Глава 7. Случайные попутчики

Глава 7. Случайные попутчики

Он легко мог представить себя за пультом космического корабля-парусника, летящего в неизвестные глубины просторов космоса, среди рыцарей Круглого Стола или даже среди североамериканских индейцев. Только… Ему было очень трудно представить себя в этом, реальном, мире, взять на себя какую-то роль в его повседневных буднях. Он примерял разные маски современности — но ни одна не шла ему. Было очень трудно переживать реальность, от которой он старался всячески устраниться, пока она вновь не врывалась потоком площадной брани в уши, толчком в спину, давкой в автобусе… С детства его дразнили девчонкой и маменькиным сыночком. Хотя «маменькиным сынком» он не был никогда, почему-то всегда с трудом общаясь со своими родными и не находя у них понимания. Глубоко задумавшись, он часто мог чертить в тетради какие-то непонятные знаки или писать стихи. Мучительно-болезненное, до звона в ушах, восприятие мира мешало ему жить. Невыносимо сложно было ему порой и общаться с людьми: чужие вибрации нередко приводили его в состояние, близкое к обмороку или потере чувств, он ощущал себя беспомощным, но беспредельно чутким в растянутом, как резина, времени, отделённым от происходящего тонкой, но прочной прозрачно-ледяной коркой.

Зачастую он не знал, как ему жить дальше и зачем он родился на свет. И жизнь казалась ему слишком трудной и абсолютно безрадостной. В таких случаях «тупика» ему обычно, как и на этот раз, полагалось, как он мысленно называл подобное действие, совершить «финт ушами» — то есть, бросить всё и срочно уехать куда-нибудь, и цель поездки при этом — первое, что придёт в голову. Потому, что главным было временно вырваться из ловушки, из замкнутого круга, хоть ненадолго…

В этот раз именно таким образом он и поступил, когда сел на первую попавшуюся электричку. И вот уже за окном поплыли деревья, сады, огороды, поля… Бесконечные поля подсолнухов и кукурузы. Уже через несколько станций ему стало легче дышать, проснулся интерес к жизни. Он постепенно начал приходить в себя и полностью осознавать и воспринимать происходящее.

Через некоторое время Арей обратил внимание на одного пассажира, продвигающегося вперед по вагону. Чем-то он привлек его внимание, этот человек в ветровке и бейсбольной кепке. У него были светлые, довольно длинные волнистые волосы и такого же цвета шёлковая волнистая борода. Даже его походка отличалась неуловимой своеобразностью. За плечами у незнакомца был довольно-таки вместительный рюкзак, и он явно кого — то искал, прохаживаясь по вагону, пока не встретился глазами с Ареем. И взгляд голубых глаз незнакомца, устремленных теперь прямо на него, стал пронзительным, а лицо осветила дружеская улыбка.

— Здесь свободно? — спросил этот человек, вскоре остановившись рядом со скамьей напротив Арея, и, получив утвердительный ответ, уселся напротив.

«Волхв», — почему-то пришла в голову краткая и ёмкая характеристика. Человек, усевшийся напротив, его определённо заинтересовал.

«Волхв», между тем, достал из холщовой сумки, перекинутой через плечо, простую картонную папку с завязочками и стал их развязывать, медленно, глянув при этом на попутчика загадочно. Из папки неожиданно прямо под ноги Арея выпал какой-то листок бумаги, и он быстро поднял его, чтобы подать незнакомцу. Перевернув его, он заметил странный рисунок и задержался на нем взглядом. Затем протянул его сидящему напротив «волхву».

— Это — мандала, — тихо пояснил ему незнакомец, наклонившись вперед, поближе к Арею и протянутому им листку, — Она очень сильная. Её принимала одна очень хорошая девушка. Чистый контакт! Взгляни, если хочешь.

Арей приблизил поднятый листок к себе и повнимательней вгляделся в мандалу.

— Чтобы лучше почувствовать, как она работает, ты можешь просканировать её кончиками пальцев, — продолжал незнакомец. И произнес это так, будто предлагал своему закадычному другу попробовать только что испеченный и вынутый из духовки пирог.

Мерно постукивала электричка. Но реальности больше не было. Вернее, её затмило нечто ирреальное, неведомое, непредсказуемое и волнующее. В то же время Арей почувствовал, что всё, что сейчас с ним происходит, именно так и должно было случиться, будто именно этот штрих его жизни был обязателен и ожидаем им с детства.

Ничтоже сумняшеся, он вышел на незнакомой ему станции вслед за человеком с белой бородой. Потому что «волхв», узнав, что Арею всё равно, куда сейчас ехать, предложил сойти с ним вместе, чуть раньше пункта назначения, указанного у Арея в билете. На одной из маленьких станций с фонтанчиком и цветами… И отправиться в горы.

— С этого дня ты начнёшь новую жизнь, — сказал ему тогда, пару дней назад, волхв-Андрей, бодро шагавший впереди него по дороге, — Поменяй амплуа. Выбери себе какое-нибудь другое имя. Желательно, мужественное и суровое. Ничего не приходит тебе в голову или не вспоминается?

— Недавно мне как раз-таки пришло на ум одно, как бы моё, имя: Арей.

— Вот и отлично. Так здесь и назовись. И вот увидишь, что никто не воспримет тебя как вялого романтика с чахоточной грудью, время от времени кропающего заунывные вирши.

— Откуда ты…

— Да у тебя всё на лице написано. Так вот, имени, конечно, мало. Поэтому я и предлагаю тебе так же, хотя бы на несколько дней, поменять и своё амплуа, — лукаво улыбнулся Андрей, — Попробуй стать для всех лесным человеком, знающим здесь все стёжки-дорожки…

— А может быть, ещё лесным колдуном? — посмеиваясь, спросил Арей.

— А почему бы и нет? Лесным колдуном! Который идёт сейчас по этой тропке — как к себе домой, чай пить. Впрочем, похоже, мы действительно идём сюда пить чай! Здесь, кажется, сейчас люди живут. Погреемся у костерка!

В ответ на эти слова, Арей, впервые за несколько прошедших последних месяцев, звонко рассмеялся.

…Сколько дней назад это было? Два? Три? А может, два года назад?

Странное место — Поляна… Будто, с иным измерением времени. Из-за насыщенности событиями — или же, другого восприятия. С другой величиной временной интенсивности. Если, конечно, придумать такую физическую величину: интенсивность (или напряжённость) временного потока…

Сейчас Арей, сразу после «работы» на небольшой полянке, не пошёл вместе с Андреем и остальными к костру, а направился к дальнему роднику. Ещё раньше, днем, они с Андреем наметили на ночное время некий поход. И договорились в полночь встретиться на этом самом месте. И теперь Арей специально пришёл на родник раньше Андрея, чтобы в одиночестве настроиться на грядущее испытание, мысленно подготовиться к нему.

Сейчас неподалеку от Арея шелестела под легким ветерком небольшая рощица, некогда оставленная между двумя искусственно созданными полянами, или же бывшими обрабатываемыми полями. Рощица сохранилась в том месте, где протекал небольшой ручеек с чистой родниковой водой, который, незадолго до крутого спуска, внезапно пропадал среди камней, а потом появлялся ниже, в виде бьющего, просачивающегося прямо из скалы, источника. Некоторые называли этот источник «Дедушкой», углядев в каменных образованиях подобие усов и бороды.

Арей сидел неподалеку от «Дедушки» на большом валуне, когда к роднику явился, наконец, Андрей. Он пригласил Арея следовать за собою и не отставать. И тот пошёл вслед за Андреем, вначале через поляну, затем — по тёмному густому ночному лесу, пытаясь уловить то состояние, в котором пребывал его спутник, который двигался легко, свободно и практически бесшумно. Под его ногами, как у Арея, не хрустели сломанные сухие ветки, он интуитивно обходил пни и не спотыкался постоянно о камни. Пытаясь приноровиться к быстрому движению Андрея, Арей изменил походку: чуть-чуть наклонился вперед, но не сгибая спины, и слегка согнул ноги в коленях, а также соединил на руках в кольцо большой и указательный пальцы. Теперь он старался дышать равномерно, делая попеременно два вдоха и два выдоха. Он пошёл теперь значительно быстрее, но всё равно немного отставал и постоянно натыкался на ветви деревьев, в то время как Андрей, казалось, видел в полной темноте всё, что находилось впереди и под ногами.

— Осторожней! Дальше — крутой спуск! — остановившись и подождав, когда к нему приблизится шедший следом спутник, шепнул ему Андрей.

После спуска они оказались в низине, по которой текла неглубокая, но довольно широкая река. Большое пространство, расстилавшееся по обе стороны реки, было усеяно крупными и мелкими валунами, а кое-где — принесенными водою стволами деревьев, так что можно было предположить, что в пору разлива река становилась очень бурной и занимала всё широкое пространство, заполненное сейчас валунами. Вокруг было светло от света луны и тихо.

Андрей присел на вывороченный с корнем и принесенный откуда-то водой широкий ствол дерева у речной излучины и стал внимательно изучать противоположный обрывистый берег.

— Насобирай немного светлых мелких камешков, — предложил он Арею.

Кое-где местами здесь действительно попадались мелкие белые камешки — скорее всего, это был омытый водой кварц, — которые ярко выделялись при свете луны. Они были холодные, но очень быстро отогревались, стоило их подержать в ладонях. Арей насобирал довольно много этих камней в карманы своей ветровки.

Ярко светили звёзды, многие из которых были необычайно крупными. Ночь была тихая, безветренная. Арею показалось, что звёзд было как минимум в два раза больше, чем обычно. На небе, как в планетарии, отчетливо вырисовывались туманности, Млечный Путь…

— Пора, — сказал Андрей, вставая, — Нам — туда, — и он указал на противоположный обрывистый берег, на самый верх его, на котором росли деревья. Край обрыва был выше, чем бугор, с которого они сюда спустились, и уходил вверх почти вертикально, обнажая слоистую структуру образующей его породы.

Они, конечно, не полезли напрямую по обрывистому утёсу, а спустились вниз по течению реки, туда, где был брод, и перешли реку, которая, хотя и была холодной, всё же показалась Арею даже чуточку теплее, чем была в другой горной реке сегодня днём. Затем, выйдя на грунтовую дорогу, они от неё начали подъем на высокий склон. Здесь, с этой стороны, он был пологим и заросшим травой и кустарником. К тому же, между кустами, а затем и между начавшимися выше деревьями, шла узенькая хоженая тропка, которая при окончательном их подъеме продолжилась и пошла неподалёку от края скалистого обрыва. Пройдя по ней немного, они попали на небольшое открытое пространство, на заросшую травой и цветами маленькую полянку.

— Вот и пришли! — сказал Андрей.

Справа внизу была теперь река, сзади — преодолённый ими склон, а с других сторон ровной площадки начинались непроходимые густые заросли. Со стороны, противоположной реке, постепенно начинался подъём вверх, хотя отсюда и не была видна высокая лесистая вершина. А с полянки, благодаря расположенному рядом пространству широкого русла реки, открывалась великолепная панорама звёздного неба.

— Я ухожу, а ты должен остаться тут. Это — испытание для тебя, как для формирующегося лесного человека. Жду тебя в лагере не раньше рассвета, — после этих слов, Андрей скрылся, внезапно и бесшумно. По всей видимости, он пошёл назад, в лагерь, по какому-то другому пути: Арей, подойдя к краю обрыва, глянул вниз и увидел, что оказался как раз напротив поваленного дерева, лежащего на другом берегу; но, смотря во все глаза, так и не увидел внизу Андрея, переходящего эту реку.

Немного подумав об Андрее, о том, каким же путём он вернётся в лагерь, Арей немного посидел без всяких мыслей, созерцая ночное небо. Было довольно прохладно, особенно, если сидеть на одном месте, а к утру будет, вероятно, совсем холодно. Хорошо, хоть лицо обвевал ветер с реки, и комаров не было. «А вдруг, я просто промаюсь здесь и продрожу всю ночь, без сна к тому же, и без толку? — подумал Арей, — Да и что за опыт я должен получить в результате этого эксперимента? Может, зря это всё? Что здесь может случиться необычного?»

Внизу раздались какие-то странные звуки, будто кто-то невидимый босиком шёл по воде — плюх-плюх, плюх-плюх. Но — никого не было видно. Арею на минуту стало жутко. Засосало где-то под ложечкой. Он отсел подальше от тропинки, продвинувшись вглубь лесной поляны так, чтобы перестало быть видно реку. И будто ветер пробежал по листьям, как сумрачный дирижёр лесного концерта — и до Арея донеслись тысячи шорохов и звуков ночного леса. Внизу, у реки, снова что-то зашлёпало. Казалось, за деревьями вокруг поляны притаилось нечто, и её пространство стало темнеть и сжиматься. Крикнуть бы, что есть мочи, да крик застрял в глотке. Будто бы и воздух вокруг Арея сгустился и стал превращаться во что-то непонятное, страшное, зловещее…

Вдруг его словно осенило. Он достал из кармана маленькие белые камешки и стал выкладывать их, один за другим, вокруг себя, по кругу, обозначая место защиты, отрезая себя от зоны чёрного леса. Скорее, ещё скорее… Странно, но, выложив круг, внутри которого он теперь оказался, Арей успокоился. Страх исчез… Ведь, в конце концов, не всё ли равно, что нас оберегает от неизвестности, толстые стены — или же просто круг из маленьких камешков? Арей спокойно лёг в созданном им защитном круге на землю, на траву, почувствовав себя уютно, как в доме. Земля была влажной и слегка тёплой. Арей впитывал в себя энергию земли и энергию звёзд, на которые он смотрел, от которых он заряжался, протягивая к ним руки. Он ощущал эту энергию кончиками пальцев, так же, как и при работе с Андреем, и думал о далёких звёздных мирах. Он дышал полной грудью, вдыхая запахи трав и леса. Лес больше не шумел и не надвигался. Он уже слился с окружающим его здесь миром, и лес принял его. Немного погодя Арей согнул ноги в коленях и обхватил их руками. Потом закрыл глаза и почувствовал, как волны живительных токов пронизывают его тело, проходят сквозь него, а он лежит, как младенец в утробе матери, связанный энергетической пуповиной с небом, звездами… Волны энергии стали уносить его куда-то вдаль. И он качался на них, плывя по безбрежному океану мыслей и снов…

Проснулся он, когда уже стало светать и пробуждались птицы. Только начинало светлеть небо. Начинался рассвет: самый первый рассвет, который он встретит в горах, в одиночку.

Он не спеша встал, покинул приютившую его полянку, спустился вниз, к реке и умылся студеной водой. Рассвет Арей решил встретить в одном месте, которое недавно показал ему Андрей. Оно располагалось довольно далеко отсюда, и потому нужно было спешить, чтобы достигнуть его до восхода солнца. С этого места открывалась отличная панорама окрестных гор, поскольку маленькая терраска для наблюдения располагалась на возвышенности, один из склонов которой обрывисто уходил вниз почти вертикально и обнажал выветренную серую скальную породу. А потому, деревья, как на вершинах окрестных гор, не заслоняли обзора. А еще, именно у подножия этой серой скалы, после груды плоских серых плит и больших валунов внизу, располагалась одна из самых глубоких и самых живописных речных лагун в окрестности.

Арей, неожиданно для себя, достаточно быстро и совершенно безошибочно находя путь, добрался до желанного места. Теперь, когда он уже увидел край солнца, показавшегося из-за дальних гор, ярко вспыхнувший его первый луч, светлое, лучезарное небо, постепенно освещаемые все ниже и ниже вершины, он продолжал сидеть и сидеть здесь, глядя вниз на довольно бурную горную речку, на лагуну с чистой прохладной водой. Он размышлял о странностях судьбы и случая, закинувших его в горы, и вспоминал сон, приснившийся ему этой ночью.

Это воспоминание было вызвано тем, что место, где он теперь находился, немного напомнило ему то, которое приснилось ночью во сне. Только во сне река была полноводной и широкой, а в скале была пещера.

Арей помнил сон не слишком отчётливо. Легкий наплыв этого сновидения внезапно возник из недр его подсознания, и теперь он пытался раскрутить его клубок и зафиксировать памятью.

Он помнил, как во сне стоял возле скалы с пещерой, среди пришедших туда людей. Все они были из двух враждовавших издавна племён и пришли туда, чтобы совершить ритуальную церемонию для достижения перемирия. Одни люди были высокие и черноволосые, другие — среднего роста, светло- или темно-русые. Среди всех присутствовал, но не телом, а духом, — так возможно только во сне — некий «колдун», проводящий эту церемонию и руководивший, как кукловод, самым высоким и плотным черноволосым мужчиной.

Собравшиеся люди стали в круг, в центре которого был костёр, и, взявшись за руки, затянули ритмичную ритуальную песню. Всё вокруг меняло свои очертания, теряло реальность, расплывалось, перемешивалось с неким другим, таинственным и тонким миром, теряя осязаемость. «Колдун», наблюдающий всё это со стороны, тоже пел странным, заунывным голосом. Неожиданно высокий черноволосый мужчина, стоявший в центре круга, выхватил из рядов танцующих хрупкую черноволосую девушку и полоснул ей, а потом и себе, ножом по руке. Поднеся руки к костру, они смотрели, как кровь капает в огонь. Затем мужчина поднял свою руку и руку девушки вверх, показывая всем: порезов на них уже не было. Потом мужчина подвел девушку к костру и толкнул её в огонь, и она стала внутри костра, вспыхнувшего высоким пламенем. Колдун приказал мужчине отрубить девушке голову, и тот достал из-за пояса острый, блеснувший при свете клинок, и нанес удар по тонкой шее девушки, стоявшей в костре и полностью залитой его пламенем. Все вокруг вскрикнули. Голова полетела прочь. Но тут же девушка была выведена из костра за руку этим же мужчиной, нанёсшим удар. Она была жива и абсолютно невредима.

Затем настала очередь самого черноволосого мужчины. Его завел на костер высокий светловолосый парень. Только голову ему не отрубали: она сама мгновенно отлетела от туловища. Впрочем, и мужчина затем был выведен из костра, и будто ничего с ним и не случилось.

Постепенно во сне Арей осознал, что он тоже чем-то помогает присутствующему колдуну, энергетически сопричастен происходящему: они вдвоём способствовали смещению восприятия и сборки мира, держали некую сферу, наполненную колдовством, внутри которой материя имела иные свойства. И тут вдруг подошла очередь его самого… Его выбрала высокая черноволосая девушка, взяла за руку и подвела к костру. Арею пришлось идти вслед за ней, но он понимал, что в этом случае он становится одновременно и участником странной церемонии, и тем, кто помогает контролировать безопасность происходящего. А это, скорее всего, явится трудной задачей. Стройность событий церемонии в виду его небольшой заминки была несколько нарушена, и девушка не смогла вовремя толкнуть его в костер. Но ей на помощь пришел черноволосый мужчина, контролируемый «колдуном».

И вот Арей был уже внутри костра. Он боялся не вовремя «включить» слишком большой контроль сознания и выйти тем самым из состояния, необходимого, как ему казалось, для безопасного пребывания на костре. Он почувствовал жар костра, почувствовал, как что-то сгорает в нём самом, но не испытал ожога телесного. Будто бы что-то из его духовного, а не физического тела сгорало на костре, что-то ненужное и временное. Мгновенно, не успев вызвать боль, сгорела, как целлофановая, его телесная оболочка, оказавшаяся тонкой и незначительной, и энергии болезненно, но не губительно, очищающе, но не вредоносно пронзили насквозь тело духа. Он понял, что нет ничего страшного в мире. Никогда с ним не произойдет ничего ужасного, если он будет твёрд духом. Просто не сможет произойти.

Дальше Арей на этом месте сна и проснулся. Когда лежал, во весь рост растянувшись на каменистой и влажной земле, в центре круга, выложенного белыми камнями, почти что в позе витрувианского человека. «Тело — всего лишь оболочка», — думал он теперь, припоминая ощущения сна. Он всегда знал это, но теперь ещё как бы и ощущал как лично испытанное. Имея ощущения человека, только что сгоревшего на каком-то странном костре…

Арей, сидя на Скале, наблюдал дальнейшее поднятие солнца над горами, вдыхая, казалось, с каждым вдохом красоту окружающего мира в новизне ощущений. Потом на него нашла грустная задумчивость. Он рассматривал растущие под его ногами растения: чабрец, дикий лук, а чуть ниже по склону — немного колючее растение с желтыми, крупными цветами. Глядя вниз, на лагуну, и созерцая самые далёкие отсюда, кажущиеся синими, горы, он задумался о том, кто он здесь, на этой разнесчастной планете, зачем он здесь, и, главное, что теперь вообще делать?

Социум, город — как-то выживали его из себя, выталкивали, изрыгали, как ненужное миру существо. Да, всем тяжело, да, жить стало совсем невозможно. Но разве это — утешение? Тем более что, в общей своей массе, жили же люди как-то… Горланили песни, давно разучившись, как нация, петь и танцевать. Пили водку — это, якобы, соответствует духу русского человека. Ходили на работу — в большинстве своём, нелюбимую и безрадостную, куда ходишь только ради денег. Ругались — везде и всюду, начиная от трамвая и автобуса… И, продолжая так жить, не ощущали при этом декораций пьесы театра абсурда, отвратительного, липкого, навязчивого кошмара всего происходящего… «Кто-то сошел с ума, — подумал Арей, — или этот мир, или — я».

Отсюда, с этой скалы, ещё более ясно был виден маразм городов, телепередач, газет — всяческая бессмысленность бульварной шелухи, этого постоянного «общественного» трезвона в конец оболваненных и зомбированных толп, с их тупыми глазками и гадливенькими улыбочками… Всего того пошлого, неотвязного мира, встреча с которым всё равно вновь произойдет, и очень скоро, как бы ты не стремился и душой, и телом навсегда остаться здесь.

«А в наши дни — и воздух пахнет смертью. Открыть окно — что жилы отворить», — вспомнил он выплывшие из ниоткуда стихи Пастернака. Прав поэт… Духовной смертью пахнет — в первую очередь.

Арей чуть не до слёз почувствовал себя одиноким. Таким одиноким, что — хоть со скалы… И в этот миг обернулся, заслышав легкий шорох.

Сзади стоял Андрей.

— Я с тобой, Арей, — без тени улыбки, твердо и проникновенно, произнёс он, — Я с тобой. Я всегда буду с тобой… Даже, когда меня не будет рядом.

* * *

Из записной книжки Сергея.

Поэтов много на Руси,

И много здесь затворников.

Не перебить романтиков —

Такая, знать, среда.

Талантов много на Руси,

Но не видать поклонников.

И — что сегодня будем есть?

Нет хлеба, лишь вода.

Нальем воды по рюмочкам

Гостям мы — родниковая! —

И разом с ними чокнемся

Мы с первого глотка.

Прольется через край у нас

Беседа бестолковая,

Про мир, про человечество,

Вселенной три витка…

До третьей манвантары мы

Когда уже докатимся,

Сат-чит — ананду вспомним мы,

Самадхи, и тогда

Поймем, что даже здесь, сейчас,

В котле, в котором варимся,

Возможно ОСОЗНАНИЕ…

Ох, крепкая… вода!