!

* * *

В то время, когда большинство эзотериков уже ужинало, накладывая в тарелки ещё остававшийся на дне кастрюли суп и только что сваренную кашу, со стороны дороги, идущей по краю Поляны, показался новый человек, громко со всеми поздоровавшийся. Он казался весьма странным здесь, в этом месте. На вид его возраст определить было довольно трудно, предположительно, он выглядел старше своих лет, был сильно худ, слегка как-то скрючен — как человек, в детстве перенесший в лёгкой форме ДЦП. Его крупные карие глаза с острым, пронзительным и настороженным взглядом придавали ему вид очень умного человека, и первое впечатление только усиливали тонкий и чуть заостренный нос, тёмные, довольно длинные и курчавые, волосы и тонкие, сложенные в ехидную улыбку, губы. Вдобавок, чем-то неуловимым, быть может, походкой, — а передвигался он осторожно, вкрадчиво, и немного боком, — этот человек напоминал угрюмого паука. Оделся незнакомец вовсе не по-походному: на нём был тёмно-коричневый костюм, голубая рубашка с галстуком и жмущие узкие туфли, одетые прямо на босу ногу. В руках, будто специально для завершения образа, он держал довольно объемный коричневый портфель, а опирался на тонкую тросточку.

Подойдя поближе, он выждал паузу, пока все не замолчали и не обратились взорами на него, а затем спросил, кто здесь будет Сан Саныч, с которым он не так давно связывался по интернет — переписке.

— Сан Саныч отправился с Петром Семёновичем по грибы, — ответила осведомленная в этом вопросе тётя Роза.

— Да вы не стесняйтесь, присаживайтесь! — предложила интеллигентная тихая женщина Нина, высокая, с короткой стрижкой и туманными голубыми глазами.

Тётя Роза, сидевшая на лавочке за столом с краю, слегка подвинулась, поправляя халат и освобождая новому здесь человеку место.

— Рассказывайте, кто вы, откуда, — предложила она, когда вновь пришедший присел, но не рядом, а почти напротив неё, с трудом протиснувшись на лавочке между Зоей и Ниной. Последняя почему-то сразу же вскочила и пересела подальше, будто испугавшись.

— Я контактёр. Из Краснодара. Меня зовут Ерофей, — отрекомендовался тот.

Кто-то налил Ерофею супа и подал несколько кусочков хлеба.

— Устали, наверное, с дороги? — спросила бабушка Валентина.

— Да, устал. Пришлось пешком добираться. Спасибо местным — подвезли на грузовике, — угрюмо ответил Ерофей, — А вы хотите узнать, кем вы были в прошлой жизни? — внезапно обратился он к тёте Розе.

— Да-а, — удивленно протянула та, от неожиданности поведя руками в разные стороны.

— Ну, подойдите поближе, дайте мне руку! Мы с вами где-то встречались в прошлых жизнях, — и Ерофей вцепился глазами в тетю Розу и судорожно схватил, когда она приблизилась к нему, протянутую ею руку.

— Вы были в Китае, в Харбине… моей женой, а я — богатым китайским торговцем. До замужества вы были гейшей и танцевали для русских в кабаке…

Неожиданно он вскочил, довольно резко, протянул руки к небу, из одной из них не выпуская трость, и возопил театрально:

— Я был очень нехорошим человеком тогда, в Китае! Я обворовывал простой честный народ! И цепь моих злодеяний уходит далеко, в ещё более ранние жизни! Всё это началось потому, что в давние-давние времена, в Атлантиде, я был адептом зла и хранил ключи всех тайн…

Все слушали, открыв рты, как завороженные, удивительные истории этого невысокого, надолго приковавшего к себе общее внимание, худого человека с пронзительным леденящим гипнотическим взором, с глазами, которые, казалось, горели сейчас внутренним зеленым светом.

А потом странный человек в коричневом костюме, с тросточкой и портфелем, дождавшись Сан Саныча, с которым был знаком только по переписке в Интернете, и перемолвившись с ним парой слов, двинулся в одиночку по тёмной уже дороге, и стук его трости далеко раздавался в притихшем и замершем лесе. Дважды он, наскоро разувшись, переходил вброд неглубокие речушки, ощупывая дно перед собою своей тростью.

Затем нужная ему тропка вилась вдоль берега и заворачивала вправо, где ещё от реки стал виден небольшой палаточный лагерь. Показался также костер, стол с навесом и люди, сидевшие и вокруг костра, и за столом. К столу вела ступенчатая дорожка, идущая вверх от реки.

— Здравствуйте! К вам можно присоединиться? — спросил Ерофей, поднимаясь вверх по дорожке, которую кто-то не поленился обложить гладкими камнями, — Я — контактёр из Краснодара. А кто из вас Людмила?

— Проходите, проходите! — послышался голос со стороны костра, и навстречу ему вышла девушка в чёрной майке и джинсах. Черты её лица было не разглядеть сейчас, в темноте, но голос же у неё был по-детски звонким, — Меня зовут Марина. А Людмила сейчас занята, но скоро освободится. Налить вам пока чая с травами? Ах, какие они душистые! Мята, собранная ночью, пахнет особенно сильно!

— Вы — наверное, с большой Поляны? — спросила другая женщина, сидевшая у костра, полная блондинка с выразительными печальными глазами.

— Да. Я там был. Только что, — ответил Ерофей.

— А мы — немного отшельники, — сказала блондинка, — В основном, индивидуальной работой занимаемся. И с дольменами работаем. Людмила — наш духовный руководитель. А меня Тамарой зовут.

За столом, куда прошёл Ерофей, спиной к костру сидела в позе лотоса, на небольшой подушечке, худая женщина с короткой стрижкой. Она, углубившись в себя, молчала. По-видимому, находясь в трансе или медитации.

Марина оторвала лист мяты и стала жевать. Ерофей осмотрелся. Здесь очень густо пахло травами, мёдом, костром и ещё чем-то неуловимым. Под крышей сушились грибы и травы. Всё это было нарочито выставленным, развешенным в особом порядке, и к каждому пучку с травами была прикреплена довольно большая табличка, такая, что написанное на ней название растения можно было прочитать даже сейчас, в полутьме, при вспышках костра. На одном из столбов, поддерживающих навес, висел огромный лист ватмана, на котором значилось:

««Детка», великое и мудрое завещание нашего Учителя, Порфирия Корнеевича Иванова».

На другом столбе, на листке бумаги в клетку была нарисована большая зелёная ёлка, похожая на такую, какую рисуют дети в школе на Новый год, под которой крупным шрифтом было выведено: «Звенящие кедры России». Ерофей осторожно присел за стол, с краю.

— А к нам тут по утрам поползни прилетают! — щебетала веселая Марина, — Я хочу приручить их брать у меня хлеб из рук.

— Мы тут по Анастасии работаем. Пытаемся достигнуть полного единения с природой, — произнесла Тамара, — Вы читали о ней?

— Да, читал, конечно, — ответил Ерофей, — Только — не все книги. Какие попадались. А как вы по ней работаете?

— А как кто умеет. Как сердце подскажет. Я вот пытаюсь с природой контакт почувствовать, ощутить каждую травинку. На дольмены ходим. С ними у нас Людмила связывается. Это она установила, что дольмены бывают мужские, а бывают женские. А ещё, они являются проводниками на Землю космической энергии.

Ерофей уже понял, что Людмила — это женщина, сидящая за столом в медитации, и теперь пересел, расположившись в точности напротив неё, на пустующее место. И так они и сидели молча друг напротив друга, пока Людмила не приоткрыла глаза.

— Ты, — сказала она без всякого предисловия, когда наконец как бы очнулась и посмотрела на Ерофея, — не адепт зла, но носитель контактов с Кассиопеей — технологически развитой планетной системой. Потому ты получаешь информацию по лучу желтого цвета. Мой же луч — луч Ориона. Он имеет голубой цвет. Мы не можем мыслить одинаково, но должны осуществлять синтез наших знаний и контроль за информацией.

Ерофей удивился таким началом (здесь он вовсе не собирался представляться адептом зла), и моментально оживился, потому что осознал, что разговор, ради которого он пришел ночью на реку Скобидо, с трудом отыскав это место по описанию Сан Саныча, всё же состоится, хотя поначалу Людмила его игнорировала. К тому же, почему-то он тут же достал из-под стола свой портфель, извлёк из него толстую старую тетрадь и начал рисовать в ней какие-то значки и цифры.

— Но, цивилизация системы Ориона, — важно начал он, — считает, что человечество Земли должно полностью оставить технологический путь развития, а следовательно, не принимать лучей Кассиопеи. А по вашему собственному мнению, так и вовсе мы, люди Земли, должны слиться с природой настолько, чтобы кинуть не только города, но и деревни, и дома вообще, и поселиться в лесу. И если помыслы наши чисты, то нас прокормят даже дикие звери, которые будут приносить нам корм. А для пребывания на морозе мы должны будем закалиться по системе Порфирия Иванова, чтобы не бояться зимней стужи и сибирских холодов. Даже грудной младенец, по-вашему, должен питаться травкой… Кроме того, все не должны будут читать книг, а станут получать информацию прямо из Космоса, — Ерофей дробно рассмеялся.

— Человек должен вернуться — может, не сразу, а постепенно — к гармонии с природой, к своему первоначальному естеству, первоначальной чистоте, — провозгласила Людмила.

— К первоначальному естеству — в Сибири?! — грозно надвинулся Ерофей, — да где вы видали человека, приспособленного жить в таких условиях?! У него — что, жир как у тюленя? Или шкура, как у белого медведя? Или он впадает в зимнюю спячку? Человек — изнеженное существо, всё в его структуре говорит о том, что он изначально жил в тёплом мягком климате! При температуре в двадцать пять градусов плюс-минус пятнадцать, и уже на самых границах таких температур он чувствует дискомфорт! Чтобы осваивать Сибирь, люди должны быть уверенными, что их там не кинут на произвол судьбы, без пропитания и обогрева! А вы хотите, чтобы толпы энтузиастов ринулись в сибирские леса, чтобы жить там с медведями в одной берлоге! Ха-ха! Предположим, что такое возможно, но тогда на всех медведей не хватит! Знаете, что сказала Хакамада, когда ей сообщили, что в тундре люди голодают? Что им самим, мол, надо о себе заботиться, пусть грибы собирают. Это — в тундре-то, зимой!

— Ну, сразу в Сибирь, всем, вовсе не обязательно. Мировоззрение надо менять, а не место жительства. Чувствовать природу. Жить с ней в согласии.

— Мы, генетические дети города, не отличающие одуванчик от ромашки, продукт индустриализации, и чем меньше мы общаемся с природой, тем для неё же и лучше! Всё, что мы видим, мы хотим съесть, — со злой иронией заметил Ерофей, — Мы — лысые обезьяны, побочный продукт экспериментов какой-то древней цивилизации, заварившей кашу на этой планете! Скорее всего, этот эксперимент заключался в создании генного гибрида существа, похожего на бесхвостую обезьяну, и инопланетного космопилота, потерпевшего здесь крушение… А иначе — почему мы никогда не чувствуем здесь себя как дома, а боремся с планетой, уничтожая её цветущий мир, без всякого зазрения совести? И почему нас так привлекают иные миры, по которым мы испытываем острую тоску, и откуда этот вечный дуализм души и тела? Мы постоянно, тысячелетиями изводим себя и планету, а вы хотите, чтобы это вдруг мгновенно прекратилось, как по мановению волшебной палочки? Мы вдруг станем умненькими — разумненькими, как Буратино, и будем есть одну лишь морковку, а не превращаться в хищное стадо, разрушающее всё вокруг? — глаза Ерофея расширились и уставились на Людмилу с гипнотической силой.

— Для этого должна зародиться новая раса. Таких людей, как ребенок Анастасии, живущей в глухой сибирской тайге. Женщины решат судьбу мира. Они должны посвятить себя будущему, посвятить себя детям. Если они будут светлыми и чистыми, то и мужчины исправятся, и оставят беспорядочный секс ради созидающей любви, — сказала Людмила.

— Всё это — слова. А что означает в реальности, например, «посвятить себя будущему»? Какая идеальная картинка, как всё просто и легко, — сказал Ерофей, приподнявшись и всё ближе надвигаясь через стол на Людмилу, глядя ей прямо в глаза, — Да, такая созидающая любовь, как у Анастасии, конечно, привлекательнее и интереснее секса по телевидению вместе с рекламой жвачки или чашечки кофе, но и это всё — лишь звук пустой. Вот сейчас, глядя в мои глаза — глаза вовсе не добренького человека, совсем не красавца, почти урода, в детстве только силой воли ставшего на ноги, научившегося ходить в шесть лет — можешь ли ты оторваться от них, разве ты не тонешь в них, разве ты не лишена воли — хотя я лишь передаю тебе некоторую зрительную информацию о том, что мы встречались прежде, в иных жизнях, и совершаю прямой обмен мыслительной энергией, завязываю ещё один кармический узелок на память… Разве ты не испытываешь сейчас нечто непознаваемое? — и Ерофей, наконец, прекратил этот магический поединок, отвернувшись в сторону от онемевшей и ошарашенной Людмилы, в миг потерявшей гордую осанку.

…Он ушел в ночь, хромая и чуть-чуть заваливаясь на одну ногу, странный человек с портфелем и тростью в руке, так фантастически, так нелепо несовместимый с этим лесом, этим часом, этим местом, — как звук пощёчины средь шумного бала, после которой наступает грозовое молчание.

— Знаешь, кто это? — тихо спросил кто-то из сидевших за столом.

— Кто?

— Это — эзотерический инквизитор, — последовал ответ.

* * *

Из записной книжки Сергея.

Звенящие кедры России

Звенят у меня в голове,

Летящая Анастасия

Вчера приходила ко мне.

И тихо она мне сказала,

Что нужно искать мужиков,

Сменивших забрала на рала,

Духовных и чистых при том.

Но бродят тихонько поэты,

Меня обходя стороной.

Мой принц, лишь в духовность одетый,

Тебя поджидать мне — доколь?

Звенящие кедры России

Звенят у меня в голове,

Летящая Анастасия,

Поеду в тайгу я к тебе!